Я говорила себе, что все, что я делаю, делается для Карлиона, и, хотя мне не доставляло удовольствия копаться в его бумагах, ради сына я готова была пойти и на это.
Однажды утром, когда Джонни оставил стол незапертым, я узнала, что хотела.
Джонни играл в карты. Этим объяснялись его частые поездки в Плимут. Он глубоко увяз в долгах, и большая часть их была карточными долгами.
Мне предстояло положить этому конец.
Джонни в очередной раз не было дома. Я догадывалась, что он в игорном клубе в Плимуте. Я была очень зла на него. Накануне я на него напустилась, сказав, что знаю, чем он занимается, и требуя ответить, нет ли у него безумной идеи выиграть состояние. Я видела, что именно на это он и надеется.
Но ничем не могла остановить его.
Меллиора и я обедали вдвоем. Она знала, что я обеспокоена, потому что всегда способна была чувствовать мое настроение; и догадывалась, что беспокойство мое связано с имением.
- Все идет как-то не так с тех пор… - начала она.
Я не ответила. Я не выносила, когда она начинала говорить о своем Джастине.
Она замолчала, опустив глаза; я знала, что она думает о том, как могло бы быть. Видела ли она себя, сидящую за этим столом рядом с Джастином, который улыбается ей, рядом со счастливым Джастином, довольным своим браком? Думала ли она о своем сыне - будущем сэре Джастине - который в это время мог бы спать в детской?
Я рассердилась на нее.
- Дела в аббатстве с некоторых пор идут не очень хорошо, - резко сказала я.
Она играла ножом и вилкой.
- Керенса, скоро в округе будет много бедняков.
- Ты имеешь в виду, когда закроется шахта Феддера?
Она подняла глаза, полные жалости, и кивнула.
Теперь уже скоро, - продолжала она. - И тогда…
- Мне кажется, всех нас ожидают тяжелые времена, - я не смогла побороть в себе желание узнать, что у нее на уме, поэтому продолжала: - Меллиора, ты что-нибудь получала от Джастина в последнее время?
- Уже два месяца ничего не получала, - ответила она, и голос ее звучал спокойно. - Его письма очень изменились.
- Изменились? - Я гадала, заметила ли она страх в моем голосе, когда я это произнесла.
- Он кажется… более спокойным. Умиротворенным.
- У него кто-то есть?
- Нет. Он просто успокоился… духовно.
Я резко сказала:
- Если бы он действительно любил тебя, Меллиора, он бы тебя никогда не покинул.
Она спокойно смотрела на меня.
- Наверное, есть несколько видов любви, Керенса. Наверное, нам трудно понять их все.
Я почувствовала презрение к ним обоим - и к Джастину, и к Меллиоре. Мне не в чем упрекать себя. Они оказались не способными на глубокую и страстную любовь. Любовь для них - это что-то правильное и управляемое. Так не любят. То, что я сделала, не должно меня угнетать. В конце концов, если бы они действительно любили, они бы не позволили себя разлучить. Единственная стоящая любовь - это такая, ради которой можно забыть все практические соображения.
Неожиданно до нас донеслись необычные звуки: топот ног, голоса.
- Что происходит? - спросила я, и мы замолчали, прислушиваясь, в то время как голоса приблизились. Я услышала громкое звяканье дверного колокольчика, после чего последовали молчание и шаги Хаггети. Затем опять звуки голосов, и Хаггети вошел в столовую. Когда он вошел, я подняла глаза.
- Да, Хаггети. Он кашлянул.
- Это депутация, мэм. Они хотят видеть мистера Сент-Ларнстона.
- Вы сказали им, что его нет дома?
- Да, мэм, но, думаю, они не очень-то мне поверили.
- Что это за депутация?
- Ну, мэм, там несколько человек вроде бы от Феддера, и с ними Сол Канди.
- И они пришли сюда? - спросила я. - Зачем?
У Хаггети был смущенный вид.
