Прошла пара секунд, и я с ужасом поняла, что в комнату кто-то вошел. Я услышала, как закрывается дверь, и ждала, что вот-вот меня обнаружат. Надо все им рассказать - как Джонни меня домогался и кто я такая. Надо, чтобы мне поверили. Мне следует сейчас же открыть дверь и объясниться. Если меня найдут, это будет так подозрительно, а если я сейчас выйду и все объясню, как на моем месте сделала бы Меллиора, то мне скорее всего поверят. А если не поверят, тогда что? Но момент был упущен. Послышался голос:
- Так в чем дело, Джудит?
Усталый голос, который я узнала, - это был Джастин Сент-Ларнстон.
- Мне надо было с тобой поговорить, милый. Просто немного побыть с тобой. Чтобы ты меня успокоил. Ну, ты меня понимаешь…
Джудит, его жена! Ее голос был такой, каким я его себе и представляла. Она говорила короткими предложениями, как будто ей не хватало воздуха; и в голосе ощущалась напряженность, это сразу было слышно.
- Джудит, не надо так волноваться.
- Волноваться? А как же, если… я вижу, что ты и эта девушка… танцуете вместе.
- Послушай, Джудит. - Он говорил медленно, чуть растягивая слова, но скорее всего так казалось по контрасту с ее речью. - Она всего только дочь священника.
- Она красивая! Она тебе нравится, да? И молодая… такая молодая… И я видела, как она на тебя смотрит… когда вы танцевали.
- Джудит, это же нелепо. Я эту девочку знаю с колыбели. Конечно, мне следовало с ней потанцевать. Ты же знаешь, что так принято.
- Но мне показалось… мне показалось…
- Разве ты не танцевала? Или ты все время следила за мной?
- Ты же знаешь, как я все переживаю. Я все время чувствовала, где ты, Джастин. Ты и эта девушка. Тебе, может быть, смешно, но что-то ведь было. Я хотела, чтобы ты меня успокоил.
- Но Джудит, на самом-то деле тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Ты же моя жена, верно! Разве этого не достаточно?
- Это для меня все! Просто все! Потому-то мне и трудно…
- Ладно, забудем об этом. И надо вернуться. Нам нельзя так вдруг исчезать.
- Хорошо, а сейчас поцелуй меня, Джастин.
Тишина, а мне показалось, что я слышу, как колотится в груди сердце. Хорошо, что я к ним не вышла. Сейчас они уйдут, а я выскользну отсюда, заколю булавками свою маску, и все будет в порядке.
- Ну пойдем, Джудит.
- Еще, милый. Ах, милый, если бы можно было не возвращаться ко всем этим скучным людям!
- Бал скоро закончится.
- Милый…
Тишина. Дверь закрылась. Я хотела сразу же выскочить, но заставила себя подождать, пока не досчитаю до десяти. Потом я осторожно открыла дверцы, оглядела пустую комнату, побежала к двери и со вздохом облегчения вышла в коридор.
Я почти бежала от этой открытой двери, стараясь не думать о том, что могло бы случиться, если б один из них открыл дверцу шкафа и обнаружил там меня. Этого не случилось, но ах! - мне это было уроком никогда больше не делать подобных глупостей.
Музыка стала громче, и я вышла на ту лестницу, где нас встречала леди Сент-Ларнстон. Теперь я знала, где нахожусь. За всеми этими заботами я забыла о маске, пока не встретила Меллиору с Кимом.
- Маска! - воскликнула Меллиора.
Я показала ей.
- Она порвалась, но я нашла булавки.
Ким воскликнул:
- Да по-моему это Керенса?!
Я смущенно глянула на него.
- Ну и что? - горячо вступилась Меллиора. - Керенсе хотелось попасть на бал. А почему бы и нет? Я сказала, что приду с подругой, а она мне подруга.
- Действительно, почему бы и нет, - согласился Ким.
- А как она разорвалась? - спросила Меллиора.
- Наверное, я недостаточно прочно ее зашила.
