Девушка из универмага - Чарльз Вильямсон 2 стр.

- Очаровательно, но на целый фут длиннее, чем тебе нужно, Эйлин, - сказал Рагс, скорее потому, что ему при­ятно было продлить эту сцену, чем из действительного же­лания критиковать, - ты не сможешь носить его, так как оно предназначено для сильфов.

Еще один комплимент для носительницы платья, если бы она удостоила его принять; но она была удивительно бес­чувственна и на этот раз не смеялась. Ее взгляд блуждал очень далеко отсюда. Питер Рольс задавал себе вопрос, куда она едет.

Девушка, казалось, смотрела поверх его головы, но это не мешало ей прекрасно рассмотреть его. У него были черные волосы и голубые глаза, может быть, слишком проницатель­ные, но они умели быть добрыми и веселыми; теперь они казались беспокойными. Он не показался ей красивым, но он был смугл от загара, худощав и довольно изящен. Вин задала себе вопрос, кто из них выше; ее возмущало, что она выше многих мужчин, хотя, именно благодаря своему высо­кому росту, она получила приглашение к Надин.

Мисс Девере почтительно возразила, что внешность об­манчива. Барышня так же походит на сильфа, как и модель. Может быть, отослать платье в каюту барышни для примерки?

Рагс согласился купить платье для своей сестры, если оно подойдет, и не будет стоить миллиона фунтов. Нимфы на­шли это замечание замечательно щедрым, так как они слышали от пароходной горничной, которая знала все подробности о лорде Райгоне, что "семья его разорилась, что у них от прошлого не осталось ничего, кроме имени, которое считается одним из самых старинных и знатных в Ирландии".

Когда продажа совершилась, мисс Девере обратилась к Питеру Рольсу:

- А вы, сэр, - спросила она, слегка игривым тоном, так как он был мужчиной, хотя и не знатного рода, - мне кажется, что мы ничего не можем предложить вам?

- Мне кажется, что нет, - отозвался Питер, но вдруг ему пришла в голову новая мысль, - если только, - добавил он, - моя сестра тоже не захочет купить себе платья. Она на палубе.

- Может быть, она пожелает взглянуть на рисунки мадам Надин? У нас шкафы полны чудесных образцов.

- Затруднение в том, что у нее делается головокруже­ние, когда она много ходит, - отвечал Питер.

- Может быть, она поручит вам выбрать что-нибудь, что она сможет посмотреть в своей комнате. Какого она роста?

- Не так высока, как некоторые из вас.

- В таком случае, платья, которые подойдут вот к этой молодой барышне, будут лучше всего. Мисс Чайльд, мисс Ведрин поможет вам за ширмой снять "Первую любовь" и надеть "Молодой Месяц".

- О чем вы теперь смеетесь? - спросила она вполго­лоса.

- Ни о чем, - кротко ответила самая маленькая из нимф, с трудом сдерживая смех.

- Мы лучше теперь уйдем, а я вернусь потом, - по­спешно возразил Питер. - Не беспокойтесь, пожалуйста, из-за нас переодеваться за ширмой. Я должен сперва спросить сестру относительно платья.

Они вышли. Рагс решился спросить у мисс Рольс, не по­зволит ли она ему выбрать для нее платье. Но она ответила отрицательно. Питер, тем не менее, вернулся, как обещал, в зеркальную комнату, так как нельзя было допустить, что­бы мисс Чайльд понапрасну затягивалась и такую погоду в платье "Молодого Месяца".

Но, когда он пришел, она уже была одета в это платье.

В отсутствие лорда девушки были очень милы с ним, чело­веком не знатного происхождения. Впрочем, девушка в "Мо­лодом Месяце" едва ли произнесла хоть одно слово, но она умела быть очаровательной, даже ничего не говоря.

Пока мистер Рольс покупал для своей сестры "Месяц", он стал совсем на дружескую ногу с остальными при по­мощи нескольких простых шуток.

