Фургон мотало из стороны в сторону, Томмазо пытался проскользнуть между мотоциклами. Девушки взвизгивали. Бруно, погруженный в свои мысли, не обращал на это никакого внимания.
Юдифь рассказывала историю про их обручальные кольца.
- Одна девчонка с нашего курса посоветовала носить обручальные кольца, чтобы к нам не приставали на улицах. Мы с Лаурой нашли маленький ювелирный магазинчик прямо у реки и попытались объяснить, что нам нужно. Но наш итальянский оказался слабоват, и оказалось, что мы спрашиваем про circonvallazione…
- Что значит кольцевая дорога, а не обручальные кольца, - продолжила Лаура. - Но тогда мы этого не знали. У меня был словарь, я нашла Buci di orecchini, серьги, и Юдифь попробовала спросить про buci…
- Два buci, - вспомнила Юдифь - Я еще все время растопыривала пальцы и делала вид, словно надеваю кольцо…
- А продавец неправильно истолковал этот жест…
- Но это мы поняли, только когда выяснилось, что buci - это дыра или пирсинг…
- Мы так обрадовались, когда нам показалось, будто он нас понял, что пошли за ним в подвал. И только когда он велел нам раздеться, мы догадались, что он решил, будто мы хотим сделать пирсинг…
- …на интимных частях наших тел, - закончила Юдифь.
Томмазо зашелся хохотом, и даже Бруно изобразил подобие улыбки.
- Лаура пошла на попятный, а мне пришлось отдуваться, - добавила Юдифь. У Томмазо от удивления глаза вылезли из орбит.
Бруно и Юдифь играли в настольную игру на откидном столике в фургоне, Лаура читала книгу по искусству. Бруно вдруг подумал, что ему слишком хорошо, чтобы ревновать. А когда Лаура вдруг взяла его под руку, он подумал: "Ну и что с того, что я не могу с ней спать? Зато я могу быть рядом с ней. И могу приготовить для нее еду, которую она никогда не забудет".
Они припарковались на длинной прибрежной полосе возле бухты Санта-Маринелла, выгрузили доски для серфинга и побежали в воду. Через час или около того, когда все еще купались, Бруно вышел из воды и начал готовить обед. Прежде всего он выкопал яму для костра и наполнил ее древесным углем и душистыми виноградными лозами, которые привез с собой. Потом отправился на поиски ингредиентов для будущего меню.
В бухте Бруно приметил длинное низкое здание весьма неприглядного вида. О его предназначении можно было догадаться по множеству рыбацких лодок, привязанных неподалеку. На дне у них валялись блестящие осколки льда, расколотые панцири крабов, свернутые сети и прочие рыбацкие снасти. По другую сторону здания пролегала дорога, вся усыпанная сверкающей рыбной чешуей - здесь ежедневный улов грузили в машины. В тени сидел древнего вида рыбак и неторопливо возился с грудой totani - красных кальмаров, - он лупил по ним деревянной дубинкой, чтобы стали мягче.
Бруно вошел в здание, и от волнения у него забилось сердце. Так вот каков рыбный рынок, подумал он.
Когда глаза после яркого солнца привыкли к темноте, он огляделся по сторонам. По обе стороны от него лежали горы свежей рыбы, от острого рыбного запаха защекотало в носу. Слева висел целый тунец со вспоротым, чтобы показать свежесть мяса, боком. Справа виднелись груды огромных pescespada, меч-рыб. Они лежали в ящиках, носы-мечи торчали наружу, задевая за ноги неосторожных посетителей. А прямо перед Бруно, на огромной мраморной плите, обложенные кусками колотого льда и ломтиками ярко-желтых лимонов, красовались моллюски и мелкая рыбешка. Здесь в избытке наличествовали riccio di mare, морские ежи, и устрицы, но нашлись и более редкие деликатесы: polpi - осьминоги, arogosti - лангусты, datteri di mare - морские финики, granchi - крабы с мягкими панцирями, еще живые и посаженные в ведерко, чтобы не сбежали. Бруно опознал и tartufo di mare, так называемый морской трюфель. А в самом конце его ждал еще больший сюрприз - гора блестящих cicale.
