Но летом 1931 г. началось новое обострение кризиса, научался отток капитала из Германии, что всего за несколько недель привело к полному банкротству таких сверхгигантов, как "Данат-банк" и "Дрезднер банк". "С крахом "Kreditanstalt" в июне 1931 г. Австрия стала первой жертвой всемирного кризиса и была поставлена на грань катастрофы. Она была спасена только в результате политической капитуляции перед условиями, выдвинутыми французским правительством. С Германией ситуация складывалась иначе. В течение всего лета этого года канцлер, министр иностранных дел и президент Рейхсбанка совершали персональные визиты в столицы стран-победительниц с руками, протянутыми за подаянием. Их принимали вежливо, но отпускали назад ни с чем". В Лондоне Р. Макдональд посоветовал Брюнингу "искать спасения во внутриполитических мерах".
"20 июня Гинденбург обратился к Гуверу с просьбой о помощи, Гувер предложил объявить годовой мораторий по долгам Германии. Против выступило французское правительство. Тем не менее, 13 июля главный банк Германии был вынужден прекратить платежи. Четыре дня спустя Брюнинг был приглашен в Париж. Франция, Великобритания и США предложили Германии заем в 500 млн. долл., под залог некоторых материальных ресурсов, а также при принятии Германией обязательств в течение десяти лет не увеличивать военных расходов и не пытаться изменить отношения с Австрией. Брюнинг в ответ заметил, что экономика, основанная на неограниченном кредите, уже вызвала экономический коллапс, и продолжение таких отношений может оказаться фатальным".
Представление о коллапсе дают воспоминания М. Браухича: "13 июля 1931 г. экономический кризис со всеми своими опустошительными последствиями ворвался в Германию. Тысячи вкладчиков кинулись спасать свои сбережения. Закрылись двери банков, некоторые из них навсегда. Опустели кино, кафе, театры и увеселительные заведения. Казалось, все остались без денег. Тяжким бременем навалились на людей заботы о хлебе насущном". Правда, летом количество безработных удалось снизить на миллион, но и оставшиеся 3,9 млн. были для экономики Германии, по словам Г. Тереке, "катастрофой, последствия которой было трудно предвидеть".
В сентябре 1931 г. Федерация германской промышленности ввиду чрезвычайности ситуации предложила передать власть от парламента к авторитарному кабинету. Экономическая ситуация к концу второго года правлений Брюнинга стала катастрофичной: безработица за это время выросла в два раза, промышленное производство снизилось почти на треть. В итоге экономический кризис стал стремительно перерастать в политический. Э. Генри в те годы отмечал: "Катастрофическое сокращение германской производственной базы… не только обрекает треть всего населения на физическое уничтожение. Эта катастрофа отбросила германскую промышленность к уровню прошлого столетия, привела ее на грань окончательного банкротства и подорвала экономическую базу новой, политически победившей системы".
Отчаянность ситуации характеризует и выступление Брюнинга в ноябре 1931 г., в котором канцлер заявил: "Грядущей зимой нашей важнейшей задачей будет не допустить, чтобы вражда между партиями достигла взрывоопасного предела… Федеральное и земельные союзные правительства и муниципалитеты окажутся в следующем году перед почти непреодолимыми финансовыми проблемами. Налоговые поступления будут основаны на доходах 1931 г., сократившихся вследствие экономического кризиса, и, даже без бремени репараций, мы будем вынуждены в 1932 г. применить во всех отраслях деятельности еще более строгие меры".
