- Естественно, - раздраженно глянув на него, отвечаю я. - Я чуть не позвонил ей прямо посреди ужина, потому что чувствовал себя жутко виноватым. Но все же не стал, подумав: "А что, если она работает и всерьез разозлится на меня за мой звонок и признание, что у меня был ужин, пусть и платонический, с другой женщиной?" - я провожу рукой по губам. - У меня в голове такой бардак. И я явно этим куда больше обеспокоен, чем она. Без понятия, как теперь вообще общаться с Лолой, и это ощущается так… неправильно.
- Вы оба идиоты, - заявляет Финн. - И у Лолы бардак в голове не меньший, это я на всякий.
- Но ведь в него и превращаешься, когда влюблен, разве нет? - усмехнувшись, говорит Ансель. - Я вот счастливый идиот, и это благодаря Миа.
- Я… - начинаю я, но чувствую, как меня разбирает на смех. Несмотря на все происходящее, быть в обществе Анселя означает заразиться хорошим настроением. - Лола, несомненно, - в ряду самых умных людей из всех, кого я знаю, но боюсь, что в отношениях она, говоря словами Харлоу, невероятная тупица.
- Миа говорила, что Лола всегда ставила свои комиксные дела на первое место, - сложив руки перед собой, говорит Ансель. - И что так было с подростковых лет.
Мою грудь стискивает от желания ее защитить, и я вступаюсь за нее:
- Она пережила тяжелые времена. И ей было нелегко, вот и все.
- Ну, черт, Оливер, быть может, в этом-то все и дело, - замечает Финн. - Может, ей просто нужно знать, что это… ну, что там между вами - не означает выбор "все или ничего". И что ты не порвал с ней, только потому что она до сих пор в этом разбирается.
Взяв луковое колечко, я весело ему улыбаюсь.
- Приятно слышать твою мудрость на эту тему, Финн.
Он приподнимает подбородок и усмехается в ответ.
- Приятно видеть, что вы, ребятки, тоже облажались, Оливер.
* * *
К тому моменту, как я закрываю магазин и еду к дому Лолы, на улице начинает темнеть. С облегчением замечаю ее машину - видимо, она еще не успела уехать к отцу - паркуюсь на первом попавшемся свободном гостевом месте, вылезаю и иду к главной двери.
В их лобби обычно многолюдно - кто-то приезжает с работы, кто-то идет прогуляться или поужинать - но сегодня тут непривычно тихо. Я еду один в лифте, наблюдая за сменяющими друг друга цифрами этажей на экране, погруженный в собственные мысли, и пытаюсь понять, о чем будет этот разговор.
Я все еще не знаю, что собираюсь сказать. Просто хочу ее увидеть. Может, стоит просто извиниться за произошедшее с Эллисон; это было хреново, тем более, я был уверен, Лола каким-нибудь образом об этом узнает. Или, может, сказать ей, раз уж я сейчас снова уравновешен - и плевать, что на самом деле она не это имела в виду - что это было жестоко: так отбросить меня в сторону, будто напрягающую помеху.
Не думаю, что мы готовы сделать шаг назад - туда, где мы были, до того как все пошло наперекосяк. Я просто хочу, чтобы она поговорила со мной. Как бы жутко это ни звучало, было хорошо увидеть ее расстроенной у Фреда, потому что так я смог понять, что ей тоже плохо. Я привык чувствовать себя расслабленно рядом с Лолой, и даже без обсуждения наших чувств знал, какое место занимаю в ее жизни, как она стремилась быть поблизости, услышать мое мнение или даже довольствоваться одним зрительным контактом. Она первая американка, с которой мне было легко. Лола всегда была осмотрительной, прежде чем принять какое-то решение, и ничего не изменилось, когда речь зашла о нас. Поэтому я был ошарашен, когда она под влиянием истерики покончила с нами, едва мы стали парой.
Я знаю, что был не единственным всерьез влюбленным той последней ночью у меня.
И знаю, что мне не показалось, насколько подлинно и значительно это было всю ночь, в кровати и в душе после.