- Ну, мэм, я же им говорил…
Я знала, зачем они пришли. Они хотели, чтобы шахту Сент-Ларнстонов обследовали на наличие олова. Если она могла дать им работу, они хотели эту работу получить. А почему бы нет? Разве не могло это быть решением и наших проблем? Однажды шахта уже спасла аббатство. Почему бы ей не сделать этого снова?
Я сказала:
- Я встречусь с этими людьми, Хаггети. Проводите их в библиотеку.
Хаггети стоял в нерешительности; я властно посмотрела на него, и он пошел исполнять мое приказание.
В библиотеке я встретилась с ними лицом к лицу. У Сола Канди был важный и решительный вид. Серьезный человек, вожак, подумала я; и мне опять стало любопытно, что же он нашел в Хетти Пенгастер.
Сол был здесь главным, и я обратилась к нему.
- Вы пришли к моему мужу, но его нет дома. По деловым вопросам он обычно советуется со мной, поэтому, если хотите, можете сказать мне, зачем вы пришли сюда, а я передам это ему.
Они раздумывали; я видела скептическое выражение на нескольких лицах. Может быть, они не верили, что Джонни нет дома; может быть, они не хотели разговаривать с женщиной.
Мы с Солом Канди присматривались друг к другу. Я была уверена, что он вспомнил, что я внучка бабушки Би, и решился поговорить со мной.
- Ну что ж, мэм, - сказал он, - это уже точно, что шахта Феддера закрывается, и это многим из нас сулит прямо-таки беду. Мы-то думаем что в сент-ларнстоновской шахте полно олова, и хотим это проверить, а коли это так, то пускай она работает.
- Мне кажется, это справедливо, - ответила я.
Я увидела выражение облегчения на их лицах и продолжала:
- Как только мой муж вернется, я скажу ему, что вы приходили, и этот вопрос будет рассмотрен.
Сол Канди продолжал:
- Только, с этим, мэм, не надо тянуть. Думаю, всем будет спокойнее, если мы начнем готовить буры.
- Почему вы так уверены, что в шахте Сент-Ларнстонов есть олово?
- Ну, наши деды рассказывали нашим отцам, а отцы рассказывали нам, как ее закрыли ни с того ни с сего. По капризу, как говорится. Тогда это тоже принесло нам целую кучу бед. Ну, а нынче идет тяжелое время, а тяжелое время - это не то время, чтоб джентльмены вытворяли капризы.
В этих словах была угроза, а я не любила угроз, однако понимала, что у них есть веские основания и в их соображениях было много здравого.
- Я непременно передам мужу, что вы заходили, - заверила я их.
- И скажите ему, что мы еще придем.
Я наклонила голову, и они вежливо вышли друг за другом.
Я вернулась к Меллиоре. Она была совсем бледной.
- Керенса, - сказала она, и в глазах ее было восхищение, - есть на свете что-нибудь, чего ты не можешь?
Я ответила, что не вижу ничего необычного в том, что я сделала, подумав при этом: вот и ответ. Шахта будет пущена вновь. Аббатство будет спасено для сэра Карлиона.
Я еще не спала той ночью, когда пришел Джонни. Даже не заговорив, я увидела в его глазах отчаяние. Это означало, что он проигрался.
Тем лучше! Теперь он будет так же, как и все остальные, стремиться пустить шахту в работу.
Я села в постели и, как только он вошел, крикнула:
- Джонни, здесь была делегация.
- Что?
- Сюда приходили Сол Канди и несколько шахтеров. Они хотят, чтобы ты открыл шахту Сент-Ларнстон.
Он сел на кровать и уставился на меня.
- Я знаю, что тебе это не по нраву. Но ведь это выход из наших затруднений. Что сработало один раз, сработает и другой.
- Ты что, рехнулась? - спросил он.
Он нетвердо встал, подошел к окну и, отдернув штору, стал смотреть в него.
- Ты пил, - выдвинула я обвинение. - Ах, Джонни, неужели ты не видишь, что нужно что-то сделать? Эти люди собираются открыть шахту, невзирая на то, нравится тебе это или нет.
