Элоиза расправила воротник рубашки Джона. Как хорошо было бы, если бы так же легко можно было расправить ее нервы.
- Спасибо за понимание, за то, что вернулся со мной ради Одри. Мне было ужасно неловко отрывать тебя от твоей семьи.
- Они явились без предупреждения. - Джон обнял ее за талию. - Мы можем вскоре опять с ними встретиться, если хочешь.
- Хочу.
Он улыбнулся:
- Отлично, отлично.
Джон прижал Элоизу к себе и повел в сад. Он сел в шезлонг и посадил ее к себе на колени так легко и непринужденно, что у нее перехватило дыхание. Кто мог предположить, что колени сильного, крупного мужчины окажутся уютным местом для отдыха?
Элоиза положила голову ему на плечо и посмотрела вдаль. Так проще, чем всматриваться в лицо Джона. Солнце садилось, окрашивая затуманившееся небо в серебристые и розовые тона. Ночь постепенно вступала в свои права.
Джон провел большим пальцем по ее шее, слегка массируя:
- Извини, что я не подумал о твоей работе и о необходимости соблюдать осторожность. Конечно, переезды вслед за мной с места на место кажутся тебе не лучшим образом жизни. Мы подумаем вдвоем и решим эту проблему.
Боже, он считает, что можно найти компромисс! Элоизе хотелось верить, что все действительно очень просто.
- Значит, разговор идет о том, - она сглотнула, не смея надеяться, - чтобы жить вместе?
- Мы двигаемся в этом направлении. - Джон прижался подбородком к ее темени.
- Что ж, хорошо. - Элоиза сделала глубокий вдох. - Если мы честны друг с другом, я должна рассказать тебе кое-что, о чем тяжело говорить. И тяжело слушать.
Обнимавшие ее руки Джона напряглись.
- Ты опять хочешь уйти? - хрипло спросил он.
- Нет, если только ты меня не прогонишь.
Что вполне может произойти. Холодок страха пробежал по ее спине. А что, если теперь уже слишком поздно? Поймет ли Джон, почему она так долго молчала?
- Этого никогда не случится.
- Ты говоришь очень уверенно. - Элоиза тоже хотела бы быть уверенной. Но ведь она с Джоном, а значит, может выдержать что угодно. - Ты всегда во всем уверен.
- Я представляю себе наше будущее. Оно прекрасно. - Джон улыбнулся. - Ты - совершенство. Мы будем счастливы вместе.
- Не считай меня совершенством. Что будет, когда ты обнаружишь во мне недостатки? - Элоиза боялась быть отвергнутой. Она всю жизнь была отверженной, причем не по своей вине. - Что, если я не вписываюсь в твой прекрасный мир без границ?
- Мы все исправим. Вспомни свою преддипломную практику в Испании. Ты с удовольствием занималась исследовательской работой. Вполне возможно, наши миры опять сойдутся. Или мы оба будем идти на компромиссы.
Джон предлагал ей очень много, но она еще не была готова к тому, чтобы обдумать его предложение. Сначала необходимо разобраться с той, старой болью.
- Я говорю не об этом, - сказала Элоиза. - Речь пойдет об ошибке, которую я совершила.
Джон разгладил морщины на ее лбу:
- Ты очень серьезный человек. Я уважаю тебя за то, что ты беспокоишься о моих чувствах, но я уже большой мальчик. Так что не бойся. Говори.
- Я не была вполне откровенна с тобой. - Сердце Элоизы билось так, словно хотело вырваться из груди. - Это серьезнее, чем проблема с моим родным отцом.
- У тебя есть любовник?
- Боже праведный, Джон! - Она вцепилась в его рубашку. - Я целый год думала только о тебе. Ты не оставил места ни для кого другого.
Он усмехнулся:
- Тогда что тебя тревожит?
- Джон, пожалуйста, не шути. Не сейчас. Мне и так трудно. - И Элоиза торопливо продолжила: - После того как мы расстались, я узнала, что беременна.
Его руки разжались, лицо стало каменным.
- У тебя был ребенок, - произнес Джон неестественно глухо. - Наш ребенок.