Неслышными шагами я иду по лестничной площадке и останавливаюсь, услышав голос Лолы сквозь стальную раздвижную дверь. Достаю телефон посмотреть время. Не увидев снаружи машину Лондон, я решил, что она на работе, тем более по времени в самый раз. Харлоу предположительно должна быть весь день в Дель Мар, и я могу ошибаться, но в это время у Миа уроки. С кем тогда она разговаривает? С отцом? С Бенни?
Я стою прямо у двери, пытаясь решить, стоит ли постучать и войти, рискуя прервать ее разговор с кем-то, или же уйти, как в этот момент ее голос звучит громче.
- Я знаю, - с очевидной резкостью говорит она. - И мы уже обсуждали это на прошлой неделе. Как и сказала тогда, у меня еще один дедлайн. Мне жаль, что ты чувствуешь, будто это изменит весь твой график. Но если вы с Лэнгдоном будете поднимать эту тему на каждой встрече - кстати, я освободила целую неделю, чтобы присутствовать - то услышите от меня ровно то же самое, что я говорю тебе сейчас.
Я словно прирос к месту. Никогда не слышал, чтобы так Лола разговаривала… с кем-либо. Логика подсказывает мне развернуться и уйти, позвонив ей позже, и что никому не нравится, когда его подслушивают. Но еще больше я заинтригован, мне не терпится узнать, с кем она так разговаривает, и я восхищен этой ее гранью.
По ту сторону двери слышен ритмичный звук ее шагов - она вышагивает взад-вперед по деревянному кухонному полу. Я собрался было уходить, как меня снова останавливает ее голос.
- Нет, я полностью понимаю, о чем ты. Но вот что я тебе скажу: Рэйзор не станет такое делать. Я понимаю твои чувства и убежденность, но все это прямо противоположно тому, что будет делать главный герой.
Мои глаза округляются, а желудок сжимается. Она разговаривает с Остином. Ну ни фига себе.
Где-то с минуту ее молчание перемежается возгласами типа "Ага", "Да", "Понимаю", а я задерживаю дыхание, гадая, будет ли она настаивать на своем или же позволит ему завладеть разговором и поддастся на его манипуляции. Мое сердце начало биться так сильно, что я тут же забеспокоился, не услышит ли она его через дверь.
До этого момента я и не понимал, насколько сильно мне нужно было убедиться, что она снова управляет своей карьерой. Иначе это съело бы ее заживо. И изменило бы ее.
- Послушай, - говорит она, и по ее голосу я слышу, как она берет себя в руки. - Я думаю, что действительно согласилась на огромное количество изменений, о которых вы просили, и уже говорила тебе, что понимаю, куда ты клонишь, правда. Ты делаешь фильмы. Я - нет. Но что я умею - так это писать истории, создавать персонажей и придумывать миры. И эти два персонажа в этом мире не могут быть влюбленными друг в друга. Тут нет никакой романтической составляющей, какую нужно обыграть, никакого сексуального напряжения. Изменим это - и мотивы Рэйзора вместе со всеми его действиями окажутся под вопросом. Причина всех его поступков - потому что он видит, кем она может стать, а не потому что в нее влюблен.
Положив руку на дверной косяк, я чувствую, как в груди ослабляются все узлы. И несмотря на все произошедшее между нами за последние дни, я улыбаюсь, ведь Лола сейчас сражается за то, что любит. Она может сама о себе позаботиться. Если Лола может справиться с продюсерами крупной киностудии, она сможет штурмом взять путь ко мне.
В голове крутятся слова Финна, и несмотря на их справедливость, я лучше знаю Лолу. Она может быть неопытной, когда речь заходит об отношениях, но если чего-то хочет, она знает, как это заполучить. Ее не нужно спасать. Если я сейчас войду туда и попытаюсь ей помочь наладить наши отношения, то так всегда и буду гадать: вернулась ли она ко мне по собственной инициативе?
Я должен поверить, что она станет бороться за нас, и что я не ошибся в ней. Поверить, что пусть я и хочу быть всегда с ней, она во мне не будет настолько нуждаться.
