Арбатов и Кокошин полагали, что сам Буш стоит где-то посредине. Они рекомендовали Горбачеву использовать встречу на Мальте, чтобы дать президенту США в большей мере почувствовать, как важен вклад его страны в успех перестройки и в выживание самого Горбачева.
Авторы памятной записки советовали Горбачеву не делать никаких сенсационных предложений по контролю над вооружениями. Оба советских ученых боялись ответного удара сторонников жесткой линии в Министерстве обороны, партийном аппарате и в других местах. Эти люди, придерживавшиеся "старого мышления", уже жаловались на то, что под влиянием Шеварднадзе, вызывающим у них немалое раздражение, Советский Союз уже сделал слишком много односторонних уступок.
Горбачев не должен, советовали Арбатов и Кокошин, ни искать у американцев экономической помощи, ни показывать, что он готов ее принять с распростертыми объятиями. Критики советского лидера в Москве уже поговаривали о нем как о человеке, который с излишней готовностью изображает из себя этакого смотрителя "угасающей сверхдержавы" с протянутой рукой и слишком охотно отдает себя на милость американцев.
Арбатов и Кокошин писали, что Горбачев должен все сделать, чтобы создать у Буша впечатление человека, встречающегося с ним на равных. Он должен делать упор на концепции партнерства между США и СССР. Лейтмотивом встречи должно быть "взаимопонимание и, по возможности, взаимодействие" в предотвращении потенциальной нестабильности международной системы - нестабильности не только в советском блоке, но и во всем мире.
Арбатов и Кокошин заверяли Горбачева, что такая позиция покажется достойной не только дома, - она понравится и Бушу, который, по их словам, принадлежит к людям, предпочитающим предсказуемость событий эффектным неожиданностям, эволюцию - революции.
Горбачев согласился с рекомендацией воздерживаться от взрывания фугасных бомб. Но никто не говорил ему, что он должен избегать публичных выступлений. Во время остановки в Риме, перед встречей с Бушем на Мальте, он вдруг раздвинул кордон своих телохранителей и принялся целовать детей и обмениваться рукопожатиями со своими поклонниками, кричавшими: "Горби! Горби!" Люди из толпы говорили потом журналистам, что Горбачев "очень симпатичный", что он - лидер "космического масштаба", даже "евангелического".
Советский лидер снова попытался создать иллюзию благожелательного владения событиями, разыгрывая самую слабую карту и делая вид, будто у него на руках четыре туза.
В зале городского совета, под статуей Юлия Цезаря, он призвал вновь созвать в 1990 году Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Идея такого совещания родилась на международной конференции в Хельсинки в 1975 году в значительной степени по советской инициативе. Это было частью попытки Леонида Брежнева заставить Запад признать раздел Европы. Но со временем западным лидерам удалось превратить так называемые "хельсинкские договоренности" в механизм давления на Кремль и его сателлитов в Восточной Европе в вопросах обеспечения уважения прав человека.
И вот теперь Горбачев надеялся использовать иначе Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе и, подменив им Варшавский пакт и НАТО, достичь своей цели - создать нейтральную Европу. А на самом-то деле было уже ясно, что, будучи генеральным секретарем коммунистической партии, главнокомандующим Варшавского пакта, преемником Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева, сам Горбачев, как историческая фигура, терпел большое поражение. Однако, вместо того чтобы примириться с ролью представителя рухнувшей державы, он изображал из себя глашатая самых смелых надежд человечества. В зале Римского городского совета он возвестил: "Нам нужны духовные ценности. Нам нужна революция духа".
Горбачев посетил папу Иоанна Павла II в Библиотеке апостольского дворца XVI века. Будучи поляком, папа долгое время рассматривался Советами как фигура зловещая и провокационная. Называя папу "Ваше Святейшество", Горбачев пригласил его посетить Советский Союз, согласился восстановить дипломатические отношения с Ватиканом и пообещал, что Советский Союз "вскоре" примет новый закон, гарантирующий свободу вероисповедания.
