Никогда не называй это любовью - Дороти Иден 9 стр.


– А ты сама как думаешь? Что какое-нибудь жюри присяжных в Ирландии вынесет им обвинительный приговор? Можешь быть уверена, что этого никогда не случится!

Снова открылся парламент, и королева в своей тронной речи заявила: "Я весьма сожалею, что социальное положение дел Ирландии приняло тревожный характер". Она подняла свои бледно-голубые глаза и осмотрела помещение парламента в надежде, что ее негодующий королевский взор вызовет угрызения совести в душах упорствующих членов ирландской фракции.

Наступило Рождество, и все это время Кэтрин знала, что Чарлз находится в Эйвондейле. Он просто не мог позволить себе покинуть Ирландию в состоянии такого кризиса, да к тому же его сестры Анна и Фанни слезно умоляли его побыть дома на Рождество. Слуги тоже были беспредельно обрадованы, что хозяин Чарли остался дома. Ведь теперь он так мало времени тут проводит. Даже его любимые собаки почти забыли хозяина.

Кэтрин изо всех сил старалась быть веселой ради детей. Из школы на Рождество приехал Джералд. Он тут же начал верховодить над младшими сестренками, и их бесконечные шалости за спиной мисс Гленнистер доводили бедняжку чуть ли не до слез. Тетушка Бен приказала срубить в своем парке молоденькую пихту и поставить ее в гобеленной зале. Пихту поставили в специальную кадку и богато нарядили. Вилли же в самый последний момент вдруг вспомнил, что у него очень важные дела в Лондоне. Кэтрин было жутко интересно, очередная это пирушка с друзьями или просто встреча с одной из его многочисленных любовниц, но все равно она испытала огромное облегчение, когда он уехал из дома.

На этот раз в Рождество тетушка Бен сделала одно исключение. Обычно она предпочитала во время Рождества спать. Ведь она была слишком стара для праздников и оставляла веселое времяпрепровождение и всевозможные праздничные забавы слугам. Но у нее была дорогая Кэтрин с детьми, и, поскольку Вилли, похоже, не намеревался провести с ними Рождество, старушка посчитала, что это должна сделать она. Поэтому на рождественском дереве были зажжены свечи, повсюду лежали подарки, а самым молоденьким служанкам разрешили повозиться с детьми.

Царило веселье, и Кэтрин надеялась, что никто не заметит ее рассеянности и отстраненного состояния. Она сидела у окна, наблюдая, как наступают сумерки, и размышляя о том, что принесет ей новый год.

– Кэтрин! – окликнула ее тетушка Бен. – Почему ты сидишь там и смотришь в темноту? Ты что, высматриваешь кого?

– Нет, тетушка Бен, – ответила Кэтрин, и тут же ее пронзила грустная мысль: "Только одного человека я не надеюсь увидеть… эту высокую, стройную фигуру с гордо поднятой головой…"

– Тогда иди к огню. Ты что, забыла, что в сочельник только призраки бродят за окном? А я знаю, что ты видишь. Сейчас у тебя глаза как две звезды! Лучше налей-ка себе немного домашнего вина, и давай вместе пожелаем всем нам счастливого нового года!

Кэтрин повиновалась, налила себе вина, с улыбкой отпила глоток и подумала, что, наверное, было бы чудом, если бы ее желание сбылось.

В воскресенье вернулся Вилли, и Кэтрин, стараясь быть как можно небрежнее, осведомилась, когда состоится судебное разбирательство насчет Земельной лиги.

– Полагаю, скоро. А почему это тебя интересует?

– Я хочу знать, когда в Англию возвратится мистер Парнелл.

– О-о-о… трудно сказать. Ведь его могли посадить в тюрьму. Знаешь, сколько желающих увидеть его за решеткой! Им бы только найти предлог! А предлогов, как ты сама догадываешься, предостаточно.

– Но они не смеют этого сделать!

– Милая Кэт, они могут сделать все, что им угодно.

– А тебя, похоже, это совсем не тревожит!

