Повернувшись к стойке, Джонатан заказал коктейль мне и скотч для себя.
Бокал мартини. Всего один бокал для поднятия настроения, а потом уж точно джин с тоником – и больше никаких глупостей, сказала я себе.
– Итак,– произнес Джонатан, едва прикасаясь рукой к моей спине, чтобы проводить меня до столика,– расскажите, много ли у вас было дел, пока я разъезжал по Италии? Или тоже удалось немного отдохнуть?
– Свободного времени после вашего отъезда у меня, конечно, прибавилось,– ответила я.– Однако пришлось привести в божеский вид нескольких молодых людей, чья внешность требовала коррективов. Все остались довольны.
– Ничего себе! – воскликнул Джонатан.– А я-то думал, в мое отсутствие вы будете бить баклуши.
Он внимательно посмотрел на меня. Я, потягивая мартини, улыбнулась ему глазами.
В бокалах для коктейлей есть нечто таинственное, что пробуждает в девушке желание пококетничать, вы согласны? Впрочем, возможно, загвоздка в том, как именно бокал располагается в руке…
– Во время каникул некому было напоминать мне, что допустимо правилами хорошего тона, а что нет,– произнес Джонатан.– Я ни от кого не слышал, что неприлично указывать пальцем, никто не бросал укоризненные взоры на красавиц– итальянок, пытавшихся ко мне приставать.
Что? Неужели за мной такое водилось? Я не совсем поняла, о чем шла речь,– по-моему, он для того мне и платил, чтобы красавицы его не донимали. А может, никакого особенного смысла его слова вообще не несли.
Я решила не заострять на них внимания, чтобы не попасть в неловкое положение.
– Кто придет? – спросила я.
– Куда?
– Сюда, в бар.
На лице Джонатана отразилось изумление.
– Никто.
– Правда? – смущенно спросила я.– А я думала…
Не знаю, о чем я думала. Внезапно я почувствовала себя так, будто о многом не имею понятия.
– Неужели мы не можем посидеть в баре вдвоем? – спросил Джонатан с хорошо знакомыми мне еле уловимыми нотками неуверенности в голосе.
– Конечно, можем,– быстро ответила я.– Но женщин, которые могли бы положить на вас глаз, тут почти нет. И потом, вы еще ни разу ни на кого не указали пальцем.
Джонатан засмеялся.
– А я об этом как-то даже не подумал. Заказать еще мартини?
Удивительно, но в моем бокале уже было пусто – за исключением маленькой маслины на самом дне.
– Последний,– сказала я, для пущей убедительности поднимая палец.
Благодаря трем бокалам мартини оставшаяся часть вечера протекла как нельзя более занятно. За ужином я сидела между двумя ужасно интересными мужчинами – агентом по недвижимости и сборщиком налогов; оба жаждали общения, говорить хотели о чем угодно, лишь бы не о работе. Я узнала много нового о рыбалке и о турецких курортах; кое-что, чтобы не забыть, даже записала на салфетке, но потом так ее и не нашла.
Во время танцев я планировала отсидеться, потому что за ужином позволила себе еще и два бокала вина. Нельсон положил мне в сумку карточку-напоминание: "Два бокала – сплошное очарование; три – философские рассуждения; четыре – танцы на столе; пять – Орландо фон Борш".
Еще поглощая горячее, я отметила, что приблизилась к стадии танцев, поэтому, когда заиграла музыка, умышленно вступила в долгий разговор о лондонском метро с человеком напротив. Он только что закончил длиннющую речь по поводу таксистов, и я надеялась, что проболтаю с ним хотя бы до тех пор, пока из меня не выветрится бокальчик вина.
Я усиленно кивала, пытаясь переключить внимание с торчащих из носа волос собеседника на что-нибудь другое, когда на мое голое плечо неожиданно легла чья-то теплая рука.
По моей спине пробежал легкий электрический разряд.
– Милочка,– прозвучало у меня над головой.– Не возражаешь, если я ненадолго украду у тебя даму, Эдвард?
Мой увлеченный собственной речью собеседник недовольно скривился, однако не успел он возразить, как Джонатан повел меня за руку на танцпол.