Элоиза кивнула, глотая слезы. Горе, одиночество, жалость - она вспомнила все. Надо было сразу позвонить Джону. Но она не позвонила, и теперь настал час расплаты.
- У меня был выкидыш.
- Когда?
- Разве это важно? - Ее голос дрожал.
- Я имею право знать, когда, как долго…
Элоиза виновато кивнула. Джон прав. Он имеет право на это и на многое другое.
- На четвертом месяце. Об этом знали только мой врач и мой исповедник.
- Понятно, - только и сказал Джон. Он напрягся, переменил позу, его колени перестали быть уютным прибежищем.
Она все-таки надеялась на понимание… сочувствие… запоздалое утешение…
Элоиза не могла больше сидеть у него на коленях. Он стал холоден как камень. Она встала и сделала шаг назад.
Джон медленно поднялся, засунул руки в карманы.
Ну почему она не подумала о чувствах Джона? Элоиза заставила себя посмотреть ему в глаза и увидела в них отражение ее боли и гнев.
- Я должна была сразу сказать тебе.
- Естественно, должна была! - с яростью крикнул он. - Но не сказала. Потому что тогда я вошел бы в твою жизнь, в твою семью. Куда проще прятаться в библиотеке среди книг.
Элоиза вздрогнула, как от удара ножом:
- Это жестоко.
- Нет. Впервые в жизни я смотрю на вещи реально. - Он метался по комнате, и с каждым шагом отчаяние яснее звучало в его голосе. - Ты говорила, что мечтаешь о нашем общем будущем, но тем не менее скрывала от меня это. Даже когда мы занимались любовью.
- Всего пять минут назад ты уверял меня, что ничто не может нас разлучить.
- Признайся, рассказала бы ты мне о ребенке, если бы не испугалась, что теперь, когда открываются все твои тайны, я сам проникну и в эту? Когда ты добровольно рассказывала что-нибудь о себе? Меня волновало, доверяешь ли ты мне. А теперь я не знаю, могу ли доверять тебе. Не знаю, смогу ли я быть с тобой, если все время вынужден буду гадать, когда ты опять сбежишь. - Джон остановился и пригладил волосы. - Это слишком. Это не укладывается у меня в голове. Мне нужен воздух.
Он опять засунул руки в карманы, словно ему было противно прикасаться к ней, и ушел. Дверь захлопнулась за ним.
Слезинка медленно скатилась по щеке Элоизы, потом слезы хлынули бурным потоком. Она едва могла держаться на ногах.
Весь прошлый год Элоиза была погружена в собственное горе и проблемы и не подумала о том, что мог почувствовать Джон, когда она бросила его. Теперь, еще слыша эхо хлопка двери, она в первый раз поняла, как жестоко с ним поступила.
Элоиза осталась совершенно одна. Гарри сердит на нее за то, что Одри вышла замуж в Вегасе. Одри наслаждается медовым месяцем. Джон бросил ее. Ей не к кому пойти.
Она стояла посреди гостиной. Дом, всегда служивший надежным убежищем, вдруг стал ей ненавистен. В поисках хоть какого-то утешения Элоиза наткнулась на пресс-папье с ракушкой и засохшим бутоном - памятью о ее так мало прожившем ребенке. Что, если бы она разделила свое горе с Джоном?
А теперь - из-за нее - он тоже переживает горе в одиночку.
Элоиза подняла пресс-папье и увидела под ним белую карточку с номером телефона. Дуарте! Может быть, она сумеет уладить хотя бы одно дело? Может быть, сумеет все же доставить кому-то радость?
Джон боялся опьянеть, а братья не переставали наполнять его стакан. Но ведь именно за этим он и приехал в Хилтон-Хед - побыть со своей семьей.
Они сидели на балконе выстроенного на берегу океана особняка Лэндисов. Джон поставил свой стакан на металлический столик. Он еще не оправился после рассказа Элоизы.
Как ни переживал Джон, он все-таки понимал, что на сей раз необходимо объясниться с женой. Если она забеременела год назад, это могло случиться и сейчас. Он не может рисковать и лететь на другой материк, не поговорив с ней.
