24 ноября 1854 года Зубов с матросами Кошкою, Кузьменко и Болотниковым, с несколькими пехотными солдатами при офицере, пошли в вылазку, на Зеленую гору, на английскую батарею. Ночь была светлая. Лунная.
- Вот сползли мы с нашего бастиона, - рассказывал Зубов, - и тихо-тихо пошли, крадучись пошли, к неприятелю. Я иду и про себя читаю: "Живый в помощи Вышнего, в крове Бога небесного водворится", а потом еще: "Возлюблю Тя, Господи, крепость моя" - читаю, и нет во мне ни страха, ни трепета. Ноги сами меня несут…
Отряд подкрался к батарее и с криком ура! бросился на англичан. Многих покололи штыками, шестерых забрали в плен и увезли два орудия. Офицер, водивший поиск, представил Зубова адмиралу Панфилову и сказал:
- Этот казак достоин первого креста.
После этой вылазки Зубов и Кошка назначались начальниками передовых цепей.
В ночь под 5-е декабря Зубов и Кошка повели полтораста солдат на ту же батарею, на Зеленой горе. Опять была такая же светлая и тихая, как и в первую вылазку, ночь. Звезды мигали в темном небе. Осторожно, цепью, подползли к батарее. Чуть стал виден часовой, закутавшийся в плащ.
- Ура!
Все кинулись на насыпь. Зубов первый вскочил на батарею. Его сильно ударило в левый висок. Не обращая внимания на боль, Зубов ворвался в толпу сбежавшихся англичан и давай колотить их ружейным прикладом. Те побежали. Зубов с солдатами за ними. Тут увидал Зубов, что по траншее бежит английский офицер в густых эполетах. Зубов нагнал его и ударил прикладом. Тот обернулся и взмахнул палашом. Старый казак не растерялся и подставил ружье. Палаш звякнул о ствол и переломился надвое. Зубов хватил еще раз англичанина прикладом, схватил его за волосы и потащил из траншеи. Вытащил и погнал за своими, уже уходившими с батареи. Собравшиеся англичане открыли по вылазке сильный огонь. Англичанин сам побежал к Русскому отряду и кричал Зубову:
- Скорей, Русс, скорей!..
За это дело Зубов был произведен в урядники.
Зубов и Кошка продержались на бастионе до конца обороны, часто ходя в вылазки и отражая жестокие приступы.
Они оба получили для ношения на шее благословенные кресты, подарок Императрицы Александры Феодоровны.
27 марта 1855 года в Севастополе встречали праздник СветлоХристова Воскресения. К этому дню все бастионы были чисто подметены, пушки начищены, станки и лафеты вымыты. Люди надели чистое белье и свежие мундиры. В церквях служили заутреню; крестный ход прошел по батареям. Солдатские и матросские жены и дети пришли к своим мужьям и отцам похристосоваться. Но бомбардировка и в этот день не прекращалась. В Севастополе в первый день Пасхи было 10 убитых и 21 раненых.
Летом 1855 года союзники усилили приступы на севастопольские бастионы. Они врывались в них - матросы и солдаты прогоняли их штыками. В каждый такой штурм союзники теряли несколько тысяч убитыми, и ранеными; немалые потери несли и защитники Севастополя.
Помощи не шло. Ее и не ждали.
В августе французские окопы были в 60 шагах от главного укрепления Севастополя - Малахова кургана. Русские укрепления были сметены артиллерийским огнем. Но знали Русские войска, что "люди, а на стены образуют крепости".
С 24 августа началась непрерывная бомбардировка Севастополя. По Малахову кургану било 110 больших осадных орудий. Гул и рев пушек, гудение летящих снарядов ни на мгновение не прекращались. Смерть была всюду. В городе все, что еще не сгорело - горело. Улицы - груда развалин. Артиллеристов и матросов не хватало. К орудиям ставили ополченцев. Каждый день выбывало из строя более двух тысяч убитых и раненых. 27 августа в кровопролитном страшном штурме союзники овладели Малаховым курганом. После взятия Малахова кургана в Севастополе нельзя было держаться. Русские не сдали крепости. Они уничтожили все, что еще было цело, разрушили батареи, взорвали пороховые погреба и уцелевшие суда, и по мосту ушли на северную сторону Севастопольской бухты.
