– Пожалуй. В юности родители меня давили так, что, поступив в университет, начала отвязываться по полной программе… Слышали, наверное, про журфак: недельные пьянки, романы нон-стопом; не учеба, а амбициозная тусовка. В какой-то момент даже самой показалось, что так можно спиться… Глупость полная, у меня ведь с самим алкоголем проблем не было, только с образом жизни вокруг пьянок. Знаете, это когда утром обсуждают, как гуляли ночью, а днем – какие планы на вечер… Я ведь хорошо училась и писала лучше всех на курсе, но даже при всем при этом чувствовала, что делаю что-то не то… Можно сказать, за Толика вышла замуж потому, что он был правильный спортсмен и гарантировал режимный образ жизни… Мол, с ним со мной все будет в порядке. Конечно, я в него была влюблена как кошка, но главным казалось, что будет правильная семья… А богемная жизнь меня сомнет… Какая глупость… – Ей остро захотелось плакать, словно все еще можно было изменить: не выходить замуж за Толика, а потом не разводиться.
– То есть, активно поотрывавшись, все-таки решили вернуться к образу "хорошей девочки", одобряемой родителями? – внимательно посмотрела на нее Карцева.
– Да. Толик им не нравился, не того уровня зять. Если б олимпийский чемпион, тогда можно спортсмена, а так – тупой амбал. Ничего другого я о нем весь брак от них не слышала…
– То есть весь первый брак у вас было ощущение, что вы не оправдали ожидания родителей?
– Именно… Правда, когда развелась, меня таким позором облили. Объяснили, что теперь останусь одна, потому что ничего из себя не представляю. Мать сразу прилезла к нам с Лидой, начала каждый день ездить, готовить еду, распоряжаться в доме, – вспомнила Елена, голос у нее почему-то начал дрожать. – И я не могла ее дистанцировать, у меня было чувство вины, что я развелась… Когда торопливо вышла замуж за Филю, родители напряглись. Он их держал за таким стеклом: вроде и не придерешься, и непривычно. Толика на скандал развести мать могла одним ехидным замечанием, а Филя смотрел сквозь нее. А вот Караванов, подлец, с ними общался как воздушный гимнаст… Он вроде был все время здесь, а, с другой стороны, улыбался и кувыркался в это время под куполом цирка. И они поняли, что им нельзя манипулировать, что придется его терпеть и любить…
– А почему они смирились именно с ним?
– Ну, он ведь, с одной стороны, жутко обаятельный. С другой – образец благонравия, организованности, аккуратности, педантичности, уравновешенности.
– Люди с перечисленными достоинствами всегда не очень счастливые люди. У них в душе пропасть между тем, что они знают о себе, и тем, что запрещают знать о себе. Они воспринимают всякое новаторство, всякое раскрепощение как угрозу безопасности, они заставляют себя и окружающих жить в незыблемом мире, – пояснила Карцева.
– Но ведь он решился вякнуть о своих правах, то есть поступился незыблемостью… – напомнила Елена.
– Не ожидал такой развязки. Хотел улучшить правила игры в незыблемом мире, а пошла ядерная реакция. Хотел начать новую жизнь, но как-нибудь осторожненько, без крови… Поэтому ему сейчас тяжелей, чем вам. Ему ведь трудно ощущать жизнь как праздник, интегрировать себя в веселое сборище или вечеринку… А теперь все это в сто раз труднее.
– Да, это удивительно. Караванов, с одной стороны, такой уютный и обходительный. С другой стороны, если он не знает, что именно ему делать на вечеринке, он ее отравит себе и мне. Почему, непонятно!
