Оливер никогда меня не осуждает, не высмеивает, не давит. Он не бывает против моего молчаливого настроения, когда все, что я хочу делать, - это склониться над листом бумаги и рисовать. Он не возражает, когда я, фанатея от чего-то, болтаю об этом целый час. Оливер ненавязчиво честен, когда я рассказываю ему о новых сюжетных линиях. Он часто включает для меня странную музыку и заставляет сидеть и слушать, потому что даже если мне не нравится, он хочет дать мне понять, почему ему - да. Он может говорить о чем угодно, начиная от "Вероники Марс" и "Гена 13" и заканчивая NPR и ремонтом автомобилей. Или же он может просто молчать, что я тоже люблю. Он отличный слушатель, он забавный, добрый. Целиком принадлежит себе, и его природная уверенность в себе - лишь часть того, что делает его совершенно неотразимым. А тот факт, что он высокий, великолепный, с самой потрясающей улыбкой на свете, - практически контрольный в голову.
Спустя два месяца после нашего брака и аннулирования я привела его познакомиться со своим папой Грегом. Тем вечером, после куриного барбекю и чипсов с сальсой - и пока я на заднем дворе пыталась масляными красками запечатлеть закат - Оливеру поведали о моей жизни.
Когда мне было двенадцать, папа вернулся домой из своей третьей поездки в Афганистан. Он был в совершеннейшем раздрае: прошел путь от талантливого медбрата к отправленному с честью в отставку ветерану, страдающему бессонницей и прячущему на кухне оксикотин. Не вытерпев и месяца, мама ушла посреди ночи, даже не попрощавшись. Ни с кем из нас.
Сначала я пыталась собрать папу по кускам, потом он меня, и так прошло несколько лет, прежде чем мы поняли, что каждый должен сам нести свою ношу. Некоторое время все было плохо, но потом стало улучшаться, и сейчас мои отношения с отцом - это самое светлое, что у меня есть. Я рассказываю ему обо всех своих мыслях, не зависимо от того, насколько они незначительные. Благодаря этому я могу держаться молодцом. Я бы предпочла больше никогда не видеть солнце, нежели его.
Я никогда не догадывалась, что именно рассказал Оливеру папа, но после того вечера вместо расспросов Оливер просто сложил все услышанное в воображаемый ящичек Лолы и оставил там. Иногда в разговорах всплывали мелкие детали - те, что до сих пор знали только Миа и Харлоу - которые давали понять, что он знал куда больше, нежели я ему говорила.
Когда все это случилось в моей жизни, рядом были Миа и Харлоу, ведь мне никогда бы не справиться в одиночку. Но если и существовал кто-то, про кого я хотела, чтобы он знал меня лучше всех, - это Оливер.
Месяц назад после нескольких бутылок пива я наконец спросила его:
- Как много тебе папа рассказал обо мне?
Он замер, держа бутылку у губ, после чего медленно поставил ее обратно.
- Он рассказал мне свою версию. От твоего детства до взрослых лет.
- Хотел бы ты услышать мою?
Повернувшись ко мне, Оливер кивнул:
- Конечно, хочу. Когда-нибудь. Когда угодно и все, что захочешь рассказать.
Тем вечером я чуть было его не поцеловала, чуть было не осмелела. Потому что когда я ответила, что хочу услышать и о нем, он выглядел настолько благодарным, настолько полным тем, что на моем лице называлось бы любовью. И тогда в первый и единственный раз я подумала, а что если он так же сильно увлечен мной, как и я - им? Но мне пришлось разрушить момент, опустив взгляд на стол.
Когда я снова посмотрела на него, у него на лице красовался фирменный покер-фейс, и он сменил тему разговора.
Я вспоминаю сейчас обо всем этом, наблюдая, как он спит. При этом желая, чтобы проснулся, и можно будет смолоть кофе. Но мой телефон делает это вместо меня, горланя на столе на максимальной громкости рингтоном Бенни.
- Алло? - я отвечаю так быстро, как только могу, едва не уронив телефон.
От звука Оливер резко садится, ошалело озираясь вокруг. Я машу ему рукой из кухни, и он, увидев меня, расслабляется. Потирает лицо и смотрит на меня с неприкрытой нежностью.
Он так же смотрел на меня тем вечером в баре месяц назад. Слегка приоткрыв рот и прищурившись без очков. Его улыбка - как появившееся из-за облаков солнце.
- Привет, - хриплым ото сна голосом говорит он.
- Лола, это Бенни, - раздается в трубке голос Бенни. - У меня тут Анджела на второй линии.
- Да? - бормочу я, не отводя взгляда от лица Оливера. Я вижу, как на нем облегчение и счастье сменяется легким смущением, когда он огладывает комнату.
Он садится, опираясь локтями на бедра и опустив голову на руки:
- Ох блядь. Моя голова.