- Если я обнаружу их на территории моих владений, они будут наказаны за незаконное вторжение.
- Послушай, Джонни. Все равно что-то придется делать. Если шахта Феддеров закроется, здесь возникнет масса трудностей. Ты не можешь позволить, чтобы шахта простаивала, когда она может дать людям работу…
Тут он повернулся, рот его дергался. Я не знала, что он в таком ужасном состоянии.
- Ты прекрасно знаешь, что в шахту лезть нельзя.
- Я знаю, что мы должны что-то предпринять.
- Что именно?
- Мы должны дать понять этим людям, что хотим открыть шахту. Что они о нас подумают, если мы откажемся?
Он посмотрел на меня так, словно хотел убить.
- Шахты никто не коснется, - сказал он.
- Джонни!
Он вышел из комнаты. И не вернулся, а ночь провел в своей гардеробной.
Джонни был непреклонен. Он ни за что не хотел открывать шахту. Я никогда не думала, что он такой упрямый. Он изменился; раньше всегда был таким беззаботным и легкомысленным, и я никак не могла понять причину этой перемены. Почему он так решительно настроен против? Он ведь никогда не заботился о фамильной гордости так, как Джастин.
Джастин! У меня появилась мысль написать Джастину. В конце концов, Джастин - все еще глава дома. Если бы он дал свое разрешение начать обследование, этого было бы достаточно.
Я колебалась. Потом представила себе, как Джастин получает письмо и решает, что это хороший повод для возвращения домой, как завоевывает одобрение деревенских жителей. Быть может, если он вернется и откроет шахту, они будут готовы забыть обстоятельства, вынудившие его уехать.
Нет, я не могла написать Джастину.
В деревне происходили перемены. Надвигалась катастрофа; бикфордов шнур догорал. Мы, семья Сент-Ларнстон, могли обеспечить людей работой, но отказывались это сделать.
Однажды в Джонни бросили камень, когда он проезжал по деревне. Он не знал, кто бросил, тем более, что его не задело. Однако это был худой знак.
Я никогда еще не чувствовала себя так беспокойно.
Я не пыталась увещевать его, потому что считала, что от этого упрямство его только усилится. Он почти не бывал дома; потихоньку приезжал в полночь и крадучись пробирался в гардеробную. Он явно избегал меня.
В тот вечер я рано легла спать и все твердила себе, что так продолжаться долго не может. Что-то случится. Джонни уступит.
Я не могла уснуть. Я догадывалась, что Джонни вернется не раньше полуночи… а то и позже. Тогда мне нужно еще раз поговорить с ним, как бы он ни злился на меня. Я должна напомнить ему о его долге по отношению к сыну! Что это за дурацкая фамильная гордость, которая заставляет его сопротивляться неизбежному?
Я повторяла про себя слова, которые собиралась говорить, и вдруг какой-то импульс заставил меня встать с постели и подойти к окну.
У меня была привычка стоять у этого окна, потому что из него были видны камни, стоящие хороводом, и сейчас они околдовывали меня так же, как и в детстве. Ни одна из моих проблем, говорила я себе, не может сравниться с той, что была у них. Наверное поэтому я всегда обретала рядом с ними душевный покой.
Вдруг я застыла: один из камней шевельнулся. Одна из Девственниц ожила! Нет. Там был кто-то еще. Вокруг камней зловеще двигались огни. На мгновение из темноты ясно выступила фигура человека; на нем было что-то вроде шлема. Я пристально следила за ним; затем увидела другие фигуры. Они стояли внутри каменного круга, и на всех были шлемы.
Нужно было узнать, кто они и что они делают, поэтому я поспешно накинула на себя кое-какую одежду и вышла из дома. Через газоны я пошла к лугу; но когда добралась, там никого не оказалось. При свете звезд я увидела камни, призрачные, похожие на женщин, застигнутых в танце. А невдалеке - старую шахту, ставшую причиной стольких споров.
