- У меня вовсе не куриные мозги, - возмутилась Селина. - Даже если и так, у тебя не было времени в этом убедиться. Я только сказала, что не могу весь день проходить в пижаме и…
- Слушай, это Кала-Фуэрте, Сан-Антонио, а не Куинс-гейт. Лично мне плевать, даже если ты будешь бродить тут голая, главное, чтобы ты поскорей получила деньги и я смог вернуть тебя в целости и сохранности в Кенсингтон к няньке!
Он залез в ящик стола, вытащил оттуда чистый лист бумаги и карандаш, а потом поднял на нее свои карие непроницаемые глаза и сказал:
- Будь ты постарше и поопытнее, я бы получил сейчас хорошую пощечину.
Селина подумала, что если сейчас заплачет - неважно от слабости или от злости, - то никогда себе этого не простит. Дрогнувшим голосом она произнесла:
- Я об этом даже не думала.
- Прекрасно. Вот и не надо.
Он уселся за стол и положил лист бумаги перед собой.
- Как называется твой банк?
8
После тихого тенистого Кала-Фуэрте полуденный Сан-Антонио показался Джорджу раскаленным, пыльным, переполненным людьми. На улицах было не протолкнуться от громко гудящих машин, мотороллеров, тележек с запряженными в них осликами и велосипедов. Узкие тротуары не вмещали всех пешеходов, так что те, позабыв об осторожности, сходили на проезжую часть; Джордж вскоре понял, что не продвинется ни на дюйм, если не будет постоянно жать на гудок.
Офис телеграфной компании и здание его банка располагались на одной и той же площади, отделенные друг от друга бульварчиком с фонтанами. Джордж припарковал машину в тенистом уголке, закурил и первым делом отправился в банк, чтобы узнать, не поступили ли его собственные деньги из Барселоны. В этом случае он бы их обналичил, выкинул телеграмму, поехал в аэропорт и купил Селине обратный билет до Лондона.
К сожалению, денег по-прежнему не было. Кассир любезно предложил Джорджу присесть и подождать четыре-пять часов - он постарается связаться с Барселоной и выяснить причину задержки. Джордж с живым интересом полюбопытствовал, с какой стати он будет ждать четыре-пять часов только чтобы услышать, что телефонная линия сломалась и ее никак не починят.
Прожив на острове шесть лет, он так и не смог смириться с отношением местных жителей ко времени и все еще колебался, решая, забавляет оно его или раздражает, однако сказал клерку, чтобы тот не беспокоился, он вполне может обойтись без денег, и вышел из банка, а потом пересек площадь и, поднявшись по парадной лестнице, ступил в просторный отделанный мрамором холл телеграфной компании.
Он переписал текст телеграммы на официальный бланк, а потом встал в конец медленно движущейся очереди. Когда Джордж наконец подошел к зарешеченному окошку, его терпение было на исходе. Мужчина в окошке оказался лысым, с дочерна загорелой головой и бородавкой на носу, и ни слова не знал по-английски. Он долго разбирал послание, подсчитывал слова, заглядывал в справочник. Наконец, он поставил на бланке штамп и потребовал с Джорджа девяносто пять песет.
Джордж заплатил.
- Когда телеграмма попадет в Лондон?
Мужчина посмотрел на часы.
- Сегодня вечером… скорее всего.
- Вы сразу ее отправите?
Тот не снизошел до ответа. Он посмотрел через плечо Джорджа и объявил:
- Следующий!
Делать было нечего. Джордж вышел на улицу, прикурил еще одну сигарету и стал размышлять, чем заняться дальше. В конце концов он решил, что неплохо было бы заглянуть в яхт-клуб и забрать почту, однако машину заводить поленился и пошел пешком.