Харлоу однажды сказала, что по тому, как на тебя смотрит человек, если видит тебя сразу же, проснувшись с утра, можно понять, какие чувства он к тебе питает. Опустив глаза, я провожу ногтем по столу, стараясь никак не интерпретировать утренний взгляд Оливера.
- Сейчас рано, и я прощу прощения, - говорит Анджела. - Ты как?
- В докофейном настроении, - отвечаю я. - И не на многое гожусь.
Оливер хохочет надо мной, сидя на диване, а Анджела в трубке смеется чуть менее искренне. Я включаю громкую связь, чтобы ему было слышно.
- Что ж, - продолжает Анджела, - вчера был большой день, а сегодня выходит пресс-релиз.
- От меня что-нибудь требуется? - спрашиваю я.
- Ничего, кроме того, чтобы ты была готова, - говорит она. - Я не хочу, чтобы ты сегодня отвечала на какие-либо вопросы. Это - наша работа. Позже мы пришлем тебе текст для соцсетей. Еще мы организовали несколько интервью. И все, что мне сейчас нужно, - чтобы ты была в курсе: что это означает.
Оливер наблюдает за мной из гостиной, нарочито выпучив глаза.
- Хорошо… - говорю я, улыбаясь и благодарная уже тому, что он здесь и слышит это из первых уст вместе со мной.
Анджела сейчас говорит чертовски серьезно. И я чувствую, что мне нужен очевидец.
- Это означает, что тебя начнут узнавать.
Оливер выглядит преувеличенно шокированным, и я подавляю смешок. В последние десять недель книга находилась в тройке лучших графических романов в списке "Нью-Йорк Таймс", но пока моя жизнь не сильно изменилась, если не считать появившихся поездок на автограф-сессии и нескольких мероприятий. Очевидно, мы оба серьезно сомневались, что наш район станет объектом паломничества для папарацци.
- Возможно, будут фотографировать и ходить по пятам, - продолжает Анджела. - Будут задавать по сотне раз одни и те же вопросы, и нужно делать вид, словно ты слышишь их впервые, и на каждый придется отвечать. Еще это означает, что ты не сможешь контролировать, что о тебе пишут. Это понятно?
Я киваю, по-прежнему не отводя глаз от смешливого взгляда Оливера, но, вспомнив, что они меня не видят, отвечаю:
- Да.
- Ты будешь великолепна, - обнадеживает Бенни. - Это фантастика, Лола.
- Так и есть, - с писком выдаю я. Знаю, Харлоу никогда не понять это мое настроение, но мне действительно хочется спрятаться и переждать в своей писательской пещерке, пока все не закончится, чтобы потом в парике и солнечных очках пойти на премьеру.
Все нормально. Я в порядке.
- Хорошо, - говорит Анджела. - В течение часа это появится на Variety. Наслаждайся моментом, Лола. Он твой.
Похоже, что разговор подошел к концу, но на заднем плане я слышу уже знакомый грохот стеклянной двери и приглушенный мужской голос, рычащий: "Ну что за хуйня".
Анджела прокашливается.
- А, это Остин, он хотел сказать пару слов.
- Ладно, - отвечаю я. Встав с дивана, Оливер идет на кухню.
- Лола! - кричит Остин, и я радуюсь, что у меня включена громкая связь, иначе бы оглохла.
- Доброе утро, - говорю я и слегка шлепаю Оливеру по носу, чтобы отвлечь его внимание от телефона, на который он сурово уставился.
- Слушай-ка, у меня в пять встреча, - говорит Остин, - и я просто хотел поздороваться, но вот о чем подумал вчера вечером: что, если Рэйзор будет не из параллельного мира, а вообще с другой планеты?
Я часто моргаю, а мои мысли останавливаются на полном ходу.
Глаза Оливера округляются, и он беззвучно произносит: "Какого хрена?"
- Прости, - говорю я и мотаю головой, чтобы прийти в себя. - Пришелец? С Марса, что ли?
- Ну, детали можно продумать по ходу, - как ни в чем не бывало заявляет Остин. - Просто думаю, американцам легче понять инопланетянина, нежели обитателя параллельного мира.
- Но "Доктор Кто" - крутой, - это все, что я могу возразить.
- Его делали BBC.
- То есть британцы умнее?
Он смеется, полагая, что мой вопрос риторический.
- М-да? Ну просто подумай об этом. Полагаю, мы запросто все можем поменять, и это не будет сильно влиять на сюжет - просто сделает его более доступным.
Кивнув, я снова соображаю, что он меня не видит.
- Ладно, я подумаю над этим.
- Превосходно! - горланит он. - Поболтаем позже, Лолс!
Трижды гуднув, мой телефон дает понять, что разговор окончен, и я осторожно откладываю его в сторону.