– Чувствую себя не лучшим образом для танцев,– попыталась я сопротивляться, но Джонатан положил руку мне на талию и уверенно повел меня на весьма ограниченном пространстве.
– Люблю, когда партнерша немного навеселе,– признался он, поворачивая меня легким нажатием на спину. – Тогда ею проще управлять.
Я тотчас догадалась, о чем он. Мои ослабевшие руки элегантно лежали на его шее; ноги, реагировавшие на команды, отдаваемые мозгом, с опозданием секунды в четыре, двигались в гармонии с его ногами.
Мы перемещались по отведенному нам кусочку пола изящно и легко. Я и подумать не могла, что чопорный Джонатан Райли наделен удивительным чувством ритма. Он танцевал даже с некоторой небрежностью, отчего каждый его шаг впечатлял еще сильнее.
– Замечательно двигаетесь! – воскликнул он.
– Не лучше, чем вы.
– Наверное, у вас так здорово получается, потому что вы танцуете именно со мной?
Если бы у него не были заняты руки, он наверняка щелкнул бы пальцами. Такого рода заигрываний я не ожидала и, хоть прекрасно понимала, что все это несерьезно, немного растерялась.
– Это что, фраза из какого-то фильма? – спросила я, пытаясь казаться невозмутимой.
Джонатан лишь улыбнулся.
Мелодия сменилась, и мы чуть медленнее заскользили по танцполу. Казалось, Джонатан подчинил мои ноги своей воле – они слушались его беспрекословно, я даже перестала считать в уме.
В школе танцев, куда я ходила, вечно не хватало мальчиков, и меня нередко ставили вместо партнера, потому что я была выше многих девочек. Отсюда моя дурная привычка вести в танце, от которой я никак не могла отделаться. Сегодня же я порхала в руках Джонатана, точно перышко.
Я танцевала как Милочка. И чувствовала себя Милочкой.
Я – Милочка.
Звучала мелодия песни "Щека к щеке". Кружа в танце, я то и дело чувствовала обращенные на нас восторженные взгляды. Если бы требовательного до тошноты Джонатана и старомодную Мелиссу сейчас увидели сотрудники "Дин и Дэниелс", то они не поверили бы собственным глазам.
Музыканты заиграли медленнее.
Я немного напряглась.
Джонатан почувствовал это и осторожно провел пальцами по самому низу моей спины – от копчика вверх до талии. Даже сквозь ткань платья и давно вышедший из моды корсет я почувствовала, какая горячая у него рука.
– Вернемся за стол? – прошептал Джонатан мне на ухо.
От волнующей хрипотцы в его голосе меня бросило сначала в жар, потом в холод.
– Но мне не хотелось бы этого делать,– добавил он.
Я не осмелилась что-либо сказать, поэтому лишь, едва заметно кивнула и, невольно придвинувшись к нему чуть ближе, почувствовала тепло его шеи.
Скажу без преувеличения, на тот момент это была самая волшебная минута во всей моей жизни. Медленно двигаясь с Джонатаном в приглушенном свете зала, я ощущала себя сказочной принцессой, хоть и понимала, что не должна быть такой сентиментальной. Будь моя воля, я танцевала бы с ним нескончаемо долго. Однако мелодия все же умолкла, и мне вдруг показалось, что меня жестоко обманули.
Помедлив с пару мгновений, Джонатан убрал с моей спины руку, и мы пошли прочь с танцпола.
За столом шли оживленные разговоры. Я с трудом заставила себя вернуться в реальный мир и уже собралась было вступить в беседу с тем самым Эдвардом, когда Джонатан взял меня за руку и повел к двери.
– Мы пойдем подышать свежим воздухом! – крикнул он сидящим за столом, захватив по пути бутылку шампанского и пару бокалов.– По-моему, мы слишком увлеклись танцами. Надеюсь, вы нас простите?
Я улыбалась и покорно шла туда, куда он меня вел.
– Что это вы задумали? – тихо спросила я.
– Мы только что упоенно танцевали, и теперь наверняка все ждут, что я пожелаю с вами уединиться – дабы выразить, в каком восторге от вас.
