Елена села за стол, стала разбирать бумаги. Она обычно писала на новый год планы в свежем еженедельнике. С прошлого года остались невычеркнутыми: купить квартиру побольше, получить водительские права, подтянуть английский, устроить Лиду на нормальную работу.
Елена улыбнулась, открыла первую страницу еженедельника на этот год. Квартира побольше оказалась не нужна. Она заменила это наказом – развестись с Каравановым. Получить водительские права – перенесла в новый список. Английский? Да и хрен с ним! Кому нужен английский, если в России такая бурная жизнь! Устроить Лиду на работу? Пусть и не мечтает! Пусть начинает жизнь с ноля! Все, хватит всех нянчить, пора заняться своими интересами. Вместо этого написала – "сделать интервью со всеми губернаторами и издать их под маркой газеты отдельной книгой под названием "Россия здесь и сейчас". Это было ее давнишней журналистской мечтой.
Надо было написать что-то в планах "для себя". Шутливо добавила: "толком выйти замуж".
– Кать, какие новости в мире? – спросила Елена, разложила на столе косметику и начала мазаться кремом и краситься.
– Дык беспредел, как всегда… Смотри, "Аль-Каида" финансировала свои операции за счет контрабанды алмазов из Конго! Там еще и добыча золота, урана и полудрагоценного камня танзанита из Танзании…
– Ни фига себе! А кто накрыл? – удивилась Елена.
– Опубликованные отчеты посетившей Конго группы экспертов из Штатов и Европы, исследующих финансовые потоки, контролируемые экстремистами…
– А раньше они чего спали?
– Либеральные ценности своей жопой охраняли, пока им под нее 11 сентября не подложили…
– А приятную новость какую-нибудь скажи, – попросила Елена.
– Во, гляди, в Швеции со вчерашнего дня вступил закон, который позволяет мамашам и папашам сидеть с новорожденным 480 дней и получать 80 % зарплаты. 30 % сидящих с малышами весь срок – отцы. Если отец не сидит с малышом два месяца, то семья не получает пособия за весь срок! Я своему покажу – глазам не поверит… А вот, слышишь, в Чечне издана первая книга после войны, называется "Пища вайнахов", рецепты национальных блюд чеченцев и ингушей, а также рассказы об их традициях, быте и культуре… Надо рецептики позырить.
– Кать, пошли выйдем, я тебе кой-чего расскажу… – предложила Елена.
В фойе никого не было, в редакцию вообще пришло мало народу.
– Не блести глазами, – начала Елена. – Не про мужика, круче…
– Ну? – удивилась Катя.
– Лидку отправила на самостоятельное содержание!
– Да ты что? – всплеснула руками Катя. – С коня упала? Девка – золотая. Не грубит, не хамит, не пьет, не родила, не блядь! Что случилось-то?
– Кать, ей 23 года…
– И что? Ты посмотри, время какое на улице!
– Кать, мы в 23 года уже коляски катали!
– Так мы ж тогда не боялись от мудаков рожать, мы ж ничего о жизни не знали… И что бедная девочка?
– Затаилась… Купила батон, яйца и масло…
– Пусть ко мне приходит – я накормлю…
– Кать, ты из своих уродов сделала, мою – не трожь! – разозлилась Елена.
– Сделала… – вдруг растерянно кивнула Катя. – Думаешь, я со зла? Все боялась, что с вечной моей занятостью недокормленные, недолюбленные будут… А такие четыре жирные хари вывела – их теперь с шеи не стряхнешь…
– А ты пробовала?
– Не-а… Боюсь. Тогда все разлетится, как у тебя, в разные стороны. Мужика в одну сторону брошу, детей – в другую. Ты ж не понимаешь, Ленка, что станет с державой, когда такие, как я, отвяжутся…
– Что станет с державой? – подбодрила Елена.
– Я ж как Илья Муромец, если с печи встану – все лягут… Камня на камне не останется. Замика за яйца в зале для пресс-конференций подвешу, главного в кабинете задушу… И сделаю газету какой надо! Чтоб людям в глаза смотреть было не стыдно!
– Ну?!
