- Что, несмотря на то, что ты будешь постоянно заниматься со мной любовью, он надеется, что ты не слишком меня измотаешь и я смогу долететь с тобой обратно до Ишиа.
- Он так не говорил! - Стефани искренне рассмеялась.
- Может быть, не прямо так, но смысл от этого не меняется. Он пожелал тебе хорошо провести время. Ты очень устала, cara?
- Теперь уже нет. Я рада снова оказаться на твердой земле.
- Тогда я бы хотел тебе кое-что показать. К тому же мне надо поговорить с тобой.
Стефани почувствовала некоторое беспокойство.
- Звучит серьезно.
- Может быть, важно, но не серьезно, как это понимаешь ты.
Они ехали по узкой, с множеством поворотов дороге, которая вилась среди холмов, освященных золотистым светом раннего вечера. Спустя полчаса показалась вывеска "Частная собственность. Въезд воспрещен!", и "феррари" стала подпрыгивать на по неровной, заросшей сорняками дороге. Наконец машина остановилась на берегу маленького озера.
- Прогуляемся немного?
- Как хочешь.
Матео помог ей выйти и взял за руку.
- Ты не спросила, где мы остановимся.
Стараясь показать беспечность, которой не ощущала, Стефани спросила:
- Остановимся здесь?
- Я бы не отказался от такого времяпровождения с тобой, но… мои мама и бабушка ждут нас.
- О! - Такого поворота женщина никак не ожидала. - И ты подумал, что мне может не понравиться такая идея, потому что?..
- Потому что в Италии мужчина только тогда приглашает синьору познакомиться с семьей, когда имеет в отношении нее серьезные намерения. Если ты, Стефани, не готова к такому, только скажи, и я договорюсь о гостинице. Я так и хотел поступить вначале, но, когда мама с бабушкой узнали, что я привезу тебя в Лукку, они поняли, что в моей жизни появилась не просто женщина, что ты важна для меня, как никто другой. И поэтому попросили, чтобы мы остановились в нашем доме. Что ты чувствуешь по этому поводу?
Что она чувствовала? Была польщена, испытывала страх! От ощущения вины у нее заболело сердце. Матео предлагал ей больше, чем она могла надеяться. Но что будет, когда он узнает о ее обмане? Захочет ли находиться с ней под одной крышей, когда она расскажет о Саймоне? Захочет ли вообще видеть ее?
- Ты колеблешься, - пробормотал он, нежно проводя пальцем по ее щеке. - Не слишком ли много я взял на себя? Не слишком ли скоро?
- Нет, - покачала головой Стефани. - Я очень тронута великодушием твоей семьи.
- Тебе следует знать, что моей матери шестьдесят шесть лет, а бабушке восемьдесят семь.
- А это имеет значение?
- Они старой закалки, поэтому мы должны будем спать в разных спальнях.
Нельзя будет лежать в объятиях Матео всю ночь? Нельзя будет заниматься с ним любовью, пока оба не насытятся, а потом, немного отдохнув, проснуться и снова заниматься любовью? Ведь только это могло ее спасти от гнева Матео и заставить простить ее.
Слезы брызнули из глаз Стефани.
Увидев у нее в глазах разочарование и неправильно истолковав его причину, мужчина принялся ее успокаивать.
- Не плачь, tesoro, сокровище, не плачь! Мы найдем другой способ быть вместе. - Матео принялся осыпать ее лицо поцелуями. - Вот здесь… сейчас. Мы можем здесь насладиться друг другом. Пошли со мной, Стефани.
Несмотря на возникшее желание, Стефани горячо возразила:
- Нет! Кто-нибудь может увидеть…
- Никто не увидит, - успокаивал Матео.
- Но ведь это частная собственность, а люди здесь считаются с такими предупреждающими знаками.
- Тогда как мы оказались здесь? - Он снова поцеловал ее и сам ответил на свой вопрос: - Потому что нам разрешено. У меня есть специальное разрешение.