– Зато ты, по-моему, чрезмерно беспокоишься за судьбу Парнелла, – удрученно-обиженно заметил Вилли. – Мне бы хотелось, чтобы ты хоть немного волновалась и за меня. Да будет тебе известно, все Рождество я промучился от подагры.

– А мне сдается, ты съел слишком много пудинга с изюмом и выпил очень много портвейна.

Вилли гневно посмотрел на жену. Он очень любил, когда к его недомоганиям относились со всей серьезностью.

– Ты становишься невыносимой, Кэт. Не знал я, что такое может случиться с тобой.

– Да неужели?

– О да, сейчас ты станешь упрекать меня за то, что у тебя изменился характер. Конечно, конечно… Но раньше ты была чуткой и доброй. У тебя и сейчас ласковое лицо. Только это одна видимость, хотя при виде тебя никому и в голову не придет, что у тебя такой тяжелый характер.

Кэтрин наскоро отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Неужели и вправду она лишилась своей чуткости и сострадания к людям, сохранив их лишь для одного-единственного человека на свете? Но где же сострадание Вилли, если не считать его сострадания только к самому себе? Он потакает только своим желаниям и при этом хочет, чтобы все относились к нему с добротой и пониманием. Чтобы его приласкали… потому что, видите ли, у него болит нога… Сам же он может наплевательски относиться к окружающим!

Все закончилось тем, что рассерженный Вилли со скандалом уехал в Лондон. На улице сильно похолодало и начиналась буря. После того как дети отправились спать, мисс Гленнистер извинилась и ушла, сказав, что ей надо написать несколько писем. Обе женщины часто проводили время у камина, хотя Кэтрин считала мисс Гленнистер весьма скучным обществом и всегда радовалась, если та уходила наверх.

Но в эту ночь она чувствовала себя особенно одиноко. Возможно, потому, что ветер неистово завывал за окном, и она постоянно думала, что буря сметет ветхие лачуги и домики за морем, в Ирландии. Она молилась, чтобы Чарлз пребывал в полной безопасности у себя в Эйвондейле и не искал убежища в каком-нибудь покосившемся бедняцком домишке. А вдруг сейчас он в тюрьме, как предположил Вилли? Она даже этой мысли не могла вынести. Его последнее письмо было написано еще перед Рождеством. С тех пор от него не приходило ни весточки. Где он? Почему не пишет?

К Кэтрин заглянула Эллен, чтобы спросить, не угодно ли хозяйке выпить чего-нибудь горячего перед сном. За окном была непроглядная, холодная штормовая ночь, и все тело Кэтрин содрогалось от озноба и страха. По всему огромному дому гуляли сквозняки.

– Наверное, пойдет снег, я всегда это чувствую – У меня начинает ломить кости. Может быть, выпьете капельку горячего молока, мадам?.. – Но тут служанка внезапно осеклась, ибо раздался звонок в дверь. – Боже, кто это может быть в такой поздний час?

Кэтрин вскочила. Наверное, вернулся Вилли в своем обычном настроении?

– Нет, нет, мадам, нельзя вам выходить в такой холод. Я сама посмотрю, кто пришел, – сказала Эллен.

Но Кэтрин, охваченная беспокойством, последовала за служанкой и остановилась в вестибюле, когда Эллен стала открывать дверь. На пороге возникла высокая мужская фигура с первыми хлопьями снега на плечах.

– Чарлз! – прошептала Кэтрин.

Она сама не могла понять, как ей удалось сдержаться, чтобы не броситься в его объятия. Видимо, из-за Эллен, которая не сразу узнала гостя, а узнав, мгновенно упала на колени и с неистовством стала целовать его руку. Слава Богу, это был мистер Парнелл! На шее ее висел крошечный медальон с его портретом, и вот теперь он сам стоял напротив нее… да, это был он, избежавший тюрьмы и суда, придуманного для него этой проклятой Англией.

– Затвори дверь, Эллен, – стараясь говорить как можно спокойнее, приказала Кэтрин. – Мистер Парнелл, какой сюрприз! Идите же скорее к огню. Неужели вы пересекли Ирландское море в такую непогоду?

