Они шли между столов с золотыми скатертями, и посетители оглядывались на них. Это было первый раз.
Машина с распахнутой дверью и заведенным мотором уже стояла у самого выхода.
Он протянул подающему машины доллар, но тот отшатнулся от него, как от молнии, заблагодарив.
Александр ничего не понимал и чувствовал себя идиотом. Может, коммунизм наступил в этой стране, и все бесплатно, но даже при коммунизме берут чаевые.
Юджиния, глядя на него, мягко улыбалась. Наконец, не выдержав, она сказала:
- Этот ресторан принадлежит моему папе. Я не хотела тебя разыгрывать, но так получилось с этим счетом. Извини.
Он невольно оглянулся.
- Я не знал, что твой папа занимается ресторанным бизнесом.
- Нет, он не занимается ресторанами, все э т о, - она показала на большое здание, - принадлежит ему.
Ему понравилось, как спокойно это было сказано. Собственно, так и должно быть.
- Понятно, - ответил он. Хотя ему ничего не было понятно. Чем еще занимается ее папа и что он подумает, когда узнает, чем занимаются они. Ему не долго оставалось быть в неведении. Всего лишь пятьдесят семь часов. И полного поворота его жизни.
Теперь Юджиния неотрывно смотрела на него. И ехал он не туда, а куда указала ему она, за город. Когда дорога стала безлюдной, она показала ему на маленький отель приличного вида. Он постарался подавить изумление, не веря до конца.
Он в жизни никогда этого не делал: не брал комнату, она все сделала сама.
Клерк двусмысленно посмотрел на него, но Александр не обратил внимания, так как в свои двадцать пять все равно не понимал, ч т о сейчас будет, и немного удивленно смотрел на Юджинию.
Они зашли в темную комнату, куда он пропустил ее первой. Минута - и она осталась в платье. Он едва успел подхватить накидку, чтобы та не упала. Он стоял не шевелясь, не решаясь двинуться.
Темные жалюзи были опущены. Пахло свежевыстиранными простынями, едва белеющими бледно в темноте. Стояла страшная тишина. Казалось, что-то ухнет сейчас, грохнет, и грохот разнесет ушные перепонки и всяческие препоны. И в это мгновение раздался голос, который как будто владел этой тишиной, сдерживал ее и усмирял, не давая взорваться.
- Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
Он вздрогнул и наклонился к ее чистому и свежему дыханию. В голове на миг все перекувырнулось, он представил, ч т о он делает и с кем. Но губы его уже охватили ее влажные губы и стали ласкать. Она обвила его шею руками, и он с ужасом почувствовал, что опускается на нее… и что ему это нравится.
Он прижал ее грудь, стараясь облегчить это давление упирающимися руками, она потянула сильней, просто вжалась в него и охнула. Ее губы, сорвавшись, стали покрывать его лицо поцелуями. Он начал отвечать, он отвечал забывшись.
- Раздень меня, - прозвучал ее голос. Он не верил, что э т о будет, он думал, что она развлекается или пытается попробовать… впервые.
Платье удивительно легко снялось, одно движение скользящей "молнии". И он обнимал восхитительное, редчайшее по форме и упругости тело. Теперь оно возбуждало его. Еще минута, и их лица стали горячими от губ друг друга. Она сдернула с него рубашку, не успев расстегнуть пуговицы… Два ее шелковых прикрытия верха и низа упали сами - какие-то застежки по бокам.
Он вдруг в секунду опьянел от ее тела. Юность и горячесть его, правда, пьянила. Он жаждал чего-то.
- Возьми меня, - вдруг прошептала она. - Не жди…
Ее руки потянули его выше, сжав плечи, ее ноги охватили его бедра.
Он вошел в нее, словно разрывая невидимое. Осторожно, будто боялся повредить хрупкий сосуд. Редчайшее волокно. Она подавила крик.