Отойдя от двери, я направляюсь к лифту, слыша, как с каждым шагом ее голос становится все тише.
Глава 16
Лола
Я так давно не ночевала в своей детской постели, что, проснувшись, мне понадобилось какое-то время сообразить, где я нахожусь.
Помогла стеклянная ручка на дверце шкафа. Каждую дверь в этом доме украшает такая большая хрустальная ручка. Маме приспичило купить их во время одной из папиных передислокаций, и она провела целые выходные, исступленно заменяя оригинальные латунные на эти. Они тяжелые, и, отражая свет, испускают лучи по всей поверхности двери. Это одна из причин, почему я всегда любила этот старый дом: все здесь кажется таким прочным, даже когда души жильцов вот-вот развалятся на части при малейшем порыве ветра.
В дверь тихо стучат.
- Лорелей?
- Да, пап.
Он делает паузу, потом поворачивает ручку и просовывает голову.
- Не слышал, как ты вчера приехала.
- Я приехала проведать тебя, но ты уже вовсю пилил те огромные поленья. Не удивительно, что ты меня не слышал.
Со смехом он входит в комнату, и я замечаю у него в руке две кружки кофе.
- Уж и не помню, когда ты в последний раз тут спала.
- Я тоже, - я сажусь и убираю волосы с лица. Глянув на часы, вижу, что сейчас только шесть утра. Папа жаворонок еще со времен службы в морской пехоте и считает, что это он еще дал мне поспать.
- Тебе не обязательно было приезжать.
Забрав у него свой кофе, я говорю:
- Мне захотелось. Тебе давно никто так сильно не нравился, как Эллен. Я хочу видеть тебя счастливым.
Папа скептически смотрит на меня.
- Ты терпеть ее не могла.
- Ладно, может, она мне не нравилась, но, может, помимо прочего я хотела увидеться с тобой, бестолочь.
- Я в норме, - ухмыляется он. - А тебе, наверное, просто захотелось сменить обстановку.
Глубоко вдохнув горячий аромат, я чувствую, как он помогает мне проснуться.
- Наверное.
Папа садится на край кровати у моих ног и попивает кофе, уставившись в стену. Я чувствую надвигающийся разговор: сейчас он начнет рассказывать об Эллен или же расспросит о работе и обо мне самой. Мне неспокойно - не уверена, что хочу здесь находиться, но и домой тоже не хочу.
Если честно, именно так я и ощущаю происходящее со мной: мне действительно необходима созданная мной карьера, но хотелось бы, чтобы она была попроще, не такой значительной и более управляемой. Еще я хочу Оливера, но чтобы не настолько сильно нуждаться в нем. Мне необходимо свободно дышать, без ощущения затянутой веревки вокруг грудной клетки. Но в моей жизни сейчас все раскручивается на полную катушку. И больше всего я хочу исправить, что натворила. Хотя это кажется неодолимым.
Папа переводит взгляд на мою раскрытую и наспех собранную сумку в углу.
- Знаешь, мы с тобой говорим, но не разговариваем по-настоящему, - начинает он.
Его голос еле слышен и немного резковат, - так всегда бывает, когда нас захлестывают эмоции. Никто из нас обоих не знает, как начать. Это все равно что в первый раз сажать ребенка на велосипед. Он смотрит на педали и на тебя, не зная толком, что теперь делать.
Мы с папой примерно так же говорим о чувствах.
- Мы общаемся почти каждый день, - напоминаю я ему.
- Я знаю, чем ты занята, но очень мало о том, что у тебя на душе.
Сделав глоток кофе, я испускаю стон.
- Я думала, мы будем обсуждать вас с Эллен.
Он пропускает мой ответ мимо ушей.
- Ты все это время была по уши в работе, - говорит он, повернувшись посмотреть на меня. - Я серьезно. Хочу поговорить с тобой. Ты в раздрае.
