- Я так рада, что вы приехали, Андрей. - Он не смотрел на нее, но она на него смотрела, улыбаясь доверчиво, слыша грусть в собственном голосе. - Все это так неприятно, так ужасно. Я, конечно, притворяюсь, что мне все равно, - с этими милиционерами даже пошутила немного, уж лучше шутить, чем плакать - но… А вы приехали, и мне сразу стало спокойнее. Правда. Хотя, если честно, я даже не представляю, что мне теперь делать. Ваш начальник мне угрожает, и тот, кто звонил, тоже угрожает - а я, а мне… Вы ведь мне поможете, правда?
Возможно, стоило выдавить из себя слезы - ей ведь и в самом деле нужна была его помощь, а на него бы слезы подействовали. Но ей показалось, что это будет чересчур - такие вот резкие переходы от кокетства к слезам. И она просто улыбалась невесело, не сводя с него глаз, крича ими, что ей нужен его утвердительный ответ, просто необходим.
- Не бойтесь ничего, Марина, - ну разумеется, мы вас защитим. Мы же милиция. - Мыльников, кажется, осчастливленный тем, что они ушли со скользкой темы, посолиднел сразу, расправил плечи, обретая уверенность. - А начальник - ну что начальник? Тут же вроде понятно на кассете - тот же сам говорит, что убийство было, да тут еще и эта история с вами. Вот привезу ему, дам послушать, расскажу, что тут у вас с машиной, - и все…
В голосе его был оптимизм - но какой-то надуманный, неубедительный. И он, кажется, сам это почувствовал.
- И все… А если что - сразу нам звоните. А мы уже… ну если что, мы сразу. А вообще - у вас пожить есть где пока? Ну там родители, бабушки-дедушки? Здесь бы не стоило вам - а так уедете, пересидите…
- О, Андрей, - значит, вы… значит, вы сами не можете меня защитить? - Она смотрела на него, как ребенок на большого и сильного взрослого, вдруг признавшегося, что на самом деле он слабый и ничего не может. - Но ведь я вам помогала. И вы же видите - он говорит то же, что я вам сказала. Я думала, это для вас так важно - знать правду, чтобы поймать убийцу. А…
- Да, разумеется, важно, очень важно. Вы такая молодец, Марина! - затараторил Мыльников с вымученным энтузиазмом, пытаясь поднять настроение и ей и себе. Ему, кажется, стыдно было, что он не может ей сказать что-то громкое - типа того, что приставит к ней личную охрану и сам ее возглавит. Ему нравилось быть при ней таким могущественным - недаром он еще несколько минут назад собирался расправляться с бизнесменами, продававшими телефонную программу. А вот теперь он потух - и знал, что она тоже это видит. И сейчас пытался возродить из жалкого пепелища большой жаркий костер - который никак не хотел разгораться.
- Знаете, мы же сами уже почти уверены, что это убийство, - шепнул вдруг заговорщически. - Только между нами, ладно? Наши ребята там на месте такую штуку нашли - вполне возможно, что с ее помощью мину в действие привели. Знаете - брелок такой, пультик, каким в машине сигнализацию включают и отключают. Отошел, нажал - и все. Как раз там, где арка во двор выходит, - там и нашли. Вы же говорили, что тот через арку уходил, - вот он там, видно, и бросил. Нашли-то случайно - в понедельник, позавчера то есть. Следственная группа там была, с жителями беседовала, осматривала местность еще раз - ну и вот…
- Мужчины такие странные. - Она слабо улыбнулась. - Ваш начальник мог бы и извиниться передо мной…
- Ну так он не уверен еще, - снова затараторил Мыльников. - Еще ж убедиться надо, что не просто брелок, а специально использовали для взрыва. А теперь, когда это еще, звонок этот вам - теперь точно поверит. Он нормальный мужик, Марина, - понервничал просто. А вот сейчас поймет, что все было так, как вы говорили, - и извинится. Вспыльчивый он - но отходчивый. Вы ж поймите - на него в главке всех собак спустили. А получилось, что из-за вас. Ведь он как говорит - ну убивают эти бандиты друг друга, так нам же лучше. А тут…
Ей хотелось спросить его, что разве имеет значение, кем был убитый, - важно, что его убили. Так с пафосом спросить - это вписывалось в ее образ. Но она не стала. Ее больше интересовало другое.