Из Рима Горбачев ненадолго прилетел в Милан, где заявил, что "пражская весна" 1968 года была "допустимым движением к демократии, обновлению и гуманизации общества. Она была правильна тогда и правильна сейчас".
Советский лидер продолжал говорить, а его помощники начали нервничать. Милан стало затягивать туманом. В сообщениях о погоде говорилось, что по югу Европы и Средиземному морю движется сильнейший шторм в направлении Мальты…
Когда помощники Буша в Вашингтоне услышали, что Горбачев предложил возродить Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, они не удивились. Это совещание стояло в подготовленном для президента списке инициатив, которые мог предложить Горбачев. Блэкуилл хвастался коллегам: "Что бы он ни вытащил из мешка, мы к этому уже готовы".
Некоторые помощники Буша, особенно обожающий лезть в драку Сунуну, говорили о поездке президента на Мальту, словно о полете бомбардировщика. Они "сбросят большущую бомбу на Горбачева", "он у них закачается", он "и знать не будет, что его сразило". Говоря об инициативах, которые Буш повезет на Мальту, Блэкуилл заметил: "Советы абсолютно не подготовлены ко всему этому. У них глаза полезут на лоб". А Сунуну хорохорился перед президентом: "Мы теперь покончим с застенчивостью - раз и навсегда". Буш заметил в ответ: "И правильно! Обрушимся на них, как полиция на гангстеров!"
Поездкой на Мальту Буш преследовал главным образом личную цель - поднять свой рейтинг, но кроме того, он хотел поддержать Горбачева и укрепить его приверженность реформам. В четверг, 30 ноября, прежде чем выехать на Мальту, Буш сказал своему кабинету министров и Национальному совету безопасности: "Я не хочу скупиться. Я не хочу выглядеть нерешительным. Целью моих шагов там будет показать Горбачеву, что я полностью его поддерживаю".
Прежде чем поцеловать на прощание жену и сесть в вертолет, президент задержался в Розовом саду, чтобы сказать несколько слов двум-трем сотням чиновников" собравшихся его проводить. Он сказал, что "воодушевленный прием", оказанный в Италии Горбачеву, показывает, "как горячо народы Европы хотят, чтобы перемены и реформы продолжали продвигаться вперед".
Буш выразил надежду, что Мальта явится большим шагом к созданию "Европы, которая действительно будет единой и свободной". Они с Горбачевым хотят "установить прочные взаимоотношения, которые позволят добиваться реальных достижений в течение долгого времени. Он ищет пути для продвижения своих реформ, а я ищу пути для поддержания демократии и свободы. И одним из этих путей является поддержка его усилий, направленных на реформы".
Во время полета на Мальту Буша неоднократно будили, сообщая донесения разведки из Манилы, где президент Корасон Акино боролась с попыткой государственного переворота, организованного военными диссидентами. Это был пятый бунт против ее президентства и самый серьезный. Буш приказал американской военной авиации установить контроль над небом Манилы, устроить демонстрацию силы - именно это в конечном счете и помогло ликвидировать переворот.
В пятницу утром, когда президент сошел с самолета в Валетте, лицо у него было серое, а глаза красные. Снедаемый беспокойством по поводу событий в Маниле и волнением, связанным с предстоящей встречей с Горбачевым, он призвал на помощь все свои резервы любезности для обязательного обсуждения американо-мальтийских отношений с премьер-министром Адами.
Глядя из окна президентского дворца, Буш видел, как проливной дождь с ветром хлещет в воды Большой бухты. Днем шторм разыгрался вовсю. Президент укрылся в своих апартаментах на "Белнапе", крейсере с управляемыми ракетами, который был флагманом американского б-го флота. Волны в четыре фута высотой так и швыряли мальтийские патрульные катера и надувную резиновую лодку, в которой находились американские водолазы, выделенные для охраны президента от террористов.
