- Но может статься, мое дело займет не более двух часов, - добавила она и подошла к Хавьеру, который уже стоял перед входной дверью.
- Так это здесь? - спросила она, глядя ему в лицо.
- Он ждет вас здесь, - сказал Хавьер и открыл дверь, пропуская ее вперед.
Шагая через небольшой подъезд вслед за Хавьером к лифтам, Ники собиралась с духом. Она не знала, что ее ждет, и во рту пересохло.
30
Хавьер открыл дверь квартиры своим ключом и провел ее внутрь.
Ники оказалась в маленькой темной прихожей, которую затруднилась бы описать. На полу лежал восточный коврик, на пристенном столике стояла ваза с грязноватыми искусственными цветами, а по стенам были развешаны плакаты тореадоров в рамках. С любопытством оглядевшись, Ники увидела несколько закрытых дверей, длинный коридор и прямо перед собой гостиную за сводчатой аркой.
В квартире было тихо. Никаких признаков жизни, и Ники невольно подумала, где же Чарльз. Она снова огляделась и, услышав легкий шорох, вся напряглась.
- Пожалуйста, проходите, - сказал Хавьер, показывая на гостиную, и заторопился вперед по коридору. Ники двинулась за ним.
Войдя, она быстро огляделась. Комната была самой обычной, ничем не примечательной, подобно прихожей: те же восточные коврики на полу, те же плакаты на стенах, изображающие бой быков, и кое-какая мебель темного дерева. Софа и два кресла, застланные грязно-зеленым бархатом, расположились вокруг дешевенького металлического кофейного столика, поверхность которого была покрыта декоративной плиткой.
Будучи уверена, что Чарльз уже ждет ее, Ники испытала разочарование. Подойдя к окну и выглянув на улицу, она увидела, что до арены Кольца рукой подать. Обитатель этого жилища, явно не Чарльз, был, несомненно, страстным болельщиком. "Чарльз, наверное, снял эту квартиру специально для их встречи, - подумала Ники, - сам он не стал бы жить в такой дыре, оскорбительной для его тонкой художественной натуры".
- Здравствуй, Ники.
Она повернулась, как ужаленная, и увидела Чарльза, вошедшего через дверь в дальнем конце комнаты. Это и в самом деле был Чарльз Деверо, которого она знала раньше, только выглядел он по-другому. Он отпустил длинные волосы и усы и выкрасил их в черный цвет, а темный загар делал его внешность чересчур мрачной, непривычной. Чужой даже. От природы он был светлокож и светловолос, как и его мать, истинный англосакс. На Чарльзе были темно-синие хлопчатобумажные брюки и белая рубашка с открытым воротом - никогда прежде он не одевался так небрежно.
Ники утратила дар речи. Она думать не думала, что испытает такое потрясение, оказавшись с ним лицом к лицу. Видеть его живым и здоровым после того, как она столько лет считала его мертвым, было почти невыносимо. Она вся дрожала, сердце колотилось с пугающей частотой.
- Ты хорошо выглядишь, Ники, - сказал Чарльз, нарушив наконец молчание и подходя к ней. - Спасибо, что пришла. - Он остановился в полушаге от нее и слегка улыбнулся.
Она не ответила. Ее лицо было холодно, глаза превратились в крохотные голубые льдинки. Помолчав, она отчеканила:
- Не трать время на пустяки, хорошо? Я сюда не за этим приехала.
- Я просто пытался немного расшевелить тебя, дорогая, - ответил он, снова сверкнув улыбкой.
При этих словах в сопровождении улыбки, светящейся превосходством, в Ники словно что-то оборвалось. Горе, мука и боль, давно слившиеся воедино, образовали гремучую смесь. И теперь гнев переплавился в неудержимую ярость и вырвался наружу.
- Подонок! Сукин сын! Как ты мог? Почему, ну почему ты так поступил с нами? Как ты мог так жестоко, так чудовищно жестоко поступить со мной и собственной матерью? Ты заставил нас страдать! Мы оплакивали тебя, ублюдок. Как я могла любить тебя?! Сейчас я тебя ненавижу!