Ее тело выгнулось, как дуга, напряглось дрожью, замерло судорожно, как перед падением, и вдруг забилось в его руках, задыхаясь, сжимаемое все крепче и крепче. Таких тел он не держал в своих руках. Она извивалась, вжимаясь в него, потом отталкивалась, ее голова то металась по подушке, то вдруг замирала, и с губ срывались какие-то звуки. Они двигались не ритмично, но в этой аритмии был какой-то бешеный восторг несрываемого, вот-вот готового сорваться желания. Волна какой-то полноты уже катилась вниз. И вверх, в подкорку, готовая разбиться и ударить. Он хотел выскользнуть из нее (чтобы будущее было спокойно) и уже почти сделал это, не желая и жалея.
Как вдруг ее руки мгновенно стиснули его спину, сжали и с силой вдавили внутрь, до конца.
- В меня, в меня…
Взрыв безмолвного света слился с ее громким стоном (или криком?..), затопив сознание.
Все обрушилось, выходя, уходя из нутра. Еще две агонии, и она перестала биться. Полностью соединившись с ним. Так растворяются.
Они лежали безмолвно. Только теперь он начал сознавать, что сделано. Поры их кожи растворялись друг в друге, сливаясь влажностью, выходящей из них. Он скорее почувствовал, чем услышал - в безмолвии, - как по щеке ее текли слезы. Он встревожился:
- Что, что? Тебе больно?
Потом ему скорее послышалось, чем поверилось:
- Я люблю тебя, я люблю тебя…
Он без слов сильно обнял это доверившееся ему тело. Это уникальнейшее тело Юджинии.
Она лежала, обнятая простынями, и о чем-то думала. Александр молчал и ничего не говорил, так как не знал, что говорить.
Юджиния в ванной была недолго. Он аккуратно свернул простыню, бросив купюру на кровать.
Они вышли из отеля в стемневший сгусток вечера. Это было естественно, но, когда он посмотрел на часы на освещенном приборном щитке, ему стало плохо: стрелка приближалась к семи.
Она, казалось, ни на что не обращала внимания, и ее застывшая улыбка блуждала где-то далеко. Он не понимал, о чем может столько думать ребенок, но до дома домчался пулей.
Дайана сама открыла дверь и помогла ей раздеться.
- Какие новости? - как ни в чем не бывало спросила Юджиния.
- В пять звонил твой папа, тебя не было, потом звонил еще два раза, сердитый, и я не знаю, что ты будешь ему говорить, - с улыбкой произнесла Дайана.
- Правду, конечно, - сказала Юджиния и рассмеялась. Окончательно придя в себя.
Первый раз Александр не стал обедать и исчез от греха подальше. К тому же ему казалось, что на его шее горит что-то. Ее поцелуй.
Который он старался потом не смыть в ванне. Но он и не смылся. Ночью он не спал, и ему вспоминалась Юджиния: взгляд, поцелуй, объятия. Нет, это не была любовь, это были какие-то необъяснимые чувства, которых раньше он не ведал, пока не коснулся ее тела.
Что же будет теперь?
Вот на этот вопрос он не знал ответа.
Дайана ждала его уже в гараже.
- Ты счастливчик. Если бы ты слышал вчера, как Юджиния выгораживала тебя перед отцом и просила…
- За меня?
- Благодаря только ей ты и остаешься на работе.
- Спасибо, - сказал он, подумав, что лучше бы он не остался.
Открыв дверь, Александр садился в машину.
- Хочешь чашку кофе?
- Нет, не хочу.
- Ты можешь не спешить.
- Почему?
- Она все равно еще сладко спит в кровати, и видно, что на первое занятие не собирается.
Тогда он захотел чашку, но чая.
Дайана была не права, и едва он прикончил первую чашку дымящегося чая - он все пил неимоверно горячее, - как появилась Юджиния, спустившись вниз.
Она была прекрасна. С чуть заметным отпечатком сна на лице. Когда Дайана отвернулась к плите, она мило улыбнулась ему. ("Просыпающаяся Аврора в юности", - подумал он.) Но потом сухо сказала:
- Я опаздываю, быстрее.
Он удивился про себя ее стремлению в школу. Но едва они выехали из дома, как она произнесла:
- В этот раз мы не поедем далеко. Я не хочу терять время.