30 августа, после одиннадцатимесячной осады и кровопролитнейших приступов, союзные войска вошли в то, что было Севастополем.
Они нашли груды камней, пепел и угли пожарищ.
Потеря Севастополя не означала поражения России и победы союзников. Англичанам не удались высадки ни в Балтийском море, ни у Соловков, где их отбили монахи, ни у Петропавловска, где гарнизонные солдаты прогнали англичан - война могла продолжаться, но в обществе Русском явилось сознание, что вооружение и подготовка Русской армии не достаточны для ведения такой большой войны с морскими государствами. Сказалось и преклонение Русского высшего общества перед англичанами и французами. Общество требовало прекращения войны.
Сознание своей вины тяготило Императора Николая I.
В разгар Севастопольской осады он тяжко заболел, и 19 февраля 1855 года скончался. На смертном одре он призвал наследника Александра Николаевича и сказал ему:
- Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот.
Да, "много трудов и забот" легло на плечи молодого Государя. Одинока была Россия. Черноморский флот уничтожен. Севастополь осажден; по Балтийскому морю, у самого Петербурга ходили пароходы союзников. Денег не было. Австрия, своим существованием обязанная России, пользуясь затруднительным положением Русских, заняла Молдавию и Валахию, подошла к Русской границе и грозила вторжением в Россию. Пьемонтский король послал в Крым союзникам вспомогательный корпус. Можно было опасаться, что Швеция и даже далекая Япония перейдут в стан врагов России. Война грозила стать всеобщею. Император Александр II искал мира.
18 марта 1856 года в Париже были подписаны тяжелые условия "Парижского мира". Англичане и французы постарались сделать его и тяжелым, и унизительным. У Русских "дипломатов" не хватило мужества отстоять достоинство России. Южная часть Бессарабии отошла к Турции. Россия потеряла право держать на Черном море военный флот и устраивать морские крепости. Россия обязывалась не укреплять Аландских островов на Балтийском море.
Как память об этой войне, о поголовном ополчении казаков для охраны России по Государеву слову, как заветная мечта Русского народа о свободе всех христиан от турок, на Дону сложилась песня. Ее величественный, торжественный и красивый напев сделал ее любимой песней у Донцов в станицах и полках. Она стала звучать как донской гимн и, когда стал снова Дон самостоятельным государством в 1918 году, песня эта стала Донским гордым гимном.
Вот эта песня-гимн:
Всколыхнулся, взволновался
Православный тихий Дон
И послушно отозвался
На призыв монарха он.Он детей своих сзывает
На кровавый бранный пир,
К туркам в гости снаряжает,
Чтоб добыть России мир."С Богом, дети! Ведь широкий
Переплыть вам лишь Дунай,
А за ним уж недалеко
Цареград!.. И наших знай!..Сорок лет тому в Париже
Нас прославили отцы.
Цареград еще к нам ближе…
В путь же!.. С Богом, молодцы!..Стойте крепко за святую
Церковь, общую нам мать.
Бог вам даст луну чужую
С храмов Божиих сорвать.На местах, где чтут пророка,
Скласть Христовы алтари,
И тогда к звезде востока
Придут с запада цари.Над землею всей прольется
Мира кроткого заря
И до неба вознесется
Слава Русского царя".
Глава XLVI
Кавказская война. Как она велась. Гибель полковника Родионова. Стоянка в Грузии. Казачьи песни о жизни на Кавказе.
Орлов Кавказа внемля крику,
Донской казак сторожевой,
Безмолвно преклонясь на пику,
Он думал о стране родной…
С 1801-го года, с того времени, как Грузия добровольно присоединилась к Российской Империи, началась тяжелая, полная тоски по родной стороне служба донских казаков на Кавказе.
