Я сказала себе: "Только не расстраивайся. Он ведь мужчина, а убеждение, что такая рамка – чудесный подарок, сидит в каждом из них".
– Спасибо! – воскликнула я, пытаясь развернуть презент, не порвав бумагу.– Какая красивая!
– Подождите! Вы ведь еще не видели фотографию,– сказал Джонатан.
Фотографию?..
Нетерпеливо убрав с рамки последний слой бумаги, я взглянула на снимок.
Мы с Джонатаном в "Дорчестере". Джонатан – в смокинге, улыбается краешком рта, я – как ни удивительно – вся сияю.
Не помню, чтобы нас фотографировали… Впрочем, в тот вечер камеры были повсюду, а я выпила лишнего. Мы прекрасно смотримся вместе, подумала я, вмиг позабыв, что только что злилась. Снимок прямо для "Тэтлера". Мне идет быть блондинкой… Или это потому, что со мною рядом Джонатан, я прямо свечусь изнутри?
– Нравится?
– Нравится? – Я подняла на Джонатана глаза, боясь расплакаться.– Разумеется!
– А фотография?
– Я и имею в виду фотографию,– не задумываясь, сказала я.– Где вы ее взяли?
Джонатан расплылся в довольной улыбке.
– Секрет,– ответил он.– Если хотите, можете вставить другую.
– Нет, не хочу,– замотала я головой.– Пусть остается эта – будет напоминать мне о том замечательном вечере.
Мы посмотрели друг на друга, и неожиданно я почувствовала себя так, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Все! После свадьбы больше никаких балов, походов по магазинам или ланчей. Это был прощальный подарок. Джонатан наверняка именно так его и расценивал.
Он поднял кружку.
– Жаль, что это не шампанское, тем не менее… За Милочку,– сказал он.– Восхитительную девушку и необыкновенную партнершу по танцам. Спасибо за прекрасные воспоминания.
Я молча взяла кружку и напустила на себя высокомерия – к этой уловке, чтобы остудить чей-либо пыл, частенько прибегала бабушка. У меня не было настроения для позерства.
– До свидания, Милочка! – сказал Джонатан.
Мерзавец как будто даже веселился.
– До свидания, Джонатан,– ответила я ледяным тоном.
Он посадил меня в такси на Стрэнде и нежно поцеловал в щеку. Двадцать четыре часа назад я как пить дать назвала бы жест романтическим. Теперь же почувствовала себя так, будто надо мной издеваются.
– Увидимся на свадьбе,– сказал Джонатан.
Я лишь кивнула в ответ.
Райли тут же повернулся ко мне широкой спиной и через пару мгновений слился с шумной толпой.
Я удерживала слезы, пока не очутилась дома. Едва переступив порог спальни, сорвала с себя нелепые чулки и пояс и плакала так долго, что на лице не осталось и следа туши.
Глава 25
Платье двенадцатого размера из отнюдь не эластичной ткани, выбранное для меня Эмери, висело, подобно безмолвному напоминанию, на боковой стенке моего шкафа; дни напролет я корпела над подарками. Казалось, я непременно должна была похудеть.
Но этого не случилось. Зная, что я обожаю шоколад, некоторые из моих клиентов прислали мне к Рождеству по огромной коробке конфет, и я, пока наклеивала на подарочные свертки листочки с надписями и продумывала, как лучше рассадить гостей на свадьбе Эмери, незаметно поглощала их одну за другой.
Вообще-то я радовалась, что так занята. Мои мысли, хоть голова и была занята массой других вещей, то и дело возвращались к последней встрече с Джонатаном, заставляя заново переживать всю гамму чувств, начиная со злобы и заканчивая недоумением.