Прикосновения губ и звука хриплого от желания голоса было достаточно, чтобы Стефани безоговорочно сдалась. Закат окрасил небо малиновым светом, все вокруг пестрело желтыми и красными цветами. Тихий шепот волн, разбивающихся о берег, смешивался с замолкающим щебетанием птиц.
Стефани чувствовала себя словно в райском саду. Она дрожала от предвкушения, когда Матео снимал с нее одежду и гладил ее обнаженную кожу. Отдалась восхитительному чувству, когда он проник в нее.
Матео взглянул в ее глаза и спросил:
- Знаешь, почему я бросил тебя тогда? Знаешь, Стефани?
- Да, - ответила она. Это слово было подобно вздоху. - Я хотела большего, чем ты мог дать.
- Неправильно, tesoro, сокровище. - Матео дразнил ее своими движениями, чувствуя ответную реакцию. - Потому что я испугался чувств, которые ты разбудила во мне, эмоций, которых я не мог контролировать.
Она вцепилась пальцами в сильные плечи, подняла бедра ему навстречу.
- Ты не был готов, Матео, - выдохнула она.
- А сейчас я готов, - прохрипел он.
Обхватив ногами его талию, Стефани полностью отдалась поглотившему ее чувству. Что бы ни было у них в прошлом, какие бы неудачи ни ожидали их в будущем, этот момент был единственно правильным, честным и прекрасным, и ей безумно хотелось сохранить его в памяти навсегда.
Стефани поймала себя на мысли, что хочет от Матео ребенка. Еще одного! И когда их тела слились во взрыве кульминации страсти, она испытала краткое, но острое чувство потери оттого, что он, как всегда, принял меры предосторожности.
Правда, разум вернулся к ней достаточно быстро, и Стефани испытала благодарность, что хотя бы Матео проявил ответственность и предусмотрительность. Но, увы, недостаточно быстро, чтобы не произнести слов, которых больше нельзя было сдержать.
- Я люблю тебя, Матео, - прошептала Стефани. - Я очень тебя люблю!
- Ты вся дрожишь, Стефани, - с беспокойством произнес он.
- Нет, - попыталась возразить она.
- Да! - Матео принялся лихорадочно собирать ее одежду. - Позволь мне помочь тебе одеться.
Вся похолодев, Стефани тихо спросила:
- Ты слышал, Матео, что я сказала?
- Я слышал. - Мужчина помог ей застегнуть блузку.
- И это все, что ты можешь ответить? - Ее голос был глух.
- Ты удивила меня, вот и все. - Матео говорил словно совершенно незнакомый человек. Стряхнув песок с ее юбки, он тоже принялся одеваться.
Уязвленная таким равнодушным ответом, Стефани спросила:
- Для тебя было бы лучше, если бы я молчала?
- Конечно, нет, - возразил он. - Какой мужчина не пожелал бы услышать эти слова от женщины?
- Очевидно, ты!
- Не так, Стефани. Я просто не верю, что ты сказала это всерьез.
- Как ты можешь сомневаться?! - вскрикнула она.
- Мне кажется, ты мне не доверяешь. Что-то тебя гложет. Вот когда ты по-настоящему произнесешь: "Я люблю тебя", я буду безмерно счастлив услышать это. - Матео вздохнул и обнял ее за плечи. - Все не так, как раньше, Стефани. На этот раз я не сделаю тебе больно.
В ее глазах потемнело.
- А если я сделаю тебе больно, - еле выдавила она.
- Ты не сделаешь. В тебе нет ничего, что может причинить боль.
О, милостивый Боже! Ей надо было рассказать все сейчас. Но… она не могла. Стефани хотела сначала прожить эти несколько драгоценных дней, прежде чем его глаза потемнеют от гнева, а голос станет холодным и далеким, и ему уже будет все равно, любит она его или нет, потому что Матео будет испытывать к ней лишь отвращение и ненависть!
Глава десятая
Когда Стефани увидела, что Матео небрежно называл фамильным домом, самообладание покинуло ее.
Она ожидала чего-нибудь маленького и симпатичного, похожего на его коттедж на острове; представляла себе его мать и бабушку в черном, как приличествует итальянским вдовам; почти видела, как они с беспокойством ожидают возвращения любимого, единственного сына и внука, который представит им женщину, способную занять в его сердце их место.