Чарльз явно стушевался перед потоком брани и язвительным тоном, на скулах у него заходили желваки. Но он ничего не сказал в свою защиту, лишь стоял и смотрел на нее, не отводя взгляда.
Слезы ярости бежали у Ники по лицу. Неожиданно, движимая гневом, она ринулась вперед и стала лупить Чарльза кулаками по груди и по лицу, выказав при этом немалую силу.
Ее неожиданное и яростное наступление застало Чарльза врасплох, он даже пошатнулся под таким натиском, но тут же обрел равновесие. Защищаясь, он сумел схватить ее за запястья.
- Прекрати, Ники! Слышишь, прекрати сейчас же! Скандал нас ни к чему хорошему не приведет. Я устроил так, чтобы тебя препроводили сюда: хочу кое-что сказать тебе, объяснить…
- Ты за мной шпионил! - закричала Ники.
- Вовсе нет!
- Ты послал своих подручных обыскать мой номер, гадина!
После некоторого колебания Чарльз признался:
- Да, это правда, каюсь. Но шпионить за тобой? - Он покачал головой. - Нет, я за тобой не следил. Определенно нет. И не посылал никого следить.
Ники пропустила эти слова мимо ушей.
- Ты изобразил свою смерть и сбежал, чтобы начать новую жизнь, - кричала она. - Ты бежал подло и трусливо. Бессовестно бежал. Я не знаю, почему ты так поступил, но что бы ты теперь ни говорил, ты не сможешь оправдаться передо мной.
- У меня не было выбора, - перебил он ее тоном, не терпящим возражений, спокойным и уверенным. - Я сделал то, что сделал, потому что у меня не было другого выхода.
- У каждого всегда есть выбор.
- У меня его не было. Долг есть долг.
- Долг?! - голос ее сорвался. - Скажи на милость! Долг! Кому и что ты был должен?
- Я хочу объяснить тебе, почему я поступил так, и, может быть, ты все поймешь и оставишь меня в покое.
Она не ответила и Чарльз добавил:
- Ты подвергаешь меня опасности, Ники.
- Подвергаю тебя опасности? Что это значит?
- Ты носишься по всему свету, расспрашиваешь обо мне, показываешь мои фотографии разным людям и тем самым ставишь мою жизнь под угрозу, - произнес он, вдруг заговорщицки понизив голос и пригвоздив ее к месту взглядом. - Никто не должен знать, что я жив. Даже моя мать.
Хотя это заявление и ошарашило Ники, она промолчала и только удивленно смотрела на него. Она думала над тем, что он ей сказал, и в ее взгляде сквозило недоверие.
- Сядь и постарайся не сердиться.
- Это будет нелегко.
- Именно, - пробормотал Чарльз, кивая. - Но все же попытайся хоть немного успокоиться и выслушать меня молча. Злость тебе только помешает.
- Боже правый, Чарльз, ты требуешь слишком многого.
Неожиданно он отпустил ее руки, и они безжизненно повисли.
Тут же подняв их, Ники стала осматривать запястья и потирать сначала одно, потом другое. Они покраснели и уже побаливали.
- Посмотри, что ты наделал.
- Прости меня, - извиняющимся тоном сказал Чарльз. - Я никогда не соразмерял силы, не так ли? Извини, я оставлю тебя на минуту. Сейчас я вернусь, - сказал он и вышел через боковую дверь.
Ники прислонилась к стене, она дрожала, ноги ее подкашивались. Гнев все еще бурлил в ней. Гнев был единственным чувством, которое она испытывала, в ней не осталось ничего, кроме гнева. А еще ненависть - к Чарльзу Деверо В остальном же она испытывала к нему совершеннейшее равнодушие. Совершеннейшее.
Некоторое время спустя Чарльз вернулся с молодым человеком, но не Хавьером. Он нес поднос с бутылкой воды и двумя стаканами. Когда он проходил мимо Ники и ставил поднос на кофейный столик, на нее пахнуло резким запахом одеколона. Она сразу узнала этот запах.
Чарльз заметил это, и, когда они остались одни, спросил:
- Почему ты так насторожилась, когда вошел Пьер?
- Потому что именно он рылся в моем номере, - ответила она с вызовом.