После ссоры с Элоизой он, пытаясь успокоиться, целый час мчался в машине вдоль берега. Его доверие к ней сильно пошатнулось, однако он решил попробовать еще раз.
Но не застал Элоизу. Ее машина исчезла, чемодан гоже. Она опять убежала от него. И Джон прыгнул в первый же самолет, который доставил его в Южную Каролину.
Себастьян опустил свой стакан:
- Ты должен понять, на что может отозваться ее сердце.
Кайл, нахмурившись, наклонился к брату:
- Марианна вроде бы заставила тебя пойти в какой-то приют для животных?
Себастьян потянулся к стоявшей на столе бутылке:
- К чему ты ведешь?
- Представляю, на что отзывается ее сердце, - передразнил брата Кайл.
Мэтью положил руку на плечо Кайла:
- Идея Себастьяна не так уж плоха.
Джон вертел в руках свой стакан. Уголок его глаза начал дрожать. Он впервые задумался над тем, как его братьям удалось найти таких замечательных жен? Может быть, они знают нечто такое, чего не знает он?
- Пожалуйста, говорите прямо, - взмолился Джон.
Лицо Себастьяна приняло такое выражение, словно он выступал в суде на очень серьезном процессе.
- Стандартные красные розы и коробка шоколада в форме сердца - уже неплохо. Лучше, чем ничего. Но если ты придумаешь нечто особенное, демонстрирующее, что ты хорошо знаешь ее, получишь золотую медаль.
Кайл почесал затылок:
- Женам действительно приятно знать, что мы не забываем о них, когда их нет рядом.
Джон недоверчиво покосился на брата. Боже, они растравляют его, а не утешают.
- На самом деле все не так сложно, - объяснил Себастьян. - Марианна, например, обожает собак. Однажды, в День святого Валентина, я подарил ей ошейники и поводки и сделал пожертвование в пользу общества защиты животных.
Кайл подхватил:
- А помнишь, как я подарил Фебе ноутбук? От восторга она кричала так, что стекла чуть не вылетели из окон.
Для Джона рассказы братьев о том, как они умеют отыскать то, что особенно приятно их женам, стали дополнительной мукой.
На небе собирались облака, скрывая звезды. Кайл улыбнулся, глядя куда-то вдаль, наполнил свой стакан и повернулся к Джону:
- Дело в том, что Феба была вынуждена проводить уроки строго по расписанию, а ей надо было приглядывать за малышкой. Я был готов сам меньше работать и смотреть за Ниной или нанять няню, но Феба не соглашалась. Ноутбук позволил ей давать уроки в любое время и в любом месте.
Его брат исключительно удачно совместил два образа жизни. Кайл и Феба могли бы кое-чему научить Элоизу, если бы она опять не удрала.
Тяжело находиться рядом со счастливыми людьми. Братья просто излучают удовлетворение супружеской жизнью.
Мэтью отобрал у Джона бутылку:
- Экстравагантности тоже полезны, если перемежать их с практичностью.
Кайл поднял свой стакан:
- Какие экстравагантности нравятся Эшли?
Мэтью лукаво улыбнулся:
- Не думаю, что могу обсуждать это с тобой, братец.
Кайл поднял обе руки:
- Ну-ну.
Позади послышалось осторожное покашливание. Все обернулись.
В дверях стоял второй муж их матери, генерал Хэнк Реншоу. Волосы Хэнка поседели, однако ум остался таким же острым, благодаря чему он сохранил большое влияние в военных кругах.
- Надеюсь, ребята, вы кое-что оставили и мне в этой бутылке.
- Да, сэр. - Кайл взял чистый стакан и протянул отчиму, который к тому же был давним другом их семьи. - Может быть, вы подскажете Джону, как вернуть жену?
- Хм. - Генерал опорожнил свой стакан и пододвинул стул к столу. - Вашей маме, к примеру, нравится, когда я…
- Подождите! Подождите минуту, генерал, - запротестовали все четыре брата сразу.
Джон был полностью согласен с тем, что такой секрет не следует разглашать.
- Я благодарю за предложение помочь, - сказал он, - но есть такие вещи, которые сыновьям не следует знать о своих матерях.
