Она как бы оправдывалась. Убеждала саму себя, что каждый мужчина, кого она любила, должен быть ей благодарен за то, что она не стала его женой. Возможно, так оно и было. Я придвинула поближе блокнот, демонстрируя готовность записать что-нибудь на пустых страницах. Ей не удастся отвертеться. Имя Виктора Холлинза неизбежно всплывет снова. Я подожду.
- Мэгги Торнтон была самой лучшей ролью, которую я когда-либо играла!
Лицо ее омрачилась. Я сразу увидела, что ей тяжело, мучительно вспоминать об этом. Неудивительно, что она выглядела моложе, когда убирала этот горестный взгляд.
- Я была номинирована на Оскара. Роль заслуживала этой награды, и я тоже. Я столько вложила в Мэгги! Сценарий делал Виктор Холлинз, прекрасный сценарист. Лучший из всех. Наслаждением было работать с ним. Он не только написал сценарий, но усилил выразительность этой роли. Он старался для меня. Картина получилась даже лучше, чем книга. - Наступила пауза. Затем она неожиданно задала вопрос: - Вы читали Виктора Холлинза?
- Я прочла все, что он написал, - спокойно ответила я. - И не думаю, что фильм получился лучше, чем книга.
- Вы читали его? Это странно, учитывая, что он больше не популярен. Нынешнее поколение его не читает. Вероятно, его совсем забыли в Америке,
- Это не совсем так. В колледжах "Мэгги Торнтон" все еще рекомендуется для чтения. А "Шепчущий мрак" вообще считается классическим романом в своем жанре.
- Благодаря картине, - возразила она. - Это тот случай, когда кино создает репутацию книге.
На этот раз я с ней согласилась:
- Из-за вас книга стала популярной. Вы прекрасно сыграли роль Хелен Брэдли. Вам должны были вручить Оскара за нее. А почему вы его не получили?
- Вы так много знаете, мисс Томас, - саркастически обронила Лора. - Я думаю, ответ на этот вопрос тоже вам известен.
- Вам, наверное, повредил скандал? - напрямик спросила я, пристально наблюдая за ее реакцией.
Темные ресницы вновь опустились на веки так, чтобы я ие смогла прочесть выражения ее глаз.
- Но, конечно, со временем об этом бы позабыли, - живо продолжала я. - Вы могли бы вернуться, выждав некоторое время. Публика вас любила. Почему вы исчезли?
- Нет! - импульсивно вырвалось у нее. - Нет, - с силой повторила она. - Я говорила вам, что не хочу открывать ящик Пандоры! - Высвободившись из шезлонга, она величественно прошествовала к двери на балкон, ступая как королева.
Она немного напугала меня. Мне хотелось разузнать побольше, заглянуть глубже. И не только из-за книги, которую я замышляла. Впервые во мне родилось чувство родства с ней. Нет, не любви. Ворча и раздражаясь, я все-таки не могла не восхищаться ею, не думать о том, что я происхожу от этой женщины, что я - ее плоть и кровь. И в характере моем, возможно, больше от нее, чем мне хотелось бы признать. Правда, в данный момент дело было не в этом, а в желании узнать о Лоре Уорт как можно больше. Но, подходя все ближе и ближе, я все же удерживалась от того, чтобы сделать последний шаг.
Когда она вот так держала голову, упрямо вскинув подбородок, то выглядела гораздо выше ростом. Критики рассуждали о ее власти над публикой. Мне было ясно, что они под этим подразумевали. Лора Уорт, находясь даже не на сцене, а просто в комнате, умела покорить любую аудиторию, пусть состоявшую всего из одного зрителя, и к тому же недоброжелательного, затаившего обиду. Эта женщина неизменно становилась центром внимания. Сейчас она стояла на балконе спиной ко мне, облокотившись на деревянные перила. Она смотрела на города, а я на нее. Это был момент драматический, и мне кажется, она наслаждалась им. Уже много лет ей не случалось играть роль Лоры Уорт, знаменитой киноактрисы…
Я тихо зааплодировала, не без злобного умысла, стараясь снять ее с высокого пьедестала, куда она взобралась.