– Ладно, не щекочи меня умственно, мне век доживать такой, как есть. Это ты у нас женщина двадцать первого века, а я – двадцатого… Я все разнесу, а собрать потом не смогу…
– Кать, ну это ж твоя жизнь, посвяти ее немножечко себе.
– Ты меня не провоцируй и под себя не подравнивай. Ты всегда умней была: у тебя на три мужа – один ребенок. А у меня – наоборот… Все, не отвлекай от работы… – Она пошла к своему компьютеру, убито ссутулившись, словно Елена напомнила ей о каком-то глобальном предательстве.
"Еще совсем недавно, до развода с Каравановым, я была почти такой же… – удивленно подумала Елена. – Почти такой же… А потом начала выколупываться в нормальную жизнь, как цыпленок из яйца… И уже до кое-чего доколупалась… Конечно, у Лиды в жизни все наладится, когда все в порядке будет со мной… Ведь нельзя быть счастливой и реализованной дочкой возле мамаши, плавающей в кризисе… Хочу перевести ее в область самостоятельной ответственности, но сама не готова в этой жизни к полной ответственности… Точнее, хочу отвечать за все, но со всеми вместе… Честно и поровну…"
Отправилась за компьютер и долго подбирала материалы к новому крупному интервью. А Катя за целый день не проронила ни слова. Обиделась за Лиду, за разговор, за встрепенувшиеся желания, за всю свою жизнь… И Елена чувствовала себя виноватой, в конце концов, каждый имеет право сделать из своей жизни каторгу и бессмыслицу, и нечего тыкать его в это лицом и кричать: "Делай, как я…" Хотя, конечно, уже сейчас было совершенно понятно, что трое Катиных детей однажды окажутся один на один с жизнью без мамаши, успевающей подстелить соломки, и будут к ней в огромной претензии…
Домой Елена ушла, когда в редакции уже никого не было. С одной стороны, хотелось поскорее увидеть дочь и понять, в каких они теперь отношениях; с другой – что-то останавливало.
Лида сидела в кухне, слушала дикую музыку и подшивала юбочку дикого оранжевого цвета. Была бледненькой с припухшими глазами.
– Привет! – почти без интонации сказала Елена, предлагая дочери выбрать интонацию самой.
– Привет! – ответила та, сверкнув глазами в стилистике "ну-ну!".
Елена включила чайник. По дороге домой она поняла, что не может купить продукты, потому что не знает, что с ними делать. То есть, если начнет умирать с голоду, конечно, отправится в киоск за какой-нибудь антисанитарной едой, типа сосиски в булочке или пирожка "с котятами". А еще лучше, доплетется до ночного магазина, купит нарезанного сыра и сжует по дороге. Мысль о еде в квартире, съеденной без дочери, не давалась. Налила себе кофе и пошла было в комнату, но Лида остановила демократичной фразой:
– Может, тебе омлет сделать?
– Нет, спасибо, – мягко ответила Елена, совершенно не понимая, как на это надо реагировать.
Пошла к себе, включила компьютер. Никиты не было, хотя уже вполне мог отойти от похмелья. Поискала в Интернете материалы для работы. Поняла, что насилует себя. Решила изнасиловать до конца – позвонила родителям.
Спросила бодрым голосом, несмотря на поздноту:
– Ну, как успехи?
– Какие успехи? – ответила мать голосом государственного обвинителя. – Я две ночи проплакала…
– Что случилось? – испугалась Елена.
– А ты не знаешь? – зловеще удивилась мать.
– Нет, – упавшим голосом призналась Елена, понимая, что, видимо, умер кто-то из родительских друзей и подружек.
– Я плакала из-за твоего развода… Он так вошел в семью! Мне его будет не хватать, – всхлипнула мать.
– Послушай, – разъярилась Елена. – Я понимаю, что тебе нечем заняться, но перестань жить моей жизнью, организуй свою!
– Теперь уже поздно… – вздохнула мать.
– Тогда не ломай мою!
– Я ломаю? Да я на него надышаться не могла! Первый раз с зятем повезло!
– Все! Аудиенция закончена. Звони, когда сориентируешься, как можно общаться с близкими людьми, а как нельзя… – Елена бросила трубку.
