"Лора не понимает, что она стара, - подумала я с легким презрением. - И он, кажется, тоже не подозревает об этом".
Но тут его взгляд настиг меня, и я осознала его значение. "Невозможно продолжать обманывать ее, - говорили глаза Гуннара. - Вы должны сказать ей". Мне вдруг пришло в голову, что со мной Гуннар был гораздо менее терпелив, чем с Лорой.
Вздохнув, я отошла от окна:
- Все это чудесно и занимательно, но меня интересует Лора Уорт. Где нам можно поговорить?
Лора подошла ко мне:
- Вы боитесь, что я изменю свои планы, не так ли? Но я этого не сделаю. Много лет я ни с кем не говорила о тех днях в Калифорнии, и я сгораю от желания начать, наконец, говорить о них. Вам придется набраться терпения, так как это будет долгий разговор. Но сначала я должна показать предназначенную вам комнату.
Если эта женщина что-то для себя решила, ее не остановишь. Она напоминала корабль, ведомый викингами. Лора стремительно прошла мимо обеих женщин, пристально наблюдавших за ней. Ирена смотрела исподлобья. Казалось, ее одолевали дурные предчувствия. Тем не менее, она бдительно следила за нами, готовая взять сторону Лоры и поддержать ее, если потребуется. Дони упивалась происходящим. Ее глаза светились каким-то злобным вдохновением, словно она предвидела неизбежный крах всей затеи.
Лора шла впереди, мы с Гуннаром - по пятам.
- Обращайтесь с ней деликатно, - сказал он мне очень тихо, но строго. - Вы ей нужны больше, чем она сама сознает.
Я ничего не ответила. Мне не хотелось встречаться с ним взглядом и увидеть в нем сомнение и недоверие ко мне.
Лора пересекла коридор и подошла к какой-то двери. Следуя за ней, я заметила справа длинную, элегантно обставленную столовую со стеклянными дверьми, выходившими на террасу. Затем Лора резко толкнула дверь, протянула руку к выключателю, и над головой загорелась, осветив комнату, лампа с абажуром, сделанным из шелкового газа. Выйдя на середину, Лора распахнула руки, словно собиралась заключить в объятия все, что находилось здесь, в пределах четырех стен.
Я стояла, как прикованная, на пороге, охваченная восторгом и не ощущая ни малейшей тревоги. Все, что здесь находилось, говорило со мной внятным для меня эмоциональным языком. В комнате стояла какая-то мебель: кушетка, низкий кофейный столик, стулья - один или два. Но все это тонуло среди других вещей, место которым в музее. Там были манекены, на которых висели туалеты, любовно и тщательно расправленные. В них Лора Уорт играла в своих лучших картинах. Я узнала кое-какие вещи: вазу, фигурировавшую в одном из фильмов, шляпу императрицы Евгении, валявшуюся на кушетке. Альбомы с газетными вырезками были свалены в кучу на длинном столе; стен не было видно из-за бесчисленных фотографий, изображавших сцены из фильмов, в которых снималась Лора Уорт, и саму Лору Уорт в разных ролях.
Опустив руки, Лора повернулась ко мне, И я заметила слезы, блеснувшие на ее глазах.
- Столько лет я не входила в эту комнату, - взволнованно заговорила она. - Не могла смотреть на все это. Даже подумывала о том, чтобы упаковать эти вещи, увезти куда-нибудь и сжечь, уничтожить, чтобы больше никогда их не видеть и не вспоминать прошлое. Майлз советует мне так и поступить. Он считает психозом цепляться за этот хлам, тогда как я давным-давно рассталась е кино.
- Мой брат прав, - поддакнула Дони Жаффе, и в ее голосе послышался металл.
Но тут вмешался Гуннар:
- Разве нельзя допустить здоровый компромисс между тем, чтобы полностью игнорировать прошлое, притворяясь, что его не было, и упрямой погруженностью в это прошлое, поскольку оно живет в наших воспоминаниях и не дает нам покоя? Давайте остановимся на этом.