Мне вдруг пришла в голову мысль: а не могли ли это быть Сол Канди со своими друзьями, которые встретились, чтобы обсудить, что делать дальше? Более подходящего места для подобной встречи не выбрать!
Но теперь они уже ушли. Я стояла внутри каменного круга и ломала себе голову: что же Сол и его друзья будут делать дальше; не могла я не подумать и о Шести Девственницах, а особенно о седьмой, которая танцевать в ту роковую ночь не пришла.
Заперта, замурована и оставлена умирать!
Глупые, фантастические мысли; но чего еще можно ожидать, стоя в центре каменного круга при свете звезд?
Я не слышала, как Джонни приехал той ночью, - должно быть, уже спала, поэтому не имела возможности поговорить с ним.
На следующее утро он встал поздно и ушел. Видимо, поехал в Плимут и снова отправился в клуб. Должно быть, всю вторую половину дня муж играл в карты.
Позже нам удалось узнать, что он ушел из клуба где-то около полуночи. Но домой не вернулся.
На следующее утро я увидела, что его холостяцкая постель пуста, и весь день ждала, когда он приедет, потому что твердо решила, что больше не могу откладывать разговор.
На следующую ночь он тоже не приехал. И когда прошла еще одна ночь и один день, а он все не возвращался, мы начали подозревать, что с ним что-то случилось.
Мы навели справки. Вот тогда-то и обнаружилось, что он ушел из клуба в полночь две ночи назад. Сначала мы было подумали, что кто-то видел, как он выиграл большую сумму, выследил его и ограбил; но он сильно проигрался и, когда покидал клуб, денег при нем было совсем мало.
Начались поиски и наведение справок.
Но никто так и не смог напасть на след Джонни. Когда прошла неделя, а никаких известий по-прежнему не поступало, я начала понимать, что он и в самом деле исчез.
7
Я осталась соломенной вдовой. Что случилось с Джонни? Это была такая же тайна, как и падение Джудит с лестницы.
Я пыталась сохранять спокойствие. Карлиону сказали, что его отец уехал на некоторое время, и он удовлетворился таким объяснением, - мне казалось, что он никогда не был очень уж привязан к Джонни. Я пыталась подготовиться к двум возможным вариантам: к его возвращению и к жизни без него.
Разговоров об открытии шахты пока не было. Я подозревала, что они начнутся чуть позже. Мне дали короткую передышку, учитывая потрясение, вызванное исчезновением мужа.
Как в далекие дни, я пришла со своими трудностями к бабушке. Она теперь почти не вставала с постели, и я огорчалась, видя, как она тает прямо на глазах. Она заставила меня сесть у нее в ногах и пытливо всматривалась мне в лицо.
- Значит, ты потеряла своего Джонни, - сказала она.
- Не знаю, бабушка. Он может вернуться.
- Ты этого хочешь, любушка?
Я молчала, потому что никогда не могла солгать бабушке.
- Думаешь, что будет дальше, а? Как бы не вернулся другой, а?..
Я кивнула.
- А дочка священника?
- Меллиора думает обо мне гораздо больше, чем о себе.
Бабушка вздохнула.
- Тут уж ему деваться некуда, - сказала она. - Коль уж он сейчас не вернется, стало быть, насовсем уехал.
- Может, обождать да поглядеть, как все выйдет, бабушка?
Она наклонилась вперед и взяла меня за руку.
- Ты хочешь, чтоб твой муж вернулся, любушка?
Она ждала прямого ответа; ей было важно это знать.
- Не знаю, - сказала я.
- Керенса, - продолжала она, - ты помнишь, как… Ее голос упал до шепота, и она еще крепче сжала мне руку. Я чувствовала, что она вот-вот скажет мне что-то необычайно важное.
- Да, бабушка? - я тихо подтолкнула ее.
- Я тут все думала…
Она опять замолчала, и я пристально поглядела на нее.
Она закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами, словно разговаривала сама с собой.