Папа в курсе всех моих удачных и не очень решений, знает всю мою жизнь, и поэтому я всегда думала, он знает о моих чувствах - просто потому, что знает меня. Но в целом он прав: это не частая тема для обсуждений. Точнее, исключительно редкая. Мы отпускаем саркастические шуточки, веселим друг друга, но разбираем эмоции. Трудно понять, хорошо это или плохо, но у меня выходит ровно то же самое с Оливером.
- Приходи на кухню, давай позавтракаем. И поговорим.
Я оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, где вчера разбросала свои вещи, прежде чем рухнуть в постель.
- Вообще-то, если у тебя все хорошо, я бы поехала домой. У меня куча работы, - я закрываю глаза и сглатываю подступающую к горлу панику.
- Нет, - отвечает папа, и кажется, я с детства не слышала, чтобы он говорил со мной таким резким тоном. От чего мне тут же требуется глоток свежего воздуха и физическая дистанция.
Поставив кружку на столик, я вылезаю из кровати.
- На кухне, - говорит он. - Через десять минут.
* * *
- Ребенок, ты ужасно выглядишь.
- Ты уже говорил, - я обхожу его, чтобы сварить еще кофе. - Просто очень занята с книгой. Что случилось с Эллен?
Он слегка сутулится, когда отвечает:
- Судя по всему, начала видеться с каким-то парнем с работы.
- Насколько вольно мне трактовать термин "видеться"? - прислонившись спиной в стойке и повернувшись лицом к нему, спрашиваю я.
- Я сказал так из уважения к нежным чувствам моей дочери. А если точнее, то она трахнулась с ним в баре.
Я морщусь.
- Она сама тебе сказала?
Он смеется и растягивает это короткое слово с легкой дрожью в голосе:
- Не-а. Я застукал ее с ним, когда зашел к ней после ее смены. Хотел сделать сюрприз. Он стояла, перегнувшись через барную стойку, с его языком в глотке. И они не выглядели только что познакомившимися.
- Хочешь, я ей врежу?
Снова засмеявшись, он качает головой.
- Я хочу, чтобы ты сделала свою фирменную яичницу и рассказала о чем-нибудь хорошем.
Повернувшись к холодильнику, я достаю картонную упаковку яиц и пачку масла.
- Мне нечего рассказать.
- Нечего? - удивленно посмеивается он. - А как же Оливер?
Я пожимаю плечами, радуясь, что стою к нему спиной, и достаю хлеб.
- У нас примерно то же самое, что и у тебя с Эллен.
- Оливер тебе изменил? - хрипло восклицает он.
- Нет, - тут же отвечаю я, желая его защитить. - Ничего такого, это не… Долго рассказывать.
- На случай если ты не заметила, у меня теперь нет девушки. Так что времени у меня предостаточно, - он наблюдает, как я достаю из пакета два ломтя хлеба и ломаю на мелкие кусочки серединку для Яичной Корзинки - любимого завтрака папы. Когда я ее готовлю, он всегда наблюдает за мной с удивленным выражением на лице, будто это какой-то завораживающий ритуал. Это, конечно, потрясающе, но весь секрет в том, чтобы яйца и хлеб готовить вместе. Иногда я поражаюсь, как он только выживает в одиночку.
- Что произошло? - настойчиво спрашивает он. - Тем вечером вы тут с трудом отходили друг от друга. А сегодня ты приехала одна и спала в своей комнате впервые за долгие годы. Расскажи.
Оставив яйца и хлеб на столе, я достаю сковородку.
- Я не хочу говорить об Оливере, - говорю я, чувствуя, что меня застали врасплох внезапно появившиеся слезы. Понимаю, что папа видит, как я их смахиваю, поэтому бормочу: - Прости, я на взводе. Я испортила все, что только возможно. Фильм, будущую серию книг. Отношения с Оливером. Все.
- Это не похоже на тебя, особенно что касается Оливера.
Я смеюсь и включаю конфорку.
- Не похоже? Вспомни, когда Оливер впервые пришел сюда. Ты смотрел на него как на вымирающий вид.
- Это просто было необычно, - оправдывается он. - Ты еще никогда не приводила домой парня.