- Странно. Дай-ка я посмотрю. - Она взяла маску. - А, понятно. Давай булавки. Сейчас я все сделаю. Она еще годится. А ты знаешь, что до полуночи осталось всего полчаса?
- Я потеряла счет времени.
Меллиора починила маску, и я с удовольствием спряталась за ней.
- Мы ходили в сад, - сказала Меллиора. - Там так чудесно при лунном свете.
- Я знаю. Я тоже была там.
- Пойдем теперь в бальный зал, - сказала Меллиора. - Осталось совсем немного времени.
Мы пошли в зал, и Ким с нами вместе. Ко мне подошел партнер и пригласил на танец, и меня охватила бурная радость оттого, что я снова в маске и снова танцую, и я поздравила себя с тем, что все обошлось. Потом я вспомнила, что Джонни Сент-Ларнстон знает, кто я, но теперь это казалось мне не таким уж и важным, Если он расскажет своей матери обо мне, я тут же расскажу ей, как он себя вел; и думаю, что его поведение понравится ей не больше чем то, что я сделала.
Потом я танцевала с Кимом и была этому рада, потому что мне хотелось понять, как он относится к тому, что узнал меня. Мне стало ясно, что это его забавляет.
- Карлион, - сказал он. - Это мне непонятно. Мне казалось, что ваше имя Карли.
- Это Меллиора дала мне такое имя.
- Ах, Меллиора!
Я рассказала ему все, что произошло, пока он был в университете, как Меллиора увидела меня на ярмарке и увезла к себе в дом.
Он внимательно слушал.
- Я рад, что так случилось, - сказал он мне. - Это хорошо и для вас, и для нее.
Я прямо расцвела от радости, Он был так непохож на Джонни Сент-Ларнстона.
- А ваш брат? - спросил он. - Как он ладит с ветеринаром?
- А вы знаете?
Он засмеялся.
- Мне тем более интересно узнать, как у него идут дела, потому что это я посоветовал Полленту обратить на него внимание.
- Вы… говорили с Поллентом о нем?
- Говорил. И уговорил его попробовать, не выйдет ли из мальчика хороший помощник.
- Так вот оно что! Наверное, надо вас за это поблагодарить?
- Ну, если вам не хочется, то и не нужно.
- А бабушка так рада. У него дела идут хорошо. Ветеринар им доволен, и… - я уловила в своем голосе нотки гордости, - он тоже доволен ветеринаром.
- Это хорошая новость. Я подумал, что мальчик, который готов идти на такой риск ради раненой птицы, должен обладать особым даром. Значит, все идет хорошо.
- Да, - повторила я. - Все идет хорошо.
- Позвольте сказать вам, что вы выросли именно такой, как я себе и представлял.
- Какой же?
- Вы стали весьма очаровательной молодой леди.
Какие разные чувства я испытывала в тот вечер - ведь танцуя с Кимом, я чувствовала себя абсолютно счастливой. Мне хотелось, чтобы это длилось и длилось. Но танцы быстро подходят к концу, когда танцуешь с партнером, который тебе нравится, и я еще не успела насладиться своим счастьем, как начали перезвон часы, которые специально внесли в зал, чтобы не пропустить полночь. Музыка перестала звучать. Пришло время снимать маски.
Мимо нас прошел Джонни Сент-Ларнстон; увидев меня, он ухмыльнулся.
- Не сюрприз - сказал он, - но все равно приятно.
И в его насмешливой улыбке был намек. Ким вывел меня из зала, чтобы никто больше не узнал, что мисс Карлион - это всего лишь бедная Керенса Карли.
Белтер отвез нас обратно в дом священника, и мы с Меллиорой почти всю дорогу молчали. В ушах у нас все еще звучала музыка, и мы чувствовали себя в ритме танца. Такой вечер никогда не забудется; позже мы поговорим о нем, но сейчас мысленно мы оставались там, очарованные пережитым.
Мы спокойно разошлись по комнатам. Физически я устала, но спать не хотелось. Пока на мне это красное бархатное платье, я была молодой леди, которая ездит по балам, но как только я его сниму, жизнь опять станет не такой интересной. Другими словами, мисс Карлион превратится в Керенсу Карли.
