Он рассказывал ей, когда они сидели в машине (она ушла раньше из школы) о "Митиной любви", "Натали", "Деле корнета Елагина", "Темных аллеях" и о своем любимом рассказе "Легкое дыхание" (всего две странички). Она слушала внимательно, а последним - была потрясена.
Позже он уже не удивился, когда увидел у нее в руках книгу. И догадался, что это.
Потом проверил - это был Бунин.
Он посоветовал ей прочитать "Господина из Сан-Франциско". Но, предупредив, что это, не дай бог, не намек, без всяких аналогий и параллелей или какого-либо отношения к… он запнулся, просто слишком уж сильно написано и очень точно дан образ типичного американского…
Ей понравилась и эта новелла.
Обычно он питался на большой кухне, где кормили телохранителей, кухарок и разных слуг. Заправляла всем Дайана, которую по-французски можно было назвать мажордомом. Все, что готовилось, парилось, жарилось, пеклось, привозилось, доставлялось, распределялось, раскладывалось, решалось и подавалось, было в ее руках.
Это была черная женщина, лет тридцати пяти, по-своему уникальная. Она сама всегда подавала Александру еду, почему-то никому не доверяя. Он часто вспоминал их забавный первый разговор.
Он что-то сказал, перепутав все по-английски.
Она от души рассмеялась, с тех пор это, кажется, и началось, что она его кормила сама.
С остальными он не очень общался, никогда не вступал в разговоры, считая себя чужим, и сразу после обеда уезжал. До следующего утра.
В свои свободные субботу и воскресенье он пробовал развлекаться, выходить с девочками, касаться их. Но эти девочки не были его девочками, которые когда-то были: с американскими становилось неинтересно после первого коктейля. Говорить было не о чем. Он никогда не представлял, что они так однообразны, по сравнению с прошлым, и так скучны.
А может, ему просто еще не попадались стоящие.
В субботу и воскресенье он почти никогда не писал. Все-таки голова забивалась от прожитой недели, и нужно было ее проветрить. Да и Бог не велел работать в эти два дня. Хотя он не знал, был ли у него Б о г, и какой. Он рос безбожником и до приезда сюда вообще никогда не задумывался над этим. Да т а м и не дали бы задуматься, быстро бы вышвырнули из университета, который он хотел закончить хотя бы ради своего отца.
Мистер Нилл и Клуиз улетали во Флориду, где у них был большой дом на берегу залива с видом на океан. И половину сырого ноября, а то и весь ноябрь, пока сезон не переходил в другую, следующую часть года, они проводили в доме во Флориде. Юджиния летала туда каждый уик-энд.
Сегодня нужно было отвозить чету Нилл в аэропорт к пяти часам. Он привез Юджинию из школы и обедал, бессознательно наблюдая за ловкими движениями Дайаны.
Ему понравилось, что, несмотря на то что самолет отлетал в пять, до четырех тридцати мистер Нилл не показывался вообще (лимузин стоял у подъезда). И только в четыре тридцать пять он показался. Без слов все сразу сели в машину. Волновалась только Клуиз.
- Не волнуйся, - успокоил ее супруг, - он доедет за восемнадцать минут, я не люблю ждать. - И улыбнулся Александру в зеркальце заднего вида.
Мистер Нилл, казалось, совсем перестал волноваться по поводу его отношения к Юджинии, тем паче каких-либо чувств, и теперь шутил:
- Юджиния, как тебе нравится Александр? Она ответила, что он нормальный.
- Он хороший мальчик. Но если он тебя не будет возить в греческие рестораны в мое отсутствие, то будет еще лучше.
Все засмеялись.
- А если он будет тебя сразу после школы привозить домой, то он будет вообще самый лучший. Как ты думаешь, Александр?
- Нет, сэр.
- Что "нет"? - у того удивленно полезли вверх пихты бровей.
- Я имею в виду: нет - греческим ресторанам. Все снова засмеялись.