Cicale - помесь мелкого омара и большой креветки, с челюстями как у богомола. Их принято есть прямо на берегу, свежайших, только что из лодки. Сначала их расщепляют вдоль спины. Потом в течение часа держат в маринаде или оливковом масле с панировочными сухарями, солью и большим количеством черного перца, а потом жарят на раскаленных углях. Но важен не только рецепт, но и то, как их надо есть. Достав моллюска из углей голыми руками, нужно открыть раковину в форме бабочки и высосать мясо "col bacio" - поцелуем. У вас на подбородке образуется борода из дымящегося оливкового масла, пальцы станут грязными, а на языке, которым вы слизывали с панциря перец и панировочные сухари, останется аромат самой раковины.
Бруно вежливо поинтересовался, не может ли он купить кое-что из товара. Старик жестом пригласил его войти. Именно этого Бруно и ждал. Он поднес cicalea к носу и обнюхал. Моллюски пахли озоном, водорослями, соленой водой и морской прохладой, которой пахнут все свежие морепродукты и которую ни с чем не спутаешь. Бруно кивнул. Товар отменный.
Он купил морского окуня, столько cicale, сколько смог, немного устриц, несколько tartufi, еще кое-каких моллюсков, две пригоршни крабов-пауков и одного из тех кальмаров, которых старик бил дубинкой. Бруно понаблюдал за тем, как старый рыбак разрезал кальмара ножом и отделил щупальца. Еще одно движение ножа - и кальмар лишился головы. Потом рыбак пальцами оторвал бедняге голову и промыл все части под струей холодной воды, заодно вынув хребет.
- Prego, - сказал старик, протягивая Бруно разделанного кальмара - Buona forchetta.
Вся процедура заняла у него всего несколько секунд.
Бруно снова вышел на солнце, которое, спускаясь к горизонту, стало красным, и побрел по берегу туда, где стоял фургон Дженнаро. Прежде чем отправиться за рыбой, он развел огонь. Из ямки в земле шел прозрачный дымок. Все остальные еще резвились в море. Бруно постоял немного, наблюдая за Лаурой, ее стройная фигурка балансировала на прыгающей по волнам доске. Он увидел, как она обняла Томмазо и притянула его к себе для поцелуя. Бруно содрогнулся и отвернулся, решив заняться лучше едой.
"Это для Лауры, - думал он. - Мой подарок ей, даже если она об этом никогда не узнает".
Бруно расстелил на песке кусок брезента, нашел большой камень, который заменит разделочную доску, и взялся за дело. Он привез с собой чеснок, кабачки, фенхель и картошку и теперь занялся чисткой и резкой. Очень скоро печальные мысли оставили его, он впал в то состояние полутранса, в которое его всегда вводила готовка, и поднял голову только тогда, когда заметил склонившихся над ним друзей.
- А, Томмазо, это ты. Я почти все сделал, ты можешь начинать готовить, - с уважением в голосе сообщил он.
Лаура присела на корточки рядом с Бруно и стала рассматривать его трофеи.
- Все такое красивое, - сказала она, взяв в руки раковину, переливавшуюся всеми оттенками красного, как небо на закате.
Бруно смотрел на волосы Лауры, мокрые, спутанные и пропитанные солью. Под глазами тоже остались полоски высохшей соли, а шея, торчавшая из выреза костюма, от холодной воды покрылась мелкими пупырышками, как у морского ежа. Бруно закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Еще мгновение - и он бы попробовал, каковы на вкус ее кожа и волосы после соленой морской воды…
- Ты плохо промыл кальмара, Бруно, - сказал Томмазо, вертя в руках бесформенное тельце. - Сходи к воде и промой еще разок.
С кальмаром, естественно, все было в порядке.
- Хорошо, - ответил Бруно и встал.
- Что ты нам приготовишь, Томмазо? - спросила Юдифь.
- Морского окуня, фаршированного моллюсками, и маринованное ассорти даров моря на гриле, - гордо ответил Томмазо. - Это очень просто, но могу поспорить, что ничего подобного вы никогда не ели. Передай мне тот нож, пожалуйста.