Под его взглядом Лора как будто несколько сникла. Экзальтация, которая переполняла ее, улетучилась. Ничего не ответив Гуннару, она сделала над собой усилие и приблизилась к туалетному столику, стоявшему у стены. Пальцы ее нащупали зеркало для грима в окружении цветных лампочек.
- Это тот самый столик, за которым я гримировалась, - тихо сказала Лора. - Вы только представьте себе, кого видело это зеркало! Я больше не хочу заглядывать в него.
- Но если ты все-таки посмотришься в него, - убежденно возразил Гуннар, - только, конечно, беспристрастным взглядом, то увидишь женщину, наделенную красотой и мужеством. Она намного превосходит ту очаровательную девушку, которая когда-то пользовалась этим зеркалом.
Слезы навернулись на ее глаза, губы дрожали, но она не наклонилась, чтобы заглянуть в зеркало.
Мне не хотелось наблюдать за ней. Я позволила восхищению перед этим музеем реликвий подавить смутную тревогу, которая поднималась во мне.
- Если вы позволите мне поселиться здесь, пока я буду гостить у вас, это будет замечательно, - сказала я. - Здесь столько всего, о чем я могла бы написать. Столько… Лоры Уорт!
Настроение Лоры непрерывно менялось. Мои слова ей явно пришлись по вкусу. Лицо ее посветлело, слезы высохли. Но было видно, что она утомлена.
- Вы можете осмотреть все это позже, - отозвалась она. - Пойдемте теперь наверх вместе со мной. Я покажу вам мою комнату, где мы можем поговорить и никто нас не потревожит. Гуннар, спасибо, что привез этого ребенка. А теперь я прощаюсь. Но надеюсь вскоре увидеть тебя снова.
Он церемонно и торжественно склонился над ее рукой:
- Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что я привез ее сюда,
В его глазах, на мгновение отыскавших мои, я прочла ясное и суровое предостережение. Я встретила его взгляд с улыбкой:
- Мне многое нужно обсудить с мисс Уорт. Он коротко кивнул:
- Не упускайте свой шанс. Если я вам снова понадоблюсь, вам стоит только набрать номер телефона.
Я прекрасно поняла значение его взгляда. Как только я признаюсь Лоре Уорт в том, что нас связывают родственные узы, мое пребывание в этом доме вряд ли станет возможным. "А это было бы скверно", - подумала я, окинув быстрым взглядом сокровища, которыми была забита комната. Писательница во мне жаждала воспользоваться этими драгоценными деталями.
В тот момент, когда Лора пошла проводить Гуннара к выходу, Дони Жаффе куда-то испарилась, но Ирена стояла у подножия лестницы, по-видимому, не собираясь оставлять меня наедине с Лорой. Однако сама Лора справилась с этим затруднением, обратившись к ней с просьбой:
- Проследи, пожалуйста, чтобы нам никто не мешал. Начинаются мои встречи с мисс Томас, и это будет происходить неоднократно. - Она протянула мне руку. - Пойдем наверх, ко мне в комнату. Там мы будем одни. У вас есть блокнот или то, что вам нужно?
- У меня все с собой, - энергично подтвердила я и последовала за ней по узкой винтовой лестнице.
На втором этаже Лора подвела меня к открытой двери в большую комнату. Здесь старомодные оконные рамы с переплетами были заменены окнами в стиле модерн, обрамлявшими те потрясающие виды, которые открывались из них. Стеклянные двери выходили на балкон, где можно было посидеть на солнце. Покатый потолок снижался по направлению к спальне. Там, в алькове, образуемом наклоном крыши, стояла двойная кровать. В этой комнате глаз отдыхал от удручающе темных красок и деревянной резьбы. Спальня была выдержана в мягких кремовых и бежевых тонах со смелыми вкраплениями винного колера. Мебель стояла современная, скорее всего шведская, обитая бежевой, зеленой и винного цвета тканью. Бордовое одеяние Лоры, превосходно вписываясь в дизайн, являлось как бы центром притяжения внимания, и становилось ясно, что так это и было ею задумано.