Скрестив руки на груди, Оливер опирается на раковину.
- "Лолс"?
Мои брови вздымаются практически до самого потолка.
- Мы что, начнем с этого?
Он смеется и медленно качает головой.
- Не уверен, что кто-то из нас жаждет начать с марсиан.
Подойдя к холодильнику, я достаю пачку кофе в зернах.
- Я… - я поворачиваюсь, высыпаю зерна в кофемолку и беспомощно слежу, как та с грохотом их перемалывает.
Мой мозг как каша, сердце ухнуло вниз, а легкие, кажется, просто сдались и сдулись.
Выключив кофемолку, я говорю:
- Не знаю, что и сказать. Марсианин. Натуральный марсианин. Это ведь не серьезное предложение, а? Ну то есть Рэйзор и другие из многопёровых появились в четвертом измерении, но они такие же земляне, как и мы, просто… иные. В альтернативном времени в альтернативных обстоятельствах, - схватившись за голову, я стараюсь не запаниковать. - Весь смысл того, кто он такой, - что он представитель параллельной эволюционной ветви, - я смотрю в его ярко-голубые глаза. - Но - здесь. На Земле. Единственная причина, почему ему есть дело до Куинн и ее проблем, потому что Земля - и его планета тоже. Просто немного иная ее версия.
Я знаю, что для Оливера это не новость, но еще раз проговорить это - такое облегчение. Иначе я слечу с катушек.
- Ты можешь не согласиться, Лола, - говорит он. - Хочу сказать на всякий случай, что не согласен с Остином. Сюжетная линия становится слишком навороченной.
- Я думала, мы будем обсуждать более мелкие детали, - замечаю я. - Например, навыки боя Куинн один-на-один и ее первая схватка, или как Рэйзор с отрядом Шиншилловых пришел ей на помощь.
Оливер пожимает плечами и крутит ложку по поверхности стола.
- Ну да, я тоже.
- Еще этот пресс-релиз, - я качаю головой и высыпаю молотый кофе в кофеварку. - Если ты не против, я спрячусь сегодня в магазине.
- Думаю, магазин не самое удачное место, чтобы спрятаться, Сладкая Лола.
Я киваю, обожая, как он так меня называет. Его "о" всегда получается таким волнующим, и ничто так не поднимает мое настроение, как звук его голоса.
- Есть хочешь?
Нырнув рукой под футболку, он почесывает живот, и мое сердце бомбой падает к ногам.
- Умираю от голода, - пожав плечами, отвечает он.
Махнув рукой в сторону тарелки с фруктами на столе, я достаю из шкафа над холодильником Rice Krispies, потому что знаю, он их любит. Он уже рядом со мной и достает из холодильника молоко.
- Я живу в мирке, где мне присылают копии релизов для соцсетей, - говорю я. - Наверное, пора уже завести, а?
Он смеется, очищая банан.
- Пусть Джо ведет твой твиттер. У него неплохо получится.
Я изумленно таращусь на него.
- Он будет постить члено-фотки.
Оливер пожимает плечами, будто говоря "Так и есть", после чего делает паузу, уставившись на меня.
- Что? - интересуюсь я.
- Да ничего, - он кивком показывает на фрукт в своей руке. - Просто я теперь не знаю, куда смотреть, когда ем банан. Знаешь, зрительный контакт и все такое. Не хочу наводить на мысли.
- Да уж, особенное после обсуждения члено-фоток НеДжо.
Он морщится, кладет банан в сторону и насыпает в миску хлопья.
- Передай мне нож.
Хихикая, я хватаю один, и он закатывает глаза. Каждый раз, когда он произносит "нож", я ничего не могу с собой поделать. Это один из тех немногих случаев, когда он говорит, прямо как Пол Хоган .
- Ты на самом деле думаешь, люди будут меня узнавать? - покусывая ноготь на большом пальце, спрашиваю я.
Я сейчас ни капли не готова столкнуться лицом к лицу с идеей, что Рэйзор марсианин, поэтому, как ни странно, проще сосредоточиться на публичной стороне происходящего.
Оливер смотрит на меня, изучая мое лицо. Знаю, о чем он думает, когда его глаза опускаются на мой пирсинг в губе: я не сильно скрываюсь от людей.
- Разве они уже иногда не узнают?
- Только фанаты, и только дважды.
- Ну теперь их явно будет больше, - с невозмутимым спокойствием говорит он. Порой мне хочется поместить его в клетку со львом и измерить кровяное давление.
- Меня от этого мутит, Оливер. Будто мне теперь нужно надевать на голову пакет.
Он смеется и качает головой.
- Да ладно тебе, Лола. Давай не драматизируй. Ты всегда так грациозна и вежлива, почему ты думаешь, что тебе будет трудно?
- Это не так, - шепчу я.
