- Что смешного? - спросил несколько задетый Марко.
- Ничего, - ответила Бриджит, еще громче разразившись смехом.
Марко обменялся с Яковом озадаченным взглядом.
- А как вас зовут? - негромко спросил Яков, теперь идя на приступ.
- Меня зовут Джорджина. И… - ею овладел еще больший приступ смеха.
- А я - Бриджит О'Доннелл.
Обеим сестрам, наконец, удалось справиться с неудержимой веселостью.
- Мы видели, как вы поднимались на борт парохода в Квинстауне, - сказал Марко. - Такие симпатичные ирландские леди. Очень красивые.
Бриджит опять рассмеялась, а Джорджи постаралась выглядеть серьезно. Эти два потенциальных ухажера, возможно, выглядели неважнецки в своей старой потрепанной одежде, но они несомненно были очень привлекательны. А итальянец! Мать Мария! Просто потрясающий!
Последовало неловкое молчание. Марко снова посмотрел наверх, как развлекались в первом классе, где некоторые пассажиры танцевали, а затем опустил глаза на Джорджи:
- Моя хорошая знакомая, леди Чартериз, известная актриса, говорит, что этот танец называется ту-степ. Вы умеете танцевать ту-степ?
- А вы знакомы с мисс Чартериз? - с недоверием переспросила Бриджит.
Марко с важным видом кивнул.
- Мы - большие друзья. Она давала мне уроки английского, - сказал он.
Девушки обменялись взглядами, как бы говорившими: "Ну, она не слишком хорошо выполнила свою работу".
- А откуда вы знаете мисс Чартериз?
Тут важности у Марка поубавилось.
- Я был садовником у нее, - сказал он и без паузы продолжил: - Потанцуем, а?
- Но я не знаю, как… - начала Джорджи.
- И я не знаю, - прервал ее Марко и, схватив за руку, начал танцевать. - Мы научимся. Очень быстро!
Он начал кружить ее по всей палубе. Другие пассажиры расступились, удивленные, если не ошеломленные тем, что у кого-то в третьем классе могут быть такие крепкие нервы, и они могут вести себя подобно пассажирам первого класса. Яков, пораженный полным отсутствием у Марка стеснительности, наблюдал, как неловко танцевали эти двое. Джорджи несколько раз взвизгнула, когда Марко наступал ей на ногу, а Марко наигранно повторял:
- Извините! Извините!
Все было очень забавно, но при этом и здорово! Яков повернулся к Бриджит, решив, что, если он продемонстрирует ей и свое знание французского, то это возвысит его в ее глазах.
- Voulez-vous danser? - спросил он, неловко ей поклонившись.
Бриджит опять засмеялась.
- Почему бы и нет? - радостно откликнулась она, и они пошли кружиться по палубе в веселом самодеятельном ту-степе.
Природное чувство ритма и музыкальность Якова помогли ему быстро освоиться с танцевальными па.
Том Беничек наблюдал за ними. Но тут он повернулся к пышнотелой девушке из Литвы и ткнул пальцем сначала в нее, потом в себя. Девушка вспыхнула, вопросительно взглянула на свою стоявшую рядом с ней огромную мамашу, и очень решительно кивнула головой, Том схватил девушку за руку и увлек ее на стихийно возникшую танцплощадку, где он тоже начал кружить ее, не обращая внимания на неодобрительные возгласы ее матери. Постепенно другие эмигранты тоже стали присоединяться к ним. Победив на какое-то время свой страх, несчастные европейцы превратили кормовую палубу в Воксхолл Гарденс и забыли свои волнения вместе с возвращением присущего им в обычных условиях хорошего настроения.
Кое-кто из пассажиров первого класса, увидев от души танцующих внизу, вышел на прогулочную палубу понаблюдать за ними.
- Уверена, что они пытаются танцевать ту-степ, - воскликнула дородная хозяйка гостиницы с Пятой авеню, которая возвращалась с распродажи антиквариата в Центральной Европе. - Какие великолепные выкрутасы!
- А я удивлена, что они вообще могут что-нибудь танцевать кроме польки, - сказала принцесса фон Гогенлоэ, ехавшая из Берлина домой к своему могущественному отцу в Питсбург.
Эмигранты продолжали танцевать.
- У вас есть друзья в Америке? - спросил Яков свою партнершу.