Брюнинг считал, что проблему можно решить только путем национальной мобилизации: "Всемирный кризис ударил по Германии особенно сильно. Он поразил нас в момент морального смятения, явившегося следствием катастроф и разочарований последних нескольких лет. Мы стоим перед лицом очень серьезной ситуации… Основной задачей, как внутренней, так и внешней политики должно стать достижение национальной независимости, в отсутствие которой молодое поколение живет в полной неуверенности относительного своего будущего". Канцлер потребовал введения чрезвычайного положения. Гинденбург не решился на такой шаг, тем более правительство Брюнинга вызывало всеобщее раздражение:
"Канцлер сознательно обратился к дефляции. Он урезает оклады, пенсии, чем вызывает неудовольствие рабочих, служащих, пенсионеров. Он ввел контроль за ценами, который раздражает крестьян, контроль за банками, который злит финансистов, он ненавистен промышленности, так как потребовал снижения цен на сырье, установленных картелями. Все его ненавидят, - отмечал французский посол Ф. Понсе, - даже социал-демократы не скрывают, что держатся за него, исключительно по причине того, что бояться худшего".
По мнению Ф. Папена антикризисные меры Брюнинга изначально были обречены на неудачу: "1931 г. лишил политику Брюнинга, пытавшегося удовлетворить все репарационные требования союзников, всяких шансов на практическое выполнение". Брюнинг самым "тщательнейшим образом" продолжал выполнять план Юнга. Папен, оценивая правление Брюнинга, писал: "Личное бескорыстие Брюнинга, "равнялось только его политической слепоте, которая толкала его на продолжение курса, направленного на удовлетворение всех репарационных требований в то время, когда внутренняя ситуация в стране делала такую политику гибельной"". В результате, констатировал Папен, "последствия экономического кризиса было нельзя ликвидировать никакими силами".
Брюнинг в ответ заявлял, что "план Юнга не является соглашением равных партнеров. Мы вынуждены уступить диктату". Так, в январе 1932 г. когда Брюнинг уведомил британское правительство об отказе германского правительства возобновить выплату репараций, парижские газеты затопила волна раздражения. Лаваль был вынужден уйти в отставку. Новый французский кабинет заговорил значительно более резким тоном: "Французская нация никогда не откажется от ее права на получение репараций". Дефолт Германии, по мнению А. Ритчла, неизбежно повлек бы за собой военную интервенцию, как в 1923 г..
Британский посол Г. Рэмболд считал, что последним камнем в судьбе Брюнинга стал план "переселения на земли разорившихся восточнопрусских поместий 600 000 безработных, т.е. 10% от их пикового значения. "Учитывая малое плодородие почвы на этих территориях, он должен был выделить каждому переселенцу около 60 акров земли" или всего 36 млн. акров. "Тысячи семей, на протяжении столетий считавших эти территории своим домом, приходили в отчаяние от своей возможной будущей судьбы…". Сам Брюнинг полагал, что стал жертвой пропаганды и демагогической агитации: "Современная техника пропаганды является более разрушительной, чем какое-либо оружие. Она препятствует осуществлению и конструктивных решений, эта опасная тенденция развития в условиях современной массовой демократии".
Так или иначе, 30 мая 1932 г. Гинденбург отправил правительство Брюнинга в отставку. "В этот день Гинденбург принял Гитлера. Отменяется запрет СА…, - но суть не в том, отмечает Геббельс, - рейхстаг будет распущен. Это главное".
Парламентские методы уже не могли обеспечить победу ответственного большинства или создать работоспособную коалицию. "Судьба демократической (германской государственной партии) партии стала пугающим показателем направления, в котором движется общественное мнение…, - отмечал Ф. Папен. - Теперь, когда формы демократической жизни быстро приближались к банкротству, количество членов демократической партии в парламенте сократилось до нескольких депутатов… Ничто другое не демонстрировало столь явно провал веймарской демократии, как три последних трагических года существования этой партии, когда четыре ее представителя оставшиеся в парламенте, голосовали за гитлеровский закон об особых полномочиях". Шрайбер, представитель партии центра, тогда заявлял: "Это не был вопрос диктатуры, угрожавшей парламентским учреждениям, скорее угроза диктатуры возникла из-за слабости парламентских учреждений".