- А откуда ты узнала? Ты что, видела, как он уходил?
- Нет, я узнала его по запаху.
Чарльз нахмурился.
- Что ты имеешь в виду?
- Его одеколон. У меня в номере пахло его одеколоном.
Чарльз снова нахмурился.
- Молод еще. И неопытен, - пробормотал он себе под нос. - Слишком неопытен. Как это было неосмотрительно с его стороны. - Чарльз помолчал секунду, не выходя из задумчивости, а затем тихо добавил: - Пьер ничего не нашел.
- Не нашел, потому что нечего было находить, - ответила Ники. - За исключением фотографий, которые я ношу с собой.
Чарльз не стал развивать эту тему.
- А теперь, садись, Ники, - сказал он. - От твоего пыла проку мало, как видишь. Прошу тебя, будь благоразумной, чтобы мы могли поговорить спокойно, как воспитанные люди.
Ники осталась стоять, не спуская глаз с Чарльза. Она знала, что гнев ее, бурлящий в душе вот уже три года, - праведный. Она ничуть не сожалела о том, что сорвалась и наговорила много лишнего. Но Чарльз все-таки прав. Она ничего не узнает, если не сможет взять себя в руки и не выслушает его.
- Сядь, Ники, - снова сказал Чарльз, показывая рукой на ближайшее к ней кресло. - Сядь же, ну пожалуйста. - Он сел в другое кресло, потянулся за бутылкой и налил себе воды. Взглянув на нее снизу вверх, он спросил:
- Тебе налить?
Она кивнула.
- Да, спасибо. Здесь очень жарко.
Он тут же вскочил, включил вентилятор на столе и вернулся на место. Наполнив ее стакан, он взял свой и отпил. Ники продолжала наблюдать за ним. Этого человека она любила без памяти, собиралась за него замуж, была ему всецело предана. Она делила с ним ложе, была близка с ним во всех смыслах, у них было так много общего, но теперь он казался совершенно чужим.
Она села, отпила воды и сказала:
- Теперь я немного успокоилась, Чарльз. Рассказывай.
- То, что я скажу тебе, в высшей степени секретно. Ты никогда не сможешь даже намекнуть об этом. Никому. Даже моей матери.
Ники молчала.
- Обещай никому не открывать, что я жив, и не повторять то, что я собираюсь тебе сказать, ни одной живой душе, и моей матери в особенности.
- Не знаю, смогу ли я.
- Тогда, боюсь, я ничего тебе не скажу.
- Почему Анна не должна ничего знать?
- Узнай она, что я жив, она захочет увидеться со мной, а это невозможно. Это может быть опасно - для нее.
- Почему?
Чарльз не ответил. Вместо этого он сказал:
- Если ты обещаешь мне, поклянешься честью, что будешь молчать, я расскажу тебе все. По крайней мере, расскажу, почему я инсценировал свою смерть и исчез.
- Хорошо, обещаю. Я не проболтаюсь Анне или кому бы то ни было, что ты жив. И вообще буду молчать о том, что ты мне сейчас расскажешь.
- Ни одной живой душе, Ники. Повтори.
- Ни одной живой душе. Обещаю.
- Искренне надеюсь, что это так. Не в твоих правилах нарушать данное слово. Хочу только добавить, что то, чем я занимаюсь, сопряжено с интересами национальной безопасности. Национальной безопасности Великобритании.
Ники наклонилась вперед, сузив глаза.
- Я же пообещала - никому ни слова.
- Хорошо. - Чарльз откинулся на спинку кресла и, немного помедлив, тихо произнес: - Я британский агент.
Уж этого-то Ники никак не ожидала услышать. Но, как ни была она поражена, виду не подала. "Ну почему я не вспомнила о разведке", - удивилась она про себя и произнесла холодным, твердым голосом:
- Так, значит, ты служишь в разведке?
- Точнее, в специальном отделе СРС.
- Что такое СРС?
- Секретная разведывательная служба. Я инсценировал смерть и исчезновение, потому что мне потребовалось стать другим человеком.
- Зачем? - спросила Ники, вновь подаваясь вперед.
- Чтобы проникнуть в иностранную разведку.