Закавказье - Русское; в северном Кавказе утвердились Линейные (Кубанские и Терские) казаки; между ними высокий, вечными снегами покрытый Кавказский хребет. Там, на плоскогорьях, в горных кручах и тесных долинах, живут по саклям в аулах "не мирные народы" - черкесы, чеченцы, ингуши, татары, дагестанцы, имеретины, гурийцы… сколько их! И не знаешь, кто из них враг, и кто друг… Курьеры, почта, проезжие, транспорты с оружием, амуницией и продовольствием - все нужно везти с охраной, в сопровождении пехоты с пушкой, с донскими или линейными казаками, как называлось тогда - с оказией. Нигде - ни на случайном ночлеге, в горах, ни в казачьей станице, ни в солдатском городке - крепостце - нет покоя. Тут мирные горцы, друзья - приятели - "кунаки", а тут же рядом в горах караулит лютый враг, стережет зазевавшегося проезжего, или казака - часового, нацеливает в него свою длинную, серебром и золотом украшенную винтовку - "флинту".
- Не спи, казак, во тьме ночной
Чеченец ходит за рекой.
Из просторных донских степей, с широким обзором, откуда далеко все видно, где утаиться можно только в балке - в крутые, лесистые горы; через лес не продерешься, так зарос он кустарником, переплелся плющом и лианами, так изрыт он пропастями; на скалистые, льдом и снегом покрытые высоты - нелегко было Донцам на такой службе. Везде караулит смерть. Войны… войны настоящей, с большими сражениями, с походами - как будто бы и нет, а чуть не каждый день схватки и стычки, нападения и наскоки.
Дорогу вести - надо лес прорубать широкими просеками - иначе везде окажется засада. Сегодня чеченцы или черкесы нападут на казачью станицу, угонят скот, уведут "аманатов" - заложников, захватят женщин; завтра мчатся с отместкой казаки, идет, сверкая штыками, пехота, тянут пушки. Аул сжигают, берут пленных, грабят скот и имущество. Повсюду поставлены дозорные вышки, как то было в старину на рубежах Московского государства. Везде приготовлены обмотанные соломой вехи. Тяжелая сторожевая служба.
С 1825-го года, почти на сорок лет, до 1864-го года, шла подлинная война с горцами - священный "газават", поднятый возмущенными мусульманами, их священниками и их мужественным вождем имамом Шамилем.
В июле 1828 года, в разгар войны с турками в Закавказье, у станицы Горячеводской закубанские татары сожгли станицу Неудобную, забрали пленных и добычу. Наказать их был послан донской полковник Михаил Степанович Родионов. Шедшие с ним пехота и орудие отстали. Горцы воспользовались этим, бросились в шашки на пехотное прикрытие, порубили солдат и отбили одну пушку. Родионов с горстью Донцов поскакал выручать пушку. Он отогнал и спас этим Горячеводскую станицу, но сам в бою был насмерть изрублен. Донцы отбили его умирающим, и сложили о нем такую песню:
- На заре то было, на зорюшке,
На заре то было на утренней,
На восходе было солнца красного,
На рассвете то денечка прекрасного.
Не сизые ли орлы в поле солеталися,
Мурзы горские в поле съезжалися;
Как слезали мурзы с добрых коней,
Выходили мурзы на высок курган.
Расстилали они черны бурочки,
Поснимали они куньи шапочки.
Как садились мурзы во единый круг,
Да и думали они думушку единую:
"Если б взять то нам, взять село новое, нерушимое;
Да во том-то селе убьем мы полковничка"…
Как поранили они полковничка,
Как полковничка Михайлу Степановича;
Как приказывал он, Михайла Степанович:
- Ой, вы други мои, други станичники!
Когда Бог лучит вас быть на тихом Дону,
Вы скажите там моему сыну родному,
Да что б он служил царю верой-правдою.
