- Кому? Когда?
- Я сказал: "Хетти, малышка моя, не тревожься. Тебя обидели. Ему б на тебе жениться, а не убивать, да тут, видишь ли, была эта… Она вышла из стены и обидела тебя, и не кто иной, как я, ее выпустил. Она плохая… ее место в стене. Не волнуйся. Ты найдешь покой".
- Ройбен, я ухожу…
Он покачал головой.
- Ты отправишься на свое место. Я тебя туда доставлю.
- Куда это?
Он придвинул свое лицо вплотную ко мне и засмеялся тем ужасным смехом, который будет преследовать меня до конца моих дней.
- Ты знаешь, дорогуша, где твое место.
- Ройбен, - сказала я, - это вы преследовали меня тогда в домике?
- Ага, - сказал он. - Ты заперлась. Но тогда не годилось. Я был не готов. Надо быть готовым.
- К чему?
Он улыбнулся, и опять домик заполнил его зловещий смех.
- Отпустите меня, Ройбен, - попросила я.
- Я отпущу тебя, моя маленькая леди. Я отпущу тебя туда, куда тебе положено. Это не тут, не в домике. Не на этой земле. Я собираюсь вернуть тебя туда, где ты была, когда я тебя потревожил.
- Ройбен, послушайте меня, пожалуйста. Вы не поняли. Вы никого в стене не видели. Вам это почудилось из-за всех этих историй… а если и видели, она не имеет ко мне никакого отношения.
- Я тебя выпустил, - снова сказал он. - Я сделал ужасную вещь. Погляди, что ты наделала с нашей Хетти!
- Я Хетти ничего не делала. Что бы с ней ни произошло, это произошло из-за того, что сделала она сама.
- Она была, как птичка… маленькая голубка, что всегда прилетает домой.
- Послушайте, Ройбен…
- Не время слушать. Твое гнездышко тебя ждет. Я его приготовил. Там ты отдохнешь. Удобно разместишься, как была, покуда я тебя не потревожил. И тогда ты больше никому не причинишь зла… а я смогу сказать Хетти, что выполнил ее волю.
- Хетти мертва. Вы не можете ей ничего сказать.
Его лицо опять сморщилось.
- Наша Хетти мертва, - бормотал он. - Наша маленькая голубка мертва. И он мертвый. Сол об этом позаботился. Сол всегда говорил, что есть один закон для них и другой - для таких, как мы… и он позаботился, чтоб все было по справедливости. Ну, и я тоже. Для тебя, Хетти. Ты больше не пугайся. Она возвращается, куда ей положено.
Когда он отпустил меня, я шагнула к двери, но бежать было некуда. Я услышала, как его смех наполнил домик, и увидела его руки - его сильные, умелые руки! Я ощутила их у себя на горле… они выдавливали из меня жизнь.
Я очнулась от холодного ночного воздуха. Я чувствовала себя больной и слабой, горло у меня болело, руки и ноги сводило судорогой.
Кругом была темнота. Я почувствовала неприятные толчки, попыталась закричать, но голоса не было. Я поняла, что меня куда-то везут, потому что мое тело время от времени пронизывала боль от тряски. Я попыталась пошевелить руками, но не смогла и внезапно поняла, что они связаны у меня за спиной.
Я начинала вспоминать. Звук смеха Ройбена, вид его полубезумного лица совсем рядом с моим, полумрак домика, так долго бывшего моим прибежищем и родным домом, - весь этот ужас, превративший его в самое страшное на свете место.
Меня куда-то везли, и вез меня Ройбен. Я была связана и так же беспомощна, как овца, которую тащут на заклание.
Куда меня везут? - спросила я себя.
Я знала!
Надо позвать на помощь. Надо дать Киму знать, что я в руках сумасшедшего. Я поняла, что он собирается делать. В его сумасшедшем мозгу я стала привидением - реальным или воображаемым, кто знает? Для него я действительно была Седьмой Девственницей Сент-Ларнстона.
Этого не может быть. Я все придумала. Со мной не может случиться такого.