Конечно, мне дышалось бы посвободнее, если бы за пять дней до свадьбы мама и Эмери не уехали на курорт в Ирландию, взвалив на меня самые кошмарные обязанности – договариваться с кондитерами, цветочниками и тому подобное. Справедливости ради скажу, что мама и сестра предложили и мне поехать с ними, однако я не могла оставить работу. К тому же начнись у Эмери предсвадебная паника – если верить соответствующим журналам, избежать ее невозможно,– у мамы лучше получилось бы справиться с ней без моей помощи, тем более в курортных условиях. Я осталась дома и решала уйму вопросов – к примеру, разбиралась с золотистыми стульями и шатром, которые привезли буквально в одну и ту же минуту…
В лондонской квартире тоже не получалось отдохнуть, и особенно тревожило смутное подозрение, что проблему создаю я сама. Габи до сих пор не подыскала подходящего жилья и теперь каждый вечер просиживала с Нельсоном на ди-ване в окружении газет с объявлениями о сдаче недвижимости в аренду. Когда я возвращалась домой часов в десять, совершенно обесиленная, эти двое торчали на привычном месте, голова к голове, с заставленными едой подносами на коленях, и вычеркивали сообщения о домах с неподходящим садом или не с тем видом из окон.
– До каких пор это будет продолжаться? – спросила я вполголоса как-то раз вечером, помогая Нельсону на кухне делать бутерброды с сыром.– Габи собиралась пожить у нас всего несколько дней!
– До тех пор, пока она не найдет квартиру,– с удивлением и укором ответил Нельсон.
– А не думаешь ли ты, что она затеяла снять не что иное, как комнату именно в этой квартире? – прошипела я и тут же прескверно себя почувствовала.
– Мел! – Нельсон бросил на меня косой взгляд.– Габи делает все, что в ее силах, чтобы зажить по-другому. Ты могла бы хоть немного поддержать подругу.
– Да, конечно…– Я отщипнула кусочек сыра.– Но будь осторожен. А то они с Аароном окончательно расстанутся.
– Я прекрасно помню об Аароне и умею соблюдать осторожность,– раздраженно ответил Нельсон.– Кстати, с Габи очень интересно. Я и не подозревал, что она настолько забавная и как заразительно смеется!
Мне, слишком занятой приготовлениями к свадьбе и мыслями о Джонатане, было в последнее время совсем не до веселья.
А у Нельсона появился новый лучший друг.
Свадьба Эмери должна была состояться за неделю до Рождества. Накануне, в пятницу, во время ланча я включила автоответчик, отдала остатки шоколада девочкам с первого этажа и отправилась домой.
В церковь я успела как раз к репетиции свадебной церемонии. Мама, папа и Эмери еще не приехали.
Уильям, шафер и священник стояли у алтаря. Хорошая репетиция, подумала я. Уильям, наверное, размышляет, куда запропастилась Эмери. Этим же вопросом он будет мучиться большую часть их совместной жизни.
Я оставила сумки у входа и тоже пошла к алтарю. Хорошо, что эта деревенская церковь оказалась такой чудной: в ней было все, о чем только можно мечтать. Толстые каменные колонны, яркие витражи".
Я поцеловала жениха в щеку. – Здравствуй, Уильям. И он, и шафер выглядели так, будто пережили серьезное потрясение. Мне пришло в голову: познакомились они, скорее всего, на футбольном поле. Даррелл был высоченный и широкий, как амбарные ворота. В сравнении с ним даже помешанный на спорте Уильям выглядел хлюпиком.
– Даррелл,– произнес жених и учтиво указал на меня.– Даррелл, познакомься: это Мелисса, сестра Эмери.
– Здравствуй, Даррелл,– сказала я.– У вас обоих усталый вид. Долго были в пути?
– Нет. Вчера полдня проиграли с вашим отцом в гольф,– сообщил Уильям, почти правдоподобно притворяясь, что это занятие доставило ему удовольствие.– Не волнуйся, мы обставили все так, что он выиграл.
– Понятно. А теперь куда мой папа подевался? – спросила я, оглядываясь по сторонам.
Отец всегда выигрывал – так или иначе.
– Понятия не имеем. Мы оставили вашего отца в гольф-клубе,– пробасил Даррелл.– Он сказал, у него там какие-то дела.
– А-а.
Я посмотрела на священника, то и дело поглядывавшего на часы.
– Когда начнем? – нетерпеливо спросил он.– Одна из моих прихожанок умирает, и…
– Можем хоть сейчас, но обвенчать придется нас с красавицей – подружкой невесты.– Даррелл шутливо ткнул меня в бок, чуть не сбив с ног.– Как ты на это смотришь, Мелинда?
