Разговаривая и видоизменяя данные, Ксавье не мог не наблюдать тайком за Аксель. Она была загорелой, как люди, проводившие много времени на свежем воздухе, у нее были чудесные глаза и волосы, которые хотелось потрогать. Сосредоточившись на экране, она не смотрела на гостя и нервно покусывала губы.
- Может быть… - наконец сказала она. - Может быть, я привыкну к этой штуковине. Пока я действую неуверенно, но постепенно все придет. Может, прервемся? У меня разболелась голова.
- Вы устали? Простите, я не сообразил.
Он вынул диск. Он обдумывал, как исхитриться и пригласить ее на ужин, но Аксель его опередила.
- Уже поздно. Поужинаете с нами перед возвращением в Париж? Порой Констан очень искусен, хотя иногда изобретает нечто несъедобное. Помолимся, чтобы сегодня он был в ударе!
Счастливый тем, что может остаться, Ксавье шел за ней по винтовой лестнице.
- Только я быстренько гляну, что там в конюшне. Вы пойдете со мной?
Она открыла одну из балконных дверей в кабинете, который выходил на террасу, и они попали во двор.
- В конфигурации вашего дома нелегко разобраться, но жить в нем, должно быть, неплохо, - отметил он.
По сравнению с функциональной и бесхитростной виллой Нейи, безупречно ухоженной, жилище семьи Монтгомери было причудливым.
Удивленная его замечанием, Аксель повернулась и посмотрела на фасад.
- Я живу здесь с самого рождения, для меня все привычно, но я знаю, что люди называют наш дом несуразным. Эта квадратная башня действительно не вполне в общем стиле, я с вами согласна.
- Скажем так, несколько непривычно видеть ее рядом с голубятнями. Но в чем-то она придает ансамблю вид… англо-нормандского замка!
Они дружно засмеялись, а потом Аксель повела гостя к первому ряду стойл.
* * *
После чая в весьма натянутой обстановке Джервис, Грейс и Кэтлин под различными предлогами удалились, оставив Дугласа наедине с дедом.
Оказаться в усадьбе, где в детстве столько раз проводил каникулы, для Дугласа было непросто. Он вспоминал, как они с Аксель играли в прятки, как за совместными обедами сознательно подчеркивали свой французский акцент, чтобы позлить родственников, как носили яблоки племенным кобылам и их детенышам в луга. В те времена он не задумывался о своем будущем, считая, что все определено.
- Ну что ж, - проворчал Бен, - ты наконец посетил нас, и это радует.
Старик явно забрасывал камешек в огород Дугласа, который мог выбрать ответ в зависимости от того, чего он желал от этой встречи. Но вот чего именно он желал?
- Мы уже очень давно не разговаривали, - пробормотал он осторожно.
- Это самое мягкое, что можно было бы сказать!
Бенедикт развернул коляску и поставил ее так, чтобы сидеть спиной к окну. Теперь лицо деда оказалось в тени, и Дуглас уже не видел его выражения.
- Ты ведь не сделаешь ничего, чтобы помочь мне, - вздохнул молодой человек.
- Конечно, сделаю. Помочь тебе в чем? Ты хочешь чего- то определенного?
В Дугласе тут же подняло голову самолюбие. Дед наверняка знает, что у него нет ни работы, ни денег. Он, должно быть, надеется на просьбы о прощении, на раскаяние, на смирение - на все то, чего Дуг не сделает.
- После того как ушел из конюшни, я не делал ничего интересного, - выдавил он. - Знаешь почему? Потому что я ничего не умею. Я знаю только мир лошадей, но к нему я больше не имею доступа.
- Мир лошадей… - медленно повторил Бен. - По сути, это очень широкое понятие. Даже если не скачешь верхом, в этом мире можно найти работу.
- Ты мне ее не предоставил.
- Нет? Но я не единственный работодатель.
- Ты шутишь? У тебя восемьдесят скакунов во Франции и целый конный завод в Англии. И для меня нет никакого места?
- У нас уже была беседа на эту тему, Дуг, но она ни к чему не привела.