– Потому что у него на контроль над собой уходит столько энергии, что он не выдерживает напряжения. Вы были его близнецом, смягчающим жесткий, в его представлении, конструктор жизни. Воздух рядом с вами казался ему сладким и безопасным. Но он не осознавал этого. А потом осознал, что вы передавили его, как мать ребенка, и начал защищаться…
– Знаете, у Караванова в жизни был только один ребенок – он сам. Если бы вы видели, как любовно он выбирает себе в магазине всякие кофе, чай, гели, носовые платочки. При этом вообще не может купить подарка другому. К пятидесяти годам ребенок дорос до переходного возраста и решил отделиться от мамы. По себе помню, чтобы отделиться от матери, хороши все средства. И он вел себя так, потому что боялся, что не устоит, что собьется. Что мамочка снова обманет, уболтает, вернет под крылышко…
– И не зря боялся…
– Сначала – да. Я разозлилась, мол, непорядок в доме! А потом обрадовалась: как здорово, что я увидела его таким сейчас, а не в 60 лет. Как страшно было бы остаться с ним таким к старости.
– Страшно… – эхом откликнулась Карцева.
– Но что же делать с вооруженными супергероями?
– Все то же самое. Как только вы изменитесь внутренне, либо изменятся они, либо придут другие. Знаете, делали когда-то пищевые эксперименты, людей разных возрастных групп в течение месяца кормили без всякого режима. Просто в помещении, где они жили, был огромный шведский стол, и можно было в любое время подходить и есть с него все, что угодно, в любом порядке. И вот выяснилось, что в такой ситуации едят то, что надо организму, только маленькие дети и беременные женщины. А остальные едят "как принято", "как эффектно", "как дороже". – Карцева живописно махала руками, и Елене показалось, что она видит этот стол и тоже пытается наложить себе в тарелку побольше икры и устриц. – В результате остальные набрали лишний вес и снизили показатели здоровья. То есть, насыщая организм, они решали не физиологические проблемы, а культурные… Подобным образом люди обращаются и со своей психической жизнью.
– То есть я выбираю мужиков, которые мне не нужны, но должны вызвать одобрение общества?
– В каком-то смысле, да. Вы говорите своим выбором: мы расстались, потому что ты не был настоящим мужиком в глазах общества. Но ведь выбирали вы его самого по принципу противоположности Толику и Филиппу. Чтобы показать им, что счастливой можно быть только с нежным, мягким и предупредительным…
– Похоже. И они страшно дивились моему выбору… А как же выйти из этого порочного круга?
– Это долгосрочная программа. И ваши герои изменятся, когда Караванов станет для вас историческим персонажем, а сейчас еще "дышат почва и судьба…" Конечно, совсем неплохо, когда после развода женщина развлекается таким образом, но надо понимать, что это болезнь роста…
– То есть все они потом бесследно уйдут из моей жизни. – Она представила глаза Никиты, и у нее защемило сердце.
– Уйдут или изменятся вместе с вами… Или вы увидите, что ощупывали их только с одной стороны, как слепые слона…
– Я с ужасом поняла за это время, что мужчины, оказывается, не взрослеют вообще…
– Женщины на самом деле тоже. Вам про мужчин видней, потому что они чувствуют, что вы сейчас не на охоте. Внутри все так занято Каравановым, что они могут привлечь вас только детским поведением. Ниша мужа еще не свободна от него, а ниша сына уже свободна, и мужчины автоматически пытаются занять эту нишу… А сейчас перечислите все свои проблемы, мысленно поднимитесь "на вертолете" и посмотрите на них оттуда.
– Посмотрела…
– Ничего страшного?
– Ничего! – расхохоталась Елена.
– Вот увидите, как только вы будете готовы, герой спустится к вам на парашюте как десантник.
…Шли дни, хотя ничего не менялось кардинально, Елена входила во вкус новой жизни. Вкус нравился, хотя казалось, что нельзя вот так скакать стрекозой на пятом десятке, и наказание за это уже крадется… уже подкралось к двери в иезуитских тапочках.
Правда, Лида стала резко лучшеть. Сказала, что устроилась на работу и зажила душа в душу со своим Вадиком. Елена так боялась наступить на что-нибудь в их отношениях, что ограничивалась чисто светским общением. Не понимала интонации союза и из-за этого все время острила. В результате чего показалась Лидиному избраннику "прикольной классной теткой". Это устраивало, потому что мальчик не разделил с ней и дочерью Толика, Филиппа и Караванова. И ничего бы не понял о них из рассказов. И незачем было пускать его в прошлое семьи, достаточно было показать, что мамашка у Лиды отвязанная и сексуально востребованная, так что пусть и около дочки не расслабляется.