Через множество опасностей возили казаки почту через весь Кавказ. Ходили полками и сотнями по горным кручам. Тяжко тосковали они в долгую, часто бессменную свою линейную кавказскую службу. Грустная, грустная создалась, сложилась о том времени на Дону песня:
- Шел на службу - я был молод,
Прокатилась моя младость -
Ровно полая вода…
Кому - горе, кому - радость;
А мне, бедному, грусть - тоска.
Настигла меня старость,
Точно лютая зима.
Шел на службу - я был молод,
Не тужил я ни о ком.
Семь лет в Грузни довольно,
Чтоб вернуться стариком.
Море синее глубоко,
Не увидишь в море дна,
Моя молодость ушла далеко.
Не увидишь ее никогда…
Когда шли Донцы через кавказские горы, пели они:
- С одного края Кавказа
На конец другой… И пой!
Пер-шагнем все горы разом
Твердою ногой!
Раз и два!Мы всегда били неверных,
А, как царь велит… И пой!
Русский наш орел двуглавый
Всюду залетит!
Раз и два!
И вот - Грузия… Какая красота!.. Какое приволье кругов! По мягким склонам гор - виноградные и фруктовые сады. Приветливый и милый народ. Везде гостеприимная радость. Яркое солнце, синее море. Золотистые фрукты, нежное, хмельное вино. Богатый край. А гложет, гложет и гложет донского казака лютая тоска по оставленном бедном курене, по безрадостной ровной степи, по покинутым родным. И поет он, стоя на посту:
- Сторона ли моя, сторона - сторонушка,
Сторона моя грузинская.
Я не сам зашел на ту сторонушку -
Завела меня служба царская.
Я служил на тебе, сторона чужая,
Служил ровно девять лет.
Не получил я с Дона весточки
Ни от батюшки, ни от матушки.
На десятый год получил от дядюшки: -
Пишет, что отца в живых нет,
Родная матушка больная лежит,
Молодая ж жена забыла меня,
Малых детушек по людям раздала,
Сама, шельма, со двора ушла…
Только за вторую половину Кавказской войны, с 1836-го по 1864-й год, в Грузии перебывало 118 донских казачьих полков, всего около 100 000 человек. Из них убито и ранено 1763 казака, умерло от болезней более 16 000. За это же время для образования Сунженской и Лабинской линий с Дона переслано 10 000 семейств, вошедших потом в Терское войско.
В память боевых заслуг на Кавказе, Донскому войску было пожаловано Георгиевское знамя с надписью "За Кавказскую войну".
В эту Войну прославил Донское войско своими подвигами, умом и пониманием кавказской войны Гугнинской станицы казак Яков Петрович Бакланов.
Его имя стало знаменитым не только на Дону - у донских казаков, но и во всей Русской армии. Оно прогремело среди горцев Кавказа страшной горной грозой. Его почитали, его боялись, про него слагали сказки, его называли "даджал" - то есть - дьявол.
А Русская пехота?! Кого столько раз выручал лихой донец Бакланов! Долго потом пели в ротах ее бравый марш, и в нем всего две строчки:
- Генерал-майор Бакланов -
Бакланов генерал…
Больше ничего… Ничего больше и не нужно было. Образ Донского героя сам вставал в памяти тех, кого водил он к победам над горцами, турками и поляками. В этих словах звучали Баклановские бодрость, честь и призыв к победе.
Глава XLVII
Яков Бакланов. Детские годы. Станичное ученье. Заветы отца. Первая служба на Кавказе. Командование 20-м Донским казачьим полком. Обучение и воспитание полка. Учебная сотня. Ракетная команда. Занятия с офицерами.