– Да, и признаюсь, мне не очень хотелось бы проделать такое путешествие еще раз. Могу я воспользоваться вашим гостеприимством в столь суровую ночь, миссис О'Ши?

– Конечно же! Ваша комната всегда ждет вас, вы же знаете. Вилли был здесь недавно, но вернулся в город. И вот сижу я в одиночестве у камина и думаю, как проходило судебное разбирательство? Вас освободили?

– Вот он я, перед вами.

– Да, конечно. – Кэтрин бросила взгляд на Эллен, по-прежнему стоявшую как изваяние и не сводящую преданных глаз с мистера Парнелла. – Эллен, скажи Джейн, чтобы она разожгла камин в комнате мистера Парнелла. И приготовь чаю. И чего-нибудь горячего.

Эллен пулей полетела исполнять распоряжение хозяйки, а Кэтрин провела гостя в гостиную, закрыла дверь и, вздохнув, бросилась в его объятия.

– О, любовь моя, с тобой все в порядке! Ты цел и невредим! Я так волновалась!

Он прижал ее крепче к груди и поцеловал.

– Китти! Дай мне взглянуть, на тебя. А ты немного похудела…

– Неудивительно.

– Но мне ведь не угрожала никакая опасность. И ты должна была понимать это.

– Знаешь, я чувствую себя так, будто ты все время находишься в опасности. К тому же… в тюрьме, наверное, довольно скверно.

– Да не было ничего даже похожего на тюрьму. Может быть, это еще случится потом, но не на этот раз. – Он рассмеялся. – Неужели ты решила, что жюри присяжных моего же собственного народа приговорит меня к тюремному заключению?

– Тогда что случилось?

– Жюри удалилось на совещание, а когда через довольно длительное время вернулось назад, секретарь суда осведомился: "Вы согласны с вынесенным вердиктом, джентльмены?" – "Нет", – ответил старшина присяжных. Тогда пришлось взять слово судье. "Имеется ли какая-нибудь вероятность, что вы согласитесь?" – "Отнюдь, милорд. Мы единодушны в нашем несогласии".

Кэтрин как-то беспомощно рассмеялась.

– Эх вы, ирландцы! Так что дальше?

– Судья заявил, что он не может заставить присяжных пойти на согласие, и я лишь возблагодарил Господа, что успеваю на пароход. Я вынудил жюри не вступать в обычные для него долгие политические дискуссии: тем самым они бы задерживали меня, в чем не было никакой необходимости.

– А что говорили люди?

– Я не остался, чтобы выслушать их. Единственное, чего мне хотелось, – это побыстрее приехать к тебе. – Он глубоко вздохнул. – Я устал, смертельно устал. По-моему, самое лучшее теперь для меня – как следует отдохнуть. Я останусь, Кэт?

– А как же? – с упреком спросила она.

– Ты сказала, что Вилли нет дома. Я так и думал и боялся, что его не будет. Но мне сейчас нельзя уходить. Только на одну ночь, Кэт! Завтра я должен быть в парламенте. Фостер собирается довести до конца свою угрозу. И нам надо бороться с этим всеми мыслимыми и немыслимыми способами, которые мы только изыщем.

– Но ты выглядишь совсем измученным. Тебе необходим отдых!

– Я только переночую, Кэт.

– Тебе нужны отдых, убежище, еда. А ты относишься ко мне, как к хозяйке постоялого двора.

– Ты знаешь меня лучше, чем думаешь.

Она кивнула, стыдясь своего упрека. Чарлза не было так долго, и он должен так быстро уйти. Он выглядит так, словно вот-вот упадет от усталости, а она ворчит на него, отнимая у него драгоценные минуты сна.

Но ему совсем не хотелось спать. Когда слуги разошлись по своим постелям, он попросил ее остаться с ним возле камина.

Она уселась на полу, положив голову ему на колени, чувствуя, как его пальцы нежно гладят ее волосы.

