Мы молча наблюдали за ними. Когда я, наконец, обратила внимание на Гуннара, то обнаружила, что его взгляд устремлен на меня.
- Вы превосходно исполнили свою партию, - сказал он. - Держали себя в узде.
Он был прав: я действительно справилась со своими эмоциями, но, несмотря на письмо моего отца, Гуннар, по моим понятиям, плохо представлял себе, каковы они были.
- Если вы задержитесь ненадолго, - предложил между тем Гуннар, - я покажу вам кое-что любопытное.
Он все еще пристально смотрел на меня. Взгляд его был испытующим, изучающим и проникал глубже, чем мне бы хотелось. Для моей конечной цели, несомненно, было бы гораздо лучше, если бы я как можно реже встречалась с Гуннаром Торесеном.
- У меня нет никаких дел, - весело сказала я. - А как насчет вас? Разве я уже не отняла у вас значительную часть рабочего дня? Вы могли бы и не заезжать за мной сегодня. Я легко добралась бы на такси.
Он направился к воротам, и я пошла рядом с ним.
- Сейчас у меня нет неотложных дел, которые требовали бы моего присутствия. Кроме того, письмо вашего отца возлагает на меня ответственность за вас. Возможно, пока вы здесь, я возьму отпуск на несколько дней.
Голос его звучал так, словно его вовсе не обрадовала подобная ответственность; тем не менее, он выполнит то, что ему поручено, так как это его долг.
- Я не нуждаюсь В том, чтобы кто-то нес за меня ответственность, - резко возразила я.
Он улыбнулся своей обычной скупой улыбкой. Глаза оставались серьезными.
- Возможно, у вас нет выбора. Это касается только Виктора Холлинза и меня.
Мы пересекли тропу, по которой поднимались на плато, где стояла церковь. Двигаясь рядом с Гуннаром, я размышляла над его словами. Они задели меня, но подходящего ответа у меня не нашлось. Мы начали подниматься на небольшой холм напротив церковной ограды по хорошо протоптанной тропе, которая уводила от каменистой поверхности плоскогорья, кое-где поросшей зеленым мхом.
- Я хочу показать вам одно из моих любимых мест, - сказал Гуннар.
Тропа, обвиваясь вокруг холма серпантином, привела нас, в конце концов, на его вершину.
- Отсюда можно увидеть часть Бергена и горы, которые охраняют его с юга, - заметил Гуннар. - Вид просто великолепный.
Я послушно повернулась и пришла в восторг. Вид действительно был чарующий. Вблизи открывалось озеро и несколько домов, а подальше - вездесущие фиорды, изрезавшие берега Норвегии.
Но Гуннар быстро вернул меня к действительности:
- Что вы думаете о Лоре Уорт? Вы вели себя безукоризненно, но мне интересно, что вы почувствовали?
- Вовсе не испытала прилива дочерних чувств - если это то, что вас интересует, - холодно ответила я. - И у меня не возникло ощущения внутреннего родства. - Вчера, когда я впервые увидела Лору, это ощущение возникло, но я не собиралась посвящать Гуннара в свои переживания. - Никакой роли я не играла, - добавила я, - а была тем, кто я есть - писательницей. Мне выпал шанс получить редкое интервью, ради которого я готова на все.
- Это добрая примета, что Лора пригласила вас к себе. Теперь у вас появится возможность сказать ей всю правду. Признаться, что вы - дочь Виктора и ее. Но сначала вам придется завоевать ее доверие. Тогда вам будет не так трудно.
- Открыться ей? Вот так сразу? - Я не сумела скрыть тревожной интонации. - Но если она узнает правду, то, скорее всего, рассердится и выставит меня.
- Я в этом не уверен. Как бы там ни было, вы должны сказать ей как можно скорее. Вы не можете со спокойной душой оставаться в ее доме, скрывая от нее правду. Иначе я буду чувствовать себя так, словно обманул своего старого друга. Нельзя также ждать от Ирены, что она надолго сохранит тайну. И, кроме того, существует доктор Флетчер. Он знает, кто вы.