Просто паноптикум: мать устраивает сцену за развод, дочь предлагает пожарить омлет…
Елена пошла в кухню, отнести грязную чашку, и уже в дверях поймала себя на том, что дело не в чашке, а в том, что хочет лишний раз увидеть Лиду. Когда поняла, было уже поздно отступать.
– Анекдот хочешь? – сверкнула глазами Лида.
– Давай, – согласилась Елена, мол, вежливость заставляет меня выслушать тебя, но она не отменяет перехода на новые отношения.
– Идет международный семинар по борьбе с наркотиками. Выступает председатель. Говорит, мол, плохо поставлена борьба с наркотиками в Нидерландах. Легализовали, молодежь вся ширяется. То ли дело Китай: в некоторых провинциях за употребление наркотиков предусмотрена смертная казнь. Встает голландец, отвечает: "Но у них такое население, что они могут себе это позволить!"
– Смешной! – вяло согласилась Елена и ушла к себе.
Села на диван, включила теливизор, но просто даже не понимала, что показывали. Телевизор помогал делать вид, что она не так выбита из колеи. От общения с Лидой было ощущение жуткой тяжелой неправды. Как будто поставила взрослую дочь в угол. И та демонстративно не выходит; и обеим это смешно, тяжело и стыдно. Настроение было похоронное… Зачем она сегодня приехала домой? Просидела в полной прострации минут десять, "темой судьбы" зазвонил мобильный, и на нем высветилось спасительное слово "Зяблик".
– Здравствуй, Зяблик! – сказала она.
– Здравствуй, шоколадная! Ты свободна? – От его голоса сразу стало тепло.
– Вроде да.
– Волшебно! Тогда приезжай, я в гостинице "Москва". В баре около номера сижу со спонсором.
– А я не одна… – вдруг сказала она, сама не понимая почему. – Я с дочерью. Там есть кабак, накормить нас ужином?
– Найдем, – растерялся он, совершенно не понимая, при чем тут дочь. – Позвони, как подъедешь.
Елена вышла на кухню и торопливо, чтоб не остановить саму себя, сказала:
– У меня проблемы, но это совершенно не меняет нового формата отношений…
– Ну? – склонила Лида лохматую головку набок, мол, у тебя проблемы, ты и беги на встречу.
– Мне надо через полчаса оказаться в гостинице. Желательно с кем-то. Не могу преодолеть психологического барьера – идти к мужчине в гостиницу ночью, – почти не соврала Елена, действительно было жутко дискомфортно. – Проводи, оттуда я закажу тебе такси.
– Натюрлих, Маргарита Павловна! – облегченно вздохнула Лида. – Я думала, действительно проблемы. А это не проблемы – это пережитки… Готова тебе и презервативов в аптеке купить, может, ты тоже боишься?
– Нет, уже лет тридцать как не боюсь. До этого боялась… – улыбнулась Елена. Все складывалось удачно, и чувство вины мгновенно уменьшилось.
– А можно я в этой юбке пойду? – по-детски спросила Лида, чтобы восстановить иерархию мамы и дочки.
– И давно ты у меня спрашиваешь, в чем ходить?
– Ну, мало ли… Может, ты там будешь ночью в номере брать интервью у президента, а эта юбка еле пипиську закрывает.
– Не у президента, к сожалению… – Елена пошла собираться.
Ура, Лидку она сейчас покормит, и встреча с ним сразу правильно выстроится интонационно. Собственно, зачем ей Зябликов? Для брака он слишком суетлив, богемен и потаскан. В постели с ним сначала будет неплохо, но он так безобразно относится к своему организму, что уже скоро тема износа станет главной. И вообще все может рухнуть при встрече. Можно сказать, не успела подготовиться, накрутить себя…
Такие, поздно прозревшие, обычно играют одновременно на пяти досках, суетятся, спешат. А суетливые никогда не выигрывают, суетливость – это мета изначально проигравшего, отказавшегося от чувства собственного достоинства… Пьющий воду получает на воду, пьющий вино получает на вино.
Наряжалась, прихорашивалась, и, хотя искала аргументы против, внутри все пело… Под Новый год Зябликов был весь придуманный и праздничный. Что же она теперь будет делать с настоящим? С придуманным было так легко. А этого куда? Такой неуправляемый…
В такси Лида спросила:
– Так у нас смотрины?
