В царствования Александра I, Александра II и Николая II существовали достаточно серьезные планы переноса столицы Российской империи в Киев, которым не суждено было сбыться. Не исключено, подобный шаг мог бы кардинальным образом повлиять на всю отечественную историю. Похожим образом судьбу СССР мог изменить перенос из Москвы в Киев патриаршего престола – удачной в символическом отношении датой могло бы стать празднование 1000-летие христианства на Руси. Однако и этот шанс был упущен: СССР просуществовал после юбилея немногим более трех лет [Окара, 2000].
Кандидатура Киева в качестве столицы России предлагалась также несколькими другими политиками и учеными, в основном российскими (например, такую позицию когда-то высказывал директор института проблем глобализации Михаил Делягин, который с тех пор сменил свои предпочтения). В 2010 году Евгений Федоров, депутат Госдумы от "Единой России" и глава комитета по экономической политике и предпринимательству, выступил с неожиданной инициативой об обьединении трех славянских республик на основе общей столицы в Киеве, даже разослав депутутам украинского парламента соответствующее письмо. Предложение нашло поддержку немногих членов Рады, хотя соответствующие идеи высказывались и на Украине.
Альтернативный план, предполагающий отказ от старой столицы в пользу столицы в Украине, озвучил московский краевед и историк Москвы Рустам Рахматуллин. Его кандидатом на эту роль стал Севастополь. Только в контексте восстановления союза всех славян, считает он, можно говорить о переносе столицы из святой Москвы. Союз с Украиной играл бы центральную роль в этом славянском союзе. Севастополь, бывший русский город, оказавшийся на территории Украины, в названии которого Рахматуллин прочитывает религиозную анаграмму ( всесвят ), мог бы спаять славянское единство [Рахматуллин, 2011].
Интересно отметить, что практически все имперские проекты основываются на представлениях о кольце врагов, окружающих Россию, и мотивированы прежде всего военно-стратегическими соображениями. Европа и Запад в целом, как правило, мыслятся авторами этих проектов как чуждые и враждебные России цивилизации. Главная задача этих проектов – предотвратить дальнейшую дезинтеграцию империи или предложить новые основания и координаты для расширения имперского строительства. Если идеология евразийства служит идейной скрепой для обьединения пространства, предоставляя доказательства его культурного, языкового и ментального единства, то новая столица должна стать его физической и политической скрепой .
Выбор города в восточной части страны среди прочего подается как не слишком дружественный географический жест в отношении стран Европы и как утверждение неевропейской культурной идентичности России. Переезд столицы на новое место описывается как своего рода рассерженный хлопок московской дверью, уходящей из Европы России. В противоположность этому, члены следующей группы, которую мы обсудим, в гораздо большей степени озабочены проблематикой экономического развития территорий и освоения огромных российских просторов.
2. Точки роста на Востоке
В отличие от первой группы авторов, которые видят в переезде столицы в Южную Сибирь инструмент укрепления или изменения формата империи, сторонники концепций точек роста более сосредоточены на вопросах экономического развития территорий. Также в противоположность авторам из предыдущей группы, которые акцентировали элементы ксенофобии и синофобии, для сторонников точек роста более характерно подчеркнутое уважение к странам АТС и АСЕАН. Главным образом они озабочены экономическими вопросами и региональными дисбалансами, часто справедливо усматривая в них опасность политических расколов, видя в переносе столицы в Сибирь одну из форм преодоления дисбаланса в нынешней территориальной структуре хозяйства и расселения страны.
На данном этапе главной заботой государства, с их точки зрения, должно стать развитие территорий и населения регионов России за Уралом, особенно в Сибири, которая, будучи кормилицей России и местом сосредоточения природных ресурсов страны, много лет находится в небрежении. Их особое беспокойство вызывает депопуляция региона-донора, особенно масштабные постсоветские миграции населения из Сибири в центральную Россию. В русле этих тенденций они часто говорят о формировании новой сибирской идентичности, которая связана среди прочего со своего рода дезинтеграцией, вызванной отсутствием физической мобильности населения. Из-за внутренних монополий на авиаперелеты сибирякам стало проще и дешевле бывать в азиатских странах, чем в Москве. В результате в ходе последней переписи многие жители Сибири записались не русскими, а сибиряками [Антипин, 2010].