Они сняли номер в отеле. И в этот раз он взял ее, и не один раз. Лишь поражаясь ее просыпающейся страсти.
Но даже несмотря на эту проснувшуюся страсть, ровно в пять она была дома. Невзирая на все ее несогласия.
Через несколько минут - буквально - раздался звонок. Но Дайана позвала к телефону его.
- Здравствуйте, Александр.
- Здравствуйте, мистер Нилл.
Молчание, повисшее в трубке, тут же разразилось раздражением.
- Я не хочу долго говорить и отнимать ваше обеденное время. Благодарите Юджинию, что вы до сих пор на этой работе: она говорит, что вы хороший шофер.
Александр сглотнул, сочетание "Юджиния" и "шофер" звучало как-то…
- Я согласен. В следующий раз меня не будет волновать, чья это вина и скучно ей сидеть дома или нет. Но в пять часов, когда стемнеет, она должна быть дома. Это приказ. И не сделайте еще одной ошибки, сочтя, что это была предпоследняя.
- Есть, сэр.
- Когда я вернусь, мы поговорим подробнее. Позовите Юджинию.
Александр чуть было не пошел наверх, но, вспомнив субординацию, сказал Дайане, что мистер Нилл Опрашивает Юджинию.
За обедом он думал, что все равно потеряет работу. Трудно было представить, что что-то может остановить Юджинию. Или вернуть ее вовремя.
Очень быстро она спустилась на кухню:
- Дайана, если ты еще раз доложишь, во сколько я возвращаюсь, то не он, - она указала на него, низко склоненного к тарелке, - а ты потеряешь работу.
Дайана от души рассмеялась, в то время как Александр чуть не поперхнулся ложкой супа.
- Я никому ничего не докладывала, - ответила Дайана, - твой папа сам звонит и спрашивает. И не пугай меня так сильно с работой, душенька, а то у меня случится сердечный приступ.
Теперь они смеялись вместе.
Но суп он доедать уже не мог, так как Юджиния не отрываясь смотрела на него, да и есть в кухне для слуг было неудобно.
Вдруг Юджиния сказала:
- Дайана, я тоже хочу есть.
- Одну секундочку, мэм, и я принесу вам все в зал.
- Я буду есть здесь.
Он никогда не видел таких округленных глаз у Дайаны. Они ели вместе.
Теперь он все свои деньги тратил на комнаты, номера, отели. Ей он не давал платить ни за что. А когда Юджиния один раз попыталась это сделать, то он остался сидеть в машине, не поднявшись наверх. Это была целая трагедия. Смешной человек, с нелепыми предубеждениями.
На шестой раз они чуть не попались, когда Юджиния встретила близкого друга отца. На их счастье, Александр в это время расплачивался за комнату, но прекрасно видел и слышал всю сцену.
- Юджиния, дорогая! Что ты здесь делаешь?
- Я, я… приезжала сюда кушать.
- Но ресторан закрыт до пяти тридцати.
- Правда?.. Ну, конечно, поэтому я и не поела.
- Ты одна? - Да.
- Тогда я отвезу тебя.
- Нет, спасибо. Я с шофером.
- Что?!
- Я имею в виду, который отвезет меня обратно и привез сюда.
- Хорошо, я провожу тебя до машины.
- Нет, нет, спасибо, я сама.
Друг отца удивленно смотрел на нее.
- Ну, хорошо, не буду настаивать. Рад был увидеть тебя.
- И я…
- Когда возвращается папа?
- О, месяца через два!
- Я думал, что послезавтра.
- Да?.. Нет, они решили остаться подольше. Здесь холодно.
И как бы в подтверждение этого она повела плечами. Они попрощались. Клерк совал ему что-то, сначала он даже не понял, что: это была сдача.
В машине она поцеловала его в ухо.
- Ты испугалась?
- Чего? А, этого. Нет, все равно это должно случиться.
Его поразила ее безмятежность.
- Если я не скажу ему раньше сама.
- Кому?!
- Моему папе о тебе.
Машина дернулась и сорвалась с места. У него почему-то повлажнела спина.