– Ну, вроде того!
– О, нет занятья клевей! Не зря я юбчонку напялила и глазки накрасила. Как говорят в народе: унитаз – это лицо хозяйки, имидж ребенка – это лицо матери! – захихикала Лида.
Вышли у подъезда гостиницы "Москва", мобильный Зябликова оказался вне зоны сети. Елена часто встречалась здесь с интервьюируемыми и знала, что толстые стены не всегда пропускают звонки. Подошли к охраннику и долго объяснялись. Пришлось даже показать журналистское удостоверение. Охранник был неприступен.
– Я не хочу вас обидеть, но у нас после одиннадцати в номера нельзя. Инструкция, – развел руками охранник.
– А мы очень похожи на проституток? – поинтересовалась Елена.
– Нет, ну что вы… Просто мы считаемся стратегическим объектом: с одной стороны Кремль, с другой – Госдума.
– Ну, обыщите нас на предмет оружия. Какая женщина устоит перед тем, чтобы ее подробно обыскал такой секьюрити… – Елена сделала глазки.
– Ладно, проходите, – не устоял охранник, – ваше счастье, что мой напарник отошел.
– Маманя, ты танк, – восхитилась Лида.
– Работа такая – волка ноги кормят…
Вспомнила, что он в баре недалеко от номера, выспросила на ресепшене номер и поехали на лифте к бару. Там за столиком сидели невыспавшийся Зябликов и два лысых мужика. В одном из них, ухоженном, Елена опознала хозяина магазинов мужской одежды "Браунинг".
– Знакомьтесь, это мои девчонки, – сделал широкий жест Зябликов, оглядел Лиду с головы до ног, довольно хмыкнул и сказал: – Будешь слушаться маму – сниму в эпизоде!
– Если моего агента устроят ваши расценки! – не полезла в карман за словом Лида.
– Лена, знакомься, это начинающий актер Валерий Жареный, будет у меня играть маленькую роль, – представил Зябликов "Браунинга".
– Поздравляю! – фыркнула Елена.
– Знаете, Леночка, с детства мечтал в кино сняться, хоть кем, – поцеловал ее руку Жареный.
– Так вы знакомы? А это мой оператор – гениальный Федя Мышкинов. А это дочка Лены, – закончил Зябликов. – Девушка, еще раз меню. Дамы будут есть.
– Ну, я поеду? – спросила Лида. – Оставляю тебя в надежных руках.
– А ужинать? – удивился Зябликов.
– А меня мамочка больше не кормит, – сделала рожицу Лида. – Считает, что я уже половозрелая…
– На это трудно возразить, – кивнул Зябликов, с интересом переводя глаза с мамы на дочку. – Но я не мамочка, могу и накормить один раз.
– В счет будущего эпизода? – улыбнулась Лида.
– Смотри, кровь не водица. Такая же язва выросла, как и ты, – заметил Зябликов.
– Генетика – наука ядовитая, природа шутит шутки… Но где нам до наших детей? – подпела Елена.
Потом ели какой-то шашлык, запивали приличным вином, смеялись. Жареный рассказывал, как волновался после того, как ему предложили сыграть эпизод. Что он, конечно, спонсирует полфильма на условиях, что часть действия будет происходить прямо в его магазине; а в конце фильма героя замочат просто у входа в магазин, и по костюму будет обширно течь кровь, а над ней бликовать освещенная вывеска "Браунинг".
– А я буду играть негодяя, – упивался Жареный. – Подъезжать к магазину на своей тачке и говорить герою всякие слова…
– А кто главную роль играет? – спросила Елена.
– На кого денег хватит, – вздохнул Зябликов. – Конечно, в идеале уговорить Машкова. Жареный, вы ведь хотите на экране быть в команде, которая замачивает Машкова?
– Машкова? Это круто! Конечно, хочу! – засиял начинающий артист.
Только оператор Федя Мышкинов все это время молчал и напивался, и на его лице было написано: "Зябликов, каким дерьмом из любви к искусству мы с тобой должны заниматься!"