Я сама уже нервничала из-за этого. Доктор Флетчер и его вчерашний визит ко мне в отель не выходили у меня из головы. Только бы он не узнал о том, что меня пригласили пожить в ее доме до того, как я сама приеду туда. Если он опередит меня и первым назовет Лоре мое настоящее имя, все может рухнуть.
Поразмыслив, я согласилась с Торесеном:
- Да, придется сказать ей. Просто я подумала, не лучше ли сначала взять интервью. Не исключено, что она будет более откровенна с чужой женщиной, чем со своей дочерью.
- Не обязательно. Восхищение, которое вы питаете к ее работе, исходит от родного ей человека. А это очень важно. То, что вы - ее дочь, вероятно, будет для нее неожиданностью. Но вас тоже ждут открытия, которых вы не ожидаете. Возможно, вы сумеете дать ей гораздо больше, чем только восхищение ее прошлыми заслугами.
Я отвернулась от его испытующего Взгляда, чтобы он не увидел того, что мне хотелось бы утаить. Я не могла изменить свои чувства, и не вправе была винить себя за них.
- Одно доброе дело вы уже сделали для Лоры, - примирительно произнес Гуннар. - Вы сказали, что ее по-прежнему высоко ценят как актрису. Много лет она не слышала ничего подобного. Вы убедили Лору в том, что люди ее помнят. Это может вернуть ее к жизни.
- Тогда почему она оставила киноэкран? Почему убежала от мира?
- Насколько я понимаю, у нее просто не было другого выхода. Ее студия боялась скандала. А в той ситуации никакая другая кинокомпания не захотела бы связываться с ней. Но времена меняются, как вам известно.
- Она могла бороться, - упрямо настаивала я. - Другие же не сдаются! И театральная сцена не была для нее закрыта. Она могла бы, наконец, уехать за границу и играть в театре. Но она даже не пыталась, а просто исчезла. Почему?
Гуннар грустно покачал головой:
- Не представляю. Лора никогда не говорит о том, что с ней произошло. Вероятно, она в какой-то степени доверилась Ирене, которая, естественно, никогда ее не подведет. Но ни с кем другим она не станет обсуждать того, что пережила.
- Но теперь она замужем за Флетчером, а он имеет непосредственное отношение к тем событиям, - возразила я. - Это кажется мне странным.
- Лора - сложный человек. Не так просто понять, что ею движет.
"Если я действительно получу у нее интервью, то попробую узнать об этом", - подумала я. У меня накопилось столько вопросов! Так хотелось задать их Лоре. Ответит она на них или нет - трудно сказать.
- Я отвезу вас в отель, - предложил Гуннар, - а потом заеду за вами около двух, хорошо?
- А что, если доктор Флетчер нас опередит?
- Ирена утверждает, что его не будет весь день. Он ведь сам отвез Лору в коттедж и считает, что она находится там. Конечно, есть еще его сестра. Странная личность. Трудно предвидеть, как она Поступит и насколько она осведомлена относительно вас. Но не следует пренебрегать и такой возможностью, какая у нас есть. Если вы узнаете, что Лору посвятили в вашу тайну еще до вашего приезда, тогда… - Он беспомощно пожал плечами.
- Тогда я сыграю на слух, - подхватила я, цитируя его самого.
Он не улыбнулся:
- Придется. Хотелось бы надеяться, что у вас хороший слух.
Я обдумывала эти слова, спускаясь с холма вместе с Гуннаром. Что это - насмешка? Мне определенно не хотелось, чтобы он думал обо мне плохо.
На обратном пути в Берген Гуннар почти не разговаривал со мной, только время от времени указывал мне на какое-нибудь живописное место. Лора жила в Калферете. И я постаралась расспросить Гуннара об этом районе Бергена.
- В переводе это слово означает Голгофа, - пояснил Гуннар. - В начале 1900-х годов здесь обосновались состоятельные жители Бергена. Они построили для себя прочные и довольно красивые дома. Это прекрасный спальный район города недалеко от центра, а с вершины холма открывается прекрасный вид.
- Хотелось бы мне сродниться с этой землей, - задумчиво произнесла я. - Норвегия остается для меня чужой. Все здесь очень интересно, но как-то далеко от меня. Однако я не теряю надежды. Возможно, со временем эта страна станет мне ближе.