- Я паниковала насчет работы и сказала ему, что мне нужно немного пространства, перерыв. Ну а он отправился ужинать с кем-то еще, - потирая глаза, говорю я. - Он злится, и думаю, поэтому-то и пошел, - я кладу кусочек масла на сковородку и наблюдаю, как он тает. - Я сожалею о том, что сделала, но теперь не знаю, как это исправить.
- Но ты ведь буквально… - он делает паузу и качает головой. - Честно говоря, я из-за этого больше расстроен, нежели из-за произошедшего с Эллен.
Ко мне приходит облегчение. Где-то в глубине моего сознания запечатлелся образ папы в тот момент, когда его оставила мама, и я боялась, что он снова станет таким, если Эллен уйдет. Слава богу, что он уже другой.
- Так, давай с самого начала, - говорит он. - Что у тебя с работой?
- Я пропустила срок сдачи книги. Не говоря уже о трех интервью, что я проспала.
Папины брови, кажется, взлетели к потолку.
- В жизни не запарывала дедлайны, но я настолько отвлеклась, что запоздала со сдачей книги, будучи не в состоянии сосредоточиться… - я обжариваю на сливочном масле кусочки хлеба, переворачивая, чтобы они схватились со всех сторон.
- Но - ты только не расстраивайся, - предостерегающе поднимает руки папа, - потому что я просто пытаюсь понять - какое это имеет отношение к Оливеру?
Из-за дискомфорта, что я обсуждаю это с отцом, в животе все сжимается, но у меня уже нет сил сопротивляться.
- В последнее время, сев за работу, я ловлю себя на том, что кручу в голове, что он сказал или сделал. И настолько забылась, что решила, будто у меня есть еще неделя, чтобы закончить "Майского Жука".
- Но ты все же успела ведь, нет?
- Я задержала книгу на три недели. Думаю, я свалила вину на произошедшее с Оливером, вместо… даже не знаю…
Папа ждет несколько секунд, что закончу, а потом мягко продолжает:
- Вместо того чтобы признать, что ты была совершенно и оправданно потрясенной? - в этом ключе причина моего безумия не такая уж и не понятная. - Лола, детка, твоя жизнь перевернулась с ног на голову еще до отношений с Оливером.
Я разбиваю в сковородку два яйца, убавляя огонь, чтобы они не пережарились. Он так легко меня понимает, - от этого снова на глазах наворачиваются слезы.
- Я знаю.
- За последние несколько месяцев ты провела в самолетах больше часов, чем мой сосед-пилот.
- Знаю.
- Ты помнишь, когда впервые начала рисовать? - спрашивает он.
Немного подумав и вытерев слезы, я отвечаю:
- Нет.
- Потому что тебе кажется, что так было всегда. Поначалу были просто каракули на каждом листке бумаги и выигранные конкурсы раскрасок в супермаркетах. Но после ухода мамы все изменилось. Вместо того чтобы развлекаться рисованием, оно стало твоим единственным занятием. Каким-то наваждением. Меня часто мучала бессонница, и, проходя мимо твоей комнаты посреди ночи, я заставал тебя сидящей, сгорбившись, за столом и рисующей. Это было твоим способом спрятаться от невзгод. В те времена я не всегда был приятным в общении, и ты отображала на бумаге все свои мысли и чувства.
Я молча жду, когда он продолжит, наблюдая, как готовятся яйца. Желтки поблескивают канареечно-желтым, а кусочки хлеба схватываются белками. Я практически вижу поднимающийся жар от сковороды, он деформирует воздух над ней.
- Тебе необходим Рэйзор. Необходим твой мир, где ты все контролируешь, где невозможно сказать лишнего или что-то испортить, потому что все там создано тобой. Герои там говорят то, что не можешь сказать ты. И им не важно, сделаешь ли ты что-то не так. Рэйзор от тебя не уйдет. Он твоя семья, - папа делает паузу и потом продолжает: - Уверен, это пугает: хотеть кого-то так же сильно, как ты - Оливера.
Я смотрю на него ничего не выражающим взглядом.
- Пап.
Он возвращает мне такой же взгляд, но его чуть мягче и более понимающий. Мудрый.