- Не хотите ли, - спросил он, наконец, собираясь ухо­дить, - чтобы я принес вам немного Джилидовского бальзама?

- Джилидовского бальзама? - воскликнули все, даже девушка в платье "Месяца".

- Да. Это лекарство от морской болезни. Не потому, конечно, что вы уже страдаете ею, но потому что бальзам - хорошее предупредительное средство. Неужели вы никогда не слышали о нем?

Они отрицательно покачали головами.

- Это очень важная вещь для людей, находящихся на море. Я сам в нем не нуждаюсь, но я знаю это очень хорошо, так как он доставил состояние моему отцу.

- Он изобрел его? - спросила мисс Карроль.

- Нет. Но он дал ему название и продает его. Обыкновенно не те люди, которые изобретают, дают имя и продают изобретения, получая за них деньги. Мой отец - Питер Рольс, я принесу вам бальзам. Он приятен на вкус. Через десять минут я вернусь.

И он ушел.

Когда Питер вернулся, мисс Чайльд носила уже платье, похожее на блестящую паутину на фиолетовом фоне. Это платье называлось "Отдающееся сердце".

Питер принес бутылку, чистую салфетку и пять чайных ложечек.

- Я взял эти вещи у служителя в столовой, - объяснил он.

- Все это похоже на заговор, - пробормотала девушка, которая всегда смеялась.

- Как вы грубы! - прошептала с негодованием мисс Де­вере. - Не обращайте на нее внимания, мистер Рольс. - Она ничуть не похожа на всех нас.

Питер отметил себе это.

- Она всегда смеется над всем и над всеми, - продол­жала мисс Девере.

- Пусть она посмеется надо мною, - сказал Питер, - я развеселю ее.

- Для дам это не годится. Она не на постоянной службе у мадам Надин. Клиенты не позволяют, чтобы модели насме­хались над ними.

- Я не смеюсь над людьми, я смеюсь над миром, - оправдывалась модель.

- Почему? - спросил Питер, пристально взглянув на нее.

- Чтобы не смеяться над самой собой, и чтобы заставить его, если возможно, смеяться вместе со мной.

- И вы думаете, что вы сумеете это сделать?

- Я хочу попытаться это сделать. И что бы из этого ни вышло, я не заплачу.

- Не в этом ли вся тайна жизни? - сказал Питер Рольс, не отрывая своего взгляда от ее лица.

Неожиданно она улыбнулась ему.

- Вы так думаете? Дайте мне целебный бальзам, и все остальное приложится.

Питер вообще не был глуп, но теперь он не мог понять, что она хотела сказать. Если он угадывал правильно, все это было не так просто, как ей казалось. Но ее слова вы­звали в нем желание дать нечто большее, чем чайную ло­жечку бальзама, девушке, которая всегда смеялась и кото­рая не находилась на постоянной службе у Надин.

Глава III.
Разговор во время бури.

Пока продолжалась буря, Питер Рольс по нескольку раз и день заходил в зеркальную комнату и угощал своих нимф джилидовским бальзамом. Лекарство или что-то другое действовало на них поразительно. Когда они настолько оправились, что смогли проявлять больше интереса, Питер стал таскать к ним в комнату виноград, шоколад и романы. Его сестра захватила с собой много романов, чтобы убить время на пароходе, но вышло так, что, вместо этого, она убивала его вместе с лордом Райганом, и ей было не до книг.

Надин была принуждена взять билеты первого класса для своих моделей: в противном случае, пароходные правила не позволяли бы им переступать палубного барьера даже ради дела. Но они ютились в своей комнате близ кормы, и их личная жизнь едва ли была более отрадна, чем профес­сиональная. Теоретически они, конечно, могли бы в опреде­ленные часы совершать прогулки, при благоприятной погоде, но так как погода была неблагоприятна, то четверо из них, будучи свободны, находили развлечение скорее в лежании, чем в прогулках. Только пятая не обращала никакого вни­мания на погоду.

