Какая тайна скрывается за обольстительной улыбкой Мэгги Рид - красавицы-певицы из ночного клуба и по странному стечению обстоятельств главной подозреваемой в деле об убийстве?
Детектив Маршалл Уэдерз, ведущий дело, ДОЛЖЕН разгадать ее тайну. Должен узнать эту загадочную женщину ближе, даже если ценой раскрытия преступления станет отчаянная страсть к Мэгги. Страсть, которая ураганом ворвется в жизнь Маршалла - и изменит для него ВСЕ…
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 3
Глава 5 5
Глава 6 6
Глава 7 8
Глава 8 10
Глава 9 11
Глава 10 13
Глава 11 15
Глава 12 16
Глава 13 18
Глава 14 20
Глава 15 22
Глава 16 25
Глава 17 27
Глава 18 28
Глава 19 30
Глава 20 32
Глава 21 33
Глава 22 35
Глава 23 36
Глава 24 37
Глава 25 39
Глава 26 40
Глава 27 41
Глава 28 44
Глава 29 45
Глава 30 46
Глава 31 49
Глава 32 50
Примечания 51
Нэнси Бартоломью
Твое смеющееся сердце
Глава 1
В день, когда я выходила замуж за Вернелла Спайви, лил дождь. Мне бы следовало воспринять это как дурное предзнаменование, так ведь нет же. Когда я шла по церковному проходу, Джимми, брат Вернелла, ущипнул меня пониже поясницы, и в этом мне тоже следовало усмотреть символический смысл. Но я была молода, беременна и к тому же слишком мягкосердечна, чтобы развязать войну между братьями в этот якобы самый счастливый день в моей и Вернелла жизни.
А затем, когда я была на девятом месяце беременности и при своем огромном животе только и могла доковылять до ближайшего стула и сесть, Джимми признался мне в вечной любви. Выбрав время, когда Вернелл наверняка должен был быть на работе, Джимми явился ко мне в гости и на кухне произнес речь, по-видимому, хорошо отрепетированную.
- Мэгги, - сказал он, - мы больше не можем делать вид, будто ничего не происходит. Я люблю тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Я вижу по твоим глазам, что это чувство взаимно.
На самом деле если какое-то чувство и отразилось в моих глазах, так это внезапная боль - Шейла в животе принялась вдруг так сильно брыкаться, что у меня выступили слезы на глазах. Не в состоянии произнести ни слова, я ухватилась за край кухонного стола в поисках опоры.
- Откройся Вернеллу, любимая. Так будет лучше.
Почему-то я в этом сомневалась.
Впрочем, в словах Джимми была крупица правды. Пока я сидела за кухонным столом, держась за живот и мечтая о глотке алка-зельцер, как умирающий в пустыне от жажды мечтает о глотке воды, я не могла не признать, что Джимми по-своему привлекателен, этакий типичный хороший парень. Он был высокий, темноволосый, с темно-карими несчастными глазами человека, чувствующего себя покинутым и одиноким. Я всегда питала к таким слабость.
- Мэгги, - продолжал он, нежно дотрагиваясь до моего огромного живота. - Я буду любить твоего ребенка как родного, давай скажем Вернеллу вместе.
Шейла снова лягнула меня в жеяудок, я громко вскрикнула от боли, но Джимми истолковал мой крик как возглас ужаса.
- Конечно, сначала он расстроится, но ненадолго: Вернелл - завзятый бабник, он всегда найдет, с кем утешиться.
Как будто я сама не знаю! Вернелл уже показал себя во всей красе, гоняясь за каждой юбкой на работе.
Я попыталась хотя бы ненадолго выпрямиться и разъяснить Джимми истинное положение вещей.
- Джимми, ты хочешь меня только потому, что я жена Вернелла. У вас с ним вечное соперничество. - Джимми попытался было возразить, но я его перебила: - И честно говоря, ты не в моем вкусе.
Мало того что Джимми был родственником Вернелла, что само по себе являлось большим недостатком в моих глазах, он к тому же был начисто лишен целеустремленности. Он хотел, чтобы ему все преподносили на блюдечке. Если бы мы сбежали вместе, я и глазом не успела бы моргнуть, как превратилась бы в главного кормильца, а он бы целыми днями рыбачил.
- Да брось, - Джимми понизил свой звучный голос почти до шепота, - мы оба знаем, что это не так.
Он снова коснулся моей руки и стал гладить. Должна признаться, его успокаивающий голос, нежное прикосновение на какое-то время на меня подействовали, я размякла, мне стало хорошо, в этом было даже нечто сексуальное. Уже несколько месяцев никто не вызывал у меня таких ощущений.