Перенос столицы в Сибирь, считают эти авторы, позволит более тесно интегрировать сибиряков в страну. Попутными целями переноса обьявляется инкубация новых элит в жестких северных условиях, чем-то напоминающая идеи Федорова о войне с холодом, борьбе с коррупцией и "реструктуризации правительства", под которой подразумевается сокращение количества чиновников [Третьяков, 2007].
В 2012 году Сергей Шойгу, новый губернатор Московской области и многолетний глава МЧС, предложил перенести столицу в Сибирь, вероятно в рамках ранее предложенной им идеи "Корпорации Сибирь", направленной на интенсивное освоение и обживание районов этого огромного региона.
Михаил Делягин, директор российского Института проблем глобализации, видит главную задачу переноса в создании импульсов для экономического развития и роста. В своих многочисленных выступлениях он обосновывает важность выбора для столицы небольшого города, предлагая в качестве кандидата на эту роль город Енисейск [Третьяков, 2007; Делягин, 2012]. По его словам, "переезд московских чиновников в крупные города с уже сложившейся инфраструктурой не даст нужный толчок развитию региона, а будет лишь сменой декораций" [Делягин, 2012].
Решением вопроса многим из авторов этой группы кажется создание полюсов роста ( growth pole theory ) (этот термин, впрочем, ими употребляется редко) в Сибири. Одним из главных полюсов роста, по их мнению, могла бы стать новая столица. В этом контексте столичность трактуется как своего рода индустрия, которая через мощные финансовые вливания федерального правительства и частного капитала может встать в авангарде экономического развития страны (более подробно о полюсах роста в контексе столичности см.: [Россман, 2013]).
Именно эту позицию недавно старались обосновать директор и заместитель директора Института Европы РАН – Валентин Федоров и Николай Шмелев. В своем выступлении они высказали предположение, что новая столица в Сибири также поможет России в освоении Арктики [Шмелев, Федоров, 2012; Федоров, 2008].
Своего рода "русскую Америку" видит в Сибире Александр Аузан, директор института национальной стратегии, также ссылаясь при этом на особый этос и особую – по истокам старообрядческую – трудовую мораль, характерную для этого региона [Крупнов, 2009].
Идею многофункциональных точек роста на основе новой столицы в Новосибирске предлагали российский олигарх Олег Дерипаска и политтехнолог Глеб Павловский. Эта же кандидатура была поддержана Виталием Третьяковым, который помимо экономических преимуществ усматривает в этой акции мощный антибюрократический контекст [Третьяков, 2000]. С точки зрения экономиста Романа Вишневского внедрение концепции точек роста поставит перед страной задачу распределения федеральных полномочий между несколькими региональными центрами, в том числе и глубоко на востоке страны [Вишневский, 2010].
В некоторых случаях предлагаются даже особые индустрии, которые смогут послужить альтернативной экономической базой для развития сибирских точек роста и вокруг которых будет формироваться новый политический центр. Так Григорий Томчин, бывший депутат Государственной Думы от партии Гайдара, говорит о новой столице в контексте открытия Северного морского пути . По его мнению, новая столица в Западной Сибири станет важным перевалочным пунктом и торговым центром на пути транспортировки китайских товаров в Европу. Поэтому новая столица, считает он, должна быть непременно основана в непосредственной близости к территории транзита между Китаем и Европой, "в местности где-то в центре Северной Евразии". Здесь Россия могла бы зарабатывать десятки миллиардов долларов за провоз и обработку грузов, следующих из Китая в Европу. В настоящее время, замечает Томчин, средняя скорость передвижения контейнера по российским железным дорогам с Дальнего Востока до границы с Евросоюзом составляет 9,5 километров в час. При увеличении этой средней скорости всего до 22 километров в час перевозка грузов из стран Юго-Восточной Азии в Европейский Союз становится рентабельнее и быстрее по железной дороге через Россию по сравнению с морским путем через Суэцкий канал [Пряников, 2011]. Перенос столицы, таким образом, здесь ставится в перспективу точной математики доходов и скоростей.
Восточный сценарий поддерживает также Марат Гельман, предложивший перенести столицу в Пермь, что, по его мнению, позволит развить транспортную систему России. Пермь удалена от Дальнего Востока, но Гельман, тем не менее, связал расположение новой столицы с четырьмя азиатскими тиграми (Итоги, 2010).