В офицерской кают-компании "Белнапа" Буш встретился со своими советниками по подготовке завтрашней встречи. Внимательно просмотрев свое выступление, подготовленное Блэкуиллом и Райе, он сказал Скоукрофту, что хотел бы что-то "более прямое и менее бюрократичное". Так, например, по проекту речи он должен был предложить Горбачеву статус наблюдателя в структуре, которая будет создана для охраны либеральной политики в торговле. Имелось в виду Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГААТ) - но лишь в том случае, если Горбачев проведет реформу цен.
Президент сказал: "Давайте сразу предоставим этот статус Советам, ничем их не связывая. Мы же хотим, чтобы они узнали систему международной торговли. Кроме того, не забывайте: я работал в ООН. И я немного разбираюсь в статусе обозревателя. Советы при всем желании не смогут причинить нам больших беспокойств, да к тому же, я подозреваю, и не захотят".
Буш решил также опустить часть условий, заложенных в его предложении отменить поправку Джэксона - Вэника. В проекте речи он должен был поставить отмену поправки в зависимость от "честного осуществления" советского закона, гарантирующего право на эмиграцию. Но президент сказал: "Зачем нужна вся эта ерунда насчет честного осуществления? Они уже осуществляют право на эмиграцию. Так что давайте это опустим".
Несколько раз он останавливался и спрашивал: "А что Горбачев на это скажет? У нас есть что-то о его мнении на этот счет?" Одним из такого рода пунктов была гражданская война в Камбодже. Согласно подготовленному документу, Буш должен был призвать Горбачева перестать посылать оружие коммунистическому режиму в Пномпене. Президент знал, что Горбачев в ответ напомнит ему: Кремль предлагал мораторий на поставку оружия извне всем сторонам камбоджийского конфликта.
Поскольку Соединенные Штаты и их союзники оказывали военную помощь нескольким группировкам камбоджийского сложного узла, Буш сказал: "Я не очень уютно буду себя чувствовать, вступив в пререкания по этому поводу. Давайте сконцентрируем наш огонь на Центральной Америке, где мы знаем, что у нас есть все основания вмешаться".
Сандинисты как раз представили новое доказательство продолжающегося экспорта революции. За неделю до мальтийской встречи двухмоторный "Сесна" рухнул на бобовое поле в восточной части Сальвадора с грузом автоматов, минометов, противотанковых орудий и противовоздушных ракет. Груз этот, предназначенный для партизан Сальвадора, почти несомненно был послан правительством сандинистов из Манагуа.
Бейкер предложил Бушу: "Вы можете указать Горбачеву на то, что наша торговая политика - в частности, отмена поправки Джэксона - Вэника - играет важную роль в США. Вы можете дать ему ясно понять, что, если в Центральной Америке будут продолжаться беспорядки и насилие, наша общественность может спросить: "Почему мы помогаем Советам экономически, когда они перекачивают миллиард долларов в Центральную Америку?"
После того как президент ушел, Блэкуилл, Райе, Зёллик и Арнольд Кантер, эксперт Совета национальной безопасности в области контроля над вооружениями, работали до глубокой ночи, переделывая проект речи с тем, чтобы он был готов, когда Буш в десять часов утра сядет в свой катер и отправится на советский ракетный крейсер "Слава" для встречи с Горбачевым.
А в темноте за окнами ветер достиг ураганной силы. Он сорвал советский и американский флаги с флагштоков и обрушил помост, сооруженный для комментаторов телевидения. Мальтийские официальные лица говорили, что такого шторма они не видели уже пять лет.
Мальтийская встреча
К утру буря усилилась. Советская сторона перенесла первую встречу со "Славы" - корабль качало, как поплавок, - на более тяжелое морское судно "Максим Горький", пришвартованное у пристани, где Горбачев провел ночь. В 10 утра к "Горькому" подплыл небольшой катер. Держась за поручни, чтобы не потерять равновесие, Буш, Бейкер, Скоукрофт, Сунуну, Фицуотер и Зёллик взошли на борт советского судна. У госсекретаря за ухом был наклеен кусочек пластыря от морской болезни. Фицуотер уверил репортеров, что рвоты у Бейкера не было.