И надо же такому случиться, что именно в это время Вернелл решил прийти домой на ленч. Он вбежал через черный ход, громко хлопнув сетчатой дверью, и уставился на нас обоих.
- Как, уже? - Его голос сорвался на испуганный визг. - Не может быть!
Джимми подпрыгнул, как ошпаренный пес, а я бросила на Вернелла кислый взгляд. Меня не одурачишь. Вернелл спросил об этом не из любопытства и не из беспокойства обо мне, а потому, что в тот период нашей совместной жизни его главной задачей было любой ценой избежать больницы и родовой палаты. Он стал проводить еще больше времени на работе, засиживался допоздна в своей конторе в компании по продаже передвижных домов, добровольно вызывался доставлять лично каждый проданный им дом независимо от расстояния.
- Нет, Вернелл, - сказала я. - Просто Джимми только что признался мне в вечной любви и предложил убежать вместе с ним.
Вернелл рассмеялся, не замечая, что Джимми покраснел как вареный рак и ловит ртом воздух.
- Представь, Вернелл, тебе это покажется странным, но для некоторых мужчин беременность не сделала меня менее привлекательной.
Вернелл снова рассмеялся, на этот раз несколько натянуто, и бросил быстрый взгляд на брата.
- Ладно, мальчики, успокойтесь, я не собираюсь воспринимать никого из вас слишком серьезно.
Я встала и заковыляла к холодильнику. И тут это случилось. У меня отошли воды. Признание Джимми в любви было вмиг забыто. Опасения Вернелла сбылись: роды у жены начались в его присутствии.
С того дня Джимми продолжал вести свою любовную кампанию уже с безопасного расстояния. Он являлся без предупреждения, садился на кухне с видом заблудшего странника и горестно вздыхал, надеясь, что я сжалюсь над ним и спрошу, в чем дело. Но я ни разу не спрашивала, да и зачем - если набраться терпения, Джимми сам все расскажет.
- Вернелл снова мне покоя не дает. Привязался, хочет, чтобы я взял продажу домов на колесах на себя, он, видите ли, задумал открыть фирму по продаже спутниковых антенн. Он не делился с тобой этой бредовой идеей?
Идея оказалась вовсе не такой уж бредовой: в результате Джимми досталось сорок девять процентов акций компании по продаже передвижных домов, а Вернелл напал на золотую жилу. Должна признать, мой муженек действительно вкалывал как вол, чтобы поднять с нуля бизнес спутниковых антенн. Я не могу не задаваться вопросом, насколько быстрее пошло бы у него дело, если бы он не тратил уйму времени и сил на то, чтобы охмурить и уложить в постель мисс Тарелку, Джолин.
Джимми в конце концов женился, но и после этого не собирался оставлять меня в покое.
- Ну и что, детка, ты ведь тоже замужем.
Его жена Роксана, которая целыми днями только и делала, что валялась на диване, смотрела по телевизору мыльные оперы и поглощала чипсы, на поверку оказалась первостатейной стервой, и тогда мне стало жаль Джимми. Даже он не заслужил такого обращения: Роксана орала на него, начинала обзванивать весь город, стоило ему только на пару минут задержаться после работы. Неудивительно, что я порой заставала его у себя на кухне, даже когда дома никого не было.
Однако теперь все стало по-другому. Джимми пытался играть на моем сочувствии и действовал мне на нервы. И вот сейчас по его милости я сижу в полицейском управлении Гринсборо, передо мной маячит возможное обвинение в убийстве, и я проклинаю день, когда связалась с семейкой Спайви.
Глава 2
В свой сороковой день рождения Вернелл вернулся домой пьяным и объявил, что больше меня не любит. Дальше он заявил, что ему нужно пожить одному, чтобы обрести себя и понять, зачем он родился на свет.
- Как ее зовут? - спросила я.
- Как это на тебя похоже! Так я и знал, что ты решишь, будто в этом замешана женщина!
Забегая вперед, скажу, что через год он женился на Джолин Хейз, мисс Тарелке, из его рекламных роликов спутникового королевства, великолепно сложенной блондинке двадцати шести лет. Насколько я понимаю, Вернелл, некоронованный король спутниковых антенн штата Северная Каролина, нашел свое истинное призвание.
Затем моя шестнадцатилетняя дочь Шейла закатила истерику из-за того, что я отобрала у нее водительские права. К столь решительным действиям меня побудили две причины: во-первых, ее плохие оценки в школе, во-вторых, некий длинноволосый девятнадцатилетний музыкант, по совместительству приторговывающий наркотиками, с которым она встречалась тайком.