Я попробовала позвать Кима, но раздался только приглушенный звук, и я поняла, что мое тело обмотано какой-то грубой материей, вероятно, мешковиной.
Наконец мы остановились. С меня сняли покрывало, и я увидела звезды. Значит, была ночь, и я поняла, где я, потому что смогла увидеть сад, обнесенный стеной, и саму стену… как в тот далекий день, когда мы встретились тут все вместе: Меллиора, Джастин, Джонни, Ким и я. А теперь я была здесь одна… наедине с сумасшедшим.
Я услышала его тихий смех, тот ужасный смех, который навсегда останется со мной.
Он подкатил меня поближе к стене. Что с ней случилось? В ней была дыра, как в тот раз, когда там было такое же полое пространство.
Он вытащил меня из тачки, в которой катил от домика; я слышала его тяжелое дыхание, пока он пропихивал меня в дыру.
- Ройбен!.. - выдохнула я. - Нет… Ради Бога, Ройбен…
- Я уж боялся, что ты померла, - сказал он. - Это было б неправильно. Я ужасно рад, что ты еще живая.
Я попыталась заговорить, урезонить его. Попыталась позвать на помощь. Мое намятое горло сжалось, и хотя я собрала всю свою волю, я не могла издать ни звука.
Я уже стояла в стене, так же, как стояла в тот день. Ройбен казался просто черной тенью, и словно откуда-то издалека я слышала его смех. Я увидела кирпич у него в руках и поняла, что он собирается делать.
Теряя сознание, внезапно подумала: "Все, что я сделала, привело меня к этому, так же, как все, что сделала та девушка, привело ее к этому же. Мы шли схожими путями, только я ни о чем не догадывалась. Я думала, что могу заставить жизнь идти так, как мне хотелось… но, может быть, и она думала так же".
Сквозь туман боли и страха я услышала голос, хорошо знакомый, любимый голос.
- О, Господи, - воскликнул он. А потом: - Керенса, Керенса!
Две руки подняли меня, нежно, сочувственно.
- Моя бедная, бедная Керенса…
Ким пришел ко мне. Это он меня спас, Ким вынес меня на руках из смертной тьмы…
Я проболела несколько недель. Я находилась в аббатстве, и Меллиора ухаживала за мной.
Это было ужасно, гораздо хуже, чем мне представлялось сначала: каждую ночь я просыпалась в поту, мне снилось, что я стою в пустоте стены, и черти лихорадочно работают, замуровывая меня.
Меллиора пришла ухаживать за мной и находилась рядом день и ночь.
Как-то ночью я проснулась и зарыдала в ее объятиях.
- Меллиора, - сказала я, - я заслужила смерть за свои грехи.
- Тс-с, - успокаивала она. - Ты не должна так думать.
- Но я согрешила… так же сильно, как и она. Даже больше. Она нарушила свой обет. Я нарушила свой. Я нарушила обет дружбы, Меллиора.
- Тебе видятся дурные сны.
- Дурные сны о дурно прожитой жизни.
- Ты пережила такой ужас! Не надо бояться.
- Порой мне кажется, что Ройбен в комнате, что я кричу и никто меня не слышит.
- Его забрали в Бодмин. Он уже давно был болен. И ему становилось все хуже…
- С тех пор как не стало Хетти?
- Да.
- Как получилось, что Ким оказался там и спас меня?
- Он увидел - в стене разобраны кирпичи. Он поговорил об этом с Ройбеном, а тот сказал, что она снова обвалилась. Обещал поправить ее назавтра. Но Ким не мог понять, почему она обвалилась, когда не так давно ее ремонтировали… ах, ну ты помнишь, - когда мы были детьми.
- Хорошо помню, - сказала я ей. - Мы были там все вместе…
- И все мы помним, - ответила мне Меллиора. - А потом ты не пришла домой, и я пошла к Киму… разумеется.
- Да, - тихо сказал я, - разумеется, ты пошла к Киму.
- Я знала, что ты ушла в свой старый домик, так что мы сперва пошли туда. Он был не заперт, и дверь нараспашку. Тут Ким испугался. Он побежал, потому что Ройбен говорил ему что-то такое странное про Хетти… Ему, должно быть, сразу пришло в голову…
- Он догадался, что Ройбен собирается сделать?