На верхней палубе Горбачев нервно мерил шагами наспех подготовленную к встрече кают-компанию. Здесь же находились Эдуард Шеварднадзе, Александр Яковлев, Анатолий Добрынин и другие помощники. По одной стене стояли книжные стеллажи, на другой - висел строгий портрет тезки корабля, пролетарского писателя начала XX века.
Широко улыбаясь, Буш вошел в кают-компанию и пожал Горбачеву руку. Пока репортеры строчили в блокнотах, а фотографы щелкали фотоаппаратами, президент изображал из себя бывалого моряка, утверждая, что ночная качка ничуть не тревожила его сон на "Белнапе":
- Это сущие пустяки!
Горбачев пошутил, что ненастье входило в секретные планы Советского Союза - разоружить б-й флот США. Буша эта реплика, казалось, озадачила - уж не собирается ли Горбачев сбивать его с толку, чтобы подмять под себя? Улыбка исчезла с лица Буша. Он отметил, что буря как будто стихает, а это "хороший знак". Надев свои очки пилота, Буш произнес:
- Давайте приступим к работе.
Журналистов попросили покинуть кают-компанию.
За длинным узким столом Горбачев сказал сидящим напротив американцам:
- Не знаю, кому начинать. На моем судне вы гость. С другой стороны, это вы пригласили меня на встречу.
Кое-кто из американцев поморщился, усмотрев в этих словах типично горбачевский прием перекладывать груз на чужие плечи: Горбачев вынуждал Буша объяснить, чего ради тот пригласил его на Мальту.
Буш принял вызов. Немного нервничая, он заговорил пронзительным, высоким голосом: у него есть "некая модель" о необходимости использования возможностей, возникших вследствие существенных перемен в мире. Горбачев кивнул и что-то записал в маленьком оранжевом блокноте - Павел Палащенко синхронно переводил ему на ухо.
Буш продолжал:
- Вы имеете дело с администрацией, которая желает вам удачи в ваших начинаниях. В случае успеха перестройки мир станет лучше. - Взглянув на две страницы текста - список инициатив, он сказал: - Вот кое-какие идеи.
Он повторил свое предложение отказаться от поправки Джэксона - Вэника. Он также "проработает возможность" приостановления конгрессом поправки Стивенсона, препятствующей предоставлению кредитов Советскому Союзу Экспортно-импортным банком США. Он будет содействовать "диалогу" между Москвой и Организацией экономического сотрудничества и развития.
Буш обещал, что будет настаивать на предоставлении Советскому Союзу статуса наблюдателя по контролю за соблюдением Генерального соглашения о тарифах и торговле (ГААТ).
- Деятельность в рамках ГААТ, - заметил он, - пойдет на благо перестройке. - И выразил надежду, что Горбачев в скором времени примется за реконструкцию советской экономики, и в первую очередь системы ценообразования.
Он вручил Горбачеву перечень возможных областей "технического сотрудничества" (эвфемизм слова "помощь") с Соединенными Штатами, что способствовало бы созданию в Советском Союзе банковской системы, фондовой биржи и прочих институтов свободного рынка.
- Проглядите это, - сказал он. - Мы приветствуем совместную деятельность в любом из перечисленных аспектов.
Подавшись вперед, Горбачев кивнул.
Гейтс заранее проинформировал Буша, что больше всего Горбачев хочет, чтобы на Мальте были достигнуты договоренности о заключении в 1990 году соглашений по стратегическим наступательным и обычным вооружениям в Европе.
- Давайте этим всерьез и займемся, - сказал Буш.