Она вздрогнула, оторвалась от созерцания городских красок и вернулась в комнату. Можно было только позавидовать грации и артистизму се движений,
- Вы прекрасно подготовились, к интервью, мисс Томас. Прочитали книги Виктора Холлинза, посмотрели мои фильмы. Вы всякий раз проводите такие исследования, когда берете интервью? Стараетесь для всех?
Я улыбнулась:
- Нет, не для всех Только для вас.
Решающий момент наступил. Я больше не могла его оттягивать. Взяв сумочку, которая лежала возле стула, я открыла ее и вытащила пресс-папье.
- У меня есть кое-что для вас, - сказала я, поднимаясь, чтобы отдать ей подарок.
Она протянула руку, и я заметила вены, вздувшиеся на тыльной стороне ладони, испещренной коричневыми пятнами. Можно отрицать возраст, скрывать его, пользуясь всевозможными способами, но руки выдают нас. Руки Лоры Уорт выглядели старше ее самой, старше ее пятидесяти восьми лет. Затем она взяла у меня небольшой пакет.
Бумага легко соскользнула, обнажив стеклянный увесистый предмет, который Лора подняла к свету. Крошечные яркие цветочки весело затрепетали в потоке солнечных лучей, проникающих через балконные двери.
- Где вы это достали? - тихо спросила она. Властного тона как не бывала. Голос была слабый, дрожащий.
- У Виктора Холлинза. Перед смертью он написал письмо, в котором просил меня отвезти это вам. Он мой отец. Меня зовут не Мэри Томас. Мое имя Ли Холлинз.
У нее был такой вид, словно она вот-вот лишится чувств. Меня испугала ее бледность. Но когда я рванулась, чтобы поддержать ее, она прошла мимо меня и опустилась в шезлонг. На этот раз она не откинулась назад и не опустила веки. Уставив на меня немигающий взгляд, Лора машинально перекладывала пресс-папье из одной ладони в другую, туда и обратно.
- Ты совсем не похожа на меня, - сказала она наконец. - И на Виктора тоже. - Она говорила спокойно и бесстрастно. Момент слабости миновал, краска вернулась на ее лицо.
Вот уж чего я меньше всего ожидала, так это того, что мы будем обсуждать мою внешность.
- Я похожа на саму себя, - отпарировала я. - И довольствуюсь этим.
Она смерила меня взглядом. Меня внезапно залихорадило. Еще чего не хватало - стоять перед ней вот так, чтобы тебя оценивали, находили какие-то изъяны в твоей внешности…
- Почему ты сразу не сказала мне правды? - спросила Лора.
- Я сказала доктору Флетчеру, кто я такая, когда видела его вчера. Он не позволил мне встречаться с тобой, не хотел волновать тебя. Тогда мне пришлось искать какой-то другой путь. Отец оставил мне письмо для Гуннара Торесена, и я обратилась к нему. Он поговорил с мисс Варос. В результате наша встреча состоялась. Ирена и Гуннар считали, что лучше не сразу называть свое настоящее имя. Гуннар полагал, что для тебя было бы полезно встретиться с кем-нибудь, кто интересуется твоими фильмами, твоей карьерой в кино. Если бы ты с самого начала знала, кто я такая, то могла бы отказаться увидеться со мной.
- Много на себя берет этот молодой человек! Ну ничего. Я еще с ним поговорю!
Я бросилась защищать Гуннара:
- Но он знает, что я хочу написать о тебе. Это желание искреннее. И кстати, он велел мне сказать правду как можно скорее. Но я играла не совсем честно.
- Сколько тебе лет?
Я растерянно захлопала глазами:
- Двадцать три.
Она сделала легкую гримасу:
- Дата твоего рождения - не та, о которой хочется помнить. Она выдает мой возраст.
Что-то сдавило мне горло. Ей не хочется помнить дату моего рождения! Странно, что я так хорошо знаю, когда она родилась!
- Могу и уехать отсюда, - с вызовом сказала я. - И ты сможешь забыть обо мне. В твоей заботе я не нуждаюсь. Все, что от тебя зависело, ты уже сделала.