Однако ничего в этой комнате не напоминало о Лоре Уорт, киноактрисе. Интерьер создавался для красивой женщины без каких бы то ни было намеков на ее прошлое. На столе стояла фотография доктора Майлза Флетчера в серебряной рамке. Никаких других фотографий, а комнате не было, но над шезлонгом висела картина, где был изображен корабль, попавший в шторм. Над его мачтами нависли грозовые тучи, и гигантские черные волны, пенясь, перекатывались через хрупкие борта корабля, затопляя его палубу. Где-то на заднем фоне смутно виднелась темная, истерзанная рифами береговая линия. И все-таки эта живопись, на мой взгляд, была гораздо ближе к стилю модерн, нежели те картины, которые я видела внизу.
- Еще один норвежский пейзаж? - поинтересовалась я. - Картина потрясающая, но как вы можете держать ее в своей спальне?
- Это зрелище вселяет ужас, вы хотите сказать? Но именно оно символизирует Норвегию. Корабль, который вы видите, выдержит шторм. Мне нравятся эта картина, потому что она говорит о неиссякающем мужестве. Вы же знаете, что скандинавские страны относятся к Норвегии как к недалекой и провинциальной родственнице. Но ведь когда-то мы были первопроходцами, авантюристами, отважными людьми. Шведы слишком благопристойны, а датчане заражены торгашеским духом, думают только о коммерции. Разумеется, жители Бергена тоже занимаются коммерцией и не упускают своей выгоды.
"Вот те на! - подумала я. - Только что она упоминала о своих английских корнях, а теперь отождествляет себя с норвежцами". А неиссякающее мужество, о котором говорила Лора? Странно, что она упомянула о такой черте характера. Столкнувшись с настоящей бедой много лет тому назад, она не проявила мужества, а попросту сбежала.
- Но, конечно, одна из причин, почему я дорожу этой картиной, заключается в том, что ее написал Гуннар Торесен.
- Неужели? - удивленная, я подошла поближе, чтобы как следует изучить манеру письма. - Превосходная живопись. Полагаю, из автора вышел бы незаурядный художник, если бы он продолжал работать на таком уровне.
- Гуннар пишет ради собственного удовольствия, - заметила Лора. - Он лишен подлинного рвения и честолюбия, без которых не может быть настоящего художника.
Я быстро перехватила инициативу:
- Пожалуйста, расскажите о себе. Это очень интересно. Я хочу знать, что сделало вас той, кем вы были?
- Были! Какое меткое словечко, не правда ли? Я действительно была когда-то кем-то, но теперь уже нет.
- Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в свои слова. Нельзя, однако, оспаривать тот факт, что вы перестали быть актрисой с тех пор, как порвали с Голливудом.
На мгновение она прикрыла глаза, похоже, чтобы меня не видеть.
- Вы намерены задавать мне трудные вопросы. Ирена предупреждала меня. Она говорила, что ничего хорошего не выйдет из наших встреч, что вы только расстроите меня, причините мне боль. - Она пожала плечами. - Но может быть, это будет мне полезно. По крайней мере, вы сейчас здесь. Пожалуй, это единственное, что имеет значение…
Она открыла глаза и уставилась на меня. При ярком дневном свете я увидела ее темные глаза еще более запавшими, отчего широкие скулы резче выступили на лице. Смотрела она на меня как-то странно. В глазах мелькнуло выражение тревоги и даже страха. Чего она боялась? Разве что-нибудь могло угрожать Лоре Уорт? Жизнь ее казалась совершенно безмятежной.
- Это было важно для вас, чтобы я приехала сюда? Вам хотелось откровенно поговорить о прошлом? - спросила я.
- Важно, чтобы кто-нибудь приехал. Кто угодно, кому не безразлично, кем я была когда-то. Тот, кто мог бы помочь мне. Хотя, может быть, глупо ожидать этого. Вероятно, мне уже никто не поможет.
Она вскинула руки, словно сдаваясь, потом уронила их на колени.