Но машина миновала огромные ворота с каменными столбами и двинулась по длинной подъездной аллее, обсаженной древними кипарисами. Впереди Стефани увидела величественный дом, окруженный огромным ухоженным садом. У нее в буквальном смысле открылся от изумления рот. "Дом" Матео больше походил на феодальный замок.
- Неужели ты здесь живешь? - воскликнула она.
Матео весело посмотрел на нее.
- А почему бы и нет?
- Ну… потому что… потому что он слишком большой для двух старых одиноких женщин.
Стефани тут же пожалела о сказанном. Как она могла быть такой нетактичной.
Но Матео совсем не обиделся. Усмехнувшись, он заметил:
- Они много развлекаются. Мне кажется, ты составила о них неверное представление.
Здание было необыкновенно изящным. Средняя часть с четырьмя колоннами поднималась на два этажа, а одноэтажные крылья протянулись далеко в обе стороны. Высокие элегантные окна были сделаны в виде арок.
- Никогда не видела такого красивого дома! - выдохнула Стефани.
- Ты считаешь его слишком роскошным для простого каменотеса?
- Я не говорила этого, - краснея, возразила женщина. - Просто это… ну, ты живешь в коттедже садовника на земле Коринны, когда мог бы позволить себе… - Окончательно сбившись, Стефани замолчала.
- Более величественную виллу по соседству, - продолжил Матео, - которую я унаследовал от деда и которую в настоящее время занимают очень дорогие мне старые друзья из Канады и члены их развалившейся семьи? Ты пришла в смятение из-за этого, Стефани?
- Я не в смятении, - запинаясь, ответила она. - Просто ты никогда не говорил, что ты…
- Богат?
- Ну… в общем, да!
Остановив машину, Матео весело взглянул на нее.
- А надо было? Разве имеет значение, богат я или беден?
Слава богу, ей не пришлось отвечать, потому что появился высокий важный дворецкий, который быстро приблизился и открыл дверцу водителя.
- Добро пожаловать, signor Матео, - приветствовал он. Потом обошел машину и обратился к Стефани. - Buona sera, signora, Добрый вечер, синьора.
- Buona sera, - выговорила Стефани.
- Добро пожаловать на виллу "Валенти".
- Спасибо. - Стефани изумленно озиралась.
- Мама с бабушкой в вечернем салоне, не так ли? - поинтересовался Матео.
- Si, signor. - Лицо мужчины осветилось улыбкой. - И шампанское охлаждается.
- Отлично! - воскликнул Матео и повел Стефани в дом. - Соберись с духом, мое сокровище. Пришло время познакомиться с демоническими дамами. - Наклонившись к ее уху, он тихо добавил: - Еще кое-что: не разглядывай усов моей бабушки, а то она может сглазить тебя. И еще хочу предупредить тебя заранее, чтобы избежать неловкости: у моей матери нет двух пальцев на правой руке - к несчастью, она потеряла их, когда ребенком помогала на каменоломне.
Стефани слушала его и тщетно пыталась успокоиться. В голове была полная мешанина. Оставалось только следовать за возлюбленным и хлопать глазами.
Войдя через высокую резную дверь в огромный вестибюль, они оказались в широком, залитом мягким светом зале. Стефани обратила внимание на высоченные потолки, мраморные полы, портреты в золоченых рамах и огромное количество свежих цветов. Не успела она прийти в себя, как Матео распахнул дверь и буквально втолкнул ее в гостиную, обставленную с необычайным вкусом.
Взгляд Стефани сразу же остановился на двух женщинах, сидевших на роскошных кушетках возле окна. Они тут же поднялись и направились к вошедшим, гостеприимно улыбаясь. Мать Матео была темноволосой, необыкновенно красивой женщиной. Ее прекрасно сшитое платье из кремового шелка ниспадало мягкими складками. Туфли на каблуках имели такой же густой оттенок, что и гранатовые серьги.