Гнев душил меня, иначе я не сказала бы ей всего этого. Однако я сознавала, что слова бесполезны. Любые обвинения или упреки эта женщина Воспримет хладнокровно и даже бровью не шевельнет. О Викторе она хотя бы помнила. Не случайно она так внезапно побледнела. Но я для нее ровно ничего не значила. Всего-навсего дочь Виктора, ну и что?
- Если ты действительно моя дочь, то ты не трусиха, - заметила она.
И снова я удивилась. Что она имела в виду, я так и не поняла, но ответила с негодованием:
- Я не считаю себя трусихой, хотя это не имеет значения. Кто струсил, как это ты. Ты струсила, по меньшей мере, трижды. Когда не вышла замуж за Виктора, когда отказалась от меня и когда отказалась от кино, перестала сниматься.
Несколько секунд она смотрела на меня остановившимися, какими-то сонными глазами. Это был взгляд, который я видела на экране, и в нем таилось предостережение. Низкий, хрипловатый голос звучал почти ласково, но слова были насмешливы.
- Какая же ты глупенькая! Во всех трех случаях от меня потребовалось самое большое мужество. Но это не важно. Так ты не считаешь себя трусихой?
- Не считаю, - угрюмо подтвердила я.
- Тогда почему ты заявляешь, что не останешься, здесь? Ты приехала за интервью, не так ли? Почему бы тебе не довести дело до конца? Ты что, боишься меня теперь, когда мне известно, кто ты?
Я смотрела на нее во все глаза.
- Что ты хочешь, сказать? Ты не против, того, чтобы я задавала тебе вопросы?
- Почему бы и нет? Меня интервьюирует собственная дочь - ситуация напоминает какую-то сцену в одной из книг Виктора! Разница в том, что Виктор сентиментален, а во мне нет ни капли сентиментальности. Когда я играю роль, я способна на страстные чувства, но в реальной жизни я давно распрощалась с эмоциями. И если ты ждешь трогательной сиены воссоединения семьи, то я тебя разочарую.
- Я тоже не сентиментальна, - отозвалась я, пытаясь сохранить хладнокровие, но голос мой предательски дрогнул. Она пробила мою защитную броню, уязвив меня гораздо больше, чем я ее. - Если ты разрешишь мне остаться и взять у тебя интервью, я так и сделаю.
Наклонившись, Лора бережно поставила пресс-папье на кофейный столик. Затем, все еще усмехаясь, протянула мне руку
- Тогда решено. Договорились. Ничего не изменилось. Я все еще Лора Уорт, а ты - молодая журналистка, которая хочет написать обо мне. Об остальном можно позабыть.
Нехотя пожав ей руку, я вспомнила, как Гуннар Торесен наставлял меня быть с ней помягче, поделикатней. Как будто она нуждалась в этом! Ее хладнокровное твердое рукопожатие вынудило меня остаться, несмотря на злость и обиду. Более чем когда-либо меня мучило желание больно отплатить ей за все ее старые грехи, за бессердечность и жестокость. Теперь мне тоже придется стать актрисой, научиться скрывать свои чувства. Мне хотелось причинить ей боль, сделать ее несчастной! так же, как она делала несчастными других.
Лора прервала мои размышления.
- И вот еще что, - добавила она. - Я не могу продолжать называть тебя мисс Томас, а мисс Холлинз - тоже не могу. Твой отец назвал тебя Ли, в честь твоей тетки, я полагаю. Я так и буду тебя называть. Я ответила ей в тон:
- И я не могу продолжать называть тебя мисс Уорт или миссис Флетчер. Я буду называть тебя Лора.
На языке вертелось и другое слово, которое я могла бы употребить. Не важно. Все это сантименты, которые мы обе отвергли.
Ее широкий красивый рот изогнулся в легкой улыбке.
- Конечно, ты можешь называть меня Лорой. Но не надо держаться так вызывающе. Ты часто вскидываешь подбородок, должно быть, позаимствовала этот жест из моих фильмов.
Я опустила предательски вздернутый подбородок. Меньше всего мне хотелось бы походить на Лору. Она тихо рассмеялась.
Раздался стук в дверь, и она отозвалась:
- Войдите!
