Русские и шведские войска встали на старой смоленской границе. Карл ждал Левенгаупта. Местность вокруг была опустошена. В. Панов писал: "Русские пошли на самые крайние меры в целях обороны: вся местность кругом стояла в огне, горизонт был окрашен горящими селами, воздух наполнен дымом, через который едва просвечивало солнце, опустошение распространилось до самого Смоленска." Население ушло в леса и истребляло небольшие шведские отряды, люди сами вступали в армию Петра, сжигая свои дома."
Военный историк середины ХХ века Б. Сельпуховский писал в работе "Северная война".
"Путь пройденный шведами от Польши до старой русской границы, был покрыт трупами убитых и умерших от голода, массу больных они оставили в попутных деревнях. Положение шведов в разоренном крае делалось все более и более тяжелым. Дело доходило до того, что солдаты собирали с полей колосья и молотили их между камнями. Кроме того, почти беспрерывные дожди, от них негде было ни укрыться, ни высушиться. Скоро стали появляться, как следствие сырости и плохого питания, болезни, но для лечения больных не хватало медикаментов. Шведские солдаты говорили, что у них три доктора: "доктор Водка, доктор Чеснок и доктор Смерть."
Генерал – квартирмейстер шведской армии К. Гилленкрок писал:
"Король вошел однажды в мою палатку и сказал, чтобы я посоветовал ему, каким бы образом двинуть дальше армию. Я отвечал: "Не зная плана Вашего Величества и предполагаемой дороги, я не могу сообщить и своего мнения". Король отозвался, что у него нет никакого плана. Я сказал: "Мне известно, что неприятель укрепился на большой дороге, идущей через Смоленск в Москву. Идти по этой дороге невозможно, потому, что неприятель, если будет принужден оставить какую – либо позицию, все сожжет и уничтожит. Другое средство вывести армию состоит в том, чтобы переправить её назад за Днепр и расположить в Витебской области. Третья дорога лежит от нас вправо, она ведет в Северный край, где можно найти достаточное количество запасов. Только надо заметить, что все тамошние жители вооружены".
Отступать за Днепр и дожидаться там рижского обоза Левенгаупта, Карл XII, очевидно, посчитал для себя позором, но стоять на месте было невозможно – "иные полки три недели не получали хлеба и в фураже был величайший недостаток".
Карл отправил Левенгаупту приказ идти в Стародуб, в Северную землю. Он хотел дождаться там рижский обоз и прорваться в центральные районы России – через Брянск и Калугу на Москву.
15 сентября шведская армия пошла в сторону Стародуба. Русские войска тут же прикрыли Брянск. В тыл шведам пошел 5 000-ный конный отряд Боура. Своевременно укрепленный по приказу Петра Стародуб Карл XII взять не смог. В начале октября он остановил армию у переправ через Десну. Левенгаупта с обозом он так и не дождался. Вместо патронов, ядер, пороха и рижских окороков шведский король поучил сообщение о разгроме корпуса Левенгаупта и потери обоза, узнав о существовании белорусской деревни – Лесная.
В марте 1708 на военном совете в Бешенковичах обсуждался план А. Меншикова – "како поступать против неприятеля при сих обстоятельствах". Генералитет русской армии принял следующие решения":
– в случае нападения Карла XII на Псков для соединения с корпусом Лавенгаупта и похода на Санкт-Петербург русская армия прикрытая корпусом Боура перемещалась в Ингерманляндию,
– в случае похода рижского обоза Левенгаупта к армии Карла и наступления на Москву русской армии не пропускать шведов, а корпусу Боура напасть на тыл корпуса Левенгаупта.
Не дожидаться медленно ползущего обоза из 8 000 телег, даже сопровождаемом 15 000 солдат, было очередной стратегической ошибкой Карл XII, и Петр наказал зарвавшегося шведского короля. Он решил настичь и разбить рижский обоз Левенгаупта. Соединение сорокатысячной армии Карла с пятнадцатью тысячами солдат Левенгаупта, сопровождавших громадное количество продовольствия и военного снаряжения, давало чень хорошие шансы королю двинуться дорогой, которой через сто лет прошел Наполеон Бонапарт.