Вскоре он поведал ей все. Зимние дожди в Ирландии очень холодные. Они проникают сквозь ветхие крыши, через окна, заткнутые кусками мешковины и соломой. Дети, которые летом бегают босиком, зимой сильно страдают и замерзают от холода. Когда они бредут по дорогам со своими изгнанными из родных мест родителями, то им настолько холодно, голодно и плохо, что у них даже нет сил плакать. Однажды он видел, как люди оттаскивали мать, на глазах у которой повесили сына – худого, как жердь, парнишку, всего шестнадцати лет. Рядом с какой-то хижиной тот нашел заряженное ружье. Во время допроса он вел себя дерзко, гордо, вызывающе. Но возле виселицы весь как-то сник и впал в оцепенение, а ужас, написанный на лице его матери, навсегда запечатлелся в глазах Чарлза.

В дублинском замке давали огромный бал. Там было столько еды, что ею можно было досыта накормить целый полк. А статистики утверждают, что в ту холодную дублинскую ночь от голода, болезней, тифа, воспаления легких и недоедания умерло больше сотни человек.

В деревнях люди, никогда раньше не закрывавшие окон и не запиравшие на засов дверей, теперь делают это с наступлением темноты, и не только из-за боязни вторжения солдат, а от собственных же родственников, чтобы те, мучимые голодом, что-нибудь не украли. Эти несчастные почти лишились рассудка и ночами совершают налеты, рискуя угодить на виселицу.

И все-таки огромные толпы людей прислушивались к речам мистера Парнелла и запоминали его слова, когда он просил их не отказываться от уже достигнутого, сохранять терпение и довериться ему, а он постарается добиться справедливого и мирного договора с Англией. Он тоже ненавидел англичан, но не хотел кровопролития и резни, ибо победит их и без крови в их же парламенте и в их же собственном городе…

"Он скоро уснет, – думала она. – Как он хорошо говорит, но вскоре он пойдет спать и опять поцелует меня… А слуги все давно уснули. Словно мы совершенно одни в доме… Неужели эта ночь не станет для нас той самой ночью, когда?.."

Жар от камина распалил ее щеки, все ее тело горело. Она чувствовала, как все ее члены отяжелели и расслабились. Когда же его пальцы вновь коснулись ее волос, она затрепетала.

– На этом заседании Гладстону придется обратить внимание на билль о земле, – донесся до нее его усталый голос. – Если же он этого не сделает, то я не отвечаю за моих людей. Я буду вынужден заставить его, Кэт. И я использую каждую унцию моих сил, Кэт… а их… их не так уж много… как было…

Его рука тяжело соскользнула с ее головы. Она резко повернулась к нему, испугавшись, что с ним случился обморок. Но он всего лишь заснул!

Кэтрин отбросила свои хмельные мысли и попыталась трезво сосредоточиться. Ей даже стало смешно, когда она с трудом поднимала его длинные ноги на диван и укладывала его голову на подушку. Но даже тогда его веки были крепко сомкнуты.

Такая соблазнительная сцена, думала она, поспешно поднимаясь к себе наверх за пледом.

Однако веселье и сожаления оставили ее, и она лишь ласково смотрела на него, после того как прикрыла пледом в эту холодную ночь. Его щеки запали, под глазами виднелись темные круги. У него были чрезвычайно длинные темные ресницы, как у женщины. Ей безумно захотелось коснуться их. Однако его лицо с необыкновенно красивыми чертами выглядело совершенно бесстрастным, отстраненным, когда его выразительные глаза были закрыты. Его лицо находилось сейчас где-то далеко-далеко от нее, оно было просто недосягаемо, словно их разделяло широкое Ирландское море. Она почувствовала, что слегка дрожит, и не сразу поняла причину: камин давно потух и комнату наполнил пронизывающий холод.

Она вновь подложила свежих поленьев, намереваясь каждый час просыпаться и спускаться вниз, чтобы вновь растапливать камин.

Но, проснувшись и открыв глаза, она увидела перед собой взволнованных Нору и Кармен, которые пристально смотрели ей в лицо, словно своими взглядами старались разбудить.

– Мамочка! О чем ты думаешь? Мистер Парнелл спит на диване в гостиной! Совсем одетый! Мисс Гленнистер в шоке! – Нора захихикала, и Кармен, ее преданная подражательница, немедленно последовала примеру старшей сестры.