Появилась Ирена Варос. Она оглядела нас обеих, быстро переводя взгляд с одной на другую,
- Мне уже сказали правду, - сухо констатировала Лора. - Ли останется у нас на некоторое время. Кстати, как я поняла, Ли встретилась со мной не без твоей помощи и содействия мистера Торесена.
Ирена не обратила внимания на это обвинение.
- Доктор Флетчер вернулся домой и через минуту поднимется сюда. Вы должны поговорить с ним. Миссис Жаффе предупредила его о приезде мисс Холлинз.
- Я поговорю с ним, - сказала Лора. - Мисс Холлинз и я подождем его здесь.
- Возможно, лучше было бы… - начала я, но она остановила меня взмахом руки: - Останься со мной. Мы поговорим с ним вместе. Ирена, пожалуйста, передай доктору Флетчеру, что я хотела бы его видеть.
Ирена помедлила у двери, не решаясь уйти. Наконец она вышла.
И тогда эта совершенно непредсказуемая женщина в бордовом бархатном платье медленно и глубоко вздохнула, словно готовясь к предстоящей схватке.
На лестнице послышались шаги. Сердце мое бешено колотилось. До сих пор все шло не так, как я ожидала или как мне хотелось бы. Что будет дальше? Нельзя было предугадать.
Глава 5
Доктор Флетчер вошел в комнату твердым, решительным шагом и метнул на меня неприязненный взгляд. Ясно: он не хотел моего присутствия. Доктор подошел к Лоре и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
- Здравствуй, дорогая. Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо. - Слова, казалось, давались ей с трудом, она едва шевелила губами. - Ты, кажется, встречался с Ли Холлинз? Это моя дочь.
Он был вынужден узнать меня, и мы холодно поздоровались. Затем он поднял руку Лоры за кисть и пощупал ее пульс.
- Пульс учащенный, - громко сказал он с явным удовлетворением. - Эта встреча взволновала тебя. И теперь у тебя упадок сил.
Я могла себе представить, как проклинает Лора выдавший ее пульс. Открыв глаза, она слабо улыбнулась мужу.
- Это было утомительно, но необходимо. Гуннар прав. Есть какие-то вещи, которые я обязана поведать людям.
- Что именно ты обязана им поведать?
Доктор Флетчер взял стул и, поставив его рядом с шезлонгом, устроился на нем. Ярко освещенный в тот момент солнцем доктор выглядел моложе, чем его жена, хотя в действительности был старше ее.
Лора ответила мягко и почему-то извиняющимся тоном:
- Ты забываешь, дорогой, что я была когда-то Лорой Уорт. Ли говорит, что меня все еще помнят в Штатах. И Гуннар считает, что мне следует согласиться на это интервью. Еще остались люди, которые хотят знать, что со мной стало, где я, как живу.
- Люди хотят знать только то, - бесстрастно произнес Майлз, - что связано с гибелью Кэса Элроя. Ваша так называемая публика, как всегда, жаждет крови, скандалов. - Он метнул на меня быстрый взгляд. - Разве я не прав, мисс Холлинз?
- Верно, скандалы щекочут людям нервы, - осторожно заметила я. - Но зрители интересуются творчеством Лоры Уорт. Впрочем, Лора может сама выбрать темы для нашего разговора. "
Он решительно покачал головой:
- В любом случае, я не могу разрешить подобные встречи. Я уже говорил вам вчера в отеле: вы только расстроите мою жену, выбьете ее из колеи. Что отчасти уже и произошло.
- Я пригласила Ли остаться на несколько дней. - Голос Лоры был слабый, усталый. - Пожалуйста, не поднимай шума. Гораздо лучше ответить на ее вопросы, чем ссориться по этому поводу.
- Не будет никаких ссор, - отрезал Майлз. - Я просто запрещаю ей оставаться здесь.
Он резко повернулся ко мне, не увидев того, что увидела я - как сверкнули темные глаза Лоры.
- Ты запрещаешь ей оставаться в моем доме? Моей дочери?
Майлз тут же повернулся к жене, сосредоточенно глядя на нее. Как видно, его, наконец, осенило, что вялость и апатия Лоры в какой-то степени напускные. Мгновение он как будто был в решительности, затеяв внутренний спор с самим собой: как быть? Осадить свою жену или нет? Затем он дипломатично отступил, смирившись с неизбежным:
- Прости, дорогая. Ты же знаешь, я забочусь только о твоем здоровье и душевном покое.