- Он догадался, что с Ройбеном происходит нечто странное, и мы должны бежать к стене… Слава Богу, Керенса!
- И Киму, - пробормотала я.
Потом стала думать обо всем, чем я обязана Киму. Вероятно, жизнью Джо и его теперешним счастьем; моей жизнью и моим будущим счастьем.
Ким, думала я, скоро мы будем вместе, и все, что случилось до этого, будет забыто. Для нас останется только будущее - для меня и для тебя, мой Ким.
Я проснулась ночью от рыданий. Мне снился дурной сон, будто я стояла на лестнице с Меллиорой, и она протягивала мне игрушечного слоненка.
Я говорила: "Вот что убило ее. Теперь ты свободна, Меллиора… свободна".
Я проснулась и увидела, что Меллиора стоит около меня, ее золотистые волосы заплетены в две косы; толстые и блестящие, они были похожи на золотые канаты.
- Меллиора, - сказала я.
- Все хорошо. Это только дурной сон.
- Эти сны… можно ли избавиться от них?
- Все пройдет, если вспомнить, что это всего лишь сон.
- Но они - часть прошлого, Меллиора. Ах, ты же не знаешь! Боюсь, я вела себя подло.
- Ну, Керенса, не надо так говорить.
- Считается, что признание облегчает душу, Меллиора, я хочу во всем признаться.
- Мне?
- Это тебе я причинила зло.
- Я принесу успокаивающее, а ты должна попытаться заснуть.
- Я буду лучше спать с чистой совестью. Мне нужно все рассказать тебе, Меллиора. Я должна рассказать тебе о том дне, когда умерла Джудит. Это произошло не так, как все думают. Я знаю, почему она умерла.
- Тебе опять снились кошмары, Керенса.
- Да, именно поэтому я и хочу тебе все рассказать. Ты не простишь мне… в глубине души не простишь, хотя скажешь, что простила. Я промолчала, когда надо было говорить. Я погубила твою жизнь, Меллиора.
- Что ты говоришь? Тебе нельзя волноваться. Успокойся, прими лекарство и попытайся уснуть.
- Послушай меня. Джудит споткнулась. Помнишь Сонечку… слоненка, игрушечного слоненка Карлиона?
Меллиора выглядела встревоженной. Она, видимо, думала, что у меня бред.
- Так помнишь? - настаивала я.
- Ну, конечно. Она до сих пор где-то здесь.
- Джудит споткнулась об нее. Шов…
Она нахмурила лоб.
- Дырка, - продолжала я. - Ты ее зашила. Это от каблука Джудит. Игрушка валялась на лестнице, и Джудит споткнулась. Я спрятала слоненка, потому что сначала боялась, как бы не обвинили Карлиона, а потом… потом я подумала, что если будет доказано, что произошел несчастный-случай, Джастин никогда не уедет, он женится на тебе, у тебя будет сын, который получит все - все, чего я хотела для Карлиона.
Тишина в комнате. Только тиканье часов на каминной полке. Мертвая тишина аббатства ночью. Где-то в этом доме спит Ким. И Карлион.
- Ты меня слышала, Меллиора? - спросила я.
- Да, - тихо сказала она.
- Ты ненавидишь меня… за вмешательство в твою жизнь… за то, что твоя жизнь разбита!
Она молчала, и я подумала: я ее потеряла. Я потеряла Меллиору. Сначала бабушку, потом Меллиору. Но что мне за дело! У меня есть Карлион. У меня есть Ким.
- Это было так давно, - сказала наконец Меллиора.
- Но ты могла выйти за Джастина замуж. Могла стать хозяйкой аббатства. Могла иметь детей. Ах, Меллиора, как ты должна меня ненавидеть!
- Я никогда не смогу тебя ненавидеть, Керенса, и потом…
- Когда ты все это вспомнишь… когда все явно всплывет в твоей памяти… когда ты подумаешь о том, как много ты потеряла из-за меня, ты меня возненавидишь.