- Ты серьезно?!
- Ну, не будь таким нервным. Я пошутила. Я даже не знала, что ты такой эмоциональный!
Но он не улыбался, он знал, что этот ребенок ничего не упоминает зря.
На второй день после приезда мистер Нилл сообщил, что увеличивает жалованье Александра на пятьдесят долларов в неделю.
Политика кнута и пряника, подумал Александр, но ошибся.
- Я не заслужил, сэр. Честно.
- Это не важно.
- Я делал ошибки, которые вас раздражали.
- Моя дочь вами довольна, а это самое главное. И тут неожиданно до него дошло.
- Спасибо большое, - сказал Александр.
- На здоровье, - ответил мистер Нилл, чему-то усмехнувшись.
Я бы его уволил хоть завтра, подумал он про себя. Но Юджиния… Странная девочка, то ей ничего не нравится, то ей понравилось, к а к он водит машину, - ее не укачивает.
Он вез Юджинию в школу. Абсолютно не представляя, что будет теперь.
- Что нового? - спросила Юджиния.
- У меня радостные новости.
- Да? - сказала она.
- Мне прибавили зарплату.
- Поздравляю, - сказала она и посмотрела в окно.
Он не выдержал:
- Зачем ты это сделала?
- Я ничего не делала.
- Юджиния? Она молчала.
- Я спрашиваю еще раз, зачем ты это сделала?
- Потому что я не хочу, чтобы ты тратил свои последние деньги, недоедал. А у него их и так много, не волнуйся.
- Ты понимаешь, что ты делаешь?! Он будет платить за то, что я сплю с его дочерью.
Она вздрогнула. Александр понял, что сказал резко, и сразу извинился.
- Юджиния, прости меня, - это был редкий раз, когда он извинялся. Он начал целовать ей руку, почти не следя за дорогой.
- Вот как ты это воспринимаешь? Вот как ты это воспринимаешь! - она ушла в школу вся в слезах.
Не ожидая, он сразу поехал в самый дорогой торговый центр. Парень был удивлен, когда он назвал Цифру; пятьдесят. Едва увязав их в охапку. Но они были красивы.
Надутая, она шла из школы, не поднимая взгляда. И села на заднее сиденье, вместо переднего. Александр повернулся к ней, и тут она ощутила запах и подняла глаза: пятьдесят красных душистых роз смотрели на нее. Она вздрогнула.
- Это тебе, - сказал он.
- Что это?
- Кажется, розы, - сказал он и задумался. Она наклонилась, и их губы слились в поцелуе.
Она была счастлива.
Александр так и не представлял, что теперь будет. Зато представила Юджиния.
- Почему ты не хочешь, чтобы я приезжала к тебе?
Он вспомнил убогое жилье, книги на полу, бумаги, записки, рукописи, неубранность маленькой клетки, зовущейся жильем, и ее - расцветшую розу, - и ему стало нехорошо. Она уже третий раз спрашивала его, и на ответ, что он живет не один, а делит жилье со знакомым, непонятно кивала.
Проклятая нищета, впервые подумал он. Она выжидающе смотрела на него. Он молчал.
- Ведь ты живешь один, я звонила твоему управляющему.
Он с удивлением вскинул глаза на нее, не сомневаясь, что она это сделала.
- Хорошо, один.
Она начала целовать его, смеясь, головой закрывая ему дорогу, он вел вслепую.
- В следующий раз не попадайся на удочку так легко. Я взяла тебя на пушку.
Он рассмеялся и подумал, насколько поглупел. Он верил ей во всем.
Уже подъезжая к дому, она сказала:
- В общем, ты как хочешь, а послезавтра я приеду к тебе в гости.
Он не успел раскрыть рта. Слуга отворял уже дверь, помогая ей забирать розы.
Так тщательно он не делал никогда и ничего. Он убирал квартиру ровно два дня и две ночи. Он вычищал и вылизывал каждый угол так, как, наверно, боявшийся смерти Геракл не чистил авгиевы конюшни. А они были грязны, эти конюшни. Видит Зевс как.