Со специальным пропуском они подъехали к трапу самолета. Их уже ждали. Стюард сразу стал носить вещи, стюардесса вежливо улыбалась.
- Это была хорошая поездка, Александр. Надеюсь, ты так не возишь Юджинию?!
- Нет, сэр. Я вам говорил, что не вожу быстро детей и женщин. Сейчас было исключение, вы бы опоздали.
- Ничего страшного. Самолет бы подождал. Александр представил, сколько бы это стоило авиакомпании, и еще раз подумал о том, кого он вез.
Мистер Нилл обнял Юджинию и замер. Клуиз едва коснулась щеки дочери. Ее стройные ноги уже шли по трапу, обнимаемые прижимающимся платьем. Едва спина мистера Нилла скрылась в люке самолета, моторы стали заводить.
Он плавно развернул машину на широкой бетонной площадке, объехал отъезжающий трап и покатил к воротам. Едва они выехали со взлетного поля, как Юджиния спросила:
- Ты хочешь выпить? Началось, подумал он…
Когда ему было пятнадцать, почему-то все дети, когда уезжали родители, хотели выпить. Он - не хотел, дома всегда было много спиртного. Стояло открытым и не запрещалось. А не запретное - не манит.
В среду они вернулись позже, она заезжала покупать себе ленты для волос. Которыми, кстати, никогда не пользовалась. Он понял: она чего-то ждала.
Как только они приехали, Юджиния сказала:
- Я хочу, чтобы ты обедал со мной. Я приглашаю тебя.
Он сначала подумал, что ослышался. Но оказалось, что все уже было готово, и подавала сама Дайана. Пока он мыл руки и причесывался, пытаясь уложить непослушные волосы, Юджиния успела сбегать и переодеться: из скромного "школьного" платья в обеденное. Он впервые видел ее такой, и, признаться, она была мила.
Они сидели друг против друга, и Александр чувствовал себя неловко. В редкий раз он терялся, не зная, как вести себя, что сказать и куда деть руки.
Зачем она это сделала, думал он. Наверно, ей скучно есть одной в этом большом зале.
Шофер и хозяйка за одним столом - это даже не оригинально. Он и фильмов не любил таких, слишком банальных, подобные банальности-то и в жизни не случаются.
Он попытался откинуться в кресле, но передумал.
- Расскажи мне, чем ты занимаешься? - вдруг попросила Юджиния. - Я понимаю, что водить машину - это не основное твое хобби, а вынужденное.
Он улыбнулся ее словам, он и не думал, что она такая смышленая. В действительности Юджиния была гораздо умней, чем все о ней думали. Она была настолько умной, что никогда не показывала этого.
- Я пишу. Из-за этого я и уехал, оставив родителей, дом, друзей - все. Чтобы иметь возможность писать и публиковаться. Я знал, что там меня не опубликуют, больше того, скорее, закуют на долгие годы даже за попытку что-либо опубликовать.
- И получилось?
- Да, через год, как я приехал. Я и сам не ожидал и не верил, я вообще никогда не верю в с в о й успех$7
- О чем это? - Она перестала что-либо делать - есть, пить, двигаться - и только слушала.
- О маленьком мальчике, который попадает в онкологическую больницу, в специальный радиологический центр, где ищут формы борьбы с раком и из которого не выходят никогда.
- А он вышел?
- Кто?
- Мальчик.
- Нет, никогда.
Она так живо реагировала…
- А сколько денег ты получил?
- Это типично американский вопрос.
- Я - американка, - гордо ответила она. Он улыбнулся:
- Ни гроша не получил. Только подписку на год. Журнал с трудом существует и едва окупает себя.
- Я хочу прочитать, что ты написал.
- К сожалению, это не переведено. Это сейчас моя величайшая проблема - язык.
- Почему?
- Он мне нужен как воздух, как вода рыбе, как лес зверю. Потому что, если бы я знал язык, я был бы уверен, что выживу.
- Ты можешь стать кем угодно: бизнесменом, продавцом, агентом, администратором.
- Это мне не нужно и даром.