- Скажите, Андрей, - а если он позвонит мне еще? А если он… если он придет?
- Позвонит - вы запишите и мне тут же, я в момент примчусь! - выпалил гордо Мыльников. - А приходить-то ему зачем? Он же думает, что вас напугал, так зачем ему приходить? А вы посидите тихо, может, съедете куда на время. Только телефончик оставьте, ладно? У нас же с вами работы теперь! Уточнять все заново надо, может даже, следственный эксперимент провести. Ну чтоб вы на месте все показали - кто и где был и все такое. И фоторобот составим. Мы с вами теперь часто встречаться будем. А хотите - я вам домашний оставлю, на всякий случай? Вы только, если звонить будете, скажите, что это по работе. Ладно?
Он явно хотел ей помочь. Хотел показать, что он на ее стороне, - но одновременно боялся жены. Это было так смешно - этот контраст между его показной смелостью и вполне реальной боязнью. Но она просто покивала с благодарностью.
- Спасибо, спасибо, Андрей, - я вам так признательна. Так приятно, когда знаешь, что тебя всегда защитят. Для одинокой девушки это так важно - иметь рядом сильного, смелого мужчину, на которого можно положиться…
Наверное, Мыльников неправильно расслышал слово "положиться", чуть покраснев и заторопившись вдруг.
- Ладно, пора мне, Марина, - надо начальству доложить срочно. Да и искать того, кто машину сжег, - по горячим, так сказать, следам. Вот его найдем - а там он и выведет, может, на того, кто вам звонил…
Интонация опускалась постепенно, в конце предложения замерев у самой земли, - так что даже ей стало ясно, что того, кто сжег ее машину, никогда не найдут. И Мыльников это понимал - и маска отважного храбреца, не раз сползавшая за время их беседы, никак не желавшая удерживаться на совершенно неподходящем ей лице, на этот раз упала окончательно, словно резинка лопнула.
- Пойду я, Марина, - кассетку мне отдайте, и я пойду. - Мыльникову было, кажется, неуютно. - А вы, если что, - сразу мне. Не дай Бог, конечно, - да и не должно ничего такого быть-то. Но если что - вы сразу, в любое время. И не дай Бог газета что пронюхает - ну насчет машины. Вы им ни слова, ладно?
Она кивнула. Она и не собиралась ограничиваться одним словом - у нее была заготовлена целая куча слов. И для телевидения, куда собиралась позвонить первым делом, не сомневаясь, что они заинтересуются с ходу, тем более что им есть что снять, - и для газеты. А к тому же кроме своих слов у нее были для них и чужие - на оригинале пленки с автоответчика, с которой она вскоре после звонка сделала копию для милиции.
Сложно так, но сделала - включив проигрыш на автоответчике и запись на поднесенном вплотную магнитофоне. И хотя качество получилось не очень, она гордилась собой - тем, что сумела сделать копию и вообще догадалась ее сделать, без чьего-либо совета. Ну то есть совет был - но дан был не сегодня, а она, все всегда забывавшая, его запомнила.
- О, разумеется…
Она приветливо улыбнулась на прощание Мыльникову, автоматически произнеся что-то кокетливое и закрывая за ним дверь. Она хорошо к нему относилась и не желала ему ничего плохого, но ему ни к чему было знать о ее планах - тем более что он сразу передал бы все своему начальнику. Тем более что он сознательно врал ей - насчет того, что они ее защитят, - и потому она легко врала ему.
А к тому же в этой игре - которая казалась все опаснее и опаснее - каждый был сам за себя. И потому выполнять его просьбы и следовать его советам она не собиралась.