Накануне Бруно битый час учил Томмазо вскрывать раковины. Когда Бруно вернулся с вымытым кальмаром, Томмазо вовсю фонтанировал, рассказывая, как он готовит это блюдо с самого раннего детства. Он раздавал директивы, швырял раковины в разные стороны и красовался, пока Бруно тихо делал настоящую работу.
- Эй, Бруно, в ту рыбину нужно добавить специй. Поруби немного чеснока, ладно?
- Конечно.
Чеснок был приготовлен для картошки, а не для рыбы, которой достаточно собственного аромата. Бруно разыграл спектакль с резкой чеснока, потом незаметно отложил его в сторонку. У него опустились руки, когда он увидел, как Томмазо неуклюже напихивает моллюсков в рыбу. Но хуже всего было то, что Лаура наблюдала за Томмазо, явно завороженная его действиями. Бруно ощутил укол ревности.
- А теперь просто кладем рыбу в миску… - говорил Томмазо. Бруно быстро подсунул ему бутылку вина, холодного белого "орвьето".
- Спасибо, дружище, - поблагодарил Томмазо, делая большой глоток.
- Рыба, - шепнул Бруно. - Это для рыбы.
- Рыбе тоже нужно выпить, - ловко ввернул Томмазо, прикладывая горлышко бутылки к рыбьему рту.
Бруно пришлось еще несколько раз незаметно вмешаться: то огонь разгорелся слишком сильно, то остался кусочек рыбы, не смазанный маслом, но в целом Томмазо на удивление хорошо сыграл роль шеф-повара.
Когда пришло время обеда, Бруно внимательно следил за тем, как Лаура раскрывает раковины, с нескрываемым удовольствием подносит их ко рту и маслянистый сок стекает по ее подбородку, делая ее кожу блестящей в лучах заходящего солнца. Ему нравилось, как она ест: не скромничая и не смущаясь, слизывает масло с пальцев, радуется каждому новому вкусу или незнакомому запаху. В "Темпли" он видел множество элегантных женщин, которые пробовали еду так, словно от нее исходит опасность, размазывали ее по тарелке, резали на мельчайшие кусочки, а под конец оставляли половину нетронутой. Лаура ела с искренним удовольствием, и это ее удовольствие эхом отдавалось в душе Бруно.
- Ты ешь как итальянка, - признался он ей.
- Это хорошо? - спросила она с полным ртом.
- Si. Только так и надо есть.
- На самом деле я ем как свинья. И всегда так ела. Мама приходила в полное отчаяние.
- А какие здесь травы, Томмазо? - поинтересовалась Юдифь.
- Э-э… - промычал Томмазо, в панике глядя на Бруно.
- Чувствую фенхель и ореган, - сказала Лаура, отрываясь от еды. - И что-то еще. Имбирь?
Бруно незаметно кивнул Томмазо.
- Отлично - похвалил тот - Фенхель, ореган и имбирь. Ты совершенно права, Лаура.
Сердце Бруно наполнилось гордостью. Имбиря в окуне была самая малость. Не каждый профессиональный повар смог бы его почувствовать. У Лауры не было специальной подготовки, но ее вкусовым рецепторам позавидовал бы даже дегустатор.
Когда последний cicalea был высосан и уничтожен, а пустые раковины посвистывали в огне, Томмазо пустил по кругу сигарету с марихуаной. Солнце уже садилось за море, и земля стала прохладной, поэтому они принесли к огню доски для серфинга и уселись на них. Вскоре единственным источником света стали мерцающие угли. Некоторое время все молчали. Даже музыка, которую Томмазо включил в кабине фургона, наконец-то (и к счастью) смолкла.
Лаура прижалась к Томмазо.
- Я сейчас лопну, - задумчиво произнесла она.
- Sono pieno come un uovo, - пробормотал Бруно.
Она улыбнулась ему. Он тоже улыбнулся в ответ, но быстро отвел глаза.
- Что это значит? - спросила Лаура.
