К тому же положение не могло не измениться, по крайней мере, в начале 1919 года. 28 января Троцкий телеграфировал Реввоенсовету: в Негельском полку 5-й армии, в Украинской Советской армии и других регулярных частях Красной Армии ряд командиров полков – левые эсеры; "надо установит[ь] за правило не допускат[ь] левых с.-р. [к] занятию командных должностей: командиры могут быть беспартийными, но невозможно допускат[ь] злостных авантюристов, сегодня служащих Советской власти, завтра поднимающих восстание, вступающих в союз с темными элементами – например, Саблин и пр. До сих пор участие левых с.-р. в армии приводило только к… конфликтам [и] бессмысленным жертвам". А 11 марта Троцкий разослал в войска телеграфный приказ: о "левоэсеровских анархических и прочих контрреволюционерах": "Левоэсеровские авантюристы во главе с Саблиным, Евдокимовым, Муравьевым в районе Уразово, Купянск и Валуйки организовали заговор против рабоче-крестьянского правительства; они тайно сформировали левоэсеровский штаб в составе командира 10-го украинского полка Рындина, Комохина, Нилова, Моненко и Цветкова; главные силы этого штаба были роты…[с] Минского фронта; под командой Киряченко в Купянске был организован ревком во главе с Саблиным, Муравьевым; под их угрозами в волостные советы назначили только тех, кто назвал себя левыми эсерами. Сахаров взял на себя организацию Волчанского левоэсеровского центра. 26 декабря [1918 г.] купянские комиссары были изгнаны в подполье, частью расстреляны. 28 декабря на закрытом заседании были подсчитаны левоэсеровские силы: 1-й Валуйский повстанческий полк, 2-й Волчанский Сахарова, 3-й полк Черняна; отряд Сахарова в 16 тыс. человек числился в резерве. Против коммунистов постановлено войти в тесный контакт, установить тесную связь с отрядами Сиверса и Киквидзе, на этом же заседании был намечен состав Украинского левоэсеровского правительства – три представителя от названных полков, один левый эсер от харьковского губсовдепа, по одному от украинской и российской партии левых эсеров, один максималист и один анархист. Вместе с тем эти анархисты вели самую гнусную агитацию против Советской власти путем широкого распространения воззваний, в которых они призывали солдат к бунту: в одном из воззваний они писали, между прочим, "товарищи красноармейцы, гоните в шею своих командиров на чеченцев, гоните в шею офицеров и генералов" и т. д. Как только эти сведения были получены [в] советских войсках группы Курского направления, сейчас же в Купянске был послан один батальон войск – часть авантюристов разбежалась […], арестованы Муравьев, Белокабыльский, Цветков, Рындин и Киряченко, которые все преданы суду полевого трибунала". Цветкова, отдавшего в Купянске приказ о расстреле и разоружении коммунистов и их сочувствующих, самого расстреляли. "В настоящее время названный район очищен от авантюристов […] Главари именовали себя представителями Восточной Украинской повстанческой армии, [при этом] батальона Красных войск было достаточно, чтобы эта повстанческая армия лопнула, как мыльный пузырь. Однако в виду того, что мы сейчас находимся в боевой обстановке, Революционный военный совет группы войск Курского направления приказывает всем начальникам и комиссарам дивизии, командирам и комиссарам отдельных частей отнестись со всей серьезность и строгостью к авантюристам, немедленно арестовать и препроводить в полевой трибунал всех, так или иначе причастных к левоэсеровскому восстанию в Купянске и Уразове". Как известно, "лучшая память – посмертная слава и причисление к лику святых" (стихи Ярослава Кесслера). Троцкий упомянул в приказе о наличии связи "левоэсеровских заговорщиков" с отрядами Киквидзе и Сиверса и уточнил: "бригада, во главе которой стоял покойный тов. Сиверс, и дивизия, которой командует тов. Киквидзе, выполняют свой долг на Южном фронте и ни в какие бесчестные игры вмешиваться не собираются, вполне одобряя энергичный образ действий Реввоенсовета группы войск Курского направления". И в заключение приказа: "Предлагаю реввоенсоветам всех армий и всем комиссарам тщательно наблюдать за контрреволюционной работой так называемых левых эсеров и других врагов Рабочей и Крестьянской власти".
Троцкий, как это нередко бывало, предвосхитил идею Ленина. 13 марта вождь большевистской партии причислил левых эсеров в своей речи на митинге к внутренним врагам, а оставление врагов на ответственных постах – тем более, армейских – вряд ли можно назвать логичным.