Мы с Уильямом неодобрительно взглянули на него.
Неожиданно я заметила в капелле какого-то подозрительного типа. Он ходил взад и вперед, что-то крутя в руке – по-моему, мобильный телефон.
– А это кто, вон там? – шепотом спросила я, взглянув на Уильяма.
– Фотограф,– ответил священник.
– Но фотографа заказывала лично я! Должна была приехать женщина,– взволнованно проговорила я.– Дороти Дэниеле из агентства "Свадебное фото".
– Это человек из журнала,– вяло объяснил пастырь.
– Журнала? То есть? – требовательно спросила я, снова поворачиваясь к Уильяму.
– Нет, не "То есть",– ответил он.– Как-то по-другому называется. "Привет" или "Здравствуй"… не помню. Спроси у отца.
– У отца? – удивленно повторила я.
Как раз в эту минуту в церковь вплыли мама и Эмери. Обе выглядели как инструкторы Йоги.
Взглянув на них, я почувствовала, до какой степени вымоталась.
Эмери вся светилась, а мама на двадцать лет помолодела.
– Простите нас, пожалуйста! На невесту сердиться нельзя! – пропела Эмери, прежде чем поцеловать Уильяма, Даррелла, а потом меня.
– А папы что, еще нет? – спросила мама.
– Нет.
Она нахмурилась.
– В последнее время мы его почти не видим. Такое ощущение, что он не желает с нами знаться.
Я вспомнила три кучи дамского белья и прикусила язык.
– Впрочем, какая разница? – тряхнув головой, весело воскликнула мама.– Церковь чудесная, правда?
Я предложила приступить к репетиции, так как на священнике уже лица не было.
Дело близилось к концу, когда хлопнула дверь и в церковь влетел папаша.
– На кого ты похожа!..– крикнул он мне.– Белинда! Надеюсь, визажист, которого ты заказала, умеет украшать и покойников! На Мелиссу уйдет не меньше часа.
Я в ужасе уставилась на него.
– Не обращай внимания, дорогая.– Мама ровно дышала через нос, прижав одну руку к диафрагме, а другой опираясь на спинку скамьи.– Он целую неделю всем грубит. Переживает, что потратил столько денег.
– Да, конечно.– Отец выразительно посмотрел на меня.– Я должен кое о чем поговорить с тобой, Мелисса. Напомни мне, если я забуду.
– Этого, пожалуй, достаточно,– сказал пастырь, закрывая молитвенник.– Вопросов нет?
– Ты еще не подписал добрачный договор, Уильям? – беспардонно поинтересовался отец.
Священник взглянул на него так, будто тот спросил у церковных хористов, нет ли среди них взяточников.
– Еще нет,– ответил Уильям с поразительной самоуверенностью.
– Нет? Только не забудь.
Отец рассмеялся и шутливо погрозил пальцем будущему зятю.
– Не забуду,– сказал Уильям, широко улыбаясь.
Мне было не до веселья. Священнику, Эмери и, разумеется, маме – тоже.
По дороге из церкви я замедлила шаг, чтобы поговорить с отцом, который отстал от нас и при-глушенным голосом разговаривал с кем-то по телефону.
Как только он увидел, что я оглядываюсь на него, то сразу прервал связь.
– Я привезла тебе чек,– бодро сообщила я.– Могу отдать прямо сейчас, но при условии, что ты больше не будешь напоминать мне о долге. Особенно завтра.
Отец остановился у массивного надгробного камня.
– Чек? По-моему, мы договаривались о наличных.
Я уставилась на него:
– Хочешь сказать, я должна была привезти с собой все пять тысяч десятифунтовыми банкнотами?
– Мне нужны наличные. Сегодня же, Мелисса.– Отец посмотрел на часы.– Времени еще достаточно, успеешь съездить в город. Ты ведь пользуешься услугами того же банка, что и я, правильно?
Я растерянно кивнула. Как будто мне нечем заняться! Дома меня ждали двести неподписанных карточек с указанием фамилий гостей…
– Как только упомянешь мое имя, тебе сразу выдадут деньги,– сказал отец, ускоряя шаг с намерением уйти.