– Мы выплыли из вранья, – как-то сказала Лида за завтраком, переночевав дома чуть не впервые за последнее время.
– Да не было вранья. Мы с Каравановым любили друг друга, просто это была другая жизнь и другие мы… – обиделась Елена.
– Я была такая противная, потому что ты меня все время наказывала, осуждала глазами, – призналась девочка.
– Да? – страшно удивилась Елена. – Я, видимо, не специально…
– И я уже ничего не хотела. Ни просыпаться утром, ни умываться, ни работать, ни тусоваться… Каждый день просыпалась, как будто меня избили, а потом еще за это и наказали. Потом прочитала в одной книжке, что наказания ничего не меняют для предотвращения нежелательных действий, что необходимо уменьшить их привлекательность для субъекта…
– Умно.
– И поняла, что для меня образ неудачницы является привлекательным, потому что на его фоне ты, мамочка, ярче светишь…
– Фигня какая. А у меня с моей матерью ровно наоборот. Получается, что я по ее заказу была фиктивной отличницей, а ты – фиктивной неудачницей?
– Получается… Поэтому мне рядом с тобой очень опасно жить! Как говорится, нет вечных двигателей, но есть вечные тормоза.
Елена понимала ее правоту, но все-таки стало не по себе. Расстроенная, пришла на работу, ткнула в клавиши компьютера и стала ждать Никиту.
Никита появился.
Белокурая. Наконец-то!
Никита. Неужто ждала?
Белокурая. А то!
Никита. Хочешь, пришлю армейские фотки?
Белокурая. А почему не детсадовские?
Никита. Потому что на армейских я крутой.
Белокурая. Это довод. Тогда шли.
Никита. Фотка открылась? Ну и как тебе?
Белокурая. Смешной! Ни капельки не похож. А повязка на волосах для понта?
Никита. А говоришь, про войну писала… Повязка, чтоб глаза потом не заливало.
Белокурая. Круто, буду знать… Отчитайся про здоровье.
Никита. Уже не кашляю… Гантельки потягал…
Белокурая. А голос?
Никита. Жена влезла в мой мобильный и спросила, что это за телефонный номер.
Белокурая. И что?
Никита. Я не промолчал. Если еще что-нибудь спросит, я просто все пошлю к чертовой матери…
Белокурая. Рехнулся?
Никита. Надеюсь, до этого дело не дойдет…
Белокурая. Говоришь вещи, не подготовленные ходом истории. Хочется послать общие трудности, а жена оказывается крайней. А то, что хочется?..
Никита. Лен, ты мне очень нужна… мне очень хреново, если честно…
Белокурая. Можем увидеться завтра.
Никита. Не знаю. Извини, меня зовут. Надо срочно отключиться.
Елена отошла от компьютера. Было понятно, что Никита истерил от неудач в бизнесе и пытался найти виноватого. Но вот уж роль причины его развода под горячую руку Елене совсем не улыбалась. Она ни секунды не желала себе этого человека на каждый день рядом. Добрый, нежный… Но о чем с ним говорить и молчать целый день? О самолетах? О его психологических проблемах? Зачем он присылал военные фотки? Ах, ну да, затем же, зачем остальные крутили пистолетами! Смотри, как я крут!
Села искать по Интернету материалы об одном громком шоу-мене, ведущем политико-психологического ток-шоу. Предстояло сделать беседу с этим секс-символом с резкой фамилией Патронов и шокирующими манерами. Из тех, кто хватает молодых журналисток за округлости и жарко спрашивает на ухо: "Ты сколько раз за ночь кончаешь?" Пару раз пытался прислониться к Елене, говорил многозначительные тексты. Однажды они даже, сделав вид, что спьяну, целовались в Госдуме. Патронов был хорош собой, но от него отталкивал ярлык общенационального кобеля.