Она внимательно смотрела на него: как будто проверяла.
Дайана принесла блюдо с мясом краба и какие-то горячие салаты.
- Это любимое кушанье Юджинии!
Юджиния замахала на нее руками, приложив палец ко рту: не мешать. Дайана с улыбкой удалилась. Юджиния выросла на ее руках, им все было понятно без слов. Даже то, чего не понимал Александр.
- Что же ты собираешься делать в будущем?
- Писать.
- Но почему тебе нужно делать именно это?
- Потому что ничего другого я делать не могу. И еще: я верю, что смогу написать что-то хорошее. Для людей, не учить их, как вся литература, не дай бог. Но чтобы они прочли - и внутри у них что-то шевельнулось.
- А что, если ты умрешь с голоду? - она засмеялась. - Писать на чужом языке в Америке…
- Значит, я умру. Такая судьба. Вдруг она стала совершенно серьезной.
- Но я тебе не дам умереть, я накормлю тебя…
- Спасибо, - почему-то задумавшись, сказал он. Разговор прервался. И возобновился, только когда появилась Дайана.
- А теперь - десерт! Который кто-то очень любит… Интересно, кто?
Юджиния улыбнулась, но мысли ее, казалось, были далеко.
После обеда они пошли в парк, который находился сразу за домом.
- Юджиния, - сказал Александр, - вы не возражаете, если я не буду надевать униформу, пока нет вашего отца?
Она рассмеялась от неожиданности:
- Конечно, нет. Вообще не надевай ее никогда. Он подумал: как все у нее просто, - и первый
раз позавидовал.
Уже стемнело, никакие шумы не доносились в парк, и было тихо. Деревья стояли облетевшие и притихшие. Казалось, что они тоже боялись потревожить тишину. Аллея высоких тополей, то ли еще каких-то чудных деревьев, уходила в даль.
- Завтра я улетаю, - вымолвила Юджиния, - а когда вернусь, я скажу тебе что-то.
Он взглянул в ее глаза и, кажется, впервые, несмотря на темноту, увидел в них необыкновенное. Но ему казалось, что ему показалось.
- Это не очень хорошо, - промолвила она, - но я скажу.
Он машинально взглянул на часы.
- Ты спешишь?
- Нет, это просто так, привычка.
- У тебя есть девочка?
- Простите?
- Девочка. Это не важно, я не должна спрашивать.
Но в ответе себе, скорее, был вопрос - к нему. Он не ответил.
- Пойдем пить чай, мне холодно.
У американцев все связано с едой, питьем, жеванием, с улыбкой подумал он.
Они повернулись и пошли к дому, сверкающему в сумерках, как дворец.
Но это был всего лишь замок.
В ответ на его вопрос Юджиния рассказывала ему о годах, когда она училась в закрытой школе около Йеля, о ее подругах и их приключениях. Потом папа захотел, чтобы последний год она жила с ним, и она приехала сюда. Учиться в той школе, где она учится, простой и не закрытой.
Улетая, она тщательно растолковывала ему, когда она вернется и во сколько ее встретить. Свою подбитую мехом накидку она оставила на переднем сиденье. Подняв накидку, он приблизил ее к лицу, и его обнял тонкий аромат необыкновенных духов.
Как они рано начинают…
В этот уик-энд он успел закончить большой рассказ, который давно висел над душой. А рассказы это как дети: их нельзя заставлять долго ждать. Но когда он перечитал, рассказ ему не понравился, как не понравилось все им написанное.
Он опять вспомнил слова писателя:
"До тех пор пока тебе будет не нравиться написанное тобою, ты будешь создавать. Но как только ты напишешь первое, что тебе понравится, ты закончишься как писатель и никогда больше ничего не сумеешь написать".
Ночью он спал беспокойно, ему что-то снилось, а что - он не мог понять.
Александр все-таки перепутал, и когда он подъехал к самолету, в нем оставалась только она одна. Девушка в форме сделала знак, и, появившись, Юджиния стала спускаться. Он открыл заднюю дверь. Она села на переднее сиденье, не обратив на это никакого внимания, лишь набросив накидку.