Зябликов обнимал Елену, такой был родной и милый. Глаза синие мутные, осанка медвежатника и эти пепельные-пепельные волосы и борода. С ума можно сойти… Елена даже не обратила внимания, как ажурно он начал выстраивать с Лидой общий фронт против нее:
– Мама, конечно, не разрешит тебе выпить… Мне нравится твое поколение. Я понимаю его лучше, чем поколение твоей мамы…
– Зябликов, – усмехнулась Елена, подумав: "Как же он в себе не уверен!" – Нарезай лапшу потоньше, девочка же умная…
– Дык ради мамочкиного счастья можем и в дурочку сыграть… – отозвалась Лида.
Елене ужасно хотелось прижаться к нему плечом и сказать: "Не психуй, тебя все любят…"
Но каждый раз, когда он с шуточками заезжал на ее поле, почему-то вырывались такие тексты, что разговор постепенно превращался в их перепалку с мягким участием остальных. Время дотикало до трех, Жареный предложил отвезти Лиду и набравшегося в дым Федю Мышкинова. Они ушли. Мышкинов вис на Жареном, а Лида гордо вышагивала рядом, истошно виляя бедрами. Елена понимала, что это не имеет отношения к присутствующим, что это "премьера юбки", и улыбнулась про себя.
Зябликов расплатился. Вышли из бара в сторону номера, взявшись за руки. Оба напряженно думали, какой идиотской сейчас может оказаться сцена возле дежурной по этажу. Она может начать орать и выставлять Елену в соответствии с инструкцией, он не сумеет справиться, и не помогут никакие деньги.
Что будет? Елена загонит дежурную под плинтус; и Зябликов потом назовет ее бульдозером, как это делали все мужики, вынуждавшие брать на себя их работу. А главное, что этого могут не выдержать их нарождающиеся отношения. Потому что она пока не готова приглашать его домой. И даже не может объяснить почему…
Слава богу, горничной не было. И они, обрадованные как дети, юркнули в номер.
– У тебя есть коньяк? – спросила Елена – общаться на трезвую голову было страшно.
– Сейчас принесу из ночного магазина. Что еще? Шоколад? – Он с готовностью кинулся к двери, его тоже ломало по трезвости. – А ты пока почитай, вот тут сценарий того фильма, где "Браунинг" будет…
"Господи! Ну какой ребенок! Ну на хрена мне читать плохой сценарий? У него просто мания величия!" – подумала она и пошла в ванную.
Зябликов вернулся, начал наливать коньяк в стаканы, потом рассказывать дурацкую историю про то, как вчера в Питере пытался уложить в постель молоденькую скрипачку, подрабатывающую в массовке, а она его послала.
– Я должна тебе посочувствовать? – спросила Елена, прищурившись.
– Смотри-ка, пропустила удар! – развеселился он. – Я же все наврал…
– Зачем? Не знаешь, что сейчас полагается делать?
– Знаю. Но не до конца… Давай выпьем.
– Давай.
– А зачем ты дочку взяла?
– У нас с ней конфликт, я пробовала таким способом выйти из конфликта.
– То есть тебе до такой степени была не важна наша встреча?
– Дочка-то важней…
– Смешная. Замуж не собирается? Могу женихов подкинуть…
– Да уж развелась.
– Ах да, у нее же наследственность плохая. А я, Лен, женат был однажды в юности. У меня тоже дочка, только постарше. Во Франции учится на модельера, ее мамаша давно туда увезла, и воспитывал француз. Она меня за отца не считает. А больше я не женился, меня долго никто не выдерживает…
– Это понятно… – сказал Елена и подумала: "Опять попался кокетливый слабак, да еще и врун. Караванов был слабаком, но хотя бы не был вруном.
Впрочем, при чем тут Караванов? Караванов – это мое славное боевое прошлое…"
Разговор явно не клеился, зазор мог наладиться в постели, но Зябликов почему-то не спешил даже дотрагиваться до нее. Елена подошла к окну, вгляделась в окна Госдумы, в которой столько раз брала интервью… и даже один раз до умопомрачения целовалась с простреленным нынче Патроновым, о котором сегодня начисто забыла, даже не позвонила… вот сволочь…