- Я чувствую себя лучше с тех пор, как поговорила с Ли, - отозвалась Лора. - Возможно, для меня небесполезно вспомнить, кто я такая.
- Там будет видно, - заключил он и затем обратился ко мне: - Если вы останетесь, мисс Холлинз, могу ли я рассчитывать на то, что вы постараетесь как можно меньше расстраивать мою жену?
Это не полностью совпадало с моими планами, но я смиренно кивнула, и он, поднявшись, направился к двери.
- Я оставляю вас на время. Надеюсь, мы сможем устроить вас поудобнее, мисс Холлинз. Этот дом, как вы уже, возможно, заметили, несколько переполнен в данный момент.
- Я помещу ее в моей комнате внизу, - объявила Лора. - Ей будет там интересно. Она сможет проинтервьюировать эту комнату так же, как и меня.
По какой-то причине ее слова неприятно поразили доктора Флетчера, и он уже выглядел менее сговорчивым.
- Я уже не раз говорил Лоре. Мне бы хотелось, чтобы она избавилась от всех этих вещей. Сейчас она ведет совсем другую жизнь, и такие воспоминания могут быть только тягостны и мучительны для нее.
- Но почему? - ввернула я, не упустив случая задать прямой вопрос. - Мне кажется, что можно испытать огромное удовлетворение, оглянувшись назад и вспомнив, каким успехом пользовалась Лора Уорт. В прошлом у нее был триумф, много радостных событий, о которых приятно вспомнить.
- И все это закончилось крахом, - угрюмо сказал Майлз. - Лучше не вспоминать - забыть.
- Вы сами находились там в то время, не так ли? - продолжала я допытываться. Почему бы не вонзить в этого человека свои коготки? Лора была на моей стороне, и я понимала, что ей хочется удержать меня в своем доме. Поэтому я решилась атаковать его теми же вопросами, которые хотелось бы задать Лоре. - Мне кажется, - проворковала я, - вы были в студии в тот самый день, если мне не изменяет память и я верно цитирую газетные отчеты.
Но на этот раз Лора остановила меня.
- Эта дверь останется закрытой, - отчеканила она. - Или я вообще не буду отвечать на твои вопросы.
Майлз заботливо наклонился к ней.
- Ты дрожишь, дорогая. - Он пристально всмотрелся в нее, что-то решая про себя, - Успокойся. Вся эта история не может больше тебя задеть. Прошло уже двадцать лет. Со всем этим покончено.
Ухватившись за его руку, она взглянула на мужа широко раскрытыми глазами, в то время как он поглаживал и успокаивал ее. Это была очень трогательная сцена, но я не поверила в ее искренность.
- Я все еще считаю, что это не принесет тебе пользы, - внушительно произнес Майлз. - И потрясение, которое ты испытала при виде своей дочери…
- Дочки-матери… Пусть эти проблемы вас не волнуют, - перебила я. - Требуется нечто большее, чем общая кровь, чтобы мать могла называться матерью, а дочь - дочерью. Мы с Лорой сошлись на том, что в нас обеих это большее отсутствует. Так что вам не нужно беспокоиться по поводу шока, который мы с ней пережили.
Майлз окинул меня изучающим взглядом серых глаз, всегда как-то странно блестевших. Он мысленно прикидывал, как ко мне отнестись притом, что я ему определенно не нравилась.
- Ли абсолютно права, - согласилась Лора. - Она не просит никаких родственных привилегий, и никто не собирается их ей давать.
- Вы обе так спокойно говорите об этом! Должен сказать, это обнадеживает в некотором смысле.
И снова я не утерпела:
- Обнадеживает из-за Виктора? Из-за той истории, связанной с моим отцом? Разумеется, вы бы предпочли, чтобы между мной и Лорой не было никаких сантиментов.
Его лицо внезапно изменилось Напряженный, изучающий взгляд исчез. Лицо Флетчера приняло какое-то тоскливое выражение, и мне стало не по себе.