У нее был плащ и, окутав свою маленькую, изящную го­ловку темной вуалью под цвет волос, она присоединялась по вечерам к группе решительных мужчин и женщин, не обращавших внимания на ветер. С восьми до десяти часов вечера она выходила наверх и бродила взад и вперед по мокрой и почти пустынной нижней палубе, или садилась подышать, чистым воздухом на свободное кресло.

Будучи "ничуть не похожа" на других нимф, она воздержалась от упоминания о своей привычке мистеру Рольсу, который имел обыкновение бродить по верхней палубе. Не потому, что она все еще держала себя с ним "застенчиво", как он выражался. Мисс Чайльд больше уже не думала, что он "кажется, симпатичен", она была теперь в этом уверена. Она нравилась ему в стране нимф, когда он посещал ее подруг, но, ведь, это не имело никакого отношения к прогулкам по палубе. Но однажды вечером Питер Рольс случайно спустился на нижнюю палубу и сразу же узнал мисс Чайльд, несмотря на ее плащ и вуаль.

Было бы насмешкой сказать в такую ужасную погоду "добрый вечер", и мистер Рольс начал с того, что попросил у мисс Чайльд разрешения прогуляться с ней.

- Или протанцовать фокс-трот, - отвечала она. - Па­луба научила меня некоторым замечательным новым па.

- Я бы хотел, чтобы вы научили меня им, - сказал Пи­тер.

- Я этого не смогу, но пароход сможет это сделать!

- Танцовали ли вы когда-нибудь фокс-трот? - осведо­мился он.

- Да, в другом периоде своего существования.

Этот ответ заставил его замолчать на минуту. Затем он неожиданно сказал:

- Знаете, мисс Чайльд, я бы хотел, чтобы вы мне рас­сказали что-нибудь о себе!

- Благодарю вас, м-р Рольс, но в этом нет ничего инте­ресного.

- Если это - единственная причина, то мне кажется, вы можете предоставить мне судить об этом. Даю вам слово, я не хочу быть навязчивым или любопытным. Но вы так отличаетесь от остальных.

- Я знаю, что я некрасива. Вот почему я так досадно симпатична. Я поступила к Надин только из-за нескольких лишних дюймов роста. К счастью, лицо не играет слишком большой роли для моделей, - усмехнулась она. - Главное, чтобы ноги были длинны; мадам Надин исходит из этого, и тогда ваше лицо годится для платьев данного сезона. Поэто­му, когда появляется много красивых девушек недостаточно высокого роста, вы можете оказаться подходящей, если их начнут измерять аршином.

Питер рассмеялся.

- Вы не должны смеяться над этим, - заметила она, - это очень важное обстоятельство.

- Но вы то всегда смеетесь.

- Это потому, что я, по вашим словам, иду против жизни. Это дает мне веселую точку зрения.

- Вот об этом-то я и хотел поговорить. Пожалуйста, не меняйте темы разговора, если только вы не думаете, что я от безделья воспользовался первым случаем, что застал вас одну, для…

- Этого нет, - сказала Вин. - Я думаю, что вы очень добры, проявляя столь живой интерес. Но, в самом деле, не­чего рассказывать. Самая обыкновенная история.

- Мне не кажется обычным видеть девушку девятнадцати лет…

- Двадцати!

- …которая оставляет свою родину, чтобы отправиться одной в новую страну.

- Вовсе не одной. Мадам Надин взбесилась бы, если бы услышала, что ее называют моей покровительницей, но все-таки это гак. Не потому что эмигранты нуждаются в покро­вителях…

- Вы эмигрантка?

- Да, а как же иначе? Посмотрите, моя вуаль, кажется, промокла насквозь!

- Я завтра дам вам шляпу, защищающую от ветра.

- Разве ваш отец торгует ими так же, как и джилидовским бальзамом?

- Нет, но у моей сестры есть такая шляпа, и она ей не нужна. Я захвачу ее для вас.