Тротуары были до того переполнены, что на них было страшно ступить. Он старался идти по проезжей части, отскакивая к краю, когда мимо проезжали автомобили. У него над головой нависали крошечные балкончики, на которых, как и на тротуаре, яблоку негде было упасть. Сидели на солнышке с вышивкой в руках толстые старухи, с ног до головы одетые в черное. Ребятишки с глазами-виноградинами выглядывали между прутьев кованых решеток; от одной стороны улицы до другой были натянуты веревки со стираным бельем, и повсюду витал знакомый аромат. Сан-Антонио пах водорослями и рыбой, кедрами и сигаретным дымом, и над всем этим царили запахи порта, которые ветер доносил с моря.
Он подошел к небольшому перекрестку и остановился у края тротуара, дожидаясь, пока можно будет перейти дорогу. В будочке калека торговал лотерейными билетами; на другой стороне улицы сверкала витрина магазина, где пестрели вышитые блузки и летние платья, пляжные шляпы и туфли, а рядом купальные костюмы.
Джордж вспомнил о Селине. Конечно, ему не терпится посадить ее на самолет и поскорее избавиться от этой обузы, однако не может же она уехать без одежды. Наверное, стоит купить ей платье. Однако, когда он переступил порог магазина, у него возникла другая, гораздо более забавная идея.
- Buenos días, сеньор, - сказала рыжеволосая продавщица, вставая из-за маленького стеклянного прилавка.
- Buenos días, - отозвался Джордж и с непроницаемым лицом сообщил, что собирается купить.
Пять минут спустя он снова шагал по людным улочкам, неся в руке небольшой пакет, аккуратно упакованный в бело-розовую полосатую бумагу. Он все еще ухмылялся про себя, когда у него за спиной раздался резкий гудок. Джордж выругался и отступил к тротуару, и тут длинный черный "ситроен" чуть было не проехал ему по ногам, а потом резко затормозил.
- Так-так, - произнес знакомый голос. - Смотрите-ка, кто в городе!
Это была Фрэнсис. Она сидела в своей открытой машине и выглядела одновременно удивленной и обрадованной. На ней были солнечные очки, мужская соломенная шляпа, сдвинутая на самый нос, и выгоревшая розовая рубашка. Она потянулась открыть ему дверцу.
- Залезай, я тебя отвезу.
Он забрался в машину; кожаное сиденье до того раскалилось, что Джордж подумал, будто сейчас зажарится заживо. Прежде чем он захлопнул дверцу, Фрэнсис нажала на газ, и машина покатила вперед, проталкиваясь сквозь толпу.
Она сказала:
- Я не ожидала, что ты вернешься так быстро.
- Я и не собирался.
- Когда ты приехал?
- Примерно полтора часа назад. Мне надо было отправить телеграмму.
Фрэнсис ничего на это не сказала. Группа пешеходов перегородила им дорогу: полные дамы в летних платьях и белых жакетах, на головах новенькие соломенные шляпы, лица розовые от солнечных ожогов. Фрэнсис нажала на клаксон, и они удивленно обернулись, оторвав глаза от открыток, которые собирались купить, а потом безо всякого недовольства отступили на кишащий людьми тротуар.
- Откуда они все взялись? - поинтересовался Джордж.
- В порту стоит круизный корабль. Первый в этом сезоне.
- Черт, сезон уже начался?
Фрэнсис пожала плечами.
- Давай смотреть на это с позитивной стороны. Туристы привозят на остров деньги.
Она перевела взгляд вниз, на сверток, лежавший у него на коленях.
- Ты делал покупки в магазине Терезы?
- Откуда ты знаешь, что у нее?
- Бумага в бело-розовую полоску. Я заинтригована.
После секундной заминки Джордж ответил:
- Это носовые платки.
- Не знала, что ты ими пользуешься.
Они выехали на главную улицу города; движение там контролировали свирепые регулировщики из гражданской гвардии. Переключившись на вторую передачу, Фрэнсис сказала:
- Куда тебя подвезти?
- В яхт-клуб: возможно, там есть для меня почта.
- Ты разве не забрал ее вчера?
- Да, но вдруг пришло еще что-то?
Она искоса взглянула на него.
- Как ты добрался домой?
- Нормально.
- А с яхтой все в порядке?
- В полном. Вчерашний шторм вас не задел?
- Нет, прошел стороной.
- Повезло. У нас была настоящая буря.