- Ты хочешь сказать, что ты двойной агент?
- Именно так, он самый.
- И в чью же разведку ты проник?
- Ты же прекрасно знаешь, Ники, что этого я не могу тебе сказать. Подумай своей умненькой головушкой, - сказал Чарльз прежним вкрадчивым голосом.
Ники кивнула.
- Понимаю. И давно ты стал агентом?
- Много лет назад. Пятнадцать, если точно. Мне было тогда двадцать пять.
- Значит, когда ты встретил меня, ты уже работал на британскую разведку, - сказала Ники, сплетя пальцы. Она поняла, что о существовании другого Чарльза никогда не подозревала.
- Да.
- Но мы собирались пожениться. Как же ты надеялся держать это в тайне от меня?
- Легче легкого. Во-первых, ты была поглощена своей карьерой до самозабвения, до отречения от всего остального, исключая наши отношения, конечно. Будучи военным корреспондентом, ты много путешествовала. Честно говоря, я думал, что ты не окажешься слишком любопытной и не станешь вникать в то, чем я занимаюсь. Это не в твоих привычках. Кроме того, у меня было отличное прикрытие, моя виноторговая компания.
- Но она процветала, - воскликнула Ники удивленно. - Разве большинство крыш не создаются лишь для прикрытия? Зачем им еще приносить доход?
Чарльз улыбнулся.
- В этом моя особенность, Ники. Каким бы делом я ни занимался, мне сопутствовал успех Мой непосредственный руководитель в разведке сказал как-то, что я превращаю в золото все к чему прикасаюсь. Потому-то я и оставил все свои другие начинания еще в молодые годы, сосредоточившись на виноторговой компании, которая хоть и чересчур преуспевала, но по крайней мере служила отличной ширмой.
- Теперь мне ясно, какую она сослужила тебе хорошую службу.
- Она и в самом деле оказалась идеальной. Я мог ездить куда угодно и когда угодно, - сказал Чарльз. - Впрочем, тебе это известно. Приобретя партнера в лице Криса Нилда, я больше не был привязан к письменному столу. Крис управлял компанией, а я разъезжал по миру, занимаясь тем, что от меня требовалось по службе, и попутно закупая вина для компании.
- Мне это всегда казалось естественным, - пробормотала Ники, нахмурившись.
- Оно и в самом деле было так. В конце концов, это была компания Криса, так как он выполнял большую часть работы. Меня это вполне устраивало. Я получал все больше свободы.
- Крис знал, что ты агент?
- Упаси Бог, нет!
- Но у тебя ведь был сообщник, разве не так? Я хочу сказать, ведь кто-то должен был помочь тебе изобразить самоубийство и выбраться из Англии?
- Такой человек был.
- Кто он?
- Ты прекрасно знаешь, что этого я тебе сказать не могу.
- Другой агент?
Чарльз кивнул.
- Но зачем тебе понадобилось бесследно исчезнуть? Ты же сказал, что у тебя было отличное прикрытие в виде собственного дела и что я была не слишком любопытна. Почему ты не мог жениться на мне, Чарльз, и продолжать все в том же духе?
- Именно это я и собирался сделать. Но за несколько месяцев до нашей свадьбы мне понадобилось надолго уехать. Видишь ли, возникла необходимость кому-то из агентов СРС проникнуть в некую разведслужбу, предварительно обеспечив себе серьезное прикрытие, - объяснил он. - Все мы понимали, что на разработку легенды могут потребоваться годы, возможно, многие годы - только тогда она будет надежной. Так что мне показалось, что порядочней будет исчезнуть до свадьбы, чем после.
- Понятно. Но почему именно ты, Чарльз? Почему не какой-нибудь другой агент?
- Причина кроется в моих способностях и моих познаниях в определенных областях, включая иностранные языки, которыми я владею в совершенстве. Я был лучший кандидат на эту работу. А интересы британской национальной безопасности требовали, чтобы я осуществил задуманное как можно раньше. Такие дела на скорую руку не делаются. Требуется время, чтобы войти в доверие, стать своим. - Чарльз сделал глоток из стакана и продолжил: - Как я уже сказал, все мы знали, что я буду работать и жить по легенде многие, многие годы. Вот, собственно, и все.