- Вы слишком крепко меня обнимаете, - ответила Бриджит, показав язык принцессе фон Гогенлоэ, которую это ужасно шокировало.
- Извините.
- Нас встретит наш дядя Кейзи. У него свое дело, связанное с грузовым транспортом, в Бруклине.
- А где это - Бруклин?
- Не знаю. Где-то в Нью-Йорке.
- А что значит "грузовой транспорт"?
- Ну, грузовики, так это называется в Штатах.
- А что такое "грузовики"?
"Господи, святая Мария! Да знает он хоть что-нибудь?" - думала она.
- Ну, это такой большой автомобиль. Вы знаете, что такое автомобиль?
- Разумеется, - гордо усмехнулся Яков. - Значит, ваш дядя богатый человек?
- Да нет, но он с достатком.
- Это хорошо. Вы счастливые. А я никого не знаю, - сказал он.
- Никого?
- Никого, кроме Марко, а теперь и вас.
Он опять улыбнулся.
"Он, действительно, довольно симпатичный, - подумала Бриджит, - но как от него воняет!"
- В один прекрасный день я напишу песню, - негромко сказал Яков.
- А, значит, вы - композитор?
- Пока нет, но когда-нибудь стану.
Когда-нибудь.
Бриджит снова показала язык принцессе фон Гогенлоэ.
А эмигранты все танцевали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На четвертую ночь лайнер опять попал в полосу скверной погоды в районе Кейп Рейса. И хотя шторм на этот раз не был таким свирепым, как предыдущий, для пассажиров третьего класса все было гораздо хуже, потому что капитан приказал закрыть все выходы на палубы, чтобы там никого не было.
Капитан узнал, что во время предыдущего шторма то ли по недосмотру, то ли с целью дать возможность пассажирам третьего класса хоть немного глотнуть свежего воздуха, двери на кормовую палубу не были перекрыты. Теперь эмигранты были заперты в своих каютах третьего класса. И опять морская болезнь, и опять полные ведра.
Грохот машин и треск корабля были настолько оглушительны, что спать было совершенно невозможно. И поскольку на всю мужскую часть эмигрантов приходилось всего четыре туалета и душа и находились они в другом конце корабля, то немногие из мужчин имели с момента отплытия из Квинстауна возможность помыться или поменять белье. Многие из них вообще не знали, как пользоваться туалетом с системой канализации, а потому справляли нужду в ведро или прямо в штаны, из-за чего запах мочи и экскрементов делал проживание в каюте почти невозможным.
Марко, казалось, обладал иммунитетом к морской болезни, но вонь выводила его из себя. А Якову опять было очень плохо; он хотел знать только одно: удастся ли ему пережить еще и эту ночь.
Том Беничек всеми своими мыслями был на маленькой ферме отца недалеко от Праги и размышлял о том, не лучше ли было никуда не уезжать, а остаться просто в родной Богемии.
Основной едой, которой кормили пассажиров третьего класса, была селедка. Баки с рыбой выставлялись у дверей кают, и пассажиров уверяли, что от морской болезни хорошо помогает селедка. В ответ на неоднократные убеждения Марко Яков наконец согласился съесть одну. Марко принес ему рыбу. Яков откусил кусочек, и его тут же вывернуло прямо на матрас.
Воспоминания об этой селедке будут преследовать его всю жизнь.
На шестую ночь море успокоилось. Когда "Кронпринц Фридрих" входил в Амброуз Чэннел, Яков и Марко вышли на кормовую палубу и, опершись на поручни, разглядывали сверкающие огни Лонг Айленда.
- Америка, - произнес Марко, и в голосе его прозвучало одновременно и благоговение, и удивление. - Мне не верилось, что мы когда-нибудь сюда доберемся.
- А что ты собираешься делать? - спросил Яков.
- Не знаю. Говорят, здесь есть работа на стройке для итальянцев. Или - камнерезом. Может, мне удастся найти что-нибудь. Я-а… Я сильный. Но мне бы хотелось поработать мозгами. Я не хочу быть тупоголовым итальяшкой.
- Что значит "итальяшкой"?
- Мисс Чартериз использовала это слово. Это оскорбительное слово для итальянца.
- Могу поклясться, что у них есть и такое же оскорбительное слово для понятия "еврей", - сказал Яков, следя за далекими огоньками и завидуя тем, кто жил в этих домах, кто уже стал американцем.
- А что ты собираешься делать? - спросил Марко.