Основная русская армия сопровождала шведов так, чтобы всегда находиться между ними и Москвой, 5-тысячный корпус генерала Инфлянта шел сзади шведов. Левенгаупта было необходимо разгромить до соединения с Карлом, чьи запасы продовольствия были минимальны. Сохранились документы о поведении шведов в Могилеве, постоянно искавших еду и издевавшихся над горожанами – "в склепы, погреба их сажали, мучили голодом и в холодную воду нагих сажали, и на балках под потолками подвешивали и разными мучениями мучили, как разбойники".
Вышедший в начале июня из Риги громадный шведский обоз за месяц прошел около 250 километров. Петр сам возглавил особый легкий отряд, названный "корволантом", состоявший из 10 батальонов пехоты, посаженных на коней, и 10 драгунских полков, полковой артиллерии и казаков. У русских было 12 000 воинов, у Левенгаупта считали только 6 000 солдат.
15 сентября корволант во главе с Петром и А. Меншиковым вышел из Соболева на Григорково. Корпус Левенгаупта приближался к Пропойску. Российский историк С.М.Соловьев писал:
"21 и 22 сентября Левенгаупт перешел Днепр у Шклова и начал пробираться тайком на юг. Он подкупил какого-то человека, и тот уведомил царя, что шведы ещё на правом берегу Днепра. Русские начали было переправляться на этот берег, как встретился некий шляхтич, который объявил, что шведы давно уже на левом берегу. Петр погнался за Левенгауптом по настоящей дороге. 27 сентября он настиг шведов недалеко от Пропойска, при деревне Лесной".
Известие, что у Левенгаупта не 6 000, а 16 000 солдат, не смутило Петра. Рижский обоз через несколько дней мог соединиться с главной армией. Переправы через Сож у Пропойска были блокированы драгунским полком, мосты сожжены. Левенгаупт отправил 4 000 солдат деблокировать переправы, а сам укрепился в вагенбурге при Лесной.
Авангард из 6 батальонов был поставлен на большой поляне в лесу, а главные силы в две линии встали за лесом фронтом но подходящие полки корволанта. Петр и Меншиков двумя колоннами пошли на шведов. Не успевшего развернуться А. Меншикова шведский авангард сжал с флангов, но подошедшие гвардейцы во главе с Петром соединили фронт с ингерманландцами А. Меншикова и опрокинули шведов, отошедших в лес.
Выйди из леса и увидев главные силы Левенгаупта, русские войска также стали в две линии, выдержав сильный огонь противника. В час дня Петр атаковал Левенгаупта и в трехчасовом рукопашном бою отбросил шведов к вагенбургу. Войска перестроились, к русским подешел 5-тысячный корпус Боура и Петр загнал Левенгаупта в вагенбург. С наступлением ночи бой прекратился.
Ночью Левенгаупт, понимая, что в вагенбурге ему конец, бросил обоз и артиллерию, часть которой ему удалось утопить, и подошел к Пропойску, где стояла уцелевшая часть обоза. Генерал понял, что переправиться с телегами ему не дадут, и сумел переправить через Сож у деревни Глинки 5 000 своих солдат.
29 сентября утром корволант, обнаруживший брошенный обоз, бросился в погоню за шведами. Левенгаупта догоняли трижды.
Современный автор Э. Шабаев реконструировал ход сражения:
"Из-за елей разом – под барабанную дробь выступили 5–6 левенгауптовых батальонов, дали залп, со штыками на перевез устремились через кочкарник. Позади сине – голубых всклубился дым, ядро начисто срезало макушку одинокой сосны. Оторопев, неуспев развернуться, ингерманландцы покатились назад, к бору, откуда нестройными толпами выезжали невцы и тверичи, подпираемые легкой артиллерией. Сутолока, треск обстрела, и постромок, рев, матерная брань…
В круговерти людей, коней и повозок метался светлейший в алой епанче, лупил солдат нагайкой, остервенело кричал. Ор возымел-таки действие: ингерманландцы приостановились, вытянули ломанную шеренгу, огнем осадили шведов, напиравших в лоб. Минута – другая, и алая епанча неслась уже краем поля, ведя в атаку желто-кафтанный именной эскадрон.