Продолжая смотреть на меня, он самую малость качнул головой.
- Иногда мне хочется заново с тобой познакомиться, - нарезая банан поверх хлопьев, говорит он. - И уделить больше внимания.
Мое сердце катапультой отправляется в горло.
- И что это значит?
- Это значит именно то, что я сказал, - он перемешивает смесь в тарелке. - Ты чертовски потрясающая. Я хочу встретиться с тобой в первый раз снова. И хочу, что он был другим: только мы с тобой, вот как сейчас.
- С хлопьями и кофе вместо Стрипа в Вегасе?
Оливер встречается со мной глазами, и я знаю - просто знаю, и все- что он вспомнил мое неуклюжее предложение. Я наблюдаю, как он ищет нужные слова.
- Я просто говорю о ситуации, где никто не чувствует себя под давлением…
- Я не виню тебя за ту ночь, - перебиваю я. Мне нужно отделить сам момент от неприятного чувства. - Это было верное решение.
Он удерживает мой взгляд чуть дольше, после чего, слегка улыбнувшись, приступает к еде.
Я опираюсь на стойку, попивая свой долгожданный нектар богов, и наблюдаю, как Оливер ест. Можно сказать, что он худощавый: длинные линии, стройный, размахивает руками при ходьбе, весь состоит из острых углов. Но кроме того, он сильный. Прекрасно вылепленные мышцы бицепсов и плеч. Широкая грудь, переходящая в узкую талию. Я могла бы нарисовать его, думаю я. Я могла бы нарисовать его и даже сама удивляюсь тому, что вижу.
- О чем задумалась? - с полным ртом хлопьев спрашивает он. - Ты так уставилась на меня, будто удивлена, что у меня есть руки.
- Я подумала, а что, если я тебя нарисую.
Чувствую, как мои глаза округляются. Я совершенно не собиралась говорить это вслух, и мы оба это знаем. Оливер застыл так же, как и кровь в моих венах. Он смотрит на меня, словно ждет моих объяснений, но я не в состоянии вымолвить ни слова. Когда я нервничаю, в моем мозгу что-то отключается, словно захлопывается дверь.
Идут минуты, и все, что я слышу, - это собственный пульс и звуки ложки и тарелки Оливера. Нам не в новинку быть в тишине, но сейчас это слишком тяжело.
- Так значит, хочешь?
Я поднимаю взгляд на его лицо.
- Чего хочу?
Он берет ложку рисовых хлопьев, жует и глотает.
- Нарисовать меня.
Мое сердце расширяется
расширяется
расширяется
и взрывается.
- В этом нет ничего такого, Лола. Ты художник. А я осознаю, что я немного полубог, - он подмигивает и наклоняется, чтобы зачерпнуть еще ложку хлопьев с молоком.
Хочу ли я нарисовать его? Черт, да, и давайте уж начистоту: я делаю это постоянно. Но обычно по памяти, и, по крайней мере, он не в курсе, что я его рисую. А идея беспрепятственного визуального доступа к этому лицу, к этим рукам, жилистым предплечьям и широким плечам…
- Хорошо, - почти пищу я.
Он смотрит на меня, немного приподняв брови, как бы спрашивая: "Ну и?" И прежде чем успеваю это обдумать, я выхожу и несусь в свою спальню, копаюсь на столе и нахожу большой блокнот и угольные карандаши. Я слышу, как он поставил тарелку в раковину и включил воду, чтобы вымыть ее.
В моей голове каша, связные мысли исчезли напрочь. Я понятия не имею, что сейчас делаю, но если Оливер хочет, чтобы я его нарисовала… блин, да. Я заполню эскизами весь этот чертов блокнот.
Бегу назад в гостиную и чуть не падаю, поскользнувшись на деревянном полу в своих носках и успев схватиться за стену как раз в тот момент, когда Оливер, стоя ко мне спиной, смотрит в огромные мансардные окна. Он тянется рукой за спину и снимает футболку через голову.
О.
О-о-о.
- Ох, - тяжело вздыхаю я.
Он резко разворачивается и смотрит на меня, выражение его лица становится подавленным.
- Мы так не будем? О боже, мы же не будем так. Только лицо и все такое, - держа футболку у тела, он добавляет: - Твою мать.
- Все в порядке, - наконец выдаю я, уставившись на карандаш в своей руке, будто проверяя, хорошо ли тот заточен. Я смотрю на него так пристально, что уже могла бы поломать его силой взгляда. Оливер. Без футболки. У меня в гостиной. - Это совершенно нормально, я имею в виду, это очень даже хорошо - нарисовать тебя без футболки, потому что так я смогу больше сосредоточиться на деталях мышц, волос и… - я прокашливаюсь, - прочем.
Он отбрасывает футболку и смотрит на меня, словно хочет убедиться, что я уверена.
- Ладно.