Он покосился на меня, но тут же перевел взгляд на дорогу.
- Возможно, вы слишком долго подавляли свои естественные чувства. Не совершили ли вы опасную ошибку, направляя эмоции лишь по одному руслу?
- Что вы имеете в виду? - растерянно спросила я.
- Можно отдаваться чувству ненависти так же безоглядно, как и чувству любви. Разве не так?
Краска бросилась мне в лицо. Я внезапно рассвирепела. Меня душили обида и боль. Я гневалась на саму себя, на отца и Лору. Не моя вина была в том, что я чувствовала так, а не иначе. Со мной обошлись скверно, в конце-то концов, И не меня следует винить за последствия.
- Что написал вам отец? - холодно осведомилась я. Так же холодно прозвучал и его ответ:
- Не думаю, что я должен говорить вам об этом. Во всяком случае, не сейчас.
Слезы обожгли мне глаза. Я могла бы догадаться, что отец предаст меня. Разумеется, ради моей же пользы, как он предполагал. Тем не менее, я чувствовала себя преданной и несчастной, обманутой и оскорбленной. Мне казалось, что душа моя истекает кровью. Неправда, что я бесчувственна, твердила я про себя. Боль душила меня, и человек, сидевший рядом, понял это.
Неожиданно он накрыл своей рукой мою, лежавшую на колене. Он сжал мою ладонь и сразу же отпустил. Мне не хотелось бы признаваться в этом, но его прикосновение принесло облегчение. Он ничего не сказал, но слова были излишни. Его жест означал, что он не осуждает меня за мои чувства, каковы бы они ни были, готов предоставить их естественному коду событий, позволив мне преодолеть их. И хотя он прямо не высказал этого, я понимала, что он не одобряет тех эмоций, которые мною движут, и потому не рискнула бы считать его целиком и полностью своим другом.
Никто из нас не раскрывал рта, пока мы не вернулись на площадь, где перед отелем стоял Оле Булль, но к тому времени я уже успокоилась и взяла себя в руки. Поблагодарив Гуннара, я сказала ему, что буду готова к двум часам. Он выслушал меня без улыбки.
- Вы слишком молоды, Ли. Но ничего. Со временем это пройдет, - заключил он, нанеся мне последний удар.
Я бросилась к вращающимся дверям в вестибюль и влетела в лифт, который тащился невыносимо медленно, но, по крайней мере, я была одна в кабине. У меня дрожали руки. Я с трудом справилась с замком, открыла дверь номера и снова заперла ее. Швырнув пальто и сумку на стол, я упала яичком на кровать и разрыдалась.
Слишком молода! Неправда! Я никогда не знала молодости, никогда не была юной, как другие девушки. Быстро взрослеешь, когда узнаёшь, что твоя мать отказалась от тебя, что единственное, чего она хочет, - быть знаменитой, богатой и преуспевающей. Мой недостаток не молодость, а слишком ранняя зрелость. Мне рано пришлось узнать жизнь без прикрас - такой, какова она есть. Гуннар Торесен знает обо мне так же мало, как и Виктор Холлинз. Что бы отец ни написал Гуннару, в его письме не было правды. Одно предательство по отношению ко мне и моим самым глубоким чувствам.
Когда-то мой отец сказал мне, что любовь - самая важная вещь в мире. Я знала кое-что о любви. Я горячо любила его, и я люблю Рут. Но он имел в виду любовь между мужчиной и женщиной - то опасное чувство, которое никому из них не принесло счастья. Я еще ни разу не спала с мужчиной, но была совершенно уверена, что сделаю свой выбор, если мне понравится мой избранник, еще до того, как влюблюсь в него.
Через некоторое время я немного успокоилась, привела свои мысли в порядок. Я должна умыться и спуститься вниз, чтобы поесть. Нужно набраться сил перед предстоящим испытанием. Но я страшилась не испытания. Буря чувств, которая только что потрясла меня, в некотором смысле подготовила меня для битвы. Я была рада, что не испытаю никаких чувств, когда Лора Уорт узнает, кем она мне приходится. Я лелеяла свою ненависть, берегла ее, чтобы, когда потребуется, пламя моего гнева оставалось ясным и чистым.