– Вы готовы на что угодно, лишь бы никто ничего не заподозрил,– пробормотала я.
Джонатан посмотрел на меня с недоумением.
– К тому же мне жарко, хочу подышать свежим воздухом…
– Я тоже,– торопливо ответила я.
В коридоре мы встретили одну из сидящих за нашим столиком дам, и Джонатан остановился, чтобы поздороваться с ней.
– Добрый вечер, Софи! Как вам отдыхается?
– Благодарю, замечательно. Вы прекрасно смотрелись на танцполе!– восторженно заявила Софи.– Просто как Джинджер и Фред!
– Спасибо,– сказал Джонатан.– Но надеюсь, я больше похож на Джина Келли. Моя партнерша предпочитает мужчин покрепче.
Я улыбнулась ему, довольная, что он запомнил мои слова.
Софи смотрела на Райли с восхищением. Никогда не видела, чтобы женщины из офиса бросали на него подобные взгляды. Впрочем, в смокинге это был совершенно другой человек.
– Ах да! – Софи закивала, пожалуй чересчур живо.– Так оно и есть. Словом, вы оба были великолепны! Так чувствовали друг друга! Должно быть, это то самое, что сближает влюбленных!
– Если позволите…
Джонатан слегка поклонился и повел меня дальше по коридору, уводя от шума и духоты зала к окну, смотревшему на Гайд-парк.
– Чудесный вечер,– проговорил он, взяв меня за руку и очень серьезно глядя в глаза.– Спасибо, что приехали.
Мое сердце, едва отошедшее от танцев, как будто вдруг вовсе остановилось. То, как Джонатан на меня смотрел – с напряженным вниманием и сосредоточенностью,– волновало сильнее, чем любой комплимент.
– Спасибо, что пригласили меня.
– Что вы, какое может быть "спасибо"? Подержите, пожалуйста…
Он протянул бокалы. Я взяла их. Джонатан разлил шампанское.
–За Милочку Бленнерхескет,– сказал он, пристраивая бутылку на полке между цветочными горшками.– Женщину, которая помогла мне начать новую жизнь.
Мы чокнулись. У меня перехватило дух. Я улыбнулась. Джонатан ответил мне улыбкой – еле заметной – и подавил икоту.
"Да ведь он пьян",– подумала я и почувствовала горькое разочарование.
"Постой-постой,– прозвучал в моей голове тонкий голосок.– Если так, ты можешь спокойно ему подыграть. После разрыва с Орландо флирт без последствий с достойным партнером – да тебе только это и нужно!"
Я действительно хотела пофлиртовать с Джонатаном. Просто ничего не могла с собой поделать.
– Признаюсь вам честно, Милочка изменила к лучшему не только вашу жизнь,– сказала я, сделав глоток шампанского и глядя на Джонатана сквозь полуопущенные ресницы.
Он подошел к окну и протянул руку, чтобы, опершись на нее, я тоже смогла наклониться и посмотреть на улицу. После пары бутылок так вот нежно и по-братски обращался со мной Нельсон.
Поколебавшись мгновение, я шагнула ближе к Джонатану.
– Знаете, Милочка, поначалу я побаивался наших встреч,– признался он, когда я осторожно прислонилась к нему.– Ведь в вашей компании мне следовало появляться в обществе, встречаться с новыми людьми. Выставлять себя напоказ. Теперь же…– Он глубоко вздохнул.– Теперь, не знаю почему, я жду каждой встречи с огромным нетерпением. Я и представить себе не мог, что когда-то скажу вам такое. После расставания с Синди мне казалось, что я больше никогда…
Он замолчал. Потом все же заговорил снова:
– Вернее, я не любил бывать на людях даже с Синди. Вы настолько другая… Не осуждаете, ничего не требуете, не становитесь на чью-либо сторону. Я чувствую себя с вами на все сто.
– Чудесно,– ответила я.– А я с вами – по крайней мере, на добрых пятьдесят.
Джонатан засмеялся, и я будто почувствовала, как под белой рубашкой на его крепкой груди перекатываются мускулы.
У меня пересохло во рту.