Он предложил ряд конкретных пунктов по СНВ, которые Бейкер и Шеварднадзе могли начать разрабатывать в январе. Он признал, что в предложениях США есть "белые пятна", так как его собственное правительство еще не пришло на этот счет к полному единодушию, однако наверняка к моменту встречи Бейкера и Шеварднадзе "мы полностью проясним свою позицию".
Повторив слова Бейкера, обращенные к советскому руководителю в мае, Буш призвал Горбачева распространить гласность и на советских военных путем обмена информацией с Вашингтоном по военным расходам и производствам. Он придвинул к Горбачеву стопку пентагоновских документов, сказав:
- Это первый шаг на пути к такого рода обмену, хотя как бывший директор ЦРУ, я буду крайне разочарован, если КГБ не предоставит вам аналогичных материалов.
Буш не ограничился семнадцатью инициативами, привезенными на Мальту. Предварительно смягчив Горбачева, он занял твердую позицию в отношении Центральной Америки: советско-кубинский авантюризм в Западном полушарии остается "единственным и самым серьезным камнем преткновения" в советско-американских отношениях - "гигантским шипом в подошве, который мешает мерно идти вперед".
Буш сказал, что просто не понимает, почему советское руководство допускает помощь сандинистов сальвадорским повстанцам, которые вбивают клин между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Президент Коста-Рики Оскар Ариас, немало сделавший для установления мира, особо подчеркнул, что Буш должен убедить Горбачева прекратить поддержку Кастро.
- Кастро ставит вас в ложное положение, - серьезно заметил Буш. - Подрывает ваш авторитет, разрушая все, за что вы боретесь. Вам надлежит понять: американцы не могут одобрить вашу поддержку Гаваны и Манагуа.
Горбачеву не стоит недооценивать, предостерег президент, резкое отношение его самого, конгресса и американского народа к этой проблеме. Последовав совету Бейкера, он предупредил, что Соединенные Штаты не снимут поправку Джэксона - Вэника и не станут предпринимать никаких шагов по оказанию помощи советской экономике до тех пор, пока Кремль не прекратит чинить безобразия в Центральной Америке. Учитывая лояльность Советского Союза в отношении столь значительных перемен в Восточной Европе, как может Горбачев мириться с тем, что в Центральной Америке его имя связывается с "представителями старого мышления"?
Горбачев ответил, что пытался убедить Кастро начать перестройку в какой-либо ее форме.
- Я сказал Кастро, что он идет не в ногу с нами и что ему стоило бы последовать примеру стран Восточной Европы. Но он не согласился.
Что касается Никарагуа, то советское правительство потребовало у Манагуа объяснений насчет самолета с огнестрельным оружием и ракетами, но сандинисты отрицают" свою причастность к этому делу.
- Что ж, - сказал Буш, - они вам лгут.
Горбачев прикусил губу.
Наряду с прочими предложениями Буш выдвинул идею проведения Олимпийских игр 2004 года в Берлине. Горбачев тут же понял, что Буш таким образом его провоцирует косвенно согласиться с тем, что к тому времени Берлин станет столицей единой Германии.
Горбачев сказал Бушу:
- Мы получили две Германии в наследство от истории. История создала эту проблему, истории ее и решать. - И, ввернув любимое словечко Буша, добавил: - Там, где дело касается Германии, я веду благоразумную и осторожную политику…
Во время своего часового монолога Горбачев выразил готовность в решении некоторых вопросов пойти гораздо дальше:
- Инспекция по контролю над вооружениями на местах? - У вас может быть столько инспекторов, сколько хотите. Резкое сокращение численности советских войск в Восточной Европе? - Мы и сами знаем, что они там отнюдь не желанные гости.
Следуя практике своих предшественников, Буш протянул Горбачеву список более чем двадцати советских граждан, желающих выехать из СССР.
- Сообщите нам, - сказал Горбачев, - сколько иммигрантов вы хотите заполучить, и мы вам их вышлем!