– Кать, зачем главному, чтоб я брала интервью у Патронова? Неужели нельзя поручить какой-нибудь молодухе, которая бы всю жизнь потом хвасталась тем, что занималась с ним оральным сексом в "мерседесе"? – раздраженно спросила Елена.
– Так ведь она только про это и напишет. Он, конечно, пафосный блядун, но политически не простая игрушка, – зевнула Катя. – Бутерброд хочешь?
– Не хочу…
Позвонила Караванову.
– Привет!
– Привет! – сказал он радостно, без всякого подвоха. – Какие новости?
– Готовлюсь к интервьюшке с Патроновым.
– С Патроновым? Это уже будет четвертый герой?
– С чего ты взял?
– Так ведь он… все, что шевелится. И никто ему не отказывает, как утверждает молва. Или таких, как Патронов, ты уже не считаешь? – засмеялся Караванов, словно довольный успехом бывшей жены у мужчин.
– Ну, раз так уговариваешь, подумаю… – фыркнула Елена. – Да мне вообще-то Патронов по фигу, главный требует. Я ведь по крупному рогатому скоту, а не по секс-символам. Главный почему-то считает, что Патронов – масштабная фигура, человек с тонкими струнами, совесть нации…
– Если это совесть нации, то так нации и надо!
– После того как тебе через день показывают в постели пистолеты или вынимают душу по Интернету, уже все равно, Патронов, не Патронов. После этого можно уже спокойно идти в мужскую зону и всех там ставить раком…
– Думаю, это следующий этап твоего сексуального раскрепощения.
– Хочется верить, – хмыкнула Елена. – Вот сижу, листаю еженедельник. За год ничего важного не сделала, не написала, не поняла…
– Не скажи! От брака избавилась, запреты сняла!
– Так ведь не сама. Бывший муж помог…
– Ну так ведь сразу и поддержала новый проект! – кокетничали они друг с другом, понимая, что это интонационно не значит ничего, кроме взаимной симпатии.
– Так ведь не посмела ослушаться… Кстати, родители хотят в один из выходных подъехать, изображая отцов день рождения. Когда тебе удобней попозировать в качестве действующего мужа?
– В каком формате?
– Появиться вечером, поужинать с нами, рассказать, как тебе плечо после драки лечили. Потом они лягут спать в Лидиной комнате, а ты – тихонечко свалишь.
– Не проще ли правду сказать?
– Пока нет сил на их визг. Они же на один день приедут и сообразить не смогут, поскольку заняты только собой.
– Ладно, приду. Тут мне последняя жена звонила. Ей уже рассказали.
– Последняя – это я. Или ты за вчера еще раз успел жениться?
– Значит, предпоследняя.
– Так и говори. Она ведь до сих пор в невестах ходит. Достойная дама.
– Назад пути нет… – хихикнул он.
– Да ладно! После меня любая покажется сахаром, – поддержала Елена.
– Я ж говорю: я не возвращаюсь.
– Ясно. С другой стороны, всех баб не перетрахать, но надо к этому стремиться.
– Ну, тебе видней. У тебя это получается как на конвейере.
– Ты про баб? Я вообще-то по мужикам…
– Экстраполирую…
– Ладно. Тогда до демонстрационного ужина. За покладистость обещаю приготовить что-нибудь твое любимое.
– Не суетись под клиентом. Пока…
Положила трубку с легким сердцем. Дурацкая была ситуация с родителями, так не хотелось слушать их тексты по поводу развода. Ведь ничего не объяснишь, они живут на другом языке, но душу вынут по полной программе.
Забежала Олечка, хлопая глазами и размахивая каким-то листком.