- Я от тебя уйду и буду жить с папой! - бушевала Шейла. - Ты меня не остановишь! Папа не такой вредный, как ты!
Я сама упаковала ее чемоданы и довезла ее до особняка Вернелла на Нью-Ирвинг-парк. Высадив Шейлу на изогнутой подъездной аллее, я сказала:
- Скатертью дорожка, только смотри не споткнись на лестнице, когда будешь возвращаться обратно! Ты останешься здесь до конца учебного года. Посмотрим, как тебе понравится жить с папочкой.
Потом я вернулась к себе на Колледж-Хиллз, вошла в свое бунгало и на три дня завалилась в кровать. Я не сомневалась, что поступила с Шейлой правильно, но мне все равно было так больно, что я едва дышала. Я рыдала, оплакивая свою девочку и пятнадцать лет жизни, потраченных на Вернелла Спайви.
Позвонив Бонни, моей совладелице салона красоты, я попросила открывать салон без меня, обзвонить всех, кто записался ко мне на ближайшие дни, даже постоянных клиентов, и отменить запись. Потом принялась есть всякую дрянь без разбора: жирные чипсы, сладкие кексы с консервантами и красителями, подъела всю жареную картошку в пакетиках, какая только была в доме, съела все продукты, в которых содержалась хоть капля шоколада. Мне было ужасно жалко самое себя.
На третий день такой жизни я встала с постели, доковыляла до ванной и уставилась на себя в зеркало.
"Мэгги, - сказала я себе, - Господь Бог сотворил тебя женщиной и одарил талантом, а ты попусту тратишь оба его дара. Посмотри на себя, ты совсем расклеилась! И только лишь потому, что твоя дочь решила пожить с отцом! Ну и что? Не умерла же она в конце концов! Если уж на то пошло, в последние несколько месяцев твоя жизнь с ней была далеко не сахар".
Я приблизила лицо к зеркалу, разглядывая женщину, в которую превратилась. Мои рыжие кудри стали похожими на свалявшуюся солому, вокруг зеленых глаз залегли круги, а сами глаза покраснели. От жирного и сладкого, которыми я злоупотребляла все эти дни, лицо стало хуже некуда.
"Вот что, милая, - сказала я себе, - твоя мама не растила своих детей дураками и уж тем более нытиками. Пора тебе взять быка за рога и заняться настоящим делом!"
Мне вспомнилось и еще одно мамино высказывание: под лежачий камень вода не течет.
Мама была права. Мое будущее меня ждет. Какое-то шестое чувство мне подсказывало, что в моей жизни грядут большие перемены, правда, я тогда не знала, что вместе с ними меня ждут и большие неприятности.
И полгода спустя я нашла себя. Я поручила ежедневные обязанности по управлению салоном своей партнерше Бонни. Мы договорились, что я буду по-прежнему появляться там время от времени и обслуживать своих постоянных клиентов, но она остается за старшую. Затем я взяла половину тех денег, которые Вернелл с большой неохотой выделил мне при разводе, и решила предъявить права на то место в мире, которое - я это знала - принадлежит мне.
С тех самых пор как я забеременела и была вынуждена выйти замуж за Вернелла, я все время играла по правилам. Мой цветной мелок никогда не вылезал за черту. Но взять быка за рога в моем понимании означало пойти за единственной мечтой, которая всегда жила где-то на задворках моего сознания. Мэгги Рид, тридцатишестилетняя разведенная, мать шестнадцатилетней дочери и совладелица салона красоты "Кудряшка Кью", собиралась стать Мэгги Рид - солисткой музыкального ансамбля в стиле кантри "Ведущее колесо", выступающего в "Золотом скакуне", самом популярном в Гринсборо ночном клубе.
Я была рождена стать певицей, но, как говорила моя мама, "птичка, которая живет с позолоченной лилией, не поет". Теперь же, когда Вернелл со своей куколкой Барби свил себе другое гнездышко, а Шейла повела себя так, будто решила бороться за звание "Испорченный ребенок года", я рассудила, что терять мне особенно нечего.
Нельзя сказать, чтобы у меня совсем не было опыта, так или иначе я пела всю жизнь, даже с Вернеллом познакомилась благодаря своему пению. На школьном вечере он танцевал с какой-то девушкой возле самой эстрады, а я пела. Когда он повернулся в танце лицом к эстраде, он подмигнул мне. Остальное уже история. Дурная история.
"Давай же, - мысленно подбадривала я себя, - не упускай свой шанс. В конце концов, что тебе терять?"