- Ты помнишь, - сказала она чуть погодя, - как я причесывала тебе волосы, подняла их вверх, а потом приколола гребень и мантилью, что мне Педро подарил?
- Да, бабушка. Я всегда буду это помнить. Я часто делаю такую прическу и ношу гребень и мантилью.
Она откинулась на подушки, и взгляд у нее стал озадаченный.
- Педро был бы не прочь взглянуть на свою внучку, - пробормотала она. Но я знаю, что это было не то, о чем она собиралась мне сказать.
Мы с Меллиорой сидели вдвоем в моей гостиной.
Как похоже на прежние дни, на те дни, когда мы жили в доме священника. Мы обе это чувствовали и потому снова становились ближе друг другу.
- Это время ожидания, Меллиора, - сказала я. - Жизнь скоро изменится.
Она кивнула, сделав стежок иголкой, - она шила Карлиону рубашку и выглядела такой женственной и хрупкой за этой работой.
- Никаких вестей о Джонни… день за днем, - задумчиво проговорила я. - Как ты думаешь, когда прекратят поиски?
- Не знаю. Наверное, его занесут в списки пропавших без вести до тех пор, пока нам не станет что-нибудь известно о нем.
- А что с ним случилось, Меллиора, как ты думаешь?
Она не ответила.
- В Сент-Ларнстоне очень многие были против него настроены, - продолжила я. - Помнишь, как он был зол в тот день, когда кто-то швырнул в него камнем? Его могли убить жители Сент-Ларнстона за то, что он не открывал шахту. Им не на что жить. Но они знали, что я не против открыть ее.
- Ты… Керенса?
- Я буду теперь госпожой в аббатстве… пока…
- Аббатство принадлежит Джастину, Керенса, и всегда принадлежало.
- Но он уехал, и в его отсутствие всем управлял Джонни. Пока Джастин не вернется…
- Не думаю, что он вернется когда-нибудь. Я не говорила тебе раньше, но он сейчас готовится принять важное решение. Он думает остаться в Италии и вступить в религиозный орден.
- Вот как?
Я тут же подумала, удалось ли мне скрыть радость в голосе. Джастин станет монахом! Никогда не женится! Теперь для Карлиона дорога свободна. Никто не будет стоять между ним и правом наследования.
Внезапно я вспомнила о Меллиоре, сидящей дома и терпеливо ждущей, как Пенелопа. Я пристально взглянула на нее.
- А как же ты, Меллиора? Ты его так любила. Ты его по-прежнему любишь?
Она помолчала.
- Ты такая практичная, Керенса. Ты никогда меня не поймешь. Я, должно быть, кажусь тебе глупой.
- Пожалуйста, попытайся мне объяснить. Это для меня очень важно… я хочу сказать, твое счастье. Я так горевала из-за тебя, Меллиора.
- Я знаю, - улыбнулась она. - Ты иногда злилась, когда упоминали имя Джастина. Я знаю это потому, что ты жалела меня. Джастин был кумиром моего детства. Моя любовь к нему была детским обожанием. Ну, представь себе. Наследник большого дома, а аббатство для меня тоже кое-что значит, как и для тебя. Мне он казался безупречным женихом и, думаю, моей самой заветной мечтой было, что он когда-нибудь заметит меня. Он был принцем из волшебной сказки, который женится на дочери дровосека и делает ее королевой. Это выросло из детской фантазии. Понимаешь?
Я кивнула.
- Я думала, что ты больше никогда не будешь счастлива, после того как он уехал.
- Так оно и было. Но наши отношения были мечтательной идиллией. Его любовь ко мне и моя к нему. Будь он свободен, мы бы поженились и, возможно, это был бы удачный брак. Я продолжала бы обожать его, была бы ему хорошей, верной женой, а он - учтивым, нежным мужем. Но нашим отношениям всегда была бы свойственна мечтательность, некоторая бескровность, нереальность. Ты дала мне это понять.
- Я? Как так?