Я лишь проводила его взглядом.
День перед свадьбой – как советуют журналы, по профилю которых я теперь могла защитить диссертацию,– невесте следует провести, принимая расслабляющие ванны, занимаясь педикюром и сердечно беседуя с самыми близкими и любимыми людьми.
У нас, естественно, все вышло иначе. Мы перессорились, устроив Эмери перед вступлением в брак хорошую встряску.
Родители отметили последние часы ее незамужней жизни впечатляющим выяснением того, куда подевалась фамильная диадема, которую в последний раз видели на голове Аллегры в день ее свадьбы. К тому моменту, как мы с Эм тихонько удалились наверх, чтобы посмотреть телевизор, спор плавно перешел в скандал по поводу списка гостей. Маму особенно интересовало, почему в нем столько девиц с папиной работы. Когда мы с Эмери отправлялись спать, до нас все еще доносились то стихавшие, то усиливавшиеся крики.
В моей спальне временно поселилась бабушка; комнаты для гостей были переполнены тетками, двоюродными братьями и сестрами. Мне пришлось лечь в спальне Эмери, на скрипучей кровати, которой не пользовались года эдак с восемьдесят седьмого. Лежать на ней было очень неудобно, но я гнала прочь мысли о сломанных костях и внушала себе, что спать на таком ложе будет даже забавно.
Эмери принялась рассказывать, как скверно обошелся с ней на прошлых выходных Уильям. Я слушала ее, покрывала ногти на ногах ярко– красным лаком и чувствовала себя настолько расслабленно, что не хотела портить вечер вопросами о Чикаго.
Около полуночи мама, прежде чем пойти спать, заглянула к нам. У нее горели щеки, а волосы торчали в разные стороны.
– Могадона не желаете? – проворковала она, будто предлагая какао.– Поможет как следует выспаться перед завтрашним чудесным днем!
Я так устала, что в снотворном, вообще-то, не нуждалась, но мысли о груде дамского белья, купленной отцом, никак не давали мне покоя, и я решила: лучше заснуть до утра покрепче.
– Спокойной ночи,– сказала я сестре, когда мы обе проглотили таблетки.– Увидимся утром. Разбудить тебя?
– Гм… да.
Эмери так тщательно изучала будильник, будто понятия не имела, как его заводить.
– Интересно, сработает?
– Надеюсь,– ответила я.– Мне надо встать пораньше, проверить, не повредило ли ветром шатер.
Эмери посмотрела на меня со своей высокой кровати.
– Тебе там удобно?
– Вообще-то нет.
– Может, ляжешь со мной?
– А ты не против?
– Нет,– ответила Эмери, но тут же добавила: – На той кровати ты, чего доброго, растянешь шею и будешь смахивать завтра на Квазимодо – испортишь фотографии.
Я с радостью перебралась к Эмери и укрылась одеялом. У нее были очень холодные ноги. Мы лежали, глядя на оконные шторы, и ждали, когда начнет действовать мамин могадон.
– А это нормально? Я имею в виду, что мать накануне свадьбы кормит лекарствами собственную дочь? – спросила Эмери.
– Нормально только для мелодрам викторианской эпохи.
Мои мысли переключились на Джонатана.
Я стала представлять, что почувствую, когда увижу его в церкви. Сумку с нарядом Милочки я спрятала в старом шкафу с игрушками, который стоял в музыкальной комнате,– признаться честно, мне даже не терпелось снова стать Милочкой. Та, по крайней мере, могла от души повеселиться на свадьбе, не то, что Мелисса. Пусть в течение каких-нибудь тридцати минут – все равно…
Я знала, что буду скучать по свиданиям с Джонатаном. Ни капли в этом не сомневалась.
– Только, пожалуйста, удели внимание Джонатану,– сонным голосом попросила Эмери.– По-моему, он больше никого не знает, кроме тебя, Уильяма и Даррелла.
– Даррелла, который шафер?
– Ага… Очень милый, но с некоторыми странностями. Не слишком любит бывать в обществе. В этом они с Джонатаном похожи.
Эмери зевнула.
– Думаешь?