Они постояли на светофоре, дожидаясь зеленого сигнала, потом Фрэнсис свернула в узкий проулок, а из него на широкую дорогу, ведущую к гавани. Эту часть Сан-Антонио Джордж любил больше всего: здесь повсюду были маленькие бары с видом на море и портовые лавочки, пропахшие смолой, зерном и парафином. В гавани было полно судов: качались на волнах яхты и шхуны местных рыбаков, пускал дым из трубы пароходик, отправлявшийся в Барселону, а к северному причалу был пришвартован круизный лайнер, прибывший из Бремена.
Среди них Джордж заметил незнакомую яхту; вчера ее в порту не было.
- Чья это яхта под датским флагом?
- Одного парня по имени Ван Триккер - он совершает кругосветное путешествие.
Фрэнсис всегда была в курсе новостей.
- Через Средиземное море?
- Почему бы нет? Для чего тогда копали Суэцкий канал?
Он усмехнулся. Фрэнсис наклонилась, взяла с полки под приборной доской пачку сигарет и протянула их ему; Джордж прикурил сразу две, для себя и для нее. Они подъехали к яхт-клубу, и он прошел внутрь, чтобы взять почту, а Фрэнсис ждала в машине. Когда Джордж вернулся с двумя письмами, заткнутыми в задний карман брюк, она спросила:
- Куда теперь?
- Я собирался выпить.
- Я поеду с тобой.
- Разве тебе не надо продавать скульптуры Улофа Свенсена этим очаровательным туристам?
- Я наняла помощницу, студентку. Она и займется туристами. - Одним резким движением она развернула машину. - А я предпочитаю заняться тобой.
Они поехали в расположенный неподалеку бар Педро, перед которым на тротуаре стояли столики и стулья, уселись в тени дерева, и Джордж заказал пиво для себя и коньяк для Фрэнсис.
- Дорогуша, с каких это пор ты отказался от крепких напитков? - изумилась она.
- Просто жажда замучила.
- Надеюсь, ты не болен.
Она протянула руку и вытащила письма, торчавшие у него из кармана, бросила их на стол и сказала:
- Открой.
- Зачем?
- Затем что меня мучает любопытство. Мне всегда страшно интересно, что там, в письмах, особенно в чужих. Я боюсь, что их содержание устареет и потеряет всякий смысл.
С кое-как накрытого стола она взяла нож и надорвала клапаны конвертов.
- Теперь тебе надо просто вытащить и прочесть письма.
Развеселившись, Джордж последовал ее совету. В первом конверте оказалось письмо из журнала о яхтах: редактор сообщал, что журнал заплатит ему восемь фунтов десять шиллингов за статью, которую Джордж им отправил.
Он протянул письмо Фрэнсис и она прочла его, а потом сказала:
- Вот видишь! Отличная новость.
- Это лучше, чем ничего. - Джордж вытащил из конверта второе письмо.
- О чем была статья?
- О приборах для автоматического управления курсом.
Она похлопала его по спине.
- Смотри-ка, какой ты умный! А это от кого?
Письмо было от издателя, но он уже читал его и не ответил на вопрос.
Джорджу Дайеру, эсквайру
Яхтенный клуб,
Сан-Антонио,
Балеарские острова, Испания
Мистер Дайер, за прошедшие четыре месяца я написал вам уже пять писем, надеясь получить как минимум синопсис вашей второй книги, продолжения Фиесты в Кала-Фуэрте. Вы не ответили ни на одно из них. Все мои письма были адресованы в яхтенный клуб Сан-Антонио, и теперь я не уверен, что этот адрес все еще действителен.
Как я отметил во время переговоров о публикации Фиесты в Кала-Фуэрте, продолжение книги обязательно, если мы хотим сохранить у читателей интерес к вам как к писателю. Фиеста в Кала-Фуэрте хорошо продается, выходит уже третье издание и ведутся переговоры об издании в обложке; однако мы настаиваем на скорейшем выходе второй книги, который необходим, чтобы сохранить объем продаж.