- Мне дали имя одного человека на Тин Пан Элли, который занимается публикацией музыкальных сочинений, - сказал Яков. - Тин Пан Элли - это такая улица, где живут те, кто сочиняет песни. Я пойду к нему и сыграю ему на пианино. Может, он даст мне работу.
- Ты счастливый.
- Счастливый? - фыркнул Яков.
- Мы ведь стали хорошими друзьями. Ты хочешь, чтобы мы оставались вместе и помогали друг другу? Только мы. Больше никого не берем.
Яков улыбнулся. Он уже совсем привязался к этому итальянцу.
- Конечно. Мы будем помогать друг другу.
Они пожали друг другу руки. После этого Марко рассмеялся и закричал, обращаясь к далеким огням:
- Эй, Америка, проснись! Завтра приезжают Марко и Яков! Мы намерены завоевать эту страну и стать очень важными господами!
Они рассмеялись оба. Огни сонно подмигивали.
Америка в ответ молчала.
- Вот она, - сказала по-гречески пожилая женщина на следующее утро.
- Она, должно быть просто огромная! - воскликнула девушка-литовка, с которой танцевал Том Беничек.
- Это самая большая страна, которую я когда-либо видел, произнес венгр.
Все пассажиры собрались на корме парохода. Они смотрели на Статую Свободы. Корабль бросил якорь в Нерроуз, встав на карантин до получения свидетельства, и медики поднялись на борт. Пока они занимались первичным медицинским осмотром пассажиров первого и второго класса, чтобы удостовериться, что на судне нет никакой эпидемии, что нет заразы от каких-нибудь насекомых, что было вряд ли возможно на таком известном лайнере, как "Кронпринц Фридрих", пассажирам третьего класса ничего не оставалось, как ждать и глазеть на Нью-Йорк.
Кое-кто из них, глядя на Статую Свободы, плакал.
Для большинства это означало, что мечта стала былью.
* * *
После полудня 23 мая 1907 года "Кронпринц Фридрих" прошел карантин и стал входить в порт Нью-Йорка. Через два часа он пришвартовался у пирса 63 в Норс Ривер, и пассажиры первого и второго класса начали покидать судно. Одновременно один из офицеров и трое членов команды парохода спустились на кормовую палубу и стали раздавать карточки с написанным на них номером 12.
- Вам следует приколоть карточки к пальто! - кричал в мегафон офицер по-английски, несмотря на то, что три четверти слушателей его не понимали. - Эту ночь вы остаетесь на борту судна, а завтра утром вас перевезут на Эллис Айленд. В Иммиграционном Центре вы будете оставаться все вместе и вместе должны будете пройти инспекторов. Свой багаж вы возьмете с собой.
Затем он повторил все эту по-немецки, и его поняли еще меньшее число пассажиров.
- Минуточку! - закричала Бриджит. - А почему уходят пассажиры первого класса?
- Их уже освидетельствовали в карантине, а пассажиры третьего класса должны пройти через Эллис Айленд.
- Да это же самая большая несправедливость, - крикнула Бриджит сестре. - Они что, считают, что у нас вши?
- И очень много, - прошептала Джорджи.
- Я допускаю, что большинство из них грязные, но тем не менее…
- Нам следовало ехать вторым классом. Дядя Кейзи прислал нам…
- О, Джорджи, успокойся!
Однако Бриджит должна была признаться себе, что, возможно, ее младшая сестра была права.
Она также начала отдавать себе отчет в том, что ей раньше никогда не приходило в голову: в Америке жарко. Температура доходила до 80 градусов по Фаренгейту. В Дингле, когда столбик термометра поднимался до 70 градусов, это считалось нестерпимой жарой.
В восемь часов утра на следующий день появился мехтер, и иммигранты начали спускаться с карточками на лацканах. Они тащили свой скарб.
Том Беничек нес перину, которую вручила ему мать. Причина, по которой Том покинул Богемию, была простой - он не только хотел избежать судьбы крестьянина, но и избежать призыва в австро-венгерскую армию. Служба в армии была ужасна, и поэтому семья Тома с болью в сердце согласилась с ним, когда он сказал, что подумывает о том, чтобы уехать в Америку.
Его кузен Водя, работавший на заводе по переработке мяса, выслал ему пятьдесят долларов, разъяснив, что, вопреки слухам, чтобы пройти Эллис Айленд, не надо иметь с собой двадцать пять долларов, но деньги могут пригодиться. Поэтому, когда маленький богемец ступил на переполненное судно, он решил, что его шансы пройти через иммиграционные службы ничуть не меньше, чем у других.