– Было бы, наверное, более ужасно, если бы он спал в халате, – сказала Кармен, и обе девочки снова разразились неистовым смехом.

– Ничего ужасного в этом нет, – проговорила Кэтрин, садясь на кровати. – Мистер Парнелл приехал поздно ночью и так сильно устал, что уснул прямо возле камина. И мне известно об этом. Передайте-ка мне лучше платье, а потом сходите к Эллен и скажите, чтобы она приготовила обильный и сытный завтрак.

– А что, мистер Парнелл тоже умирает от голода? – поинтересовалась Нора.

– Разумеется, нет, но в такой холод нам всем надо как следует подкрепиться. А мистеру Парнеллу к тому же еще надо успеть на поезд, поэтому передайте Эллен, чтобы она не задерживалась.

Кэтрин быстро оделась и спустилась вниз, где обнаружила Чарлза, весело смеющегося с девочками.

Когда она подошла ближе, он одарил ее сияющей улыбкой.

– Доброе утро, миссис О'Ши. Я великолепно выспался у вас на диване. И спал как убитый, пока эти две юные леди не пришли сюда. Сначала я никак не мог понять, где нахожусь. Вы были чрезвычайно добры к запоздалому путнику в моем лице.

Последние слова были явно сказаны для мисс Гленнистер, которая неподвижно стояла позади всех. Глаза ее сверкали подозрительностью. Черт ее побери, теперь придется все рассказать Вилли. А что, собственно, рассказывать? Что она накормила ирландского лидера и предоставила ему убежище? Неужели было бы менее предосудительным прогнать его?

– Давайте, детки, идите делать уроки, – быстро сказала она дочерям. – Мистер Парнелл, поезд отходит в половине десятого с Чаринг-Кросс. У вас еще масса времени, чтобы позавтракать. А потом мы вместе с вами прогуляемся по парку. Слава Богу, снег прекратился, хотя довольно холодно. Надеюсь, здание парламента отапливается должным образом.

– Я тоже надеюсь на это, поскольку, наверное, сегодня нам предстоит очень долгое заседание. Возможно, вы тоже ненадолго заглянете туда послушать нас, миссис О'Ши? Обещаю, что заседание будет крайне интересным. Мистер Биггар, как всегда, проявит массу остроумия, да и я тоже. Не думаю, что нам вообще удастся сегодня поспать.

И вот наконец в парке, где по лицам хлестал ветер, обжигающе холодный, они остались совершенно одни.

– Что мне сказать Вилли? – спросила она.

– Скажите просто, что я поймал его на слове и заехал в свой штаб. Ведь он именно это имел в виду, говоря о вашем доме, не так ли?

– Я могла бы вообще ничего ему не рассказывать, если бы не мисс Гленнистер. Однако она ему все доложит. Дети тоже. А, пустяки, Чарлз. Мне бы только не хотелось, чтобы слуги распускали всякие глупые слухи, ведь тем самым они могут нанести вред нашей дружбе. Поэтому расскажем то, что должны рассказать, и будем молчать насчет того, что Вилли вовсе не надо знать.

– Умница Китти. – Казалось, этим утром он пребывал в прекрасном настроении. – Ну что, ты будешь в парламенте днем?

– Как получится.

– Если дебаты затянутся слишком долго, на всю ночь, то я потихоньку уйду из парламента. Я собираюсь заказать себе номер на имя мистера Престона в отеле Вестминстерского дворца. Если миссис Престон будет столь любезна прийти и спросить мужа… Скажем, через полчаса после того, как он уйдет из здания парламента.

– Чарлз! А это благоразумно?

– Нет, но никто не узнает, что мы там. Это достаточно безопасно. А я хочу хоть немного побыть с тобой наедине, без всяких там подозрительных гувернанток, без двух очаровательных, но слишком любопытных девчушек, без ирландской кухарки, которая с гордостью носит на шее медальон с моим портретом, и без всяких других людей, маячащих во всех углах. Ну же, Китти! Кто из нас сегодня благоразумен, ты или я?

Она со смехом схватила его за руку.

– Оба. Надеюсь, что я приду.

Назад Дальше