Очень жаль, что мы не можем встретиться лично и обсудить данный вопрос, однако мне кажется, я ясно дал вам понять, что соглашаюсь выпустить Фиесту в Кала-Фуэрте только при условии, что это будет первая книга в серии, и у меня сложилось впечатление, что вы меня поняли.
В любом случае, буду признателен, если вы ответите на это письмо.
С уважением,
Артур Рутленд.
Он перечитал письмо дважды, а потом бросил его на стол. Официант принес напитки; пиво было таким холодным, что стакан запотел, и когда Джордж взял его в руку, та заныла, словно он держал на ладони ледышку.
Фрэнсис спросила:
- От кого письмо?
- Прочти.
- Я не стану читать, если тебе это неприятно.
- Ради бога, читай!
Она стала читать, а Джордж принялся за пиво.
Фрэнсис добралась до конца и фыркнула:
- Вот это отповедь! Да кто он такой!
- Мой издатель.
- У вас даже нет с ним контракта!
- Издатели не любят авторов одной книги, Фрэнсис. Если не можешь писать одну за другой, лучше не начинать вовсе.
- Ты получил предыдущие письма?
- Конечно. Он докучает мне уже четыре или пять месяцев. Вот почему я перестал распечатывать почту.
- Но ты пытался написать вторую книгу?
- Пытался? Да я чуть не надорвался от этих попыток! Только о чем, черт возьми, мне писать? Я и первую-то настрочил только потому, что деньги кончались, а зима была ужасно холодная и длинная. Я даже не надеялся, что ее опубликуют.
- Но ты же много где побывал, Джордж… столько всего видел. То плавание по Эгейскому морю…
- Думаешь, я не пытался написать о нем? Я три недели терзал пишущую машинку, но читать то, что у меня получалось, было еще скучнее, чем писать! И вообще, об этом сто раз писали до меня. Все на свете уже написано!
Фрэнсис сделала последнюю затяжку, а потом аккуратно затушила сигарету в пепельнице. Ее загорелые руки были крупными, как у мужчины, с ярко-красным лаком на широких ногтях. Запястье охватывал тяжелый золотой браслет; когда она протянула руку к пепельнице, он негромко звякнул, ударившись о деревянную столешницу. Она осторожно спросила:
- Собственно, разве это катастрофа? Ты написал хорошую книгу, и если не можешь написать вторую - что ж, так тому и быть.
Из гавани яхт-клуба выходила яхта: до них донесся звон цепи и вверх по мачте взлетел парус. Секунду он висел неподвижно, а потом мальчишка у румпеля сменил курс - парус дрогнул, расправляя складки, и натянулся гладким тугим изгибом, и вот уже яхта, чуть накренившись, двинулась вперед, подталкиваемая ветром, а крен еще усилился.
Он сказал:
- Я не люблю нарушать обещания.
- О милый, ты говоришь так, будто речь идет о чем-то личном.
- А это разве не личное?
- Нет, это бизнес.
- Ты смогла бы вот так нарушить обещание, пускай даже в бизнесе?
- Конечно, нет. Но это не то же самое, что торговать носками или вести бухгалтерию. Речь о творчестве, а в нем действуют совсем другие законы. Если у тебя творческий кризис, тут уж ничего не поделаешь.
- Творческий кризис, - горько произнес Джордж. - Вот, значит, как это называется?
Она накрыла его руку своей, тяжелой от массивного золотого браслета.
- Почему бы тебе не выкинуть это из головы? Напиши мистеру… - она взглянула на подпись в письме, - Рутленду, что посылаешь все к черту и больше никаких книг не будет.
- Ты правда думаешь, что я смогу так поступить? А что потом?
Фрэнсис пожала плечами.
- Ну… - она заговорила медленно, растягивая слова. - В мире есть множество других занятий.
- Каких например?
- Через две недели Пасха. - Она взяла со стола нож, которым вскрывала конверты, и начала чертить им по скатерти. - Меня пригласили в Малагу на воскресную пасхальную корриду. У меня там друзья, американцы. Большие поклонники корриды, знатоки. В Малаге выступают лучшие быки и лучшие тореро в Испании. И там будут сплошные вечеринки, днем и ночью.