Терять мне действительно было нечего. Почти всю жизнь и, уж во всяком случае, последние шестнадцать лет я наблюдала за парадом со стороны. Пришла пора самой принять в нем участие. Вот так я и оказалась на сцене ночного клуба "Золотой скакун". Я стояла перед микрофоном, полная решимости внести свою строку в летопись музыки в стиле кантри.
Никогда не забуду тот первый вечер. Прослушивание было открытым для публики. Кто только не заглянул в тот вечер в "Золотого скакуна" - пьянчуги, вышибалы, диск-жокеи, просто какие-то девицы, - и каждый считал своим долгом поделиться советом насчет того, какой должна быть новая солистка ансамбля.
Помню, из динамиков прозвучало мое имя и кто-то слегка подтолкнул меня в спину. И вот я иду по сцене в ярком свете прожекторов с таким видом, будто мне принадлежит весь мир, а в душе отчаянно молюсь, чтобы не растянуться на полу самым идиотским образом, споткнувшись о провода, которых у меня под ногами полным-полно.
Все ребята из ансамбля смотрят на меня. Потом гитарист, симпатичный парень с черной бородкой, кивает и говорит:
- Начинай, задай нам ритм, и мы вступим.
С таким же успехом он мог бы сказать, например: "Меня зовут Джетро, а наш ансамбль называется "Беверли-Хилл-биллиз"". Я так нервничала, что почти ничего не соображала.
Я шагнула к микрофону, сердце грохотало в ушах так, что я едва слышала.
- Если не можешь, хотя бы делай вид, - шепотом приказала я себе и стала считать вслух, задавая ритм: - Раз, два, три, четыре.
Я запела песню "Твое смеющееся сердце"; мне стал подыгрывать ударник, затем вступила ритм-гитара. На первом куплете я думала только о том, чтобы не намочить трусы от страха, и мечтала, чтобы коленки наконец перестали дрожать. На втором куплете я начала понемногу приходить в себя, стала смотреть в зал и петь не только для себя, но и для публики. В конце концов, если уж я собираюсь стать новой легендой кантри, нужно вести себя так, будто я кое-что собой представляю.
Я запела, вкладывая в песню всю душу, и почувствовала, как во мне что-то меняется. Впервые за много лет, а может, и за всю жизнь, я ощутила в себе внутреннюю силу. Я смело встречалась взглядом с каждым мужчиной, который на вид казался одиноким, не избегая даже красавчиков. Я взяла микрофон в руки и, продолжая петь, начала двигаться по сцене. К началу третьего куплета публика была у меня в кармане. А где-то на середине третьего куплета я влюбилась. Высокий худощавый мужчина пробрался через толпу танцующих, не отрываясь смотрел мне в глаза, и его взгляд странным образом меня притягивал. Он шел вперед, пока не наткнулся на железный барьер, ограничивающий танцевальную площадку. На нем были белый соломенный стетсон и тугие линялые джинсы. От глаз разбегались лучики морщинок, он был очень загорелым, как будто работал под открытым небом. А еще у него были густые ковбойские усы, при виде которых у женщин возникают мысли о поцелуях.
Он стоял, скрестив руки на груди, и улыбался мне с таким видом, будто мы с ним давние друзья и у нас есть какой-то общий секрет. Я тоже улыбнулась, глядя ему в глаза, и предоставила музыке вместо меня сказать этому ковбою, что у нас с ним общая судьба. Когда песня закончилась, у меня появилась работа и будущее.
Этот вечер был омрачен только одной неприятностью: когда я закончила петь, поговорила с ансамблем и снова повернулась к залу, мой голубоглазый ковбой исчез. Я поискала его глазами, потихоньку оглядела весь зал, посмотрела в сторону стойки бара, разве что в мужской туалет не заглянула. Его нигде не было, он исчез. Но у меня остался от него подарок: я поняла, что у меня может быть жизнь и без Вернелла Спайви. У меня появилась новая работа, и даже замаячили на горизонте кое-какие перспективы.
В следующие пять месяцев для меня больше не имело значения то обстоятельство, что Вернелл греется в лучах искусственного солнечного света перед телекамерами, продает спутниковые антенны и богатеет с каждым днем. Меня даже почти перестало задевать то, что Шейла теперь ходит в привилегированную загородную школу и общается с девочками, имена которых выглядят как у обычных людей фамилии. Я нашла свое призвание и была счастлива.
Была - до того дня, когда злой рок, избрав своими орудиями Джимми Спайви и полицейское управление Гринсборо, решил разрушить мою жизнь и отобрать у меня едва обретенное счастье.