Левое крыло сине-голубых шведских войск продолжало наступать, норовя обойти стесненную колонну русских.
Петр оглянулся: гвардия стояла за ним, подтянутая чуть ли не до последнего капральства, сбоку проворно строились астраханцы.
Лавина "потешных", скрытая кустами, обрушилась на Левенгауптовы линии, отполоснув какую-то их часть, погнала наискось к еловому перелесью. Но центр шведской пехоты держался стойко. В считанные минуты переменив фрунт, раскатился густой пальбой, – преображенцы, осыпанные роем пуль, не повернули, и посреди поляны закипела рукопашная схватка. Ополовиненные батальоны Левенгаупта и остатки рейтарской конницы отходили по всему полю, смятые напором русской гвардии.
В час пополудни открылось просторное поле с деревенькой сбоку, – та самая, Лесная, – в глубине, у чащобы вились над сине-голубыми шведскими шеренгами клыкастые львы знамен. Вот он, генерал-губернатор Лифляндии! Стоит, уверенный в своем превосходстве, ждет, когда русские переступят незримую черту.
Войско, построенное в три линии – восемь преображенских и семеновских батальонов, замыкаемых на флангах конницей, за ними – прослойкой – гренадеры, следом шесть кавалерийских полков, попарно, в перемешку с солдатами, – двинулись вперед.
Гулко ударили пушки, укрытые в шведском обозе, ядра – пока с недолетом – взбороздили луговину. Русским жадть было недосуг, – подшагали чуть ли не вплотную, выдали ответные всплески ружейного и пушечного огная. Баталия началась.
Первый натиск преображенской и семеновской гвардии попятил шведов к лесу, но многоопытный Левенгаупт не растерялся, ввел в дело каре, остановил порыв темно-зеленой русской пехоты, кое-где потеснил её. Накат шел за откатом, в тыл вереницами понесли раненных, князь Михайло Галицин рысил туда-сюда, вновь и вновь устраивал плутонги. Шведы огрызаются, атакуют остервенело, выкашивают капральства до единого бойца.
Тверичи, смоленцы и ростовчане то и дело сходятся с неприятелем в рукопашной. Вятичи и кое-какие гренадерские роты пока в запасе, но надолго ли?
Роты приставив штыки прихлынули к рейновской кавалерии, остановили, а когда подошел резерв – обратили ее вспять…
Утром генералитет, а следом "потешные", драгуны, гренадеры, пушкари, кои не на часах, – бросились в лес. Вбежали и оторопели. Кругом – не окинуть взглядом – фуры, фуры, фуры, доверху набитые провиантом, орудия, волы с оборванными постромками, бездна мертвых солдат и раненные, испуганно ползущие невесть куда. Откуда-то издали донесся гик и визг – легкоконные прищучили-таки Левенгауптову арьергардию. Левее у сожских переправ, густела пальба: там подавали голос драгуны, отряженные еще в Лопатичах.
Вести следовали одна за другой. Отход фуллблудсов – природных шведов – напоминает повальное бегство. Солдаты не слушают команд, мечутся яко зайцы туда и сюда, попав под сабли, сотнями сдаются в плен. Обозные коняги отданы господам офицерам, и те, в отрыве от пеших, сигают вдоль реки, топями да буреломом, ища хоть какой-то брод."
В сражении у лесной шведы потеряли около 9 000 солдат убитыми, 45 знамен и 17 орудий. Было взято в плен 45 офицеров и 700 солдат. Армия Петра потеряла 1 000 воинов убитыми и 3 000 – раненых. 7 000 повозок рижского обоза не дошли до Карла XII, Левенгаупт привел в главный лагерь около 6 000 солдат.