- О, я не могу принять ее!

- Если вы не возьмете, я выброшу ее за борт.

- А шоколад тоже был ее?

- Да.

- А книги?

- Некоторые из них мои. Но не те, которые мисс Де­вере находит интересными. Вот еще что: она говорила, что вы не на постоянном месте у Надин. Что это значит, если вы ничего не имеете против моего вопроса?

- Не то, что вы думаете. Это не значит, что меня должны рассчитать. Я нанялась только на время поездки, чтобы за­местить девушку, которая в последний момент отказалась. И я влезла в ее башмаки, семимильные башмаки, которые бесплатно перенесут меня через океан в Нью-Йорк, в кото­ром я надеюсь устроиться.

- Я тоже надеюсь на это, - сказал Питер серьезно.- У вас там есть друзья, кроме меня?

- Благодарю вас за то, что вы считаете себя таковым, господин джилидовский бальзам. Впрочем, я слышала, что в Америке всякий готов быть другом одиноких иностран­цев!

- Я боюсь, что ваши сведения об Америке немного слишком оптимистичны. Но не можете ли вы одну минуту быть серьезной? Мне кажется, что я хорошо познакомился с вами, и с другими, конечно. Но они - другое дело. И потому они на постоянной службе у Надин. Это подходит к ним. Я не беспокоюсь о них, и не беспокоился бы из-за вас, если бы вы мне сказали, что у вас есть друзья и вы знаете, что пред­примете, когда приедете.

- Я не могу этого сказать, - отвечала Вин, изменив тон и, словно устыдившись, что начала разговор в столь "легкомысленном" стиле. - Но у меня есть надежда; у меня есть два рекомендательных письма и адрес приличных меблированных комнат; кроме того, у меня осталось немного денег, так что я действительно верю, что все обойдется хорошо, благодарю вас. Мои родные думают, что я поехала, чтобы проявить свой дикий нрав и я постараюсь доказать, насколько это будет возможно, уже не им, но самой себе, что я могу жить собственной жизнью в Новом Свете и не погибнуть.

- Почему вы не хотите уже им этого доказать?

- Да потому, что никто из них не интересуется этим. И фактически обо мне уже позабыли.

- Я боюсь, что у вас большое горе, - сказал Питер.

- Для того, что заставило меня искать счастья в Аме­рике, это слишком сильное выражение, хотя это началось с горя, которое случилось уже давно.

- У вас умер кто-нибудь, кого вы любили? - Питер встал на простой прямой путь наводящих вопросов.

- Да, моя мать. Это случилось, когда мне было четырнадцать лет, и я не могла быть особенно полезна ни моему отцу, ни моему малолетнему брату. И вот отец нашел особу, которая была столь любезна, что стала экономкой и воспитательницей моего брата. Он - священник. Я, вероятно, не похожа на дочь священника, и он тоже думал, что я не стану на него похожа, в особенности с тех пор, как появилась эта экономка. Мы стали ссориться с ней, и это возмущало отца. Он не хотел расставаться с нею, так как она блестяще упра­влялась с делами, с ним, с ребенком, с приходом. Поэтому было проще расстаться со мною. Я отправилась в школу на полный пансион.

- Хорошо ли вам там было?

- Я любила ее. Через год я уже не приезжала домой даже на праздники. Ко мне часто приходили в гости по­други: девушки были ласковы со мной. Но мне некуда было девать большую часть своего времени: теперь я злюсь на себя за это. Я ничему не училась, кроме того, чему хотела учиться. А это всегда бывает то, что менее всего полезно.

- Я тоже делал так, когда учился, - сказал Питер.

- Для вас это не имеет значения. У вас есть джилидовский бальзам.

- Он принадлежит моему отцу.

- Я думаю, что то, что его, то и ваше.