"Она явно сгущает краски, разыгрывает передо мной какую-то роль", - раздраженно подумала я. Мне еще предстояло выполнить распоряжение Гуннара, и я не собиралась отступать от него. Но сначала надеялась добыть какой-нибудь стоящий материал для своей книги, чтобы в случае, если Лора не захочет меня видеть, узнав правду, я все равно могла бы написать о ней очерк. Но пока от Лоры было мало толку. Она не отвечала на мои вопросы, но кружила вокруг да около, напуская мистического туману, в котором я теряла направление. Интуиция подсказывала мне, что она чего-то боится.
Не лучше ли вместо непринужденной беседы, которая ни к чему не привела, обставить это дело как подлинное интервью?
Я открыла сумку и стала рыться в ней в поисках блокнота и карандаша. Пальцы нащупали пресс-папье Милльфлёр, обернутое в папиросную бумагу. А что, если я расстанусь с надеждами на интервью и сделаю немедленно то, для чего сюда приехала? Ну, не-ет.
Отказавшись от этой мысли, я решительно извлекла блокнот из сумки и открыла его. Сначала я выжму что-нибудь из этой встречи, использую Лору как репортер, прежде чем предстану перед нею в качестве ее дочери.
Лора пристально наблюдала за мной. Ее глаза остановились на открытых страницах блокнота, на заостренном карандаше. Взгляд ее не был доверчив, в нем читались большие сомнения.
- Пресса очень плохо обошлась со мной. Почему я должна доверять вам?
- Вы совершенно правы, - подхватила я. - Никогда не доверяйте репортеру. Вы обрадовались, когда я приехала к вам. Вы сами только что сказали мне об этом. Но если вы не станете со мной говорить, я могу и уехать. Возможно, сочиню какую-нибудь занимательную историю о прекрасной леди, заключенной в доме, который стоит на черной скале среди живописных норвежских горных ландшафтов.
- Заключенной! - эхом отозвалась она с такой мрачной нотой в голосе, от которой у меня по коже пробежали мурашки.
- Заключенной в воспоминания, которых боится и против которых восстает, - торопливо поправилась, я. - В доме есть комната, которую эта леди, по всей вероятности, держит взаперти из-за того, что там находится ящик Пандоры, который она боится открыть? Что, если я разработаю этот сюжет?
Сжав губы, сощурив глаза, она смотрела на меня.
- Вы кажетесь такой юной, - в раздумье пробормотала она. - Юной, энергичной и бесхитростной… У вас нет жизненного опыта, но есть характер. Должно быть, вы мало чего боитесь. Так же как и я ничего не боялась, когда была в вашем возрасте. - Она усмехнулась. - Ладно, оставим это… Какие у вас вопросы ко мне? Но если позволите, мы не станем начинать с ящика Пандоры…
- Я повторю вопрос, который уже задавала. Что побудило вас стать актрисой? Вы можете найти ответ в своем прошлом?
Пожав плечами, она начала цитировать фразы из газетных статей:
- Мой отец умер, когда я была подростком. У нас с матерью не было денег. Мы жили на Среднем Западе - в Миннеаполисе. У меня всегда был дар к представлениям. Я брала уроки танцев и частенько играла главные роли в школьных спектаклях. У меня была смазливая мордашка - в этом все дело… Моя мать мечтала: о кино для меня, а я предпочитала сцену. Мы поехали в Голливуд. Мать устроилась работать в универмаге, а меня записала в актерскую школу. Помню, как отец повторял не раз, глядя на меня: "Чем бы ты ни занималась Лора, будь самой лучшей. Выступай не просто хорошо, а лучше всех". Я очень любила его и всегда стиралась следовать его советам… Но, мисс Томас, вы, кажется, не записываете?
Мой карандаш прекратил движение по бумаге, так как меня внезапно осенила мысль, что родители, которых говорила Лора, были моими дедушкой с бабушкой. Я находилась здесь только потому, что тут жили когда-то эти люди, о которых я раньше никогда не слышала.
- Мне не нужно все время записывать. Кое-что я запомню, - заверила я Лору.
- Остальное не так эффектно, - вздохнув, продолжила она. - Моя мать делала для меня все, что могла. Она полностью отказалась от личной жизни. Мне хотелось, чтобы я любила ее так, как любила моего отца. Он был для меня всем, но я никогда не чувствовала в матери родственную душу.