В этом сражении при Лесной шведы уже не кричали свое знаменитое "Сеегер"– "Победа". Шведский офицер – участник боя писал:
"Генерал – майор Штакельберг сам повел наше левое крыло против правого крыла врага, где стояли Преображенский, Семеновский, Астраханский и Ингерманландский полки. С обеих сторон начался такой страшный огонь, что отдельных выстрелов нельзя было уже отличить, и на протяжении получаса ничего не было слышно и видно, кроме грома и вспышек. Ветер гнал нам прямо в лицо снег дождь и дым. Этим, в итоге, воспользовался наш враг, наседая на нас всеми силами своими из леса, пронзая наших пиками и штыками раньше, чем они успевали рассмотреть врага.
Рукопашная была очень жестокая и русские погнали нас, но все это длилось недолго, так как ночь разлучила нас. Враг отошел к лесу и мы с недобитками нашей армии остались на месте боя, не зная, кто победил."
Другой шведский чиновник – очевидец боя писал:
"Судьба так преследовала шведскую армию, что и темень и холод мешали ей. А было той ночью так темно, что и руки нельзя было видеть перед глазами. Кроме того, никто из нас не знал местности, и мы должны были блуждать этим страшным и отвратительным лесом в грязи, причем или вязли в болоте или бились головами о все деревья и падали над пеньками. Несмотря на это, мы ещё ночью продвинулись лесом немного вперед от места боя, где сидели те, что остались на нем, и, страшась и надеясь на будущее, не зная, жалеть ли им о том, что случилось, или бояться будущего. К этому присоединились вопли раненых, вздохи тех, что заблудились. Все это самого мужественного могло устрашить, и самого сурового вывести из себя".
Всем участникам сражения при Лесной Петр Первый вручил медали с надписью: "Достойному достойное". Он писал в Москву:
"Объявляю вам, что мы вчерашнего числа неприятеля дошли, стоящего зело на крепких местах, числом 16 000, который тотчас из лесу нас атаковал всей пехотою во фланг. Но мы тотчас, дав прямо залп из пушек, пошли. Хотя неприятель зело жестоко из пушек и ружей стрелял, однако и оного сквозь лес погнали к их коннице. И пошел неприятель, паки в бой вступил. Даже до темноты бой сей с неприятелем зело жестоким огнем пребывал. На последи, милостью победодавца Бога, оного неприятеля сломив, побили на голову." Через десять лет Петр добавил:
"Поистине оная баталия при Лесной во всех благополучных последований России, понеже тут первая проба солдатская была и людей ободрила и мать Полтавской баталии, ибо по девятимесячному времени младенца счастья произвела."
До Полтавской битвы оставалось 9 месяцев.
План королевского похода на Москву был сорван. Петр уехал в Смоленск, а Меншиков повел корволант к главному лагерю русской армии. Армия Карла XII до середины октября простояла в селе Костеничи, у Стародуба, ожидая корпус Левенгаупта, которому Карл XII по непостижимой причине не оказал никакой помощи. Здесь, в Костеничах, он узнал, что рижского обоза больше нет. К. Гилленкрок писал:
"Эта весть огорчила короля. Несколько дней он был очень беспрокоен, так что ночью приходил в мою квартиру. Король страдал бессонницей."
Карл понял, что к Москве пробиться не может. Шведский историк Г. Артеус писал: "Прозрение относительно боеспособности русской армии в полной мерев шведской главной квартире наступило осенью 1708 года, как о том доносили в Лондон английский наблюдатель Джефрис:
"В настоящее время шведы должны признать, что московиты выучили свой урок намного лучше, и что они равны саксонцам, а может быть, и превосходней их в дисциплине и доблести, хотя правда и в том, что их кавалерия не управится с нашей (пишет англичанин о шведах – авт.), однако их пехота защищается упорно, так что их трудно разъединить или расстроить их порядок, если не атаковать их с мечом в руке."