- Он так говорит. Все-таки у нас есть свои неприят­ности. Моя заключается в том, что я не живу, согласно со своими принципами и даже не знаю точно, каковы они, так как все у меня еще находится в брожении. Но я бы хотел узнать подробнее о ваших неприятностях.

- Я не допускаю для себя слово "неприятность". Это создает стену. А я только что вырвалась из-за этой стены. Я смогла бы это сделать раньше и лучше, если бы училась более трудным вещам. Когда мне пришлось предпринять что-нибудь для себя, оказалось, что я не умею ничего, что счи­тается пригодным в деловом мире. Я упражняла только свой голос.

- Так. Мне кажется, что у вас должен быть голос.

- Я тоже так думала, но это была еще одна моя ошибка.

- Готов держать пари, что это не ошибка.

- Вы потеряли бы свои деньги, м-р Рольс, а я затратила большую часть своих, прежде, чем открыла это. Понимаете, моя мать оставила мне немного денег, но я могла их полу­чить лишь по достижении двадцати одного года, но тут про­изошли разные события. Мой отец держал меня в школе до последних полутора лет, не зная, что делать со мною. За­тем умер мой маленький брат. Я должна была бы больше интересоваться им, но я почти не знала его. Его появление на свет убило мою мать; и он любил эту женщину. Я не могу понять, как это он мог. Когда он умер, люди стали сплетни­чать насчет ее и, может быть, насчет отца. Мне кажется, что, говоря, что ей надо уехать, она внушала ему мысль о женитьбе на ней, но он решился только на то, чтобы вы­звать меня. Я прожила с ними шесть месяцев. Это было ужасно для всех троих. Я должна признаться, что заслужи­ваю порицания. У меня произошла сцена с отцом, и я ска­зала ему, что собираюсь отправиться в Лондон, брать уроки музыки, чтобы потом самой содержать себя: я не могу больше жить дома. Это ускорило события. Раньше, чем кто-нибудь узнал, не исключая госпожи экономки, о том, что случилось, отец попросил ее стать его женой - или она пред­ложила ему это. Я обожала свою мать. Вот вам и вся исто­рия.

- Я считаю это только предисловием. А что было в Лондоне?

- Отец выдал мне мои деньги раньше времени для опла­ты уроков. Он не одобрял их в принципе, но у него дома не было со мною мира, а ему больше всего нужен был мир. Я должна была дать обещание, что не поступлю в оперетку. Это и теперь заставляет меня смеяться! Но я думала тогда, что мне надо только спросить, чтобы получить. Я брала уроки у знаменитого тенора. Он должен был понимать, что мой голос ничего не стоит, но он поддерживал во мне надежду. Мне кажется, они все таковы: этого требует дело. Когда две трети моих денег были израсходованы, я не реши­лась продолжать дальше, и просила его найти мне работу. Он часто говорил, что он это сделает, когда придет время. Очевидно, оно еще не пришло. Он извинился, говоря, что мне надо еще продолжать брать у него уроки. Его репутация по­страдает, если он преждевременно будет выпускать своих учеников. Тогда я решила найти себе заработок сама. Один из оперных антрепренеров, к которому я обратилась, ис­пробовав мой голос, сказал, что он недостаточно силен и годится только для гостиной. Тогда в первый раз я почув­ствовала себя разбитой.

- Бедное дитя! - прошептал Питер, но чуткое ухо де­вушки уловило эти слова, несмотря на вой ветра, все время прерывавшего их разговор.

- Чайльд моя фамилия, и невежливо называть меня так, - прервала она его соболезнования, снова принимая "легкомысленный" тон. - По фамилиям называют воинству­ющих суфражисток и прислуг, отправляемых в тюрьму за кражу бриллиантов у своих добрых хозяек. Я не воин­ствующая суфражистка и пока еще не прислуга, хотя, может быть, и стану ею со временем, если Нью-Йорк окажется столь же неблагосклонным ко мне, как и Лондон.

- Я надеюсь, что он будет благосклонным к вам в на­стоящем смысле этого слова!