- Хорошо, хорошо. Я понимаю. - Генерал перестал смеяться и указал большим пальцем на дверь. - А теперь вы, трое, забирайте бутылку и уходите, чтобы я мог поговорить с Джоном наедине.
Стулья отодвинулись, братья покинули поле боя. Их смех постепенно замер вдали.
Генерал наполнил два стакана.
- Твой отец был моим лучшим другом. Он гордился бы тобой.
- Спасибо. Это очень важно для меня.
Но недостаточно для того, чтобы забыть о поражении. Он проиграл борьбу с женщиной, которую ценил больше всего на свете.
С Элоизой.
Почему она не рассказала ему сразу? Почему только сейчас? Он должен это понять, если хочет, чтобы у них появился шанс разорвать порочный круг убегания друг от друга.
Джон не ждал, что генерал взмахнет волшебной палочкой и все уладится, но был рад его поддержке.
- Перестань казнить себя за прошлое и посмотри вперед, - распорядился Хэнк Реншоу так, будто отдавал приказание подчиненному. - Нельзя опускать руки и признавать поражение. У тебя по-прежнему есть шанс. Используй его.
- Она уехала. - Джон вынул из кармана белую карточку, ту самую, которую, как он помнил, дал Элоизе Дуарте Медина. Он повертел карточку между пальцами. - Она не желает ни говорить, ни видеться со мной.
- И ты собираешься отступить? Позволить твоему браку распасться? Перестать драться за нее?
Пальцы Джона замерли. Он сосредоточил внимание на цифрах. И на всей своей жизни. На этот раз он не позволит Элоизе уйти. Наверняка есть способ показать ей, что в настоящих семьях люди приходят на помощь друг другу, показать, что каждый поддерживает каждого, а не кто-то один - всех остальных, как это до сих пор было с ней. Неудивительно, что Элоиза не обратилась к нему, когда ей было плохо.
Никто никогда не давал ей возможности считать, что ее зов будет услышан.
Джон намеревался доказать Элоизе, что он любит ее. Достаточно сильно, чтобы прийти к ней и остаться навсегда.
- Вы совершенно правы, генерал. - Джон постучал по карточке с номером телефона. - Я не намерен отступить. И, к счастью, я знаю, где ее искать.
Глава 14
Элоиза сидела в выходившем к Атлантическому океану саду и ждала. Через несколько минут она вновь увидит Энрике Медину. Это невероятно и совсем не так весело, как в детстве.
Она повернулась к Дуарте, который с мрачным видом стоял рядом:
- Спасибо, что смог так быстро организовать встречу.
- Не благодари меня, - ответил тот холодно. - Будь моя воля, мы все жили бы своей жизнью, каждый сам по себе. Но он решил иначе.
Резкость Дуарте еще больше взвинтила нервы. Элоиза огляделась, пытаясь отвлечься.
- Скалы вдоль берега… Оказывается, я помню их. Великолепно! Я часто спрашивала себя, не подводит ли меня память.
- Вероятно, нет.
Дуарте, наверное, нужен более сильный стимул к беседе.
- Удивительно, что наш отец все время жил так близко. В том же штате.
Энрике Медина поселился на маленьком острове у побережья Флориды. Ее звонок Дуарте привел в движение весь механизм. Сердце болело невыносимо, когда Элоиза летела на частном самолете - прочь от Джона и от той катастрофы, которой по ее вине обернулся их второй шанс. Слезы сдавили ей горло. Она проглотила их и сосредоточилась на этих местах, которые так часто вспоминала.
Высокий белый дом, пышные пальмы, огромные аркады, волны, бьющиеся о берег. Как будто ей опять семь лет, и мама держит ее за руку и ждет, когда он к ним выйдет.
Легкое прикосновение Дуарте вернуло молодую женщину к действительности.
- Элоиза! Вот он.
Двери со скрипом отворились. Но из них вышел не величественный король. Производимый электрическим инвалидным креслом шум возвестил о появлении Энрике. По бокам бежали две огромные собаки. Сидевший в кресле человек был худ, сед и слаб.