Бабушка Матео была самой модной восьмидесятилетней женщиной, которую только можно себе представить. Седые волосы были элегантно подняты кверху и схвачены серебряной заколкой. Длинная до пола юбка из крепа, темно-синяя кофточка, агатовые бусы и очень красивые серьги - такой старушки Стефани видеть еще не доводилось.
Бабушка бесцеремонно оглядела Стефани с ног до головы. Женщина сразу вспомнила недавнюю страсть на песке и сжалась под ее пристальным взглядом.
- Finalmente, ты здесь, наконец-то! - воскликнула мать Матео, целуя его. Затем ее место заняла бабушка, надолго заключив внука в свои объятья.
Матео с благосклонностью принял все это, потом высвободился и подвел к ним Стефани, положив руку ей на талию.
- Madre, nonna, мама, бабушка, позвольте представить вам Стефани Лейланд-Оуэн! Стефани, это моя мама, signora де Лука, и моя бабушка, signora Берлускони.
Мама Матео всплеснула руками. Стефани отметила, что все пальцы были на месте, а ее маникюру могла бы позавидовать и королева. Она обняла Стефани и поцеловала ее в обе щеки.
- Мы счастливы приветствовать тебя в нашем доме, - тепло произнесла она на прекрасном, с небольшим акцентом, английском языке. - Разве не так, madre?
- Si, - согласилась бабушка, тоже целуя Стефани. Ее морщинистое загорелое лицо излучало доброту. Над верхней губой не было и намека на усы, а в черных глазах вовсе не просматривалось желания кого-нибудь сглазить. - Называй меня nonna. Signora Берлускони слишком длинно.
Стефани улыбнулась ей, решив при первой же возможности задушить Матео. Она бросила на него злобный взгляд, но мужчина лишь невинно захлопал глазами и обезоруживающе улыбнулся.
- Всем шампанского?
- Ну, конечно! - Мама Матео усадила Стефани на кушетку и устроилась рядом. - Мы должны использовать этот вечер, чтобы познакомиться друг с другом, cara, - доверительно сообщила она. - Боюсь, это будет единственный вечер, когда мы сможем спокойно пообщаться. Все члены нашей семьи очень хотят увидеть тебя и приедут уже завтра.
Матео нахмурился.
- Неужели ты пригласила всех? - Он подал вино в высоких тонких бокалах с изящно выгравированным на них, видимо, семейным гербом. - Я хочу все показать Стефани, а не хвастаться ею перед многочисленными родственниками.
- У тебя будет время, - пообещала синьора де Лука. - Мы устроим небольшой обед завтра вечером и ланч в воскресенье, вот и все. Пока я буду развлекать нашу большую семью, ты покажешь Стефани окрестности. А сейчас, я думаю, Стефани не помешает привести себя в порядок перед обедом.
Матео проводил женщину в отведенные ей апартаменты. Ими оказались несколько комнат, включая спальню и гостиную, а ванная комната настолько поразила Стефани своей роскошью, что она с радостью провела бы в мраморной ванне целый вечер. Вся мебель, начиная с изящной кровати под шелковым пологом и кончая резным письменным столиком с очаровательным маленьким стульчиком, подошла бы и принцессе.
Обед на четверых состоял из шести блюд, приготовленных личным поваром. Сюда входили и прекрасные тосканские вина в высоких, хрустальных фужерах, и тяжелое столовое серебро, льняные салфетки с вышитыми вручную монограммами и великолепная, старинная посуда с ярко-синей каемкой и семейным гербом из высокопробного золота. По торжественному случаю Матео надел темный костюм с накрахмаленной белой рубашкой и шелковым галстуком, а его мама и бабушка появились в вечерних платьях и бриллиантах.
Слава Богу, Стефани догадалась захватить одежду для вечера. Она натянула кремовую, вышитую бисером кофточку и длинную, черную юбку из тафты. Она уже и так не раз попадала в неловкое положение из-за выходок Матео.
Когда вечер закончился, Стефани погрузилась в ванну с душистой водой и принялась размышлять над положением, которое занимал Матео. То, что она легко поверила ему в девятнадцать лет, может быть, и простительно. Но быть жертвой обмана в двадцать девять?