Но одна вещь все еще беспокоила меня. Почему Гуннар Торесен так настойчиво добивался моего сближения с Лорой Уорт, если мой отец рассказал ему о моих чувствах? Почему он решился на такой риск? Ведь в моей власти было обидеть Лору, больно ранить ее, в то время как Гуннар совсем этого не хотел. Тогда почему? Зачем он помог мне нарушить ее уединение?
На этот вопрос я так и не нашла ответа.
Глава 4
Высоко над нами стоял белый дом с четырехскатной островерхой крышей, крытой голубой черепицей. От самой дороги к нему вела узкая лестница. Поднявшись по ней, мы пошли по мощеной тропинке ко входу, находившемуся с другой стороны дома.
Пока я стояла, разглядывая все вокруг, Гуннар поднялся на крыльцо и позвонил. Вокруг дома был разбит сад, обнесенный с двух сторон белым штакетником. С улицы перед фасадом возвышалась глухая ограда, а задний двор поднимался вверх по холму под крутым углом, упираясь в проволочное ограждение соседнего дома. Все особняки по соседству располагались под какими-то странными углами, вписываясь в изгибы холмов, извилины дорог, рассекавших неровную местность на разных уровнях.
Лора сама быстро подошла к двери и, отворив ее, приветствовала нас. На ней было длинное, до пола бархатное платье цвета бордо, слишком широкое в плечах, как было когда-то модно, и все же во все времена красящее ту, которая его носила. Интересно, оно от Пакена или от Шанель? Туалет Лоры дополняли золотое ожерелье и длинные золотые серьги. Она умело наложила косметику, но подкрашенные ресницы были ее собственные, такие же длинные, как на фотографии, которая стояла на моем письменном столе. Уж не вырядилась ли она для меня? Выглядела Лора ослепительно, как и положено кинозвезде.
Для Гуннара она приготовила дружеское объятие, словно не видела его вечность, а для меня - протянутую руку и грациозное Добро пожаловать. Я сразу сообразила, что Майлз Флетчер еще не вернулся, и никто ничего не сказал ей обо мне.
На экране Лора всегда выглядела необычайно живой, но в ней не было никакой нервозности. И сейчас она держалась очень естественно, непринужденно. Нас провели в полутемную переднюю, которая оказалась внутренним холлом. Это была маленькая квадратная комната с большим количеством дверей, выходящих в разные стороны, и узкой винтовой лестницей, которая вела наверх. Стены были из натурального дерева, отчего усиливалось впечатление мрачности, несмотря на зажженную лампу, стоявшую на столе у подножия лестницы. Я странным образом почувствовала, что этот дом хранит какую-то тайну. Это ощущение создавали тени, сгущавшиеся в дверных проемах, и полумрак лестницы.
Шум на ее верхней площадке привлек мое внимание. Подняв глаза, я увидела Дони Жаффе, сестру Майлза Флетчера. Она была в том же облачении, что и вчера: свободные зеленые штаны и яркий свитер. Маленького роста, с глазами слишком большими на худеньком личике и короткой под мальчика стрижкой, которая делала особенно заметной седину в каштановых волосах. Заметив, что я смотрю на нее, маленькая женщина проворно сбежала вниз и прошмыгнула мимо Ирены Варос, маячившей в полумраке холла.
Лора, увидев золовку, представила ей меня как мисс Томас. Она сделала это с явной неохотой, поскольку данный персонаж не вписывался в разыгрываемый спектакль.
Дони Жаффе, протянув руку, вежливо пробормотала:
- Здравствуйте, мисс Томас.
Но ее огромные темные глаза, полные сарказма, говорили, что она знает, кто я такая.
- Ирена, ты позаботишься о вещах мисс Томас? - бросила Лора через плечо.
Мисс Варос, подойдя к Гуннару, забрала у него мою сумку и исчезла вместе с ней в какой-то комнате позади, а Лора провела меня через двойные двери в длинное помещение, которое тянулось вдоль всего фасада.