- Ты так упрям! Я мог бы взять малый двор и оставить Аксель большой. Я…
- Прекрати немедленно этот идиотский разговор! - перебил его Бен. - "Взять" - отвратительное слово, я не люблю его. Тебе не нужно ничего брать и ничего оставлять. До каких пор я вынужден буду держать тебя в ежовых рукавицах? Не могу поверить, что за эти голодные годы ты ничуть не повзрослел!
В голосе деда чувствовался металл, похоже, он вот-вот разразится гневом.
- Скорее, бешеные годы, - выдохнул Дуглас.
Неподходящая картина возникла у него перед глазами:
он увидел себя в стойле Макассара. Не в состоянии что-то еще сказать, он долго молчал.
- Полно, не будем ссориться в очередной раз, - наконец заговорил Бен. - Я был бы рад, если бы ты пошел работать к нашим конкурентам. Чтобы у тебя на самом деле появился интерес к делу. Чтобы ты так скучал за лошадьми, что согласился бы на самую дрянную работенку. Или, например, чтобы ты чему-нибудь подучился. В том, что касается разведения лошадей, дверь для тебя по-прежнему открыта. Но предупреждаю: учиться придется многому.
- И ты мне доверишь завод? - воскликнул Дуглас, в котором снова вспыхнула надежда.
- Боже мой, ты опять меня огорчаешь! Да при сегодняшнем состоянии моих познаний в области генетики я не доверил бы его самому себе! Ты хоть представляешь, какой капитал спокойно пасется на наших пастбищах? Ты полагаешь, что с лошадьми так просто обращаться? Тем не менее, если ты решишься приехать сюда на стажировку, поработать с нашим представителем, который действительно первоклассный специалист, у тебя будет возможность познакомиться со всем поближе.
Разочарованный и разозленный, Дуглас довольствовался смешком.
- Слишком мало! Ты предлагаешь мне стажировку? Оплачиваемую, надеюсь?
- Я еще должен тебе платить? За какие такие заслуги? Послушай, мальчик, ты должен наконец спуститься на землю. Итак, проведи год здесь, с Грейс. С тобой будут обращаться должным образом, а это уже очень много. И если ты почувствуешь, что в силах вставать каждое утро в семь часов, то, может быть, и вправду заинтересуешься разведением лошадей. Присутствовать при рождении жеребенка - великий момент, уверяю тебя. Или видеть, как жеребца-производителя приводят на спаривание. Можно открыть для себя тысячу вещей, не имеющих ничего общего ни с тренировками, ни с участием в бегах. Но самое увлекательное - это когда удается получить хорошие результаты скрещивания. Для наездников пословица "Порода всегда скажется" подтверждается почти ежедневно.
Он говорил так вдохновенно, что Дуглас не удержался и пожал плечами. Мысль о том, чтобы похоронить себя в Саффолке на целый год, не получая ни пенни, показалась ему смешной.
- Мне двадцать четыре года, - напомнил он. - Ты предлагаешь мне похоронить себя в этом мрачном ледяном доме с тетушкой в качестве компаньонки? Джервис зимой здесь не бывает, Кэтлин наезжает лишь изредка. Это очень мало для меня!
Бенедикт ответил не сразу. Он снова переместился и на этот раз оказался совсем рядом с Дугласом.
- Ну что же… Боюсь, что ты попусту проехался.