Но я же не могла стоять перед зеркалом всю ночь, мечтательно глядя на свое отражение. И при свете двух свечей я с неохотой вытащила гребень из волос, так что они рассыпались по плечам, разделась и повесила в шкаф красное бархатное платье.
Вы стали весьма очаровательной молодой леди, вспомнила я.
А потом я подумала, какой интересной теперь будет моя жизнь, потому что верно ведь, что какой ты захочешь свою жизнь сделать, такой она и будет.
Трудно было заснуть. Я все представляла себе, как танцую с Кимом, как сражаюсь с Джонни, как прячусь в шкафу, и тот ужасный момент, когда я открыла дверь комнаты сэра Джастина и увидела его.
Неудивительно, что когда я наконец уснула, мне приснился кошмарный сон. Мне снилось, что Джонни меня замуровал, что я задыхаюсь и Меллиора пытается голыми руками разобрать кирпичи, и я понимаю, что она не успеет меня спасти. Я проснулась от собственного крика и увидела, что у моей кровати стоит Меллиора. Ее золотистые волосы рассыпались по плечам, и она была в своей фланелевой ночной рубашке без халата.
- Проснись, Керенса, - говорила она. - Тебе, наверно, что-то страшное приснилось.
Я села в постели и уставилась на ее руки.
- Что же это был за сон? - сказала она.
- Мне снилось, что меня замуровали и что ты пытаешься меня спасти. Я задыхалась.
- Ничего удивительного: ты вся была под одеялом, а потом вспомни, сколько мы выпили вина и меда.
Она, смеясь, села на мою кровать, а я все никак не могла очнуться от страшного сна.
- Что за вечер! - сказала она и обхватила руками колени, устремив взгляд перед собой.
Я постепенно приходила в себя, и тут вспомнила о том, что слышала, стоя в шкафу. Это ведь из-за того, что Меллиора танцевала с Джастином, Джудит его приревновала.
Я посмотрела на Меллиору.
- Ты ведь танцевала с Джастином? - спросила я.
- Конечно.
- Его жене это не понравилось.
- Откуда ты знаешь?
Я рассказала ей о своих приключениях. Глаза у нее широко раскрылись, она вскочила, схватила меня за плечи и затрясла.
- Керенса, я так и знала, что с тобой что-нибудь случится! Расскажи мне слово в слово, что ты слышала из этого шкафа.
- Да я уже все рассказала… все, что помню. Я жутко перепугалась.
- Ну еще бы! Как ты вообще смогла?
- Не знаю. Мне казалось, что это единственное, что мне остается. А она была права, Меллиора?
- Права?
- Что его ревнует?
Меллиора засмеялась.
- Она же за ним замужем, - сказала она; а я подумала, не кроется ли за этой легкостью какая-то горечь.
Мы немного помолчали; каждая думала о своем. Потом я прервала молчание.
- По-моему, Джастин всегда тебе нравился.
Обстановка располагала к откровенности, можно было поверить друг другу тайны. На нас все еще действовала магия бала, и в эту ночь Меллиора и я стали еще ближе друг к другу, чем раньше.
- Он не такой, как Джонни, - сказала она.
- Ну и слава Богу, что не такой, - хотя бы ради жены.
- От Джонни никому покоя нет. А Джастин, похоже, людей совсем не замечает.
- Даже тех, у кого греческий профиль и длинные золотистые волосы?..
- Да нет, просто никого. Он как будто на всех со стороны смотрит.
- Может, ему лучше быть монахом, чем мужем.
- Ну что ты говоришь! - И тут она стала рассказывать про Джастина; как они с отцом были в первый раз приглашены к Сент-Ларнстонам на чай; как в тот день на ней было муслиновое платье с узорами; как вежливо вел себя Джастин. Мне стало ясно, что это у нее детское восхищение, и я надеялась, что больше тут ничего нет, потому что мне не хотелось, чтобы она сильно переживала.
- Да кстати, - сказала она. - Ким сказал мне, что уезжает.
- Да?
- По-моему, в Австралию.
- Прямо сейчас? - Голос мой звучал напряженно, хотя я старалась, чтобы ничего не было заметно.