Известно, что в основе разногласий РКП(б) и ПЛСР лежал продовольственный вопрос; расходились взгляды партий на мир с Германией. Сделанные наблюдения вскрывают еще один аспект противостояния левых эсеров и большевиков, приведший к противостоянию в июле 1918 года – военный. Большевики, прибравшие к рукам государственную власть, в том числе, с помощью красногвардейских отрядов, непредусмотрительно оставленных в полнейшей неприкосновенности Временным правительством, не хотели существования в Советской России автономных или подконтрольных потенциальным врагам вооруженных формирований. А равно они не хотели, чтобы Красную Армию, нацеленную не только против внешнего, но и (главным образом) против внутреннего врага, контролировали их временные попутчики во власти или партии, продолжавшие свое полулегальное существование после Октября 1917 года. И большевики добились своего.
Глава 2
Петроградская ЧК, обыск распоряжением Троцкого: о судьбе главы Военно-революционного комитета Павла Лазимира
Председателем бюро Петроградского Военно-революционного комитета (ПВРК), формально руководившего Октябрьской революцией, был молодой левый эсер Павел Лазимир. Еще до Октябрьского переворота член Исполкома и заместитель председателя военного отдела Петросовета Лазимир делал доклад о ПВРК (принципиальное решение о создании комитета было принято раньше) в Петросовете, поставленный на обсуждение Л.Д. Троцким. Перу Лазимира принадлежал и проект о ПВРК. В 1917 году Лазимиру было 26 лет; он был сыном сверхсрочника-эстонца, изгнанным из школы кантонистов за защиту новичка от рассвирепевшего офицера, Лазимир с отличием окончил военно-фельдшерские курсы и сразу занялся революционной деятельностью.
Известно, что осенью 1917 года Лазимир часто действовал заодно с большевиками; историография до сих пор принимает на веру воспоминания члена коллегии Наркомвоена К.А. Мехоношина, что с 21 октября 1917 года (со времени создания ВРК при Петросовете) Лазимир "решительно встал на нашу (большевиков. – С.В.) сторону". Также считается, что именно в знак доверия большевики назначили Павла Евгеньевича вначале членом коллегии Наркомвоена, а затем и НКВД. Это не так. Судьба левого эсера Лазимира вообще иллюстрирует отношение большевиков к своим коллегам по социалистическому блоку; кроме того, по ней можно проследить отдельные тенденции из истории отечественных спецслужб.
Не позднее 2 ноября 1917 года Лазимир был кооптирован решением ПВРК в коллегию Наркомвоена, но в руководство комиссариата не вошел. При распределении обязанностей членов коллегии ему поручили курировать аппарат снабжения армии. Известно, что при выборе первого наркома продовольствия В.И. Ленин пошутил: плохонького надо – все равно в Мойке утопят; снабжение (прежде всего продовольственное) армии находилось в катастрофическом состоянии – Лазимира включили исключительно для демонстрации союза большевиков с их временными "попутчиками", поставив его на заведомо "гнилой" участок работы (так уже в Советском Союзе регулярно избавлялись от "неугодных" людей). 17 ноября 1917 года Ленин лично подписал удостоверение о назначении Лазимира одним из членов НКВД. Подписание этого документа, вероятно, было вызвано изначальным нежеланием большевиков видеть в коллегии Наркомвоена члена левоэсеровской партии: группа лидеров коллегии (Н.И. Подвойский, К.А. Мехоношин, Б.В. Легран и Э.М. Склянский) почти сразу отстранила Лазимира от руководства военным ведомством. И вместе с тем Лазимир так и не перешел в коллегию НКВД – думается, дело в том, что там его вовсе не захотели видеть…
Лазимир оказался одним из немногих членов коллегии Наркомвоена, статус которого не изменился после принятия к марту 1918 года военно-политическим руководством страны курса на создание массовой регулярной армии, так как в отличие от большинства товарищей по ПЛСР и даже большевиков – членов коллегии Наркомвоена – Лазимир оказался сторонником именно такой армии. Кроме того, Павел Евгеньевич полагал, что "формирование армии без предварительной подготовки в смысле материального обеспечения и гарантирующих планов ее дальнейшего текущего довольствия – неосуществимо". При этом Лазимир вполне разделял присущие большинству членов коллегии Наркомвоена чувство крайней неприязни к военным специалистам и непонимание, как можно доверять строительство новой армии военным руководителям из старорежимной офицерской касты (пусть даже и под контролем комиссаров). В этом вопросе он полностью расходился с новым наркомом по военным делам – Л.Д. Троцким.