У Якова все еще оставались сорок долларов из тех денег, что Роско собрал для него у гамбургских проституток, так что несмотря на отсутствие какого-либо багажа, он тоже чувствовал себя довольно уверенно.
У Марко был перевязанный веревочкой бумажный пакет, содержимое которого составляло весь его гардероб (одна рубашка и три пары носок), и круг самодельной домашней колбасы. Еще у него были лиры на сумму сорок долларов, оставшиеся от тех денег, которые он получил от Мод Чартериз, поэтому он тоже не видел причины, почему бы Америке не встретить его с распростертыми объятиями.
Когда мехтер заполнился, он направился через залив к Эллис Айленд. И уже через несколько минут иммигранты смогли увидеть большой Иммиграционный Центр с четырьмя башнями. Строение стояло низко в воде (изначально это был наносной песчаный остров), и множество паромов и барж были привязаны к нему со стороны водоема.
Стоял туман, день обещал быть нежарким. А за островом, в отдалении, мерцали доки Нью-Джерси. Ни один человек не произнес ни слова.
Но каждый знал, что это будет один из самых важных дней в его жизни.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НОВЫЙ СВЕТ
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Пассажиры с "Кронпринца Фридриха" были построены в четыре ряда под навесом, натянутым от входа в Иммиграционный Центр до самого причала. В его тени можно было укрыться от солнечного зноя. Недалеко от очереди расположился с передвижным лотком продавец-еврей, выкрикивавший:
- Бананы! Комплексный обед за двадцать пять центов! Сэндвич с ветчиной и банан - за двадцать пять центов!
- Что такое "банан"? - спросил Яков у Марко.
- Банан? Ты никогда не видел банан?
- Нет.
- Это такой фрукт. Очень вкусный. Послушай! Я куплю тебе один. Эй, ты! Два банана. Ты берешь лиры?
- Конечно, - ответил продавец. - Я беру любые деньги.
Состоялась передача денег и бананов из рук в руки, и Марко вручил Якову один.
- Он сладкий, вкусный. Вот увидишь, - уговаривал он.
Яков уставился на экзотический фрукт. Он так сильно проголодался со времени своей морской болезни, что раньше, чем Марко успел проинструктировать его относительно высокого искусства поедания бананов, он откусил у него макушку целиком, вместе с коркой.
- Нет, нет, кретин! Его надо сначала очистить. Смотри… Вот так.
Яков, красный от смущения, вынул банан изо рта и стал смотреть, как Марко чистит фрукт.
Разделавшись с бананом, Яков сказал:
- Очень вкусно. Спасибо.
- Наша первая еда в Америке, - торжествующе усмехнулся Марко.
Очередь медленно продвигалась.
Внутри Иммиграционного Центра длинная очередь тянулась вверх по центральной лестнице к Главному залу. Просторное помещение в двести футов длиной и сто футов шириной, с высотой потолка в пятьдесят шесть футов являлось главным регистрационным и контрольным пунктом на острове.
В цокольном этаже разместились багажное отделение, железнодорожные кассы, продовольственные палатки и прилавки, а также пункты обмена валюты. Чиновники иммиграционной службы в темной униформе пугали многих иммигрантов, ошибочно принимавших их за армейских офицеров - а для большинства европейцев любой офицер армии представлял собой потенциальную угрозу.
Вокруг суетились сестры милосердия и другие служащие. День был очень напряженным. Ожидалось прибытие более четырех тысяч иммигрантов. Поток иммигрантов из Европы достиг своего пика, и, казалось, пароходам из Гамбурга, Ливерпуля, Пирея и Неаполя не будет конца.
Целых два долгих часа терзаний ушло у Бриджит и Джорджи, чтобы добраться всего лишь до нижних ступенек лестницы. Когда же они их достигли, то услышали доносившиеся сверху громкие крики.
- Это, наверно, проверяют глаза, - нервно заметила Джорджи. - Я слышала, что они оттягивают верхнее веко обычным крючком для застежки.
- Это еще зачем?
- А кто знает? Бог мой, ты же знаешь, как я ненавижу, когда что-либо попадает ко мне в глаз.
- Ну, хорошо. Этого просто не может быть.
- Это ты так говоришь.