– Конечно. Когда он показывает всякие дома, то болтает без умолку, если же беседует не о работе… Боже праведный! Его проблема либо в стеснительности, либо в том, что в большой компании ему неуютно. Бедный Джонатан. – Эмери вздохнула.– Некоторым мужчинам просто никуда без женщины. Она должна постоянно быть рядом и напоминать: мы в окружении других людей… Впрочем, возможно, все дело в разводе и со временем Джонатан изменится. Если так, это произойдет довольно скоро.
– Наверное.
Эмери уперла локоть в подушку и уткнулась подбородком в ладонь.
– Я решила посадить его за один столик с Бобси. Как думаешь, они друг другу понравятся?
Я рывком села и включила лампу.
– Бобси? Бобси Паркин?!
– Да.– Эмери недовольно заморгала.– Может, выключишь свет? В чем дело?
– Зачем ты пригласила Бобси Паркин? – едва ли не закричала я. Только этого мне не хватало! – Я думала, вы даже не знакомы!
– Да что это с тобой? Сама ведь знаешь, мы пригласили почти всех, с кем когда-то общались. Будет даже мой агент по недвижимости. И твой сосед по квартире. А с Бобси мы дружили, когда учились в школе.
Если Бобси с кем-то и дружила, то со мной, а не с Эмери!
– Я и не подозревала, что вы до сих пор поддерживаете отношения,– проговорила я, стараясь успокоиться.– Когда ты ее позвала? Приглашение ей, насколько я помню, не посылали.
Эмери наморщила нос.
– Понимаешь… На днях я столкнулась в городе с папой, и мы тут же повстречали Бобси. Речь зашла о свадьбе…– Она замолчала и как– то странно на меня посмотрела.– Вообще-то, даже не я ее пригласила, а папа. Мне показалось, они неплохо друг друга знают. Не из-за этого ли родители разругались во время ужина? Думаешь, папа спит с Бобси? И пригласил ее ко мне на свадьбу? Господи!..
Я выключила свет и легла на спину. Рассказывать о своих подозрениях сестре не стала, чтобы не испортить ей предсвадебное настроение.
К тому же это были всего лишь подозрения.
– По-моему, до этого не опустится даже папа,– не слишком убедительно сказала я.– Он самовлюбленный и грубый, но не до такой ведь степени!
У меня перед глазами возникла заколка от Шанель. Я прогнала видение прочь.
Эмери, само собой, не заметила, что выражение моего лица и голос не вполне соответствовали словам.
– Ну и прекрасно. А я, признаться, немного занервничала. Все равно…
Я раздумывала о Бобси и папаше, когда мне в голову пришла еще одна пугающая мысль. Только бы она ни словом, не обмолвилась об агентстве миссис Маккиннон… Только бы…
Только бы…
– Слышишь? – пробормотала Эмери.
– Что?
– Глухой… стук?
– Нет,– твердо сказала я.– Ничего я не слышу.
Что, если папа… и Бобси… и миссис Маккиннон… и…
Я боялась уснуть, пока не придумаю, чем себя успокоить, но снотворное вскоре заволокло сознание туманом.
– Ничего себе! Таблетки просто волшебные,– пробормотала сквозь сон Эмери.– Надо узнать, откуда мама их берет…
Несколько минут спустя она уже умиротворенно посапывала, а мне все еще смутно мерещился Джонатан, танцующий с Бобси Паркин, отец, требующий вернуть долг, несчетное количество золотистых стульев, шагающих на собственных ножках под шатер, и сама я, отступающая в дальний угол и разбрасывающая вокруг пачки наличных.
Потом я провалилась в крепкий сон и проспала до утра.
Будильник прозвенел в семь тридцать. Эмери, естественно, даже не шелохнулась. Я вынырнула из сновидений с тяжестью в голове и обострившимся до предела чувством страха. Заставила себя подняться с кровати, приняла душ, оделась и, следуя советам из свадебных журналов, отнесла завтрак Эмери в постель.
– Эм, вставай,– сказала я, опустив поднос на тумбочку у кровати и легонько хлопнув сестру по плечу.
Эмери перевернулась на другой бок. По утрам она крайне медленно приходит в себя.