Однако Лазимиру предстояло другое испытание. 3 марта для организации интендантского снабжения и финансового обеспечения Красной Армии и координации военно-хозяйственных мероприятий на местах был создан Всероссийский военно-хозяйственный комитет (Архозком) во главе с коллегией под председательством Лазимира. В начале апреля 1918 года настоящую травлю Лазимира и его сотрудников развязала Петроградская чрезвычайная комиссия (ПЧК). По словам Лазимира, сотрудники комиссии почти два месяца производили в отношении бывших служащих Архозкома "самые невероятные и дискредитирующие" действия, "вносящие полный разлад, нервозность и подозрение ответственных лиц друг к другу", что "страшно" отражалось на всей работе управления. Лазимир привел конкретные факты: "1) внезапный осмотр, без предупреждения председателя (Лазимира. – С.В.), помещения Хозяйственного комитета и с разоружением караула красноармейцев по охране здания и прочими действиями, недопустимыми по отношению следователя, производившего обыск и арест; 2) нападение на автомобиль лиц, выполнявших чрезвычайное поручение по военному снабжению на Миллионной улице и препровождение их в Чрезвычайную следственную комиссию и задержание их в Следственной комиссии, несмотря на имевшийся при них личный документ; 3) в связи с арестом Чешкова внезапное задержание и арест всех членов коллегии Всероссийского хозяйственного комитета и члена [коллегии] народного комиссариата (самого Лазимира. – С.В.), в квартире членов, а также в квартире его семейства; 4) производство дознания в течение нескольких дней, из которого приходилось даже прерывать заседание комитета; 5) факт выпуска на свободу Следственной комиссией арестованного казначея Чешкова; 6) внезапный обыск с оцеплением здания Хозяйственного комитета в квартире товарища Поплавского, арест последнего, а также служащего комитета Рябова, что страшно отразилось не только на самой работе, но и авторитете руководящего органа; 7) освобождение товарища Поплавского после 5-дневного заключения в Петрограде без предъявления ему определенного обвинения, причем член коллегии не мог увидеть совершенно председателя Следственной комиссии товарища Урицкого". Кроме того, среди сотрудников Архозкома ходили "упорные слухи… о новых арестах, кои могут быть произведены среди служащих". Коллегия Архозкома обсудила действия ПЧК и решила просить Наркомвоен принять "в самом экстренном порядке меры" в отношении комиссии, так как продолжать работу в условиях травли было "совершенно невозможно". Сам Лазимир настаивал на выяснении дела в 24-часовой срок. Председатель Петроградского ЧК Моисей Урицкий был сторонником упразднения ПЧК, в этом его горячо поддерживали П.П. Прошьян – один из членов левоэсеровского ЦК, вошедший в состав петроградского правительства в конце апреля 1918 года. Однако до М.С. Урицкого Лазимиру дойти не удалось, Прошьян только получил новое назначение и вряд ли мог помочь, а Л.Д. Троцкий заступаться за него не стал. Более того – в это же время левого эсера "прижали" и в военном ведомстве. У Лазимира появились веские причины встать в оппозицию Троцкому и его команде в военном ведомстве. 30 мая Павел Евгеньевич докладывал Троцкому, что возглавляемый последним Высший военный совет при составлении мобилизационных планов и оперативных заданий совершенно не учитывает состояние военного снабжения и обеспечения армии продовольствием и, по сути, упорно игнорирует Архозком, а Военно-хозяйственный совет (который курировала "правая рука" Троцкого – Эфраим Склянский) не только не содействует Архозкому, но часто тормозит его работу. Военно-хозяйственный совет, заявил Лазимир, "будучи оторван от высших руководящих органов, принужден выполнять возлагаемые на него задания с величайшим затруднением, руководствуясь случайными сведениями, в связи с концентрацией и передвижением армии". Лазимир настаивал на "персональном пересмотре членов и служащих" ВХС – т. е. выражал открытое недовольство Склянским – "Лазарем Карно" русской революции (выражение Л.Д. Троцкого). Лазимир, что было свойственно и большинству его "соратников" – членов коллегии Наркомвоена, не воспринимал и военного руководителя Высшего военного совета – генерал-майора М.Д. Бонч-Бруевича, подвергая сомнению его квалификацию и желание работать. Окончательное преследование Архозкома, вероятно, закончилось уже в Москве 20 июня – реорганизацией Архозкома в Главное военно-хозяйственное управление (ГВХУ). Лазимир назначил военным комиссаром ГВХУ большевика А.А. Юркина, но остался на данном этапе куратором центрального аппарата снабжения армии.