3. Новое позиционирование страны в Тихоокеанском регионе
Более радикальной интерпретацией и развитием теории точек роста и экономической мотивации переноса кажется идея альтернативного позиционирования страны . Здесь перенос столицы становится органической частью попыток вписать российскую политику и экономику в мир стран Азии – в особенности страны АТР – с их особой динамикой и тенденциями роста. Геополитическая доминанта дискуссии, заметная в предыдущих проектах, здесь заменяется своего рода приматом геоэкономики .
Наиболее последовательно эту идею отстаивает Юрий Крупнов, один из заметных энтузиастов темы переноса столицы, лидер Движения развития и председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития. Он предлагает более глубокую и всеобьемлющую программу переориентации страны в континентальном пространстве, которая во многом опирается на его концепцию новой столицы. Идеальным кандидатом на эту роль он считает район космодрома Восточный на Дальнем Востоке. Подьем стран Азиатско-Тихоокеанского региона, по мнению Крупнова, диктует необходимость России выступить с новым амбициозным проектом новой столицы, который призван повторить эксперимент Петра Великого в новой экономико-политической ситуации [Крупнов, 2006].
Стратегия, которую предлагает Крупнов и некоторые его единомышленники, опирается на теоретическую идею весьма распространенную в XIX веке – идею Тихого океана как "Средиземного моря будущего". В своем интересном историческом обзоре историк Валерий Постников показал значимость этой концепции в трудах западноевропейских, американских и российских геополитиков, военных теоретиков и социальных мыслитетей XIX – начала XX века [Постников, 2011]. Он, в частности, указывает на место этой концепции в трудах и теоретических воззрениях таких разных и даже противоположных по своим политическим симпатиям и темпераменту интеллектуалов и политических деятелей, как Карл Маркс, Алексис де Токвиль, Чарльз Лиленд, Александр Герцен и адмирал Колчак. Теоретические основы этой теории были заложены, по-видимому, русским географом и социологом Львом Мечниковым, изложившим ее в своей книге о поступательном движении цивилизаций от великих рек к огромным океанам [Мечников, 1995].
Согласно Мечникову, траектории и фазы развития мировой цивилизации первоначально связаны с акваториями великих рек. Затем центр тяжести мировых цивилизаций перемещается к великим морям. В эпицентре развития цивилизации Запада оказывается сначала Средиземное море, затем центр тяжести смещается к Атлантическому океану, вокруг которого формируется мировой рынок и возникают мощные европейские и американские цивилизации. Следующим шагом в развитии цивилизаций должен стать великий Тихий Океан со своим особым номосом. Фазы перехода цивилизаций от рек к морям и океанам также сопряжены со сменой технологий, военных стратегий, типов торговли и даже с эволюцией нравственных представлений [Там же]. В 1990-х годах баланс мировой торговли, измеряемой общей стоимостью грузов, действительно сместился с Атлантического к Тихому океану и идеи Мечникова и других теоретиков подтвердились экономическими реалиями сегодняшнего дня. Во многих статьях и книгах конца 1990-х годов обсуждались в связи с этим особенности тихоокеанского капитализма, отличного от капитализма атлантического, где подчеркивалась значимость конфуцианских и коммунитарных ценностей.
Следует подчеркнуть, однако, что если для многих старых теоретиков, упомянутых ранее, идея тихоокеанской цивилизации ассоциировалась с развитием сотрудничества между Россией и США, современные российские теоретики гораздо больше акцентируют идею сотрудничества с Китаем и четырьмя дальневосточными драконами. Перенос столицы видится ими как инструмент такой культурной и экономической переориентации. Российская экономика должна интегрироваться в экономики тихоокеанского региона. Смена столицы позволит вдвинуть страну в регион, известный самыми высокими темпами экономического роста, и заявить о себе как о мощном новом региональном игроке.
В концепцию Юрия Крупнова встроен и новый солярный миф о столице. Она не только разрешит пространственную проблему, но и сможет регулировать проблему времени и часовых поясов. Столица как солнце будет всходить на востоке, пробуждая к новой жизни всю страну и создавая более правильный круговорот времени и рабочего распорядка [Крупнов, 2006].
Известный российский политолог Сергей Караганов представляет более детальный, фундированный и экономически конкретизированный анализ интеграции страны в восточный экономический регион. Идея переноса столицы является органической частью его программы, которую он условно называет "проектом Сибирь". Речь здесь опять идет о присоединении страны к "азиатскому экономическому локомотиву", новому освоению Сибири и Дальнего Востока через развитие инфраструктуры, создание производств по глубокой обработке сырья и леса, а также сельского хозяйства, "ориентированного на бездонные рынки Азии" [Караганов, 2012]. Этот проект, считает Караганов, должен идти с широким привлечением иностранного капитала из США, ЕС, Китая, Японии, других стран Азии, с предоставлением ему максимальных льгот и гарантий.