- Это значит "я полна, как яйцо".
- Итальянский - очень красивый язык.
- Американский тоже хорошо звучит - Он хотел добавить "когда на нем говоришь ты", но язык не поворачивался. Это мог бы сказать Томмазо, и не потому, что Лаура его девушка. Просто он умел говорить комплименты так, что они казались если не искренними, то хотя бы очаровательными или смешными. А у Бруно это прозвучит глупо и неуклюже.
- Sono pieno come un uovo, - повторила Лаура.
- Слушай, Лаура, - оживился Томмазо, - расскажи Бруно, как твой первый итальянский поклонник научил тебя отвечать на комплименты.
- Ах, это… - задумалась девушка - Cacati in mano e prenditi a schiaffi.
Томмазо громко захохотал.
- "Возьми свое дерьмо и размажь по физиономии", - перевел он - А что еще?
- Ну… Lei е' un cafone stronzo, vada via in culo.
- Великолепно. "Ты кусок дерьма, вот и отправляйся в задницу". Так мы быстро сделаем из тебя настоящую римлянку. Что-нибудь еще?
- Guardone ti sorella e allupato ti bagnasti.
- Это перевести труднее, - покачал головой Томмазо, - Что-то вроде "посмотри на свою сестренку и на меня". Но в английском нет эквивалента слову guardone. Похоже на "вуайеризм", но гораздо сильнее. Когда человек боится трахаться и наблюдает, как это делают другие.
Бруно почувствовал, что сам себе противен. "Это ведь обо мне, - подумал он, - Это я наблюдаю за другими".
- Я была уверена, что отвечаю очень вежливо, - сказала Лаура, - Это так красиво звучит.
- Что ты хочешь этим сказать? Это и правда красиво. И вполне вежливо - для Рима, - сказал Томмазо и обнял ее за плечи. Бруно ждал именно этого сигнала.
- Я пойду прогуляюсь. - Он встал, хотя уходить ему не хотелось.
- Я пойду с тобой, - быстро сказала Юдифь и протянула ему руку. - Поможешь встать?
Когда он помог ей подняться, она задержалась в его руках чуть дольше, чем он ожидал. И Бруно вдруг понял, что все время, пока он думал о Лауре, ее соседка явно рассчитывала на романтическое свидание с ним самим. Он оглянулся на Томмазо в поисках спасения, но тот уже целовался с Лаурой.
- Хорошо, пойдем вместе, - сказал Бруно и посмотрел вниз, на друга и его девушку, - Нас не будет некоторое время, - с неохотой добавил он.
"Все идет как надо - думала Лаура, - Я на пустынном берегу вместе с моим красавцем любовником, который только что приготовил из даров моря самый восхитительный ужин, каким меня когда-либо кормили. Чего еще желать?" Они расположились вдалеке от дороги и показались бы проезжающим лишь маленькими фигурками у огня, поэтому Лаура не возражала, когда губы Томмазо заскользили вниз по ее телу.
Вскоре после того, как они ушли прогуляться, Юдифь взяла Бруно под руку. "Она ждет, что я ее поцелую", - растерянно подумал он. Они подошли к кромке воды, и Юдифь недвусмысленно прижалась к нему.
- Послушай, Юдифь, - начал Бруно извиняющимся тоном, - я должен тебе кое-что сказать…
- Что именно?
- Ну… есть один человек…
- Твоя девушка?
- Не совсем.
- Твой парень?
- Нет-нет, только не это.
- Тогда кто?
- Самое обычное дело. Просто девушка, которая в меня не влюблена.
Юдифь обдумала услышанное.
- Но если она в тебя не влюблена, совершенно не обязательно хранить ей верность, - сделала она вывод.
- Я знаю, но… я не могу не думать о ней.
- Ладно, не переживай. А я, пожалуй, освежусь, - решительно сказала она, - Я иду купаться. Составишь компанию?
- Почему бы и нет?
Когда они окунулись в мягкую белую пену, Бруно окликнул девушку:
- А теперь займемся серфингом!
- Но доски остались в фургоне.