- Нет, Керенса.
- Ах, ты такая великодушная… слишком великодушная. Порой я ненавижу твое великодушие, Меллиора. Оно делает тебя такой слабой. Я бы восхитилась тобой, если бы ты в гневе обрушилась на меня.
- Но я не могу теперь этого сделать. Ты поступила действительно дурно. Гадко. Но это прошло. А теперь я хочу сказать тебе спасибо, Керенса. Потому что я рада, что ты поступила именно так.
- Да? Ведь ты потеряла человека, которого любила… Неужели ты рада своей одинокой жизни?
- Наверное, я никогда не любила Джастина, Керенса. О, я вовсе не такая кроткая, как ты думаешь. Если бы я его любила, я не позволила бы ему уехать. Если бы он любил меня, он бы не уехал. Джастину нравилась одинокая жизнь. Он сейчас счастлив, как никогда ранее. И я тоже. Если бы мы поженились, это было бы ужасной ошибкой. Ты спасла нас от этого, Керенса. Тобой руководили дурные помыслы… но ты спасла нас. Я сейчас так счастлива… У меня не было бы этого счастья, если бы не ты. Вот что тебе следует знать.
- Ты стараешься меня утешить, Меллиора. Ты всегда старалась так делать. Я не ребенок, чтоб меня утешать.
- Я пока не собиралась тебе говорить. Ждала, когда тебе станет получше. Тогда мы собирались это отметить. Мы все очень волнуемся… Карлион придумывает большой сюрприз. Это будет грандиозный праздник, и мы ждем только, чтобы тебе стало получше.
- Отметить… что?
- Пора тебе сказать… чтобы твоя душа успокоилась. Они не станут возражать, хотя мы собирались сделать из этого целое событие.
- Объясни, в чем дело.
- Я поняла, как только он вернулся. И он тоже понял, почему ему так хотелось вернуться сюда.
- Кто?..
- Ким, конечно. Он попросил меня выйти за него замуж. Ах, Керенса, жизнь так чудесна. Так что, это ты меня спасла. Ты знаешь теперь, почему я могу быть только благодарной тебе. Мы собираемся вскоре пожениться.
- Ты… и Ким… ах, нет. Ты и Ким!
Она рассмеялась.
- Ты все это время горевала, думая о Джастине. Но с прошлым покончено, Керенса. То, что было до этого, больше не имеет значения. Главное, что впереди. Разве ты не понимаешь?
Я откинулась на подушки и закрыла глаза.
Да, я понимала. Мои мечты рухнули, ибо я ничему не научилась в прошлом.
Я смотрела в будущее - мрачное, как пустота в стене. Я была замурована в своем несчастье.
8
В аббатстве теперь есть дети - Меллиоры и Кима. Старшему - его зовут Дик, но отцу, - десять лет, и он так похож на Кима, что когда я вижу их вместе, мне становится невыносимо горько.
Я живу в Дауэр Хауз и почти каждый день хожу через луг мимо хоровода камней, к их дому. Все следы шахты убрали. Ким говорит, что Сент-Ларнстонам надо было знать, что она тут есть, а Кимберы в ней не нуждаются, будут любить свой дом и работать ради него. Так чти пока в Сент-Ларнстоне есть Кимберы, аббатство будет процветать.
Меллиора прекрасная хозяйка. Никогда не видела человека, способного так наслаждаться своим счастьем. Она уже не помнит тягот, которые ей пришлось вынести при старой леди Сент-Ларнстон, страданий, перенесенных из-за Джастина; однажды она сказала мне, что смотрит на свое прошлое, как на ступеньку в будущее. Мне бы так.
Если б только бабушка была со мной! Если б только я могла поговорить с ней! Припасть бы к ее мудрости!
Карлион подрос. Он высок, почти не похож на Джонни, но при всем том он - Сент-Ларнстон. Ему шестнадцать, и он проводит больше времени с Джо, чем со мной. Он вообще похож на Джо - та же мягкость характера, та же увлеченность животными. Порой мне кажется, что ему хотелось бы, чтобы его отцом был Джо, и поскольку у Джо нет собственного сына, он не может нарадоваться на Карлиона.