Но пока Гинденбург еще сопротивлялся и воспользовался своим правом назначения канцлера, тем самым превращая Германию в президентскую республику. Новым канцлером стал Ф. фон Папен, пользовавшийся доверием банков и биржи, широкой части промышленников и имперского сельскохозяйственного объединения. Он хоть и принадлежал к партии католического центра, однако позиционировал себя как канцлера, стоящего вне партий. Папен по его словам придерживался политики "просвещенного консерватизма". Папен объяснял, что он понимал под истинно консервативными убеждениями: "Наши убеждения требуют, чтобы государство строилось на базе крепкой власти".
Министры его правительства "принадлежали людям исключительно консервативных убеждений, не связанных с политикой". Правительство, придерживающееся консервативных взглядов, по словам самого Ф. Папена, "было создано для того, чтобы неработоспособную систему правления политических партий заменить государством, основанным на корпоративных принципах". Другими словами на принципах новой аристократии. Свое понимание корпоративного государства Папен дал в одной из своих речей: "Партийная политика потеряла значительную часть своего (смысла существования), когда возникла необходимость призвать нацию в целом для свершения огромного коллективного усилия… Под угрозой экономического кризиса мы должны порвать с коллективистскими теориями социалистов и предоставить возможность частным предпринимателям принять на себя долю ответственности в рамках законности и христианской предприимчивости".
В ответ на назначение Папена канцлером партия Центра потребовала передачи "ответственности за формирование правительства в руки Национал-социалистической партии". Папен пошел на компромисс и в обмен на пассивную поддержку нацистами его кабинета 16 июня, под предлогом соблюдения принципа равенства для всех партий, отменил запрет на деятельность СС и СА, введенный 13 апреля Брюнингом. Оправдывая этот шаг, Папен говорил: "Нашей задачей было постараться… усмирить нацистов путем раздела с ними ответственности за управление государством". Уже на следующий месяц "Берлин кишел молодчиками из нацистских боевых отрядов, маршировавших под звуки бесчисленных гитлеровских оркестров, - вспоминал о мае 1932 г. фон Браухич. - Серый и безликий режим Веймарской республики тонул на глазах…"
Идеалом Папена в политической сфере являлся двухпалатный парламент и двухпартийная система, как в США. Подобная организация, по его мнению, могла вывести Германию из политического кризиса. Папен последовательно боролся с "искажениями демократических принципов", которые, по его мнению, составляли сущность Веймарской республики. Однако, как отмечает сам Папен, "реформировать партийную систему так, чтобы убедить каждого подчинить свои личные или партийные интересы неотложным потребностям текущего момента, оказалось невозможным".
Кроме растущего политического радикализма перед Папеном стояли еще как минимум две ключевые задачи: репарации и экономический кризис.
Проблеме репараций была посвящена июньская 1932 г. конференция в Лозанне. Тактика Папена на ней, по словам Макдональда, была основана на увязывании вопроса "о репарациях с каким либо крупным планом для всей Европы…". На такой подход Папена наталкивали слова Эррио: "Если Франция откажется от получения репараций, она должна получить за это экономическую и политическую компенсации…". Папен предложил Франции эти компенсации в виде подписания внешнеполитического консультативного пакта и объединенного Генерального штаба в целях дальнейшего открытого союза. Цель союза объединение Европы в борьбе против советской угрозы.
Однако "против франко-германского пакта резко выступила Великобритания в лице Макдональда, который заявил, что любой подобный пакт нарушает баланс сил в Европе". И Эррио поспешил прервать переговоры с Папеном, "поскольку Франция не может позволить себе пойти на риск разрыва с Великобританией". В итоге Папен констатировал: "Мне пришлось признать, что Франция поставила свою дружбу с Великобританией выше любого примирения с нами". Великобритания в который раз применила свой старинный метод, служивший ей на протяжении веков, - "разделяй и властвуй", "но в тот момент ее премьер-министр, - по словам Папена, - очевидно не сознавал, что такая политика стала слишком узка для требований современной Европы. К тому же он, по-видимому, не сумел понять, что восстановление силы и здоровья пораженной нищетой и находившейся под угрозой русского тоталитаризма Германии гарантирует в будущем Центральной Европе безопасность…".