- Надолго. Он отплывает вместе со своим отцом, но сказал, что может какое-то время побыть в Австралии, - у него там дела.
Очарование бала, похоже, совсем прошло.
- Устала? - спросила Меллиора.
- Да, уже наверно очень поздно.
- Ну, скорее рано.
- Надо немного поспать.
Она кивнула и пошла в свою комнату. Странно, как мы обе сразу сникли. Может быть потому, что она думала о Джастине и о страстно любящей его жене? Может быть потому, что я думала о Киме, который уезжает и ей об этом сказал, а мне нет?
Примерно через неделю после бала к нам приехал доктор Хилльярд. Я была на лужайке перед домом, когда подъехала его карета, и он со мной поздоровался. Я знала, что совсем недавно его преподобие был у доктора, и решила, что тот приехал посмотреть, как себя чувствует пациент.
- Его преподобия Чарльза Мартина нет дома, - сказала я ему.
- Ну что ж. Я приехал поговорить с мисс Мартин. Она-то дома?
- Да, конечно.
- Тогда, пожалуйста, скажите ей, что я приехал.
- Разумеется. Проходите, пожалуйста.
Я провела его в гостиную и пошла за Меллиорой. Она была у себя в комнате и вроде бы удивилась, когда я сказала ей, что доктор Хилльярд хочет ее видеть.
Она тут же спустилась к нему, а я пошла в свою комнату, размышляя о том, не больна ли Меллиора и не обращалась ли она потихоньку к доктору.
Через полчаса карета уехала, и тут же дверь моей комнаты распахнулась и вошла Меллиора.
Лицо у нее было бледным, глаза казались почти темными; такой я ее еще никогда не видела.
- Ах, Керенса, - сказала она, - это ужасно!
- Да что случилось?
- Это о папе. Доктор Хилльярд говорит, что он серьезно болен.
- Ах… Меллиора.
- Он говорит, что у папы какая-то опухоль и что он посоветовал ему проконсультироваться у другого врача. Папа ничего не говорил мне. Я не знала, что он обращался к врачам. Теперь они считают, что картина ясна. Керенса, это невыносимо! Они говорят, что он скоро умрет.
- Да как они могут это знать?
- У них почти не осталось сомнений. Доктор Хилльярд считает, что ему осталось жить три месяца.
- Не может быть!
- Он говорит, что папе нельзя больше работать, потому что силы у него на исходе. Ему надо лежать в постели и отдыхать… - Она закрыла лицо руками; я подошла к ней и обняла ее. Мы прижались друг к другу.
- Может быть, они ошиблись, - сказала я.
Но сама я этому не верила. На лице его преподобия уже давно видны были признаки смерти.
Все изменилось. С каждым днем его преподобию становилось хуже. Меллиора и я ухаживали за ним. Меллиора твердо решила, что будет все делать для него, а я знала, что буду ей помогать.
В доме появился Дэвид Киллигрю - викарий, которого прислали исполнять обязанности священника, пока, как говорилось, не будут произведены соответствующие изменения. Имелось в виду, пока не умрет его преподобие.
Пришла осень, и мы с Меллиорой почти безотлучно были дома. Уроками мы занимались мало, хотя мисс Келлоу никуда не уезжала: просто мы почти все время хлопотали вокруг больного. В доме все шло не так, как прежде, и я думаю, мы все испытывали благодарность к Дэвиду Киллигрю, редкостной доброты человеку. Ему было лет под тридцать, и его ненавязчивое присутствие в доме никому не доставляло хлопот; он хорошо читал проповеди в церкви и справлялся с приходскими делами на удивление успешно.
Дэвид часто сидел с его преподобием, беседуя о приходских делах. С нами он тоже беседовал, и вскоре мы как бы забыли, почему у нас появился новый человек: он стал словно Членом семьи. Викарий старался нас приободрить и давал нам понять, что благодарен за то, что мы приняли его в свой круг; из прислуги все его любили, и прихожане тоже; и так оно все шло, и казалось, что так будет всегда.