Подняв голову, он с задумчивым видом разглядывал внука, потом внезапно взорвался:
- Чего ты ждешь от меня? Ключи от рая? В моем магазине их нет! Что, по-твоему, мой мальчик, я почувствовал в тот день, когда очнулся в клинике, после того как взбесившийся конь ударил меня копытом? Как ты думаешь, просто было смириться с тем, что отныне я прикован к постели? Не окажись у меня достаточно смелости и воли, я превращусь в получеловека, на которого все смотрят свысока, с показным состраданием. Эта мысль привела меня в ужас! Все, чего я хотел, - это вернуться к своему делу и снова быть среди лучших. Что касается твоей сестры, подумай, была ли она в восторге от того, что оставила лицей за два месяца до получения свидетельства бакалавра? Я официально продвигал ее по службе, потому что нуждался в ней. Я не спрашивал, довольна ли она тем, что встает каждое утро в пять часов, не интересовался, соответствует ли это ее представлению о будущем, не хотел знать, согласна ли она. Вдобавок я потребовал, чтобы она больше не садилась на лошадь, хотя и знал, насколько она это любит! Мне необходим был кто-то, кто стал бы моими глазами и ушами, пока я валялся на этой проклятой больничной койке. Уравнение было простым: Аксель или ключ под дверью. А тебе тогда было четырнадцать лет, и ты мечтал стать наездником. Надеюсь, ты помнишь об этом? В конечном итоге у тебя это не получилось, я очень сожалею, но как ты мог подумать, что после стольких лет упорного труда Аксель уступит тебе свое место? Это она тренер! Она обладает талантом, чутьем, умением, к тому же она серьезно ко всему относится. Неужели ты полагаешь, я заберу у нее тридцать лошадей и передам тебе? Почему? Просто потому, что ты мой внук? Нет, этого недостаточно.
Его обличительная речь повергла Дугласа в оцепенение, но он улучил момент и сформулировал вопрос - единственный, который его занимал:
- Если я верно понял, мы топчемся на том же месте. Ты ничего не сделаешь для меня?
Дед уставился на него изумленным взглядом.
- Ты стал кретином? Я только что объяснил, что ты можешь поучиться здесь и что ты…
- Стоп! - закричал вышедший из себя Дуглас. - Не говори ничего, это бесполезно! А если тебе хочется называть людей кретинами, то обратись к Констану.
Он тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно.
- Констан заслуживает большего, чем ты, - ответил Бенедикт потухшим голосом.
Напомнить об умственном состоянии его сына было худшим из того, что можно было сделать, и Дуглас прекрасно это сознавал. Он ударил в больное место, ударил бездумно, просто потому что был в бешенстве, и Бен ему этого никогда не простит. Как и предполагалось, их встреча переросла в противостояние, и теперь не было никакой возможности прийти к пониманию.
- Уходи, - шепотом добавил дед.
Он привел коляску в движение и направился к балконной двери. Остановился, отворил ее и выехал, оставив дверь открытой.
Пологий скат вел к лужайке, замечательно ухоженной и окаймленной куртинами, окружавшими дом. Дальше начинались луга, где резвились кобылы с жеребятами. Бенедикт обожал этот безмятежный пейзаж с белыми барьерами и зеленой травой, который расстилался сколько хватало глаз. Заводские постройки находились в двух километрах, но со временем Бенедикт выкупил земли, что разделяли два владения, и с тех пор за лошадьми можно было наблюдать из окон дома. Грейс тоже находила их "чудесными в таком обрамлении". Как бы то ни было, чтобы сделать приятное Бенедикту, она была готова даже позволить козам жевать свои цветы!
От этих мыслей Бену стало неловко, как, впрочем, и всегда. Проходили десятилетия, а Грейс по-прежнему была привязана к нему несколько сильнее, чем следовало.
- Ни к чему не удалось прийти? - спросил Джервис.
Бен не слышал, как он подошел, однако нашел в себе силы улыбнуться.
- И в самом деле ни к чему.
Джервис уселся на лужайке, сорвал травинку и принялся ее жевать.
- Забываешь о возрасте, будет тяжело встать на ноги, - проговорил Бен.
Они помолчали несколько минут, Джервис смотрел на Бена, Бен - на жеребят вдалеке.
- Дуг упрям как осел, - пробормотал он через минуту. - Ни "прости", ни "сожалею", ни ласкового слова, ничего, кроме требований. Кэтлин не должна была приводить его сюда.
Джервис помолчал, потом медленно сказал:
- Я дал ему денег на обратный путь… чтобы когда- нибудь он вернулся.
- Когда-нибудь вернулся? Вернулся отдохнуть? Послушай, я предложил ему остаться, вникнуть в дела конезавода, но это его не устроило. Дом для него скучен, и деньги он хочет получать немедленно.
- В двадцать четыре года это нормально.
- И что же? Получать деньги - не то же самое, что воровать.