Планы самого Папена приоткрывали его откровения перед представителем Австрии, на Лозаннской конференции - Дольфусом, который просил кредит у Франции. Последняя согласилась его предоставить на условии - если Австрия будет воздерживаться от сближения с Германией. Папен на это заявил Дольфусу: "Вам совершенно необходимы эти деньги. Постольку, поскольку это меня касается, - чем больше дадут вам западные державы, тем лучше. Подписывайте любые политические условия, касающиеся ваших отношений с Германией, какие они станут вам навязывать. Я не буду возражать. Однажды и довольно скоро, наши страны объединяться, и тогда мы поглядим, каким образом они захотят вернуть свои деньги".
Между тем переговоры о репарациях зашли в тупик. Эррио заявлял Папену: "Вы представляете, сколь невозможно мне, представ перед палатой, объявить, что Франция ничего не получит? Это немыслимо! Они меня тотчас же сровняют с землей". Макдональд приводил еще один существенный довод: "Франция ни в коем случае не откажется от требования окончательной выплаты, в особенности ввиду того, что Соединенные Штаты относятся отрицательно к вопросу об отмене репараций…".
Папен объяснял Эррио и Макдональду, что его правительство является последним "буржуазным", которое они видят в Германии. "Если нам придется вернуться домой, не добившись никакого успеха, то на наше место придут левые или правые экстремисты". Эррио назвал этот аргумент шантажом". По мнению Папена позиция великих демократий в Лозанне привела к тому, что у "последнего "буржуазного" правительства Германии просто не оказалось ни малейших шансов на существование и не было никакой возможности остановить поднимающуюся волну радикализма".
По возвращении с Лозаннской конференции Макдональд и Эрррио были встречены аплодисментами своих парламентов, - конференция еще теснее сблизила Англию и Францию. Делегация Папена при возвращении в Германию была встречена "градом тухлых яиц и гнилых яблок". После Лозанны Папен был вынужден ввести чрезвычайное положение и прямое правление в Пруссии и Берлине. В радиопередаче, предназначенной для Америки, Папен заявил, что его правительство "было вынуждено вмешаться в ситуацию из-за угрозы возникновения гражданской войны".
Гражданская война уже почти началась. В середине 1932 г. происходили ожесточенные столкновения между фашистами и коммунистами. В июне с обоих сторон погибло более 80 человек, в июле - 86. Канцлер был вынужден перейти к жестким мерам. В июле после побоища в пригороде Гамбурга Папен распустил социал-демократическое правительство Пруссии. Представители СДПГ не сопротивлялись. Характерным был следующий пример, когда новый министр полиции Пруссии Брахт потребовал от прежнего социал-демократа Зверинга сдать дела, последний заявил, "что подчинится только насилию. - Какая форма насилия Вас больше устраивает? - любезно осведомился Брахт. - Пусть с наступлением темноты два полицейских офицера выведут меня из министерства, - ответил Зверинг".
Июльские выборы принесли сокрушительную победу фашистам, количество голосов, поданных за них, выросло более чем в два раза, с 6,4 до 13,7 млн. голосов. "Настоящая причина роста популярности нацистов, - по мнению Папена, - заключалась в отчаянном состоянии германской экономики вкупе с общим разочарованием результатами Лозаннской конференции". Даже фон Сект, воспитанный в традициях полного отделения армии от государства, рекомендовал своей сестре голосовать за Гитлера: "Молодежь права. Я слишком стар". Папен был вынужден пригласить Гитлера занять пост вице-канцлера, но Гитлер требовал все либо ничего.
Характеризуя глубину экономического кризиса, в начале своего правления Ф. Папен писал: "Мы были вынуждены начинать в крайне невыгодных условиях. Казна была в буквальном смысле пуста, и правительству только с большим трудом удалось выплатить государственным служащим жалованье за июнь". Примерно 23,5 млн. немцев - почти 36% населения - зависели от общественных фондов. Но главной проблемой была стремительно растущая безработица. 13 августа Гинденбург потребовал от канцлера немедленно приступить к широкой программе трудоустройства.