Яков Петрович Бакланов родился 15 марта 1809 года в Гугнинской станице. Его отец был простой неграмотный казак, расторопностью, лихостью, смелостью в походах и войнах заслуживший чин хорунжего. Отцу некогда было заниматься с сыном. Наступал 1812 год, и Петр Бакланов ушел с полком выгонять французов из России. Мальчик рос, как росли в станице все казачьи дети: играл со сверстниками на улице, скакал в табуны на казачьих конях, слушал рассказы стариков о прежних войнах. Когда Якову минуло пять лет, бабушка отдала его в науку старухе Кудимовне. Чему могла научить его Кудимовна, сама полуграмотная? Протвердила с мальчиком "азы", научила славянским и Русским буквам и кое-как читать по складам. Тогда передали Якова приходскому пономарю, а потом станичному дьячку. Мальчик изучил Псалтырь и Часослов. Дальше не пришлось учиться.
В 1815 году отец Якова вернулся домой из заграничного похода, пробыл некоторое время дома и снова ушел с полком на бессарабский рубеж. Оттуда надвигалась на Россию чума. В ту пору отец Бакланова командовал сотней. Он взял с собою в поход Якова: пусть учится дальше грамоте у полковых писарей.
Верхом на сотни верст. Ночлеги в поле у костра. Казачьи песни; рассказы бывалых казаков про Наполеона, про Бородинское сражение, про пожар Москвы, про лютые морозы; про чистенькие немецкие города; про Париж-город. Заслушается их Яков, и все позабудет. Смотрел Яков, как старые казаки учат молодых рубке, и сам возьмется за тяжелый отцовский палаш. Какое тут было ученье? Мальчик в походе рос богатырем, становился лихим наездником, "джигитом". Он умел вертеть молодецки пикой, а стрелять, как никто в полку не умел стрелять - без промаха! Так и прошло детство в суровом казачьем походе и в службе на постах. Подходила юность. Отец принял сотню в казачьем полку Попова и устроил своего шестнадцатилетнего сына в полку урядником.
Благословляя на действительную службу, отец напутствовал Якова совсем теми же словами, какими когда-то напутствовал Иван Платов своего потом столь знаменитого сына Матвея.
- Храни, - сказал он, - ненарушимо простоту отцовских обычаев, будь строг к себе, а больше всего - не забывай свою благодатную родину, наш Тихий Дон, который вскормил, взлелеял и воспитал тебя.
Какой казак - отец не говорил и не говорит и теперь таких слов сыну, провожая его в полк?
Так шестнадцатилетним юношей начал свою боевую службу Яков Петрович Бакланов в Крыму. Потом был поход в Турцию, где под Баклановым в атаке на турецкую конницу была убита лошадь. В 1834 году с донским казачьим Жирова полком 25-летний Бакланов попал на Кубань, в Кавказские войска под команду генерала Засса. Начальник был строгий, но справедливый. Он скоро оценил молодого сотника, и, бывало, поручал ему под команду до двух тысяч казаков. Вспоминая свои первые годы службы и боев на Кавказе, Бакланов говорил:
- Спасибо Зассу и горцам - они научили меня многому.
Отслужив свой "термин" на Кавказе, в 1837 году Бакланов был спущен на Дон, и в 1839 году был отправлен в Новочеркасск в учебный полк, собранный атаманом Власовым для изучения новых казачьих уставов.
Громадного роста, могущественного сложения сотник засел за ученическую "парту", и с редким прилежанием принялся за учение. Но помимо занятий в полку Бакланов много читал. Он доставал все, что мог достать в Новочеркасске из военной истории и, читая описания сражений, сравнивал написанное со своим боевым опытом. Он изучал артиллерию и все военные науки. Многое продумал; обо многом погоревал Бакланов в эти годы. Он вспомнил, как на Кавказе Донцов с их длинными пиками, путавшимися в лесах, горцы презрительно называли "камыш", как линейцев предпочитали Донцам и смотрели на донских казаков, как на второстепенное войско, годное только для посыльной службы, да денщиками у офицеров и чиновников. С болью в сердце говорил он сам себе:
- Нет. Этого не будет! Не будет этого больше!..