Хотя что скрывать, одному из них ей очень хотелось последовать. Плюнуть на все и уехать куда-нибудь, и сидеть, и не высовываться. Но она знала, что это невозможно. Потому что она уже слишком ввязалась в эту игру - и теперь играть ее надо было до конца. И ни в коем случае не допускать мысли о том, что этот конец может оказаться не таким, на который она рассчитывала. Что в силу природной глупости и наивности было не так уж и сложно.
Пока…
9
- За Санька, братва! За простого пацана с Урала! За пацана, который за свой тридцатник и малолетку хавал, и зону топтал, и черных из города нашего гнал, а потом всю Москву на уши ставил! Которого и принимали, и запирали, и стреляли, и резали, а он один хер напрямую пер - и ни воров, ни мусоров ни в х…й не ставил! А ту падлу, что его… - найдем падлу, верно, братва? Чтоб Санек там лежал себе спокойно, найдем - бля буду, найдем! За Санька, пацаны!
Голос говорившего - невысокого, широкоплечего, коротко стриженного парня с грубым лицом, словно вытесанным из гранита пьяным подмастерьем, - то взлетал, то падал, то креп, то слабел. Он такой жуткий был на вид, типичный бандит, какими их рисуют, - и она удивилась, увидев слезы, выступившие на его глазах после не слишком связной речи, долгой не из-за большого количества слов, но из-за продолжительности пауз. Она бы, может, и не заметила этих слез - но он так громко хлюпнул в конце и перекосился, что не заметить было нельзя. И удивление при виде этих чувств у нее было почему-то неприятное - и она чуть поежилась.
- Ты пей, слышь - че не пьешь? - подтолкнул ее тот, кто сидел слева. - Че, не слышала, че говорили? Че, глухая, в натуре?
Он так нормально себя вел до этого - ну не как тот, кто сидел справа, тот был с ней приветливее, чем все остальные, а этот просто нейтральным был, - а тут вдруг посмотрел на нее зло, с искаженным гримасой лицом. Кокетничать с ним или объяснять, что она не пьет водку, или говорить, что она уже достаточно выпила под эти однообразные, до зубной боли похожие один на другой тосты, было бесполезно - и она поднесла ко рту рюмку с мерзко пахнущей жидкостью. Делая маленький глоток и стараясь не морщиться.
- Э, ты потише водяру-то жри! - одернул второй, сидевший слева. - Ты сюда че пришла-то - водяру жрать или делом заниматься?
Она широко распахнула глаза - ей и в самом деле было обидно, она вовсе не просилась сюда, и ей не нравилось здесь, и пить эту поганую водку она не хотела. И вообще она хотела уйти. И не ее вина, что ее не отпускали.
- Ты че на меня пялишься - ты на других пялься! - зло продолжил он, явно раздосадованный, что пока она не оправдала его надежд. Она догадалась уже, что это по его инициативе она здесь - и инициатива эта нравится далеко не всем. И потому, что она единственный чужой человек в этой все теснеющей по мере приближения вечера компании, - и потому, что поди пойми, кто она такая, может, от ментов, как кто-то уже заметил. Так что этому важно было, чтобы оправдалась его инициатива, дала результат, - но уже можно было догадаться, что она тут сидит зря, и он, может, еще и не догадывался, но предчувствия у него были, вот он и злился. - И водяры жри поменьше - еще люди подъезжать будут. Тебя сюда чего привезли - чтоб ту падлу узнала, которую видела. Вот сиди и узнавай. Не узнаешь - тебя потом мать родная не узнает. Усекла?
Он скривился - судя по всему показывая, что это шутка. И наверное, на его взгляд, даже удачная. Но она эту точку зрения разделить не могла. Никак не могла…
…Она знала, что обязательно встретится с этими - такое просто обязано было произойти. И она была к этому готова - чисто теоретически по крайней мере. Но это все не происходило