Пришло Рождество - для нас печальное Рождество. Миссис Йоу готовила угощение на кухне - потому что прислуга рассчитывает на праздник, говорила она, и она была уверена, что так хочет и его преподобие. Дэвид с этим согласился, и она стала готовить пироги и пудинги, как делала каждый год.
Я помогла Дэвиду принести остролист к празднику; и когда он его обрезал, я сказала:
- А зачем мы это делаем? У нас ведь совсем не праздничное настроение.
Он грустно посмотрел на меня и ответил:
- Всегда лучше надеяться.
- Да? Даже когда мы все равно знаем, что конец близок, - и знаем, какой это конец?
- Мы живем надеждой, - сказал он мне.
Тут я с ним согласилась. Я внимательно посмотрела на него.
- А вы на что надеетесь? - спросила я.
Он помолчал немного, потом сказал:
- Наверно, как и каждый - иметь домашний очаг, свою семью.
- И вы рассчитываете, что ваши надежды сбудутся?
Он подвинулся ко мне поближе и ответил:
- Если я получу приход.
- А до тех пор?
- У меня на руках больная мать. Я обязан о ней подумать.
- А сейчас она где?
- Сейчас за ней присматривает племянница; она живет у нас дома, пока я не вернусь.
Он укололся об остролист и стал сосать палец, а вид V него был смущенный; я заметила, что он покраснел.
Он чувствовал себя неловко. Видимо, думал о том, что когда умрет его преподобие, ему вполне могут предложить этот приход.
В канун Рождества к нам пришли с рождественскими гимнами, и под окном у его преподобия тихо пропели "новое Рождество".
На кухонном столе миссис Йоу готовила рождественский букет - она скрепила два деревянных обруча и украсила их утесником и хвоей. Потом она повесила этот букет за окном комнаты больного, чтобы сделать вид, что мы празднуем Рождество, несмотря на печаль в доме.
Дэвид провел службы так, что все остались довольны, и я слышала, как миссис Йоу сказала Белтору, что если беды все равно не избежать, то уж лучше пусть будет т! как есть.
Ким приехал на Двенадцатую ночь. С тех пор я всегда не любила Двенадцатую ночь, часто оправдываясь перед собой - это потому, что приходит время снимать все рождественские украшения, и праздник кончается - до будущего года.
Я увидела как Ким подъехал к дому на гнедой кобыле - он всегда на ней ездил, - и подумала, как он красиво и мужественно выглядит - не вредным, как Джонни, и не святым, как Джастин, а именно так, как должен выглядеть мужчина.
Я знала зачем он приехал, потому что Ким обещал заехать попрощаться. По мере того, как приближалось время отъезда, он все грустнел.
Я вышла встретить его, потому что думала, что и со мной ему не хотелось расставаться.
- Я увидела, что вы подъезжаете.
Подошел Белтер и взял у него повод, а Ким пошел к входной двери. Мне хотелось задержать его, чтобы он поговорил со мной наедине, прежде чем пройти в гостиную, где, я знала, сидят Меллиора и мисс Келлоу.
- Когда вы едете? - спросила я, стараясь не выдать голосом, как мне отчаянно грустно.
- Завтра.
- По-моему, вам ни капельки не хочется ехать.
- Ну, капельку хочется, - сказал он. - А все остальной противится тому, чтобы покинуть дом.
- Зачем же тогда уезжать?
- Милая Керенса, все уже готово к отъезду.
- Не понимаю, почему нельзя все отменить.
- Увы, - ответил он, - я понимаю.
- Ким, - сказала я с жаром, но если вы не хотите…
- Но я же хочу поехать за море и разбогатеть.
- Для чего?
Чтобы вернуться богатым и знатным.
- Зачем?
- Ну, чтобы обосноваться, жениться и завести семью.
Он говорил почти то же самое, что Дэвид Киллигрю.
Может быть, все этого хотят.
- Значит, так и будет, Ким, - сказала я серьезно.
Он засмеялся и, наклонившись ко мне, легко поцеловал меня в лоб. Я почувствовала себя безмерно счастливой, и тут же мне сделалось отчаянно грустно.