Для экономического поворота России к поднимающейся Азии нужно что-то похожее на прорубленное Петром Первым с соратниками "окна в Европу" через Санкт-Петербург. В рамках этих проектов должны формироваться инновационные кластеры и происходить коренная экономическая переориентация на рынки Китая и поднимающейся Азии. Караганов предлагает концепцию трех столиц: политической и военной столицы в Москве, экономической – во Владивостоке и культурной – в Санкт-Петербурге [Караганов, 2012].
Идея Караганова – в том числе и его концепция трех столиц – была адаптирована клубом "Валдай" и озвучена за неделю до начала саммита АТЭС во Владивостоке в сентябре 2012. В докладе клуба в частности говорится:
Оптимальным представляется перенос столицы непосредственно на берег Тихого океана, и здесь район Владивостока является наиболее предпочтительным. В этом случае фактор столицы как "океанской витрины" России будет использован в полной мере. Начавшееся масштабное строительство в связи с саммитом АТЭС может послужить хорошим стартом. Сейчас же Москва фактически высасывает лучшие человеческие ресурсы из всей страны, ослабляя ее развитие .
Альтернативное позиционирование страны в этой группе проектов, таким образом, прежде всего, связано не с Сибирью, а с Дальним Востоком, не с замкнутостью, а с разомкнутостью, но уже не на Запад, а на спасительный Восток.
Одной из причин восточных поисков новой столицы – как в дальневосточном, так и в сибирском варианте – кажется является желание найти новую культурно-цивилизационную принадлежность и идентичность, даже в тех случаях, когда в программе артикулируются исключительно экономические факторы. Одиночество России в Европе и неудачи российской внешней политики, особенно в нулевые годы, побуждают авторов этих проектов конструировать новую российскую макрорегиональную идентичность, тем самым косвенно поддерживая представления по поводу азиатского пути России и возможностей поиска новых друзей на Востоке. Однако даже в этих восточных чаяниях и поисках часто чувствуется прежде всего озабоченность реакцией и позицией Европы.
4. Концепция западной столицы: от империи к республике
В противоположность авторам из первой группы защитники республиканских идеалов, во-первых, принципиально возражают против имперского устройства России, и во-вторых, исповедуют принципы русского европеизма, описывая курс развития современной России как чистую азиатчину, истоки и корни которой они обычно приписывают как раз исторической линии Москвы. В противоположность авторам второй группы , перенос столицы мыслится ими как инструмент фундаментальной переориентации русской политики не на Азию, а на Европу и на глубокую и фундаментальную деимпериализацию России.
Многие политики и интеллектуалы, составляющие ядро этой группы, озабочены политическими импликациями сверхцентрализации, которые искажают реальные пропорции управления страной [Штепа, 2003; Широпаев, 2001]. Им кажется, что сложившаяся политическая архитектура России укоренена в исторических формах правления Москвы. Сама структура российской столичности задает формат и параметры российской политики, сверхцентрализацию и отсутствие свободы . Перенос столицы, считают они, позволит предоставить большую самостоятельность регионам, создать сильные региональные идентичности и переформатировать внутреннюю российскую политику в реальную систему федерации или в конфедерацию наций. Эта перспектива позволяет им также по-новому взглянуть на русскую историю, в которой они находят различные формы подавления Москвой старинных русских княжеств и бросить на нее свежий взгляд с общероссийских, но умышленно и подчеркнуто немосковских позиций.
Москвоцентричность русской истории, считают они, не позволяла до сих пор понять роль Москвы как предательницы общерусских интересов, например, в ходе противостоянии России татарам. Исторические формы правления Москвы в их представлении включали в себя жесткое подавление русских княжеств и внедрение азиатских – прежде всего монгольских форм управления. За Москвой тянется шлейф татарской жестокости, помыкания русскими землями, хитрых манипуляций и каверзных политических интриг. Опять же в противоположность авторам предыдушей группы, большинство этих авторов ищут новую столицу не на Востоке, а на Западе, которая должна не дистанцировать Россию от Европы, а повернуть ее к ней и еще крепче к ней привязать.