Пока наконец не осталось ни соринки, ни пылинки, и тогда он ушел в ванную. С ванной у него были сложные отношения, и он не хотел вспоминать какие.
Обед он готовил ночью, уже не успевал, и с улыбкой вспоминал, как волок полные кульки с едой, которые едва не падали из рук.
Юджиния приехала в три часа. Он не ожидал ее так рано и был доволен, что все готово. Царственным шагом она переступила порог и сразу осмотрелась.
- Как чисто!.. - сказала она.
У него чуть не подкосились ноги.
Потом она вынула из-за спины и протянула ему самую большую коробку конфет, которую он когда-либо видел.
- Спасибо, но я почти не ем сладкое.
- А я ем сладкое.
Он взглянул на размеры коробки и подумал: или - сколько же она может сразу съесть конфет, или - сколько же раз она собирается сюда приезжать. Много. Это было понятно в любом случае. И он взялся невольно за спину. Она болела.
Он принял верхнее одеяние Юджинии и еще раз поблагодарил за подарок. Величественным жестом руки она опустила его благодарность, сказав, что это пустяки.
Юджиния уже вошла в комнату, и он замер. Ему было страшно неудобно за свое маленькое жилье. Такое куцее и такое скромное. Хотя какой-то мудрец в Древности сказал: бедность не порок.
Она огляделась и сразу подошла к полкам.
- Я никогда не видела столько книг.
- Это единственное, что осталось у меня. Это вся моя жизнь.
Она с неожиданным почтением взглянула на него.
- И ты читал их все?
- Многие из них - не раз.
- А ты научишь меня читать?
Он вздрогнул и вспомнил, через что прошел, пока чтение стало его натурой, привилось, как наука, как привычка, без которой нельзя жить.
Она испугалась его испуга.
- Ну, не все, только названия.
- Названия - хорошо. Это займет много времени.
- Я заплачу тебе. Он улыбнулся:
- Тебе ни за что не надо платить. Юджиния уже за все заплатила. И намного вперед.
- Когда?
- Тогда, в комнате отеля.
- Да? Я не думала, что это произвело на тебя такое впечатление.
Он подошел к ней. Она ждала. И первый раз поцеловал ее сам. Она замерла и ослабла в его руках. А раскрывшиеся за минуту до этого губы на секунду стали безвольными. Казалось, что она потеряла сознание.
- Юджиния! - воскликнул он.
- Да… - она возвращалась на землю, словно из тумана, и легкая дымка застилала ее глаза. - Это было хорошо.
- Тебе понравилось? - Он удивился, так как никогда не был хорошим целовальщиком. Все остальное он делал хорошо.
- Да, очень.
- Я могу поцеловать тебя еще раз.
- Два раза, - сказала она. - Но не больше, иначе мы испортим весь вечер…
Он не понял, в каком смысле, но догадался…
Она обвила свои руки вокруг его шеи. Ему казалось, что запах рая коснулся его губ. У нее было чистое и душистое дыхание. Она подошла к окну и посмотрела. На улице уже смеркалось.
- Где ты пишешь? - спросила она. Он показал на свой стол.
- Да, но это маленький стол!
- А у меня мысли небольшие.
Она рассмеялась. Потом серьезно сказала:
- Не может быть.
- Почему?
- Иначе ты бы мне не понравился.
Он всерьез задумался над этой мыслью. В душе его еще была незаполненность, он никак не мог перестроиться, что она просто девочка, его, а не дочка хозяина.
- У тебя есть фотографии мамы и папы? - спросила она.
Он достал их из ежегодника и показал ей.
- Твоя мама очень красивая, - с удивленным восхищением сказала она. - Очень.
- Это она лет пятнадцать назад.
- Ты похож на нее?
- Нет, конечно. Разве это не видно?! - Он рассмеялся.
- Я не знала, что там могут быть такие красивые женщины.
- Были и есть, красивей, чем в Америке.
- Америка - это не эталон. Я удивлена, что там есть такие. Я слышала совсем другое.
- Снега, медведи? Водка и икра! Она рассмеялась.