–Вы достойны большего,– сказал он.– Вдвое, даже втрое большего… Знаете, Мила Блен– нерхескет – та женщина, какую хотел бы видеть рядом с собой любой мужчина. Умная, независимая, решительная, практичная.– Райли снова вздохнул.– О красоте уж и не говорю. И вы никогда не даете мне во время встреч никаких исключительных прав.
От удовольствия я даже зажмурилась, но тут же широко открыла глаза, когда мне на ум пришла отрезвляющая мысль.
Джонатан говорил не обо мне, не о Мелиссе, а о вымышленной Милочке. Той Милочке, которой он платил деньги.
На этом следовало бы остановиться, но курсирующее по моим жилам шампанское желало вытеснить разочарование.
"Да, он имеет в виду Милочку,– заспорила я с собой,– и что с того? Ты явилась на бал как Милочка и до сих пор играешь ее роль. Чтобы быть ею, тебе приходится немало работать над собой, так почему же не воспользоваться хоть частью преимуществ? Вечер выдается невообразимо романтический, зачем отказываться от такого удовольствия?"
Я взглянула на наши отражения в стекле раскрытого окна. Та женщина в коридоре верно сказала: смотрелись мы прекрасно. Пусть я прикидывалась, выдавая себя за ту, кем на самом деле не была, но притворялся и Джонатан. Держался так, будто не страдал от разрыва с женой, охотно шел на разговор – словом, строил из себя неизменно обходительного американского джентльмена. К реальной жизни мы имели такое же отношение, как Джинджер и Фред или Джин Келли и Сид Чарисс.
– Милочка,– снова заговорил Джонатан, поворачивая меня к себе столь же искусно, как на танцполе.– Милочка, я должен кое-что вам сказать…
Я вдохнула мускусный аромат "Крид", запах рубашки, и моя голова пошла кругом.
– Это касается вас и меня…– Он внезапно прижал руку к груди и скривился.– Черт!
– Джонатан! – воскликнула я, отставляя бокал.– Джонатан, что с вами?
Джонатан всего лишь засунул руку во внутренний карман и с недовольной гримасой извлек мобильный.
– Райли,– произнес он, отходя на несколько шагов в сторону.
Я взяла бокал, хоть рука и дрожала слегка от ожидания непонятно чего.
– Хорошо.– Джонатан со вздохом закрыл телефон и взглянул на меня с выражением крайнего сожаления.– Послушайте, вы теперь наверняка возненавидите меня. Проклятая работа. Клиентка из Нью-Йорка. До того надоела мне со своим чертовым домом! Нужно ехать в офис.
– Популярность среди клиентов требует жертв,– сказала я, стараясь выглядеть беспечной и веселой, в то время как внутри у меня все ходило ходуном.
Джонатан взял бокал из моей руки и поставил его на цветочную полку.
– Милочка, если бы это была не настолько важная клиентка, я сказал бы ей, что нахожусь на балу в "Дорчестере" с красивейшей женщиной во всем Лондоне. Но такие, как она, требуют особого отношения. Я должен ехать.– Он взял мою руку и поднес к губам.– А вы, если хотите, оставайтесь.
Важная клиентка?
А не Синди ли это позвонила?
Дышать стало почти невозможно, так давил корсет. Джонатан целовал мою руку, от шампанского кружилась голова.
– Зачем мне оставаться, если вас не будет? – задыхаясь, спросила я.– Какой смысл?
– А-а, именно этих слов я от вас и ждал,– ответил Джонатан с озорной улыбкой.– Пойдемте, надо взять такси.
Мы извинились (каждый из присутствовавших за столом, судя по подмигиваниям и кивкам, принял это с пониманием и одобрением), вышли на улицу и сели на заднее сиденье черного такси, остановленного для нас швейцаром.
Джонатан взял мою руку. Поскольку я решила, что не должна нарушать романтичность вечера, то не отняла ее.
К сожалению, офис находился буквально в нескольких минутах езды от "Дорчестера", а Джонатан, как только сел в машину, впал в задумчивость.
– Вы нормально себя чувствуете? – спросила я, гадая, о чем же он хотел мне сказать перед тем, как зазвонил телефон.
– Прекрасно,– ответил Джонатан, слегка сжав мою кисть.