- Ты несправедлив. Взгляни-ка на дом. Согласись, он выглядит довольно мрачным.
Бенедикт повернул голову и бросил взгляд на суровый фасад. Построенное в викторианском стиле здание с витражами и башенками выглядело внушительно.
- Прямо готический собор! - смеясь, добавил Джервис. - Только смотри, ни слова Грейс, она обожает это место.
- Я тоже.
Каждый раз, когда возникало желание все бросить, прекратить борьбу, Бен черпал силы здесь. Грейс успокаивала его, с ней никогда не возникало проблем. Она жила, нимало не заботясь о материальном, доверив распоряжаться своим состоянием блестящим финансистам из Сити, и, казалось, имела лишь одну цель в жизни - счастье своей семьи. Она боготворила Кэтлин, позволяла Джервису делать все, что ему нравится, в том числе большую часть года жить в Лондоне, с увлечением занималась имением, откуда почти никогда не выезжала и где устраивала приемы. "Ты мой любимый гость, ты ведь знаешь", - повторяла она Бену в каждый его приезд.
Переключив внимание на брата, Бен вздохнул.
- Эта встреча была преждевременной, - констатировал он. - Дуглас ни на йоту не стал лучше, чего я и опасался. Увы, я вижу его насквозь! По-прежнему самый его большой недостаток - это эгоизм, он на шаг опережает лень. Конечно, вы все считаете, что я слишком жестко с ним обращаюсь, но я единственный, кто боролся за то, чтобы он стал хоть немного лучше. Он мог бы быть лучше, в глубине души он неплохой…
- Ты просто не смог найти к нему подход, - заметил Джервис. - Не все созданы для борьбы, как Аксель и ты. Есть люди, которых она подавляет.
- И что делать? Надеяться получить все сразу, не ударив пальцем о палец?
Джервис оперся на руки, приподнимаясь, и скривился от боли. Он страдал артрозом.
- Грейс подаст порто и бренди в беседку. Едешь?
- Проеду по аллее, а то от колес на газоне остаются следы.
Неожиданно Джервис весело расхохотался.
- Ох, Бен, ты и смешной! Десять лет ты безжалостно уничтожаешь эту роскошную лужайку, с чего вдруг забеспокоился о ней сегодня? Кстати, если ты свернешь, Грейс и Кэтлин смогут приказать забетонировать все так, чтобы тебе было удобно перемещаться.
Бен был любимцем в семье, этого никто не отрицал. Иногда такое положение дел его ободряло, в другие моменты пугало. Направляясь к беседке, он думал о внуке. Жаль, что парень не внял голосу рассудка, потому что сейчас Бену больше нечего было ему предложить. Сколько времени Дугласу еще понадобится, чтобы понять: конезавод для него - последний шанс? Если бы он не потерял родителей в возрасте одиннадцати лет, возможно, все у него сложилось бы по-другому, но Бенедикт действительно растил и воспитывал его, отдавая этому все силы. Ему не в чем себя упрекнуть.
* * *
Победа Жазона в самых значительных летних соревнованиях по бегу с барьерами в Отей привела Жана Стауба в состояние эйфории. Не переставая говорить о заслугах тренера и наездника, он расхаживал у места взвешивания наездников, позировал перед фотоаппаратом с вожжами в руках, а потом пригласил Аксель и Антонена отужинать у него дома в Нейи.
- Жена придумает для нас что-нибудь интересное, это нужно отпраздновать!
К счастью, когда Жан позвонил, чтобы отдать распоряжения, Ксавье был у матери и, разумеется, тоже решил остаться. Было по-прежнему ясно и тепло, можно было ужинать на свежем воздухе, и Анриетта накрыла стол в саду, где с наступлением темноты зажигались фонари. Перспектива целый вечер слушать о лошадях пугала ее, но присутствие Ксавье все скрашивало. Менее чем за два часа они вдвоем приготовили легкую и изысканную трапезу, как любил Жан, - с карпаччио Сен-Жак, овощами гриль и суфле из малины.
В отличие от супруги, Жан был недоволен присутствием сына в доме. Его раздражение проявилось, как только он обнаружил, что Ксавье и Аксель обращаются друг к другу на "ты".