Я вцепилась зубами в резинку на кончике карандаша. Выходит, жизнь Лоры описала полный круг? А теперь выяснится, что у нее есть дочь, которая в свою очередь больше любила своего отца…
Она посмотрела на меня вопросительно.
- Вы удивлены? Я шокирую вас? Уже? Я должна говорить вам правду, вы же знаете. Сейчас только это имеет значение, хотя кое-что я обычно скрывала, вспоминая прошлое, мне было стыдно, что я не любила свою мать.
- Правда - это именно то, что мне нужно, - с готовностью подтвердила я.
- Отлично. Как я уже говорила, начало было не особенно впечатляющим. Однако меня заметили, пригласили на пробы. Они получились не очень удачными, но, по-видимому, во мне было что-то, и камера это уловила. Когда у вас есть это, вы можете подняться выше среднего уровня, разумеется, если будете работать. Учитывая, конечно, что вы сами хотите этого. А к тому времени я безумно хотела блистать на экране. Я все еще стремилась доказать моему отцу, что смогу быть на самой вершине. Сначала пришли небольшие роли, и я сыграла неплохо. Меня взяли на заметку. Акции мои поднимались, и мне был предложен контракт, который нам с матерью казался совершенно умопомрачительным. Он превзошел все наши ожидания. - Она помолчала, недовольно покачивая головой. - Ничего не выходит. Излагается некая сумма фактов, не более того. Но вам они, вероятно, известны. Видите ли, дело в том, что воспоминания о той поре не вызывают у меня особого энтузиазма. Большей частью это была тяжелая и нудная работа. Я не встречалась с мужчинами, не ходила на вечеринки. Я работала и работала, знала только людей на киностудии, с которыми постоянно общалась, и своих учителей. Я брала уроки дикции. Наступила эра звукового кино, и надо было учиться правильно говорить. От природы у меня красивый тембр голоса, в этом мне повезло.
Да, голос у нее был чарующий, широкого диапазона, легко одолевающий высокие и низкие ноты, но его естественный тембр был низкий, с небольшой хрипотцой, как у курильщика.
- Кажется, "Далекий гром" - ваша первая звездная лента? - подсказала я Лоре.
Лицо ее просветлело.
- Да, действительно, это был старт. Критики меня хвалили. Я получила повышение, у меня появилась возможность претендовать на другие роли - лучше, чем те, которые я играла прежде. Но тогда я еще не могла выбирать фильмы, а после "Грома" многие из них были просто убожеством. И все-таки я уже приобрела имя и определенную известность. Мои фильмы давали хорошие кассовые сборы, я превращалась в звезду. Публике, как выяснилось, нравились примитивные ленты.
- Затем вы встретили Виктора Холлинза? - не утерпела я.
Но она уже набрала скорость и летела, как на крыльях, словно и не слышала моих слов.
- …У меня были замечательные партнеры, самые лучшие в те дни. Некоторые из них стали звездами, кое в кого я была влюблена. В кино это часто случается. Актеры увлекаются, начинают верить, что они и есть те самые люди, которых изображают. Они влюбляются в своих партнеров, но скоро наступает отрезвление, возвращение к грубой действительности. Обнаруживается, что те черты, которыми они восхищались в героях фильмов, начисто отсутствуют у их исполнителей. Проза жизни.
- Но вы тогда так и не вышли замуж? Вы всегда избегали брака? - Я нащупала уязвимое место и уже была близка к цели.
Помолчав, она прикрыла глаза, отгородившись от меня густыми темными ресницами. Странно, но с закрытыми глазами она выглядела моложе и беззащитнее. Возможно, потому, что глаза Лоры хранили факты и воспоминания, выдававшие ее возраст.
Наконец она открыла глаза.
- Да, вы нашли точные слова. Я всегда вовремя уклонялась от брака. Работа заменяла мне семью. Это было все, что мне в действительности было нужно, и я считала несправедливым обременять какого-нибудь бедолагу женой, подобной мне.