Тут я подумала, что не имею права портить ему вечер дурацкими вопросами, и, отвернувшись к окну, стала смотреть на проносившиеся мимо здания и просто наслаждаться тем, что сижу в такси рядом с Джонатаном.
– Вы счастливы? – совершенно неожиданно спросил он.
– Да,– честно призналась я.
Если ему доставляло удовольствие проводить время с Милочкой, то мне нравилось быть ею.
Машина подъехала к офису. Джонатан достал из кармана бумажник и вышел.
– Вот,– сказал он водителю, протягивая несколько купюр.– Отвезите, пожалуйста, даму, куда она скажет.
– Джонатан, вы уверены, что в таком состоянии можете заниматься делами? – осторожно спросила я.
Он наклонился, заглянул сквозь раскрытую дверцу в салон и шутливо нахмурился.
– На что это вы намекаете? Я совершенно трезв!
Когда он произносил эти слова, я почувствовала, что от него не пахнет алкоголем, и покраснела.
– Спокойной ночи, Милочка,– негромко произнес Джонатан, подавшись вперед.
Его губы коснулись моей щеки, потом он чуть отстранился и на мгновение замер. Я чувствовала на коже его горячее дыхание.
– Спокойной ночи,– прошептала я, вдыхая свежий аромат его волос.
– Вот это да,– произнес он шепотом.– От вас так волшебно пахнет. Прямо как от настоящей блондинки – секс-бомбы из пятидесятых.
Боже, подумала я, задрожав. Сейчас он поцелует меня, поцелует!..
Я сидела с закрытыми глазами и ждала этого поцелуя, а Джонатан уже ушел.
Таксист снова завел двигатель, машина тронулась с места, а я не могла ни говорить, ни двигаться. Лишь через несколько минут мне удалось вернуться с небес на землю и назвать свой адрес.
Если влюбляются не так, тогда я вообще не знаю, что под этим подразумевается.
О господи!
Глава 17
В ящиках для растений перед парадной дверью нашего дома цвела душистая лаванда. Я уткнулась носом в облако лиловых цветов и вдыхала восхитительный аромат до тех пор, пока не закружилась голова. Полное умиротворение нарушал лишь отдаленный шум машин.
Как же прекрасен бывает Лондон в предрассветные часы, подумала я, ощущая приступ нежной любви к тому месту, где жила. И поспешила вставить в замочную скважину ключ, чтобы скорее войти внутрь, пока не заметила перед домом собачье дерьмо.
Я была совсем не готова к тому, что меня ожидало в гостиной.
Во всей квартире горел свет. Габи, сидя на диване, громко всхлипывала; Нельсон, в желтой непромокаемой куртке, подавал ей салфетку; Роджер Трампет, тоже в яхтсменском облачении, передергивался от растерянности и крутил в руках расшитую блестками диванную подушечку.
Увидев меня – в вечернем туалете, с туфлями в одной руке и золотистой сумочкой в другой,– все трое забыли о своих проблемах и изумленно разинули рты. Однако после короткой паузы Габи судорожно всхлипнула и заревела с новой силой. В промежутках между завываниями она что-то несвязно бормотала. Я уловила: "все из-за тебя", "везет же некоторым дурам" и, как ни странно, "судебный".
– Наконец-то ты пришла,– сказал Нельсон, поднимаясь.– Замечательно.
Я подумала: что-то слишком часто в последнее время люди при моем появлении вздыхают с облегчением и спешат свалить на меня все беды, которые сами же на себя и навлекли. Роджер тоже встал со стула.
– Откуда это ты? – полюбопытствовал он.– Снималась в "Звезды о себе"?
– Я была на ужине в "Дорчестере". А у вас что стряслось?
– Габи! Мне рассказать? – спросил Нельсон. Его голос звучал устало, но довольно ровно. Габи икнула, покивала и взяла еще одну салфетку. Потом выудила печенье из наполовину пустого пакета.
– Хорошо. В общем, Аарон и Габи… хм… поругались, потому что Аарон надумал оставить свое нынешнее занятие и посвятить себя другому делу,– осторожно подбирая слова, сообщил Нельсон.