Дуарте не обманывал ее. Отец выглядел так, словно жить ему осталось очень недолго. Элоиза встала, но не протянула к нему руки. Объятие выглядело бы неестественно. Она сама не знала, что испытывает к нему. Энрике нуждался в ней, позвал ее. Но Элоиза не могла забыть долгие годы, когда она нуждалась в нем. Да, он связывался с ней через своего адвоката, но так редко, будто она занимала очень малое место в его мыслях. Элоиза вдруг вспомнила чужую, но такую милую семью Лэндисов, которые прилетели в элегантный техасский отель Джона. Та семейная встреча совсем не походила на эту.
- Здравствуйте, сэр. Извините, но я не вполне уверена, как должна вас называть.
Он слабо махнул рукой. На его лбу выступили капли пота.
- Называй меня Энрике. - Голос старого короля был по-прежнему властным. - Я недостоин звания ни короля, ни отца. А теперь сядь, пожалуйста. Я чувствую себя старым грубияном оттого, что не встаю в присутствии очаровательной дамы.
Она села, и Энрике, ловко маневрируя креслом, оказался напротив нее. Огромные собаки устроились по бокам. Он сложил на коленях руки с вздувшимися венами и молча изучал дочь.
Лицо Энрике Медины, несмотря на болезнь, оставалось лицом короля. Аристократический нос и точеный подбородок говорили о череде воинственных предков. И хотя плотный синий халат не был похож на королевскую мантию, его дорогая отделка, как и туфли ручной работы свидетельствовали о богатстве владельца.
Старый король указал на двери дома:
- Ты можешь идти, Дуарте. Я хочу сказать Элоизе кое-что наедине.
Дуарте кивнул и ушел, ступая тише, чем кто-либо из ее знакомых.
- Мне очень жаль, что вы больны, - проговорила она.
- Мне тоже.
Энрике замолчал, и Элоиза испугалась, не начинает ли его мозг сдавать, как и тело.
Она опять обратилась к Энрике:
- Вы хотели меня видеть? Вы послали Дуарте…
- Конечно, я его послал. Я еще не выжил из ума. - Король поправил полы халата. - Пожалуйста, прости меня за грубость. Просто я потрясен тем, насколько ты похожа на мою мать. Она тоже была очень красива.
- Спасибо. У вас есть ее фотографии?
- Они погибли, когда дворец сгорел дотла.
Элоиза заморгала. Такого ответа она не ждала.
Она прочла то немногое, что удалось найти о перевороте, который произошел в Сан-Ринальдо двадцать семь лет назад. Ее отец еле уцелел тогда, его жену убили, он вместе с сыновьями был вынужден скрываться.
Лишиться фотографий, конечно, не так ужасно, как потерять близкого человека, но утратить даже эти крохи утешения, памяти…
- Тогда мы сделаем так, чтобы моя фотография была у вас и напоминала вам о ней, - предложила Элоиза.
- Спасибо, но подозреваю, что скоро увижусь с ней. - Легкость, с которой Энрике говорил о смерди, потрясла ее. - И это возвращает меня к тому, зачем я тебя позвал, pequea princesa.
Маленькая принцесса? Она никогда не решалась так думать о себе. В душе ей было обидно, что Гарри часто называл принцессой свою родную дочь, а ее - никогда.
Энрике постарался дышать ровнее:
- Ты должна кое-что знать, а времени мало. Умру я сам или кто-то в конце концов до меня доберется, наш секрет все равно когда-нибудь откроется. Даже я не в силах до бесконечности сдерживать эту волну.
Элоиза забеспокоилась. Что, если враги короля найдут его? Найдут ее?
- Где же вы тогда скроетесь?
Если он будет еще жив.
- Я - король. - Энрике гордо вскинул голову. - Я не скрываюсь. Я остаюсь здесь ради тех, кого люблю.
- Я не уверена, что понимаю вас.
- Я заставил всех считать, что вместе с детьми живу в Аргентине. И их не ищут. Никто не убьет их, как убили мою Беатрис.
Беатрис. Его жена, которую застрелили во время мятежа.
- Это было ужасно для вас.
И для ее братьев.