Признаки того, что де Лука занимал гораздо более высокое положение, чем думала Стефани, имелись с самого начала, только она не увидела их.
Его манера поведения, хладнокровие и искушенность, не говоря уж о членстве в привилегированном ночном клубе на Ишиа; его отношения с Коринной, которая, по ее собственному утверждению, смотрела на него не только как на давнишнего друга, но и как на ровню в социальном плане, - все это указывало на человека особого воспитания. Даже самые малые притязания Матео де Лука на знатность намного превосходили то, к чему стремились отец и брат Стефани. Впрочем, это не делало чести и ей. Ведь она тоже считала Матео недостойным ее семьи, поэтому и скрывала тщательно их прошлые отношения.
Стефани набрала побольше воздуха и с головой погрузилась в воду. Она была жутко расстроена. А самое худшее еще впереди, потому что ей нужно рассказать о Саймоне. Как может она рассчитывать на сочувствие и понимание Матео, если у нее самой нет чуткости?
Именно этот вопрос не давал ей покоя всю пятницу и большую часть субботы, он испортил ей удовольствие, когда она слушала историю виллы, построенную знаменитым архитектором шестнадцатого века Андреа Палладио. Стефани с трудом выдавила слова восхищения фресками Веронезе, украшавшими интерьер дома, и мраморными статуями, размещенными по всему периметру сада.
К тому времени, когда ей показали красивую, небольшую семейную церковь позади основного здания, "где заключаются наши браки и крестят наших bambinos, детей", - как, хитро подмигнув, сообщила ей nonna, Стефани с трудом сдерживалась от негодования к себе. Она узнала, что во всем мире много церквей, украшением которых являются алтари и статуи из мрамора, добытого в каменоломне де Лука в Карраре. Но молодая женщина была уверена, что ни в одной из них нет таких изысканно выполненных алтаря и трогательно безмятежной фигуры Девы Марии с младенцем Иисусом на руках, которые украшали церковь виллы "Валенти".
Их с Матео жизни могли бы сложиться совсем по-другому, если бы они были более откровенны друг с другом; если бы Матео признал, что она ему не безразлична, то Стефани рассказала бы ему о своей беременности. Тогда Саймон принадлежал бы этой сплоченной, любящей семье, а не такой разобщенной, как ее собственная. Не было бы неудачного брака с Чарльзом, обмана и стыда. Даже в девятнадцать лет, будучи покорной и послушной дочерью, она нашла бы в себе силы противостоять властному отцу, если бы рядом был Матео; смогла бы не реагировать на язвительное презрение Виктора и оказать более твердую поддержку своей исстрадавшейся матери; причинила бы меньше беспокойства дедушке и бабушке, потому что они всегда знали, что их внучка несчастна.
Вместо этого Стефани поддалась давлению и предрассудкам, и теперь перед нею стояла тяжелейшая задача открыто признать, как сильно она виновата перед Матео, его семьей, да и самим Саймоном. Они пропустили его детство - первую улыбку, первый зуб, первые шаги. Не видели, как он впервые вышел на сцену в пасхальной пьесе; не слышали его первого выступления как пианиста, когда ему так понравились аплодисменты, что он еще трижды сыграл "Звон колокольчиков", и только учителю удалось его остановить.
Эти замечательные люди ничего не знали о Саймоне, и в этом была виновата только она одна.
- У тебя грустный вид, cara, - заметила мать Матео, отводя ее в сторонку во время коктейля в субботу вечером. Она указала головой на толпу родственников, которые шумно разговаривали на террасе. - Наверное, нас слишком много, чтобы сразу всех запомнить, не так ли?
Стефани вздохнула. Ей было бы легче, если бы все эти люди не обратили на нее ни малейшего внимания. Но они открыто и добросердечно ее приветствовали, и их теплое отношение только усиливало ее душевную муку. Бремя вины давило на Стефани непосильной тяжестью.
- Я думала о сыне, - тихо ответила она.