– Слушайте все! – потребовала она. – Касается каждого. Читаю: "Отмечать Новый год в Москве в этом году – одно из самых дорогих удовольствий в мире. К такому выводу пришла известная консалтинговая компания "Ранц Хаймер интернешнл". Российская столица, согласно исследованиям, вошла в тройку самых дорогостоящих городов мира. Сильнее всего придется раскошелиться тому, кто будет встречать Новый год в Токио. Выпить, закусить и развлечься ему будет стоить порядка 111 долларов США. На втором месте по дороговизне находится Лондон. В британской столице это обойдется в 95 долларов. И Москва как раз на третьем месте. За угощение-развлечение придется выложить чуть более 90 долларов". Представляете?
Народ в комнате загомонил, начал возражать и ужасаться, хотя оклады в газете были достаточно высокие.
"Новый год! Как быстро, как странно… Разучилась встречать его без Караванова. Придется научиться… А с кем? Не с кем… С кем-то из новых мужиков? Не хочется… Пойду к друзьям… – подумала Елена словно с вызовом. – Куплю новое платье и сама себе подарю подарок! И ну всех к черту…"
Вечером домой забежала Лида. Ей нужны были какие-то шмотки, деньги и немного поговорить.
Как обычно, ела какую-то принесенную с собой фастфудовскую дрянь из киоска, очередные "пирожки из котят", вместо того чтобы обратить внимание на еду в холодильнике. Елена махнула на это рукой после того, как Карцева объяснила, что уход от пищи, приготавливаемой матерью, необходимый этап разрыва пуповины. По себе Елена отлично помнила, что в какой-то момент ей стало остро не вкусно приготовленное руками матери.
Особенно под музыку всех этих: "Посмотри, все горячее; я так старалась; это очень полезно; питаешься бог знает как; наживешь себе язву желудка; человек не может жить без супа; ешь с хлебом…" Полжизни из-за этого убеждала себя, что человек может жить и без супа, и без хлеба. И чем чаще ешь то, что хочешь, и тогда, когда хочешь, а не тогда, когда это за тебя хотят другие, тем становишься все более нормальным и здоровым человеком. И что материнский контроль желудка ребенка – одно из самых страшных психологических насилий, и со временем, когда гуманитарный стандарт поднимется выше, будет юридически наказуемо. Как сейчас во многих странах родители сидят за избиение ребенка, так будут сидеть и за насильное кормление. Ведь неизвестно, что больше разрушает психику…
– Мать, у тебя сколько мужиков? – спросила Лида.
– Ни одного.
– А сексуальных партнеров?
– Ну как считать… Формально три. Объективно один. И тот с придурью.
– А на фига тебе столько? Дорвалась?
– Да нет. Мне столько не надо. Мне надо одного. Но нормального.
– А почему у тебя его нет?
– Видимо, не готова к нему.
– Так ты же со своей волей и мозгами любого на себе женить можешь…
– А зачем? Я ж не папа Карло, чтоб потом стругать из полена Буратино. Вон уже троих стругала, под себя – не обстругала. Лучше буду ждать.
– А вдруг не дождешься? Смотри, сколько баб одиноких.
– Так им нравится быть одинокими. Это совсем другое дело. Они одинокие, потому что экономят внутри отношений.
– А как научиться не экономить?
– Очень просто. Не считать, что тебя сейчас кто-то обокрадет, поимеет. Жить и чувствовать на полную катушку.
– Но ведь ты сама когда-то завяла на папике и Караванове по поводу их мастурбации с квартирой.
– Это партнерские обиды. Но при этом остальная ткань браков-то была хорошая. Ни капли о них не жалею.
– Я вот смотрю, как ты провела зачистку Караванова и устроила себе Ивана Купала на каждый день… и мне страшно за моего Вадика. А вдруг он со мной так же начнет обращаться? А я к этому не готова…
– Не готова, значит, тут же уйдешь. А почему тебе это вообще пришло в голову?
– Ну, потому что вроде я тебя не осуждаю, вроде ты живешь правильно. А если он начнет жить так же, то это мне уже не покажется правильным. Мутно как-то…
– Так ведь я ни с кем, ни о чем не договариваюсь. Никому не вру, что я ему навеки отдана. А как найду такого, они все потеряют смысл…
– А ты уверена?