- Ты, я вижу, натолкал в яичницу всего, что только можно.
Миша улыбнулся.
- Даже кусок апельсина! Я подумал: а чего ему зря пропадать? Я ими уже уелся. Два года мечтал об апельсинах.
И он начал есть. Манеры его тоже переменились, и Александр отметил это с удовлетворением.
- Миша, а кто здесь был?..
- Женщина.
- Я понимаю, но какая женщина?
- Пятидесятидолларовая.
- Ты мог бы, по крайней мере, не начинать с проституток, а найти себе девочку поприличнее.
- Где? - Тот бросил есть.
- В баре.
- Да?! Какая это, на фуй, американская девочка пойдет с нищим, который не может купить ей коктейль.
- Ты мог…
- Я много чего мог! Они сначала смотрят, сколько у тебя в кармане, какой ключ от машины, а потом думают, стоит ли тратить с тобой время. А я в рот ебал таких девочек. Я хочу, чтобы они ценили или хотели меня, а потом все остальное. Да к тому же я не знаю языка. У тебя много было девочек, пока ты… - он не сказал "женился", так как до сих пор не мог поверить в это.
Александр сказал задумчиво:
- Это другая страна…
- Ты не ответил на мой вопрос, много?
- Ни одной. Но я писал, и меня не интересовало это вначале.
- За два года ни одной?! Даже я сношался с какими-то блядями на помойке. С каких это пор ты так переменился, что тебя не интересовали девочки? - Я не хочу об этом говорить. - Он не хотел вспоминать, как у него стучало в голове и звенело в ушах, когда он просыпался возбужденный на рассвете и не мог заснуть до самого утра. Когда ему казалось, что он сходит с ума в четырех стенах. Это было прошлое. А та девочка из Торонто - приехала, наконец, за три месяца до его свадьбы.
- К тому же я не знаю языка, а в этой стране, не имея денег и языка, можно получить только блядь. Это там девочки готовы подставить жопу любому иностранцу, даже если он из Болгарии. И умирают от радости и оргазма, если встретили иностранца. Но не здесь.
- Ты быстро схватил Америку, - сказал Александр и осекся, вспомнив, что Миша уже здесь больше чем два с половиной года. - Ладно, придумаем что-нибудь с девочками. Но я не хочу, чтобы ты общался с платными, я не хочу, чтобы ты подхватил сифилис, а это так просто.
- Не волнуйся, я надеваю два гондона, - и они рассмеялись.
Это был все тот же Миша. Александр сделал им английский чай, который когда-то привезла Юджиния, и начал главный разговор.
- У тебя есть права?
- Да, я еще успел получить в Нью-Йорке.
- Теперь о тебе. Тебе надо работать и что-то делать, иначе ты сойдешь с ума. Я так думаю. И зарабатывать какие-то деньги на развлечения.
- На развлечения - согласен! А кто нет?
- Я буду достаточно занят в грядущие месяцы… Юджинии самой ездить нельзя, поэтому нужен личный шофер. Я предлагаю тебе эту работу, шофера, за которую буду платить тебя тысячу долларов в месяц, плюс еда в нашем доме. Эта квартира оплачена на год вперед; жить ты здесь будешь бесплатно, а также заберешь и будешь пользоваться моей машиной, она бегает неплохо.
Он поспешил добавить, боясь ответа:
- Только не беспокойся, возить тебе ее совсем не придется. Собственно, эта должность не очень нужна, просто чтобы ты числился где-то. Ты свободенв любые дни, какие тебе нужны, и твой отдых и отпуска - все оплачено.
Миша смотрел на него широко открытыми глазами.
- Ты это серьезно?! Да мне в жизни никто не предлагал ничего подобного, я и не мечтал о таком. Хоть сегодня могу начать.
Александр выдохнул с облегчением.
- Вот и хорошо. До тех пор, пока ты не выучишь язык, я не могу придумать ничего другого. Но это ненадолго. Я хочу для тебя другую жизнь. И я сделаю ее для тебя.
Миша встал, подошел и поцеловал его:
- Саш, я благодарен тебе безмерно, - и отвернулся.
Александр тронул его плечо и сказал:
- Пойдем, проводишь меня. Я должен сделать кое-какие приготовления, чтобы через неделю ты начал работать.
Они вышли на улицу, он отдал ему ключи и показал, где стояла старая, но бегающая машина. Потом они подошли к его машине.
- Это твоя машина? - изумился Миша. Александр постарался смягчить:
- Да, это подарок. Твоя, которую я закажу, еще лучше. Собственно, я подумал, ты на ней и будешь ездить все время и куда тебе надо.
- Да я бы в жизни в такой сон, такую сказку не поверил! Можно проехать?
- Конечно.
Они сели вместе, и он решил его взять с собой в магазин машин.
Домой он вернулся, когда Юджиния уже встала, волновалась и давно его ждала. Но не задала ни единого вопроса, пока он не сказал:
- Юджиния, я должен много писать и не смогу всегда возить тебя.
- Как?! Ты, как и папа, не хочешь, чтобы я водила машину. Даже теперь?
- Естественно, и теперь - особенно когда ты моя жена. Она рассмеялась:
- Невероятные люди! Я согласна. Я не могу сражаться с вами двумя.
- Хорошая девочка, - сказал он и погладил ее наклонившуюся голову. Потом шею. - Поэтому если ты не возражаешь, то у тебя будет частный шофер.
Она кивнула.
- Какой цвет машины тебе больше нравится?
- Который нравится тебе.
Он знал, что она так ответит. И вздохнул с облегчением. Так как цвет он уже заказал.
- Тебя не интересует, кто это будет?
- Не ты, это точно! Остальное не интересно.
- Ну, догадайся.
- Твой друг? Он удивился.
- Ты догадливая девочка.
Какая-то мысль мелькнула у него в мозгу, но ушла неразжеванной.
- Я понимаю, что мне не нужен шофер, и я люблю ездить с Дайаной, и ты делаешь это для него.
- Пока он выучит английский.
- Делай так, как только т ы считаешь$7
- Спасибо, Юджиния, я ценю это. А твой папа?
- Какое отношение имеет к этому мой папа, если твоей жене нужен шофер, и наша семья, ты и я, так решила.
Он поцеловал ее в губы.
- Юджиния, я все думаю, что ты ребенок, но твоя головка совсем взрослая. И ты разбираешься в таких вещах, в которых я чувствую себя ребенком.
Она подняла голову и сказала:
- Но я все-таки еще и американка!
- Это было бесподобно сказано!
И рассмеялись звонко. Полдневную еду они ели опять на кухне, которая к их приходу освобождалась и пустела. Из рук Юджинии ему казалось, что даже примитивная и не философская американская еда становилась вкуснее. И более философичной… Перед обедом мистер Нилл пригласил его в свой кабинет и показал фотографии.
Александр сделал вид, что не удивлен, и сказал:
- В следующий раз, сэр, когда вы будете делать это, пожалуйста, предупреждайте. Я не подопытный кролик, которого надо стеречь. Или беречь, как вам больше угодно.
Мистер Нилл взял одну из фотографий и произнес:
- Я боялся, что вы не согласитесь, и не хотел вам портить путешествие. Но в следующий раз я бы не покупал Юджинии пино-коладу. Если я не ошибаюсь, здесь она пьет пино-коладу, - и он протянул ему фотографию, - или как вам это угодно будет назвать.
Они рассмеялись одновременно. Он собрал все фотографии на столе и сказал:
- Считайте, что это подарок от меня в ваш медовый месяц. Я, скажем, знал или догадывался, что вы будете жалеть, что у вас не останется фотографий, где вы сняты вместе.
- Спасибо. Это действительно так. Мистер Нилл стал серьезным.
- Но позвал я вас не ради этой шутки, я хочу поговорить о будущем Юджинии. Я думаю, что оно тоже волнует вас?
- Больше, чем мое.
- Я рад слышать это. Именно это.
- Юджиния неплохо рисует, но ей не суждено быть великой художницей, пусть это останется ее хобби. Я думаю, вы доверяете моему мнению.
- Судя по картинам, собранным в вашем доме…
- Благодарю. К тому же я советовался с весьма известными художниками и показывал ее работы. Сам бы я не стал решать такой важный вопрос. Они хороши, ее работы, свежи и невинны. Но она не видела мира и жизни, чтобы стать великой художницей. Да и скольких мы знаем? И я надеюсь, что ни вы, ни я не собираемся отпускать ее в большой мир и оставлять нас в полном одиночестве.
Пожалуй, Александр согласился, если бы этого хотела Юджиния. - Нет, сэр.
- Безусловно, Юджиния должна идти учиться и закончить университет. Возможно, она выберет искусство, историю искусства или еще что-нибудь. Но я хотел просить вас, если вы не возражаете, чтобы этот год она провела дома и не начинала учиться. Она юна и еще успеет закончить университет. К тому же учиться она будет в Гарварде или Кембридже, на худший случай в Йеле, и вам придется уехать. А выпорхнувшие дети уже не возвращаются в родительские гнезда, никогда… И я хочу, чтобы она отдохнула после школы. Так как вы ее муж, то я решил, что должен разговаривать с вами, а не говорить напрямую с Юджинией.
Ему понравилась такая связь. Через третье лицо.
- И если вы не возражаете, так будет всегда. Он не возражал. Кому! Мистеру Ниллу, когда все было решено. И позаботились. К тому же он всегда и постоянно чувствовал, что не имеет никакого права на все это, что он здесь промежуток, который терпят, - потому что Юджиния так хочет. Он не возражал.
- Вы ей сообщите тогда о вашем решении.
- О моем?!
- Естественно, что все решения должны исходить от вас, иначе это будет задевать ее.
Феноменальная забота. Он кивнул и улыбнулся.
- Вы приглашены сегодня к нам на обед. Вы знаете?
- Мы и так все время у вас.
- Напрасно вы так думаете. Половина здания и всей недвижимости уже переписана на имя Юджинии и ваше. И вам надо доехать только до нотариуса, чтобы подписать бумаги. С моей стороны все давно подписано.
- Спасибо большое, мистер Нилл.
- Не за что. Это моя обязанность по отношению к дочери. Берегите только Юджинию.
Он никак не мог понять, что за этим кроется и почему такое тщательное внимание к слову "беречь". Носчитал неудобным спросить и все никак не спрашивал.
- Где сейчас Юджиния?
- В студии, рисует что-то.
- Я пошлю за ней, вам не стоит идти, уже время обеда.
- Я должен прийти с ней вместе, и она будет ждать меня.
- До сих пор идиллия? Это приятно. Хорошо, идите и попросите Юджинию, чтобы она не опаздывала. Мы едем в театр после обеда. Впрочем, не говорите ей, а то обидится. Она хотела сделать сюрприз, считала, что вам это очень понравится.
Пьеса называлась "Кто боится Вирджинии Вулф", и она потрясла его.
Долгую ночь он не спал, глядя на лицо Юджинии, и обдумывал пьесу снова и снова. Он подумал, что хорошо, что он не пишет драматических произведений, после Эдварда Олби он бы не коснулся пера, а пером - бумаги.
Сознавал ли Олби, что он создал? Автору подчас очень трудно оценить им созданное. Понимал ли, что три четверти пьесы были шедевром литературы XX века.
На следующий день, уже рано утром, он сидел и писал. Он знал, что не встанет из-за стола, пока не закончит эту вещь. Он уже сидел внутри нее, чувствовал сюжет, и герои повиновались. Он никогда никому не говорил, о чем он писал, не объяснял, почему он писал или не мог без этого. В послесловии к "Лолите" у Набокова Александр прочитал интересное высказывание: "Профессора литературы склонны придумывать такие проблемы, как: "К чему стремится автор?" или еще гаже: "Что хочет книга сказать?" Я же принадлежу к тем писателям, которые, задумав книгу, не имеют другой цели, чем отделаться от нес…" Он бы сказал "родить" вместо небрежного "отделаться от нес". Но маэстро, наверно, знал о глаголах немного больше. Впрочем, когда он пытался калькировать английский на русский, это не всегда получалось, не всегда звучало. Александр же хотел просто выплеснуть из себя готовое, созревшее, мучившее, освободить голову и душу, дать свободу перемалывающему мозгу, который в глубине себя уже держал и обтачивал новое дитя.
В два часа, когда вошла Юджиния, он читал. Александр не насиловал себя сверх меры, так как во второй половине дня свежесть мысли, заряд желания и энергия письма истощались. На этой точке лучше было остановиться, до следующего утра.
- А почему ты теперь читаешь "Лолиту" на английском?
- Во-первых, я чувствую себя в чем-то после-тридцатилетним стариком, соблазнившим малолетнюю девочку… и переживаю ощущения снова. - Он поцеловал ее смущающиеся губы и глаза. - Но это шутка. Я пытаюсь проследить одну вещь: Тургенев и Бунин были его любимыми писателями, так вот, отложили ли их описание любви какой-нибудь отпечаток на то, что написал Набоков? А так как оригинал он писал на английском, а мне давно пора знать этот язык, то я и осложнил себе работу, пытаясь понять английский пришельца. И об этой связи я хочу впоследствии сочинить статью.
- Ты пошлешь ее в журнал?
- Если статья получится.
- А потом ты поцелуешь меня… еще?
- Ради таких прекрасных глаз - не потом, а сейчас.
Вечером они уезжали в гости. Теперь они почти все вечера проводили вне дома, после дня рождения Клуиз у них появилось много знакомых и приятелей. Их приглашали, с ними дружили, о них заботились, их желали и звали. Были неплохие люди, интересные вечера и даже феноменальные попойки, когда Юджиния вела машину, а он спал на ее плече. Были интересные люди, и все-таки он чувствовал себя среди них чужаком, не своим, он был для них пришельцем из другой галактики и знал, что никогда не сможет раствориться в них и стать одинаковым с ними. Они были разные. И он удивлялся, что могло привлечь Юджинию и как он мог ей понравиться. Однажды он спросил ее об этом.
Она ответила шутя:
- Я слишком перечиталась русской литературы, по твоему совету. - А потом сказала с улыбкой: - И потом, мы такие разные, ты очень необычный, я не могла не влюбиться. И еще: я была удивлена и очарована тем, что волнует тебя, тебя совершенно не интересовали деньги, дома, машины, материальная жизнь, будто ты жил в другом мире. И мне захотелось в этот мир перенестись с тобой. Но сначала… я захотела тебя.
- Когда?
- Первый раз в том баре… когда двое пристали к тебе и я увидела твои глаза. И я подумала, что ты, должно быть, очень необычный. И я не ошиблась.
- А если б ошиблась?
- Я бы заставила себя полюбить тебя такого, какой ты есть. Я уже знала, что полюблю тебя. Что ты предназначен мне.
Этого было достаточно для объяснения. Он сжал ее губы своими губами, и их языки коснулись.
- Это необъяснимо словами. Высказанные слова - это только оттенки, намеки, тени. А в глубине все гораздо тоньше, - сказала она.
- Переживания души всегда были самыми трудными для выражения. Муками писателя, которые каждый преодолевал по-своему. Потому еще, что в каждое слово они вкладывали и часть своей души, если не всю душу.
Ему нравилось, как она слушала. Более внимательных испытывающих глаз он не встречал. Ему нравилось ей рассказывать, он знал, что через рассказ люди приближаются друг к другу. Но существовала еще другая близость, и в этой близости он ожидал: еще немного времени - и она станет совершенна. Все, что он накопил, знал, собрал, он вкладывал в нее, передавал, обучал, распускал…
Во сколько бы Юджиния ни засыпала, она по-прежнему вставала рано, чтобы сделать ему чай, намазать орехового масла, положить ложку джема, свернуть салфетку. И эта мелочь совсем незначительная забота - была для него дороже всего в мире. Эта была деталь, которую он ценил больше, чем само полотно. Он никогда не верил в сказанные слова, это был пустой звук, он всегда верил в штрихи, незаметные детали, в пустяки, из них, и только из них вырисовывался портрет. Создавался образ.
Каково же было его удивление, когда на следующее утро, на кухне, за столом он застал мистера Нилла. Мистер Нилл никогда не вставал поздно. Но дело было не в том.
- Я все думаю, что в этом такого особенного - есть на кухне, и почему в зал вас можно заманить только на обед? Я попробую, если вы не возражаете?
Он улыбнулся. Юджиния налила отцу кофе и сделала обычный тост с джемом из мандариновых корок. Они сидели втроем. Она напротив них. Юная леди перед двумя мужчинами. И в этом что-то было. Окончив, мистер Нилл встал и сказал:
- А в этом что-то есть…
Поблагодарил за кофе и, взглянув на Юджинию, попрощался.
Юджиния с улыбкой смотрела на Александра.
- Так ты весь дом переучишь, и они будут питаться на кухне.
- Не дай бог, тогда нам придется переезжать в зал и чувствовать себя потерянными в его высоких одиозных стенах.
В дверь позвонили, еще через минуту Дайана принесла розы для Юджинии, две корзины, и пошла наверх.
Он прошел в кабинет, сел за стол и задумался.
В два часа дня он заехал за Мишей, и они поехали забирать машину. Это был шоколадного цвета лимузин с кремовыми сиденьями.
- И это буду водить я! - воскликнул его друг, подпрыгнув от радости.
Александр показал ему несколько кнопок, все было автоматическое, к хорошему привыкаешь быстрее, чем к плохому, и они поехали смотреть дом и место Мишиной работы.
Александр не ел сегодня с Юджинией, и она знала, что он вернется не один. Они шли по дому.
- И это твой дом?!
Главный лакей, воспитанный по староанглийской моде, вежливо приблизился и спросил:
- Вы хотите что-нибудь выпить, сэр? Миша обалдело уставился на него, не веря.
- Нет, спасибо, Джордж, не сейчас.
Они поднялись наверх и сели в просторном зале на их половине. Не прошло и мгновения, как Юджиния сама принесла чай и вкусные бутерброды. Вежливо поздоровалась.
Он обратил внимание, как Миша ощупал ее взглядом, когда она выходила, чтобы им не мешать.
- Ты, я смотрю, неплохо устроился! - пошловатая игривая гримаса поплыла на его лице.
- Не болтай, Миш, глупости. Юджиния - это единственное, что есть у меня в мире. И ее никто не смеет касаться ни взглядом, ни словом. Ни тем более обсуждать, запомни это, она вне обсуждения.
Их взгляды скрестились.
- Хорошо, хорошо, что ты так завелся.
- Извини, это прошлое и воспоминания. Не важно, ты здесь ни при чем. Давай ешь.
- В жизни не ел таких обалденных бутербродов, что там внутри - золото?
Он улыбнулся:
- Теперь будешь есть каждый день.
- И уверяю тебя, не буду жаловаться. Они рассмеялись.
- Можно посмотреть дом? Никогда не был в приличных домах в Америке. Первый раз.
- Конечно, только наешься сначала.
После второй чашки чая он повел его смотреть дом.
- И весь этот дом твой?!
- Нет, половина.
- Они, наверно, обалденно богаты? - Достаточно.
- Как ты подцепил такую?..
- Миша!
- А, да, извини. Я все забываю, что ты респектабельный человек теперь.
- Это здесь ни при чем. Я не хочу, чтобы ты, как лакей, копался в грязном белье господ, обсуждая. Я хочу для тебя совсем другой жизни, на высоком уровне, равным среди равных. И не хочу, чтобы тебе потом было стыдно за свои слова.
- Извини, я ценю все, что ты делаешь для меня.
- Я также хочу, чтобы вечерами ты ходил на курсы английского языка и выучил его как можно скорей. Без него ты никуда не двинешься. А потом… У Юджинии много друзей и подруг, и не случится ничего плохого, если одна из них будет осчастливлена красивым мальчиком оттуда. Ты не против?
- Даже очень нет!
- Пойдем, я тебя поближе познакомлю с твоей будущей хозяйкой.