Юджиния молчала все время. Александр думал, что она обиделась.
- Я прошу прощения. Я не хотел, чтобы вы ждали.
Она непонятно взглянула на него.
Только бы не начала кричать: они избалованные - дети богатых.
Через время. Машина уже скользила по Гросс-Пойнту.
- Останови здесь, - сказала она и указала на боковую аллею; город окутала темнота.
Они остановились. Только бы не кричала, еще раз подумал он. Юджиния резко повернулась. Как будто только что пришла в себя.
Ударил раскат грома в предвестии обещанного дождя.
- Подними окно, - попросила Юджиния. Он повиновался.
Вдруг она замерла и выдохнула:
- Ты мне нравишься…
Неожиданно ее губы оказались около его губ - они поцеловались. Еще долго-долго ночью он ощущал вкус ее поцелуя.
- Юджиния, вы мне собирались что-то сказать.
- Я уже сказала, - мягко ответила она и грустно улыбнулась. - Ты не понял.
Утром он вез ее в школу, все было обычно. Она сидела как ни в чем не бывало, как будто ничего не случилось, и читала книгу. Это было теперь единственное, что она делала в машине, когда по ее просьбе он составил ей список того, что читать. Из тех произведений, которые были переведены. Они не говорили всю дорогу.
Выходя уже из машины, она, недобро взглянув на школу, сказала:
- Я освобожусь сегодня раньше, скажу, что больна. Мне нужно поговорить с тобой, приезжай за мной через два часа.
Он кивнул, и она задержалась взглядом в его глазах. С этого взгляда, кажется, и начинается вся история.
Эти два часа Александр сидел и думал. Он пытался разобраться. Но это было так же бесполезно, как поймать серебристую рыбу голыми руками. Встряхнув начинающей болеть головой, он решил: что будет то, что будет. Но даже он не представлял себе того, что будет.
Ровно в двенадцать часов Юджиния вышла и сказала, что приглашает его на ленч. И они поедут в северную часть города.
И только в этот момент он заметил, как одета Юджиния, и удивился. Обычно в школу, как и все американские девочки, она носила легкие джинсы, натуральные юбки с маечками или неброские платья - папа просил, чтобы она одевалась в школу скромно. Он часто думал, глядя на нее, что такой скромности позавидовали бы все девочки Москвы.
Сейчас она сняла верхнее одеяние и очутилась в красивом темно-синем удлиненном платье - точно приталенном, облегающем ее, как будто собственная кожа, - с ниткой жемчуга на шее. Туфли тоже были цвета жемчуга. (Ему нравился ее вкус.)
Она выглядела особенно.
Едва они остановились, как машину тут же забрали. Она взяла его за руку и повела.
Управляющий ресторана два раза низко поклонился, поцеловав ей руку и повторяя, как они рады и что все готово.
Как на диво дивное смотрел Александр на нее: первое - что такую маленькую девочку можно так уважать и почитать, второе - эта самая девочка заранее все приготовила и заказала.
Их отвели в полузакрытую кабину, где все уже было сервировано. Стол был застелен золотой скатертью, и свеча горела в серебряном подсвечнике.
Управляющий дождался кивка Юджинии, и что только не начали носить на их стол! Александр подумал, что стол развалится, ему даже стало жалко его. И он погладил под столом его ножку.
Юджиния сидела, замерев, словно с маской вместо лица. И он впервые разглядел это лицо. Оно было необыкновенно. Почти без грима. Юнее греческого начала, когда Греция была детством человечества, а человечество было детьми. Тогда на их лицах не было порока.
Слегка мягкий овал лица подчеркивал ее высокие скулы. Ноздри чуть расширялись и, казалось, с волнением усмирялись хозяйкой, красивые глаза смотрели на него и не упускали ни одного движения.
Она была не то что прекрасна, а чарующа, притягательные зовущие флюиды исходили, отделяясь, от нее.