- Ты говоришь как туристический агент.
- Дорогуша, не стоит на меня злиться. Я не писала этого письма, я всего лишь его прочла.
- Знаю. Прости.
- Ты поедешь со мной? В Малагу?
Официант маячил у входа в бар. Джордж подозвал его, расплатился за напитки, тот унес стаканы и получил свои чаевые. Когда официант ушел, Джордж начал собирать вещи: фуражку, пакет в бело-розовую полоску и два письма.
Фрэнсис сказала:
- Ты так и не ответил.
Он поднялся и теперь стоял, опираясь на спинку стула.
- Думаю, ты забыла, что я не поклонник и не знаток. Падаю в обморок от одного вида крови.
Она сказала совсем по-детски:
- Мне так хочется, чтобы ты поехал!
- Я испорчу тебе удовольствие.
Фрэнсис отвела глаза, пытаясь скрыть разочарование. Потом спросила:
- Куда ты теперь?
- Обратно в Кала-Фуэрте.
- А ты не можешь остаться?
- Нет, мне надо ехать.
- Только не говори, что это из-за кошки.
- У меня есть много дел помимо нее. - Он прощальным жестом коснулся ее плеча. - Спасибо, что подвезла.
Пока Джордж ехал в Кала-Фуэрте, спустились сумерки. Солнце село и сразу сильно похолодало; остановившись в темноте у одинокой фермы, Джордж достал из багажника теплый свитер, который всегда возил с собой. Когда он натягивал его, из дверей фермерского дома вышла женщина, чтобы набрать воды из колодца. Дверной проем сиял желтым электрическим светом, на котором вырисовывался ее черный силуэт. Он сказал: "Buenas tardes" - и она подошла поболтать с ним немного, бедром поддерживая кувшин с водой; женщина спрашивала, куда он ездил и чем занимался.
Ему захотелось пить, и он попросил у нее воды. Утолив жажду, Джордж двинулся дальше, огнями фар ощупывая сапфировые сумерки. На небе загорались первые звезды, деревня Сан-Эстабан в ложбине на темном склоне горы напоминала блюдце, наполненное огоньками, а на подъезде к Кала-Фуэрте он почувствовал, как подул морской ветер, неся с собой свежий смолистый запах сосен.
Джордж не отдавал себе в этом отчета, но ощущение возвращения домой всегда доставляло ему радость. Вот и сейчас на душе у него стало веселее, и он вдруг осознал, насколько угнетенным и усталым чувствовал себя весь этот день. Казалось, все было против него. Письмо мистера Рутленда только добавило забот, кроме того, у него на шее по-прежнему сидела эта мисс Куинс-гейт. Интересно, как она провела день? Конечно, ему не было до этого дела, однако Джордж надеялся, преодолевая последний отрезок пути до Каса Барко, что она хотя бы не валяется в тоске на кровати.
Он загнал машину в гараж, заглушил мотор и посмотрел на часы. Девятый час. Он вылез из машины, прошел через двор, распахнул дверь Каса Барко и ступил внутрь. Дом казался пустым, однако в нем явно похозяйничали чьи-то заботливые руки: в очаге полыхал огонь, горели лампы, низенький кофейный столик перед диваном покрывала клетчатая бело-голубая скатерть, о наличии которой Джордж и не подозревал, а на ней сверкали вилки, ножи и стаканы. Ему бросилась в глаза глиняная миска с полевыми цветами. В доме витал аппетитный аромат стряпни. Он положил фуражку на стол и вышел на террасу, неслышно ступая туфлями на веревочной подошве, но там Джорджа встретила темнота - никаких следов его гостьи. Опираясь о стенку террасы, он посмотрел вниз, но стапеля были пусты; снизу доносился только шорох волн и поскрипывание его лодки, привязанной к причалу. Из прибрежного кафе донеслись гитарные аккорды, женщина начала петь - странным вибрирующим голосом, на два тона. Такое пение местные жители много веков назад переняли от мавров.