- И ты пожертвовал ради этого нашей совместной жизнью, - мягко проговорила Ники, глядя на него в упор.
- Пришлось пожертвовать - ради своей страны, ради своих убеждений, - ответил Чарльз, и взгляд его смягчился, а на лице появилось сожаление.
Ники молчала.
- Если тебя это утешит, - деликатно сказал, Чарльз, - я очень любил тебя. - Он хотел добавить, что все еще любит ее, но не осмелился; в любом случае, это было бы неуместно.
- Ты причинил мне много боли, Чарльз, - медленно проговорила Ники.
- Знаю. Ты сможешь простить меня?
- Раз уж дело так обернулось, думаю, что смогу. Уже смогла. - Она пристально посмотрела на него. - Твоя мать была опустошена так же, как я.
- Да…
- Теперь ей намного лучше. Она помолвлена с Филипом Ролингсом.
- Знаю, читал объявление в "Таймс". Он давно хотел жениться на ней. Должно быть, он очень счастлив.
- Они оба счастливы.
- Я хотел бы кое-что спросить у тебя, Ники. Как ты узнала, что я жив? И как тебе удалось получить мою фотографию, то есть фотографию меня теперешнего?
- Счастливое совпадение, - ответила Ники и стала рассказывать.
Когда она закончила, Чарльз покачал головой.
- А я и не знал, что на меня смотрит эта треклятая телекамера. Мы ужинали с приятелем в ресторанчике рядом с площадью, где проходил митинг, и вдруг услышали шум, стрельбу. Выскочили на улицу посмотреть, что происходит. Я, конечно, заметил телекамеру. Мне надо было послушаться внутреннего голоса и сразу убираться оттуда подобру-поздорову. Обычно я более осторожен.
Ники кивнула.
- Ты изменил внешность, отпустил усы, перекрасил волосы. Но ты не смог изменить глаза, они такие же зеленые, - заметила она.
- Обычно я ношу коричневые контактные линзы, - признался Чарльз. - Но не думаю, что мне стоило их использовать для встречи с тобой. Однако мы отвлеклись. Скажи мне, что привело тебя в Афины?
- После того как я провела выходные в Пулленбруке две недели назад, я решила поехать в Рим, где был снят репортаж. Я надеялась, что смогу отыскать подсказку, которая привела бы меня к тебе. По странному стечению обстоятельств, секретарша шефа нашего корпункта узнала тебя на фотографии. Она видела тебя в афинском аэропорту.
- Ах да, наверняка это та прелестная американка, которой я помог с багажом.
- Ты угадал.
- Значит, из Рима ты поехала в Афины, - повторил Чарльз. - И стала расспрашивать обо мне во всех больших гостиницах.
- Ты был там, не так ли? То есть я хочу сказать, что ты был там не просто проездом.
- Не просто. Если честно, я провел в Афинах два дня.
- Ты остановился в Вульягмени, так? - спросила Ники, откидываясь на спинку кресла и снова пытливо глядя на Чарльза.
- Нет. Но я был там некоторое время на встрече со связным. Я присутствовал на нескольких официальных завтраках и одном ужине. Но жил на конспиративной квартире в городе.
- И это тоже конспиративная квартира?
- Да.
- Ты не живешь здесь, правда?
Чарльз покачал головой.
- Ты случайно узнал, что я в Мадриде, или заранее знал, что я приеду?
- Заранее. Мне стало известно, что ты в Афинах, как только ты начала расспрашивать обо мне, и, конечно же, я знал, что ты полетела в Мадрид. Я, так сказать, все время опережал тебя на один ход.
- Тебя предупредил кто-то из служащих "Гранд Бретани". Кто? Коста? Аристотель? Или господин Зулакис из Вульягмени?
- Не могу тебе ответить. Кстати, с чего ты вдруг решила приехать сюда? Кто подсказал тебе, где я?
- Никто мне ничего не подсказывал, Чарльз. Я и не ведала, что ты здесь. Я только хотела повидать твоего испанского партнера. Надеялась, что дон Педро согласится со мной: на фотографии действительно ты.