- Кому нужны эти доски? - Он подождал, когда накатит волна, и бросился в нее, чтобы она прокатила его к берегу.
В первые несколько волн им удалось нырнуть только вверх ногами, но это было так весело, что едва встав на ноги, они бросались в следующую волну.
Наконец, когда Лаура уже едва могла справиться с возбуждением, Томмазо просунул внутрь свой язык и принялся сосать ее нежную, как cannocchie, плоть.
- О, Томмазо! - шептала Лаура, - Как хорошо.
Он шевелил языком, проталкивая его все глубже, и Лаура почувствовала первые признаки приближающегося наслаждения. Ей казалось, что она лежит на доске для серфинга и ждет, когда набежит волна и поднимет ее вверх. И она задышала глубже, мечтая о том, чтобы это поскорее произошло.
В конце концов все уселись в фургон и собрались в обратный путь. Увы, Томмазо вел машину гораздо хуже, чем управлялся с мотороллером на забитых римских улочках, и заснуть в дороге оказалось для Бруно невозможным. Девушкам повезло: они спали на заднем сиденье и не видели других машин, хотя то, что кричали вслед их фургону водители, вместе с резкими гудками могло нарушить даже самый крепкий сон. Бруно сидел, уставившись в темноту. Он мечтал о том, что готовит для Лауры и подает одно блюдо за другим - просто ради того, чтобы смотреть, как она ест.
Ему хотелось изучить ее вкусы. Лауре так понравился непривычный вкус морепродуктов, что Бруно стал придумывать, чем еще ее можно удивить. Никто лучше Бруно не знал, что если в первый раз блюдо понравилось, это уже навсегда. Но что бы такое ей приготовить?
Когда фургон выехал на покрытый колдобинами участок дороги и его стало мотать из стороны в сторону, Лаура заворочалась. Бруно не смог справиться с собой и обернулся, чтобы на нее посмотреть. Она лежала на заднем сиденье, свернувшись клубочком рядом со своей соседкой и накрывшись спальным мешком Бруно. Его сердце подпрыгнуло, как фургон на очередной кочке.
"Для тебя, - подумал Бруно, - я бы приготовил такой свадебный торт…"
И потряс головой, чтобы избавиться от дурацких мыслей. Это ведь девушка Томмазо, а не его. О чем он думает?
И тут Бруно заметил, что Юдифь не спит. Она смотрела на него, пока он любовался Лаурой. Бруно тут же отвернулся. Интересно, поняла ли она, что он говорил именно о ее подруге? А если поняла, проговорится ли Лауре?
Наконец добрались до Рима, проехали через Тестакьо - старый район, в котором торговали мясом. Большинство мясных лавок теперь превращены в клубы и бары. Это часть города, в которой оживленно даже ночью, и им несколько раз пришлось притормозить, чтобы проехать сквозь очередную группу гуляющих людей, которые переходили из одного клуба в другой.
- Посмотри-ка, - сказал Томмазо, когда они проезжали мимо нового клуба, - Нужно будет заглянуть сюда на разведку.
Бруно хмыкнул. Еще совсем недавно этот район почти целиком состоял из скотобоен и мясных лавок. Теперь же мясников вытеснили. Раньше Бруно нравилось здесь гораздо больше.
Он считал, что именно Тестакьо, а не виа дель Корсо и не пьяцца дель Кампидольо, является сердцем Рима. Много веков подряд сюда сгоняли скотину и забивали ее, чтобы потом поставлять мясо во дворцы знати и кардиналам в Ватикан. Простым людям приходилось довольствоваться тем, что осталось - так называемой quintoquarto, "пятой четвертью" туши животного, то есть внутренностями, головой, ногами и хвостом. В маленьких osterie специализировались на приготовлении этих продуктов, и кулинарная мысль римлян оказалась настолько сильна, что вскоре кардиналы и знать тоже стали требовать такие блюда, как coda alia vaccinara (бычий хвост в томатном соусе) или caratella d'abbacchio (сердце, легкие и селезенку новорожденного ягненка), тушенные на шампурах в белом вине, с луком и розмарином.