- Мы много времени провели у компьютера, - объяснила она. - Теперь я почти убеждена в его полезности! Во всяком случае, я попробую.
Ксавье, похоже, обрадовался ее словам, но Жан поспешил умерить его энтузиазм.
- Чтобы хорошо заниматься своим делом, Аксель, вы не нуждаетесь ни в ком-то, ни в чем-то, тем более в машине. Вы поразили меня! Я никогда не думал, чтобы такая милая молодая женщина, как вы, могла стать профессиональным знатоком лошадей. Я преклоняюсь перед мастерством, которое сегодня продемонстрировал Жазон благодаря вам. Моим тренером в Шантийи я не был так доволен и теперь задаюсь вопросом…
Он хотел казаться сердцеедом и обращался к ней, глядя прямо в глаза.
- Жазон - хороший конь, - вежливо ответила она. - Вы это знали и до того, как доверили его нам.
- Но нужно было подобрать для него идеально соответствующий вид соревнований и довести его до формы в этот день! Нет, не преуменьшайте своей роли! Выражаю вам все свое восхищение.
- Антонен тоже участник его победы, - напомнила Аксель, которой надоели комплименты.
- Конечно, - согласился Жан, скрепя сердце.
Он даже не удосужился повернуть голову в сторону Антонена. Для него наездник был таким же слугой, как и прочие. Он пригласил его сгоряча и теперь задавался вопросом, что этот парень делает за столом.
Анриетта, не придавая значения словам мужа, молча подавала одно, убирала другое. С наступлением сумерек зажглись фонари, и ни один утолок сада не остался в тени. Шум движения в ночи приглушала растительность, и можно было почти поверить, что они в деревне.
Почти. Все существование Анриетты проходило именно так. Она была молодой, почти симпатичной девушкой и в начале замужества чувствовала себя почти счастливой. Сейчас она была почти подавлена. К счастью, ей довольно было остановить взгляд на Ксавье, чтобы успокоиться. Он был ее личным достижением, ее реваншем, ее смыслом жизни. И то, что он противостоит отцу, не огорчало ее. При каждом бунте Ксавье она ощущала глухое удовлетворение.
Он отказался принять ту форму, которую навязывал ему Жан, отказался интересоваться фармацевтической промышленностью, отказался быть для отца кем-то иным, чем просто сыном. В день, когда Ксавье исполнилось восемнадцать, он с облегчением покинул дом и приходил сюда только для того, чтобы повидаться с матерью. В этот вечер он остался, чтобы помочь ей, но еще и потому, что симпатичная блондинка не шла у него из головы. Если бы не Аксель, он ушел бы, не дожидаясь возвращения Жана, как обычно делал.
Доставая малиновое суфле из холодильника, Анриетта улыбнулась своим мыслям. Аксель нравилась трем мужчинам за столом, это забавно! Очаровательный наездник - впрочем, и впрямь неотразимый - бросал на нее нежные взгляды, Ксавье плохо удавалось скрыть свое увлечение, что же касается Жана, то он был смешон в роли старого ловеласа. Он воображал, что сможет соблазнить эту молодую женщину! Каким чудом? То, что удавалось с секретаршами, ищущими продвижения по службе, или с несколькими ветреницами, очарованными властью и деньгами, никак не касалось этой девушки. Миловидную, независимую и волевую Аксель, должно быть, забавляло жеманство бедного Жана. Почему он не может смириться с тем, что стареет? Анриетта сдалась много лет назад и уже не стремилась кому-то понравиться. Кстати, она никогда об этом не мечтала и занималась только сыном.
Она вернулась в сад с десертом и подошла как раз вовремя, чтобы услышать рассуждение, которому предстояло испортить конец вечера.
- Для меня наездник не имеет никакого значения. Подходит любой, лишь бы он выполнял предписания тренера. Большего от него не требуется!
Довольный собой, Жан обращался исключительно к Аксель. Он цинично захихикал, и этот смешок прозвучал в полной тишине.
- В конечном итоге, - счел он нужным добавить, - атлет - это конь!