То была просторная гостиная с дверьми, выходившими в сад, и множеством окон, чтобы сделать ее светлее. Стены, выкрашенные в белый цвет, контрастировали с обшитым темным деревом потолком, и вообще в интерьере комнаты преобладало дерево темных тонов, включая массивную, украшенную причудливой деревянной резьбой мебель, отделанную кожей и медными гвоздями.
- Здесь перед вами угрюмый норвежский нрав, стойкий в борьбе со стихией и склонный к меланхолии, - непринужденно объяснила Лора. - К счастью, - добавила она, - его смягчает жизнерадостность, доставшаяся мне от моего отца-американца английского происхождения.
- Эта мрачная картина, которую нам здесь изобразила мисс Уорт - еще не вся Норвегия, - вставил Гуннар. - В нашем характере есть и светлые стороны. Милостиво улыбнувшись ему, Лора продолжала:
- Я оставила здесь все, как было, за исключением немногих, дорогих для меня мелочей. Этот дом построила семья моей матери. Он не такой уж старый, но принадлежит своему времени, и я это ценю.
Дони Жаффе стояла позади нас все то время, пока Лора показывала мне гостиную, предпочитая не вмешиваться в беседу. Ирена Варос, освободившись от моих вещей, застыла в дверях, неприязненно следя за каждым движением Дони. Она и не пыталась скрыть свою антипатию к сестре Майлза.
Лора, казалось, не обращала внимания на атмосферу в доме, которая, как мне быстро стало ясно, была далека от гармонии. В своем бордовом бархатном одеянии, ниспадавшем красивыми складками, она прошла мимо рояля, уставленного изящным французским фарфором, пригласив меня полюбоваться типично норвежским камином в углу гостиной.
- Я должна показать вам все, - взволнованно твердила Лора. - Поймите, этот дом, обстановка, все эти вещи - какая-то часть Лоры Уорт, я вышла из этого.
Расхаживая по комнате, Лора, казалось, заполнила все пространство своей жизненной энергией. Она совершенно не походила на ту апатичную особу, с которой я столкнулась вчера.
- Но вы росли в другом месте, - возразила я. - Как же вы можете ощущать себя частью всего этого? Я могла бы добавить, что и я тоже не ощущаю себя частью всего того, что вижу перед собой.
Она повернулась ко мне лицом. Глаза ее потеплели от счастливых воспоминаний.
- Мать иногда привозила меня сюда, когда я была маленькой. И это всегда был праздник для меня - побывать в Норвегии, Бергене, нашем доме. Позже моя мать сама вернулась в Берген и стала здесь жить. Слушайте! - внезапно воскликнула она. - Мне надо показать вам кое-что.
Она устремилась мимо Гуннара, задев его своей широкой юбкой. Тот, поймав ее руку, ласково проговорил:
- Спокойно, Лора, спокойно! Ирена уже хмурит брови, грозно поглядывая на меня. Она считает, что я виноват во всем этом. Не надо так безрассудно тратить свои силы. Мисс Томас пробудет здесь столько, сколько ты захочешь.
Но ее невозможно было утихомирить. Она испытывала необыкновенный подъем, радовалась, как радуется ребенок, которого внезапно осчастливили.
- Идите-ка сюда, взгляните, какой отсюда вид!
Я еще раньше краем глаза любовалась им, когда Лора водила меня по гостиной, а теперь подошла и встала рядом с ней у широкого окна.
Перед нами был Берген с его озерами, побережьем, скалистыми бухтами, архитектурными памятниками, мостами, горными вершинами. Лора повернулась, чтобы позвать Гуннара, и он тотчас охотно подошел и встал рядом с ней по другую сторону от меня, а она взяла его под руку.
- Прекрасен наш город, не так ли, Гуннар? Один из самых красивых в Европе.
Подняв на него глаза, Лора томно взмахнула длинными темными ресницами, и он ответил ей взглядом, полным нежности, к которой примешивались некоторое удивление и неиссякающее мужское терпение. Лоре, по-видимому, нравилось кокетничать с Гуннаром, и тот считал своим долгом добросовестно ей подыгрывать.