Выжженные земли вдоль Смоленской дороги на Москву не заставили Карла XII временно вернуться в менее опустошенные области. Вместо этого он развернул армию в южном направлении. На Украине его армия попала в стратегическое окружение и была принуждена к отчаянному штурму укрепленного лагеря под Полтавой – с вытекающими отсюда последствиями."
Шведский офицер – участник войны писал:
"Хотя король сразу хотел вступить в Россию, сейчас же около Смоленска, он изменил свой замысел, потому что это оказалось невозможно в связи с тем, что была уже поздняя осень и потому что враг все уничтожил огнем и не оставлял никаких средств для существования. Возможно также, что король знал о желании казацкого гетмана Мазепы присоединиться к шведам, если король подойдет к его границам".
Ещё один шведский историк писал:
"Те, которые внушили его величеству мысль о походе на Украину, имели достаточно особых оснований, чтобы подтвердить свое мнение. Они утверждали, что в этой стране король найдет подкрепление в 20 000 казаков, которые лишь ожидали его прибытия, чтобы свергнуть иго русских, что этих людей, прекрасно знающих все эти области, можно будет использовать для преследования русских, чтобы не давать последним возможности разрушать страну, через которую им придется проходить, – что если король выиграет бой, казаки сделают чудеса при преследовании врагов, которых они всех уничтожат. Что Украина – плодородная страна, откуда легко будет проникнуть в Московию, поддерживая одновременную связь с Польшей. Оценив эти доводы, король решил идти на Украину".
То, что шведский король Карл XII, не обладавший стратегическим талантом, изменил ход Северной войны и повернул зимовать на Украину, удивления не вызывает. Но почему опытнейший гетман Иван Мазепа решил, что гордый и свободолюбивый украинский народ примет шведов и пойдет за ними – понять трудно. Украинцы не встретили Карла XII и его солдат хлебом и солью. Они "не выкатили ему и гарбуза". Казаки и объединенные русско-украинские отряды и гарнизоны начали просто уничтожать шведских оккупантов.
В конце XVII века положение в высшей элите гетманской Украины сильно изменилось. Со времен великого Богдана Хмельницкого прошло только полвека, но внуки героев Освободительной войны 1648–1654 годов были уже совсем непохожи на своих дедов.
Украинская казацкая старшина продолжала исторически крепнуть, захватывая войсковые земли, а также земли посполитых и казаков. Барщина была доведена до двух дней в неделю. Старшина увеличивала свои богатства торговыми и промысловыми операциями, занималась винокурением, брала в аренду таможенные пошлины. Вся власть на Украине была в руках старшины. С ее усилением выборы полковников были уничтожены, должности казачьих руководителей стали передаваться по наследству.
Православный шляхтич Иван Степанович Мазепа стал украинским гетманом в пятидесятилетнем возрасте, заменив в 1687 году опального И. Самойловича и правил Украиной 21 год. В современных учебниках истории Украины, вышедших после 2004 года И.Мазепу характеризуют следующим образом:
"Получив гетманскую булаву, Мазепа стремился объединить в единой державе все украинские земли – Левобережье, Правобережье, Запорожье, Слодобские земли. Он хотел создать на Украине государство заподноевпропейского типа с сохранением традиционного казацкого уклада. Реализуя свои планы, гетман заботился о формировании аристократической верхушки украинского общества. С этой целью казацкая старшина наделялась значительными землевладениями, получала новые права и привилегии. Это вызывало сопротивление казацких низов, крестьян и мещан. Ряд мероприятий Мазепы, направленных на защиту казаков (универсал 1691 года), мещанства (охранные универсалы городам), крестьян (универсал 1701 года об ограничение панщины двумя днями в неделю) и духовенства (универсалы 1690–1694 годов о подтверждении прав киевской митрополии) не привели к устранению социальных противоречий и к консолидации украинского общества."
Современные украинские историки В. Скляренко, В. Сядро, П. Харченко писали в работе 2008 года "Иван Мазепа: человек со множеством лиц":