На днях я разговаривала с Карлионом о его будущем, и, сияя, он мне выдал:
- Я хочу заняться тем же, что и дядя Джо. Я пришла в негодование, напомнила ему, что он станет сэром Карлионом в один прекрасный день, и попыталась показать ему то будущее, которое прочила ему я. Сент-Ларнстоном, конечно, он уже не мог владеть, но я хотела, чтобы он тоже стал хозяином большого имения, такого, каким в течение многих поколений владели его предки.
Он опечалился, потому что огорчать меня ему не хотелось. Карлион боялся, что я разочаруюсь в нем, потому что как ни мягок он был, но своей воли ему не занимать. Да и как же могло быть иначе у моего сына?
Так между нами пролегла трещина, и с каждым днем она становилась все шире. Джо знает об этом, но думает, что мальчик должен сам сделать выбор. Джо привязан ко мне, хотя порой мне кажется, что он меня боится. Всего лишь раз или два он упомянул о той ночи, когда Ким и я вынесли его из леса, но он никогда о ней не забывает. Он всегда помнит о том, чем он обязан Киму и мне, и, хотя его взгляд на жизнь отличается от моего, он меня старается понять. Он знает о моих честолюбивых планах для Карлиона. В конце концов когда-то я была полна честолюбивых замыслов и по поводу самого Джо.
Он разговаривал с мальчиком, пытался убедить его, что жизнь сельского ветеринара, достаточно приятная для необразованного дядюшки Джо, не годится для сэра Карлиона.
Но Карлион остается непреклонен, и я тоже. Я замечаю, что он уже избегает бывать со мной наедине. От этого, и от того, что я вынуждена каждый день с завистью смотреть на счастливую семью в аббатстве, я задаю себе вопрос: "Какую удачу принесли мне все мои ухищрения?"
Дэвид Киллигрю часто пишет мне. Он все еще викарий, а его мать все еще жива. Мне бы надо написать Дэвиду и сказать ему, что я больше никогда не выйду замуж. Но я этого не делаю. Мне доставляет удовольствие думать, что Дэвид ждет и надеется. Благодаря этому я чувствую, что и я для кого-то много значу.
Ким и Меллиора говорят мне, что я много значу для них. Меллиора зовет меня своей сестрой - и Ким зовет меня сестрой. Ким, к которому я всегда тянулась душой и телом! Мы были созданы друг для друга, иногда мне хочется сказать это вслух, но ему невдомек.
Он однажды сказал мне, что полюбил Меллиору, когда услышал, как она забрала меня домой с Трелинкетской ярмарки. "Она выглядела такой мягкой, нежной, - сказал он, - и оказалась способна на такой поступок. Мягкость и сила, Керенса. Превосходное сочетание, причем сила всегда для кого-то другого. Такова моя Меллиора. А потом она привела вас на бал! Не стоит обманываться мягкостью моей Меллиоры - это мягкость силы".
Мне приходится смотреть на них и притворяться. Я присутствовала при рождении детей. Двух мальчиков и двух девочек. Будут и еще. Старший унаследует имение. В нем воспитывают любовь к аббатству и желание трудиться ради него.
Почему же такое случилось со мной, ведь я планировала свое будущее и изо всех сил трудилась ради него… и взлетела так высоко?..
Но у меня по-прежнему есть Карлион, и я все время напоминаю себе, что он когда-нибудь станет сэром Карлионом, потому что Джастину вряд ли долго осталось жить. Он болен. Сэр Карлион! Он должен иметь достойное будущее. У меня есть Карлион, ради которого нужно трудиться. Я никогда не позволю, чтобы он стал сельским ветеринаром.
Иногда я сижу у окна, глядя на башни аббатства, и молча плачу. Никто не должен знать, как я страдаю. Никто не должен знать, какое поражение я потерпела.
Иногда я выхожу и стою в хороводе камней, и мне кажется, что моя судьба несчастнее, чем у них. Они были обращены в камень, когда танцевали, дерзко бросая вызов судьбе. Лучше бы и мне так.