Вот она, юная красота, подумал он, совершеннейшая во всем мире, самая красивая из созданного в нем.
И почему-то почувствовал себя старым, на мгновение, на секунду, на минуту. Он был заворожен и потрясен тем, что увидел (всегда прозревая позже…). Потом, напрягшись, стряхнул с себя все. Она была ему не равной, она была д о ч ь$7
Они сидели не шевелясь, забывшись, и только глаза познавали друг друга. Потом она опомнилась, слегка повернулась и сказала:
- Мы можем есть.
Они улыбнулись одновременно, впервые взаимно. Какое-то напряжение спало, и они почувствовали освобождение.
Что это была за трапеза, сказать трудно - пожалуй, трапеза предчувствия,
Стол был уставлен разными салатами, которым он и названия не знал, не видел никогда и не представлял, что такие существуют. Даже на картинках.
Безмолвно возникающие официанты по кивку появлялись, что-то добавляли, убирали и исчезали. Она ела немного и была чуть-чуть задумчива.
- Юджиния, что-то случилось?
- Нет, все прекрасно, - ответила она, улыбнувшись натянутой улыбкой.
Он видел, как люди входили и выходили из зала. И ничего не понимал. Хотя все было просто: она дочь хозяина, он возит ее, и из сожаления, то ли скуки или тоски она пригласила его в этот ресторан. Правда, он уже понимал, что все это не от скуки и не так все просто.
С давних лет у Александра была привычка: носить все деньги с собой. И сейчас он был рад, что у него есть пятьдесят долларов, и в душе успокаивал сомневающуюся мысль, что ему их хватит, чтобы заплатить.
Возможно, это была дурацкая привычка, но он не любил и не переносил, когда за него платили женщины.
Он чуть не испугался, когда Юджиния сказала:
- Ты хочешь что-нибудь горячее?
- Абсолютно нет, спасибо большое.
Так бы денег точно не хватило, подумал он.
Она сделала движение, и через несколько недолгих мгновений официант положил перед ней на подносике белый конверт.
Она потянулась к своей кремовой сумке, лежащей на скатерти золотого цвета. Он перехватил ее руку, впервые коснувшись Юджинии. Она вздрогнула, но руки не убрала. Их глаза на мгновение встретились.
- Только, пожалуйста, не надо. Прикосновение как током пронзило ее, но она не удивилась, она уже давно знала, что от него исходит ток.
Она достала из сумки флакон и коснулась тонкого виска.
Вдруг ей стало смешно, она поняла:
- Почему ты?
- Потому что я все-таки…
- Нет, я, я пригласила тебя,
- В этот раз заплачу только я, или мы никуда не уйдем отсюда.
Она, казалось, совсем развеселилась:
- Нет, я. И только я!
Он быстро протянул руку к подносику. Она успела тоже. С двух сторон их руки тянули подносик. Вернее, она удерживала, а он старался отнять. Он не тянул сильно, чтобы не сделать больно изящной кисти ее руки.
Она весело смеялась:
- Нет, я! Нет, я!
Он не говорил, только просил ее глазами, и был серьезно увлечен тем, что происходило. Наконец Юджиния уступила:
- Хорошо, ты.
Он взял подносик к себе и молил Бога лишь об одном: чтобы цифра была не больше двузначной. Рывком он перевернул белый квадрат: это была открытка с благодарностью, что они посетили ресторан.
Наверно, его лицо было чересчур забавным, потому что она рассмеялась так, как никогда не смеялась при нем. Хотя и старалась негромко, словно боялась обидеть его.
Едва она встала, как из ниоткуда возник управляющий.
- Вы покидаете нас? - На лице его, казалось, выразились все печали мира.
- Да. Спасибо.
- Мы благодарим вас за посещение. - Он отодвинул стул Юджинии, поцеловал руку, подал сумку-конверт.
- Я благодарю вас за салаты. Особенно за крабный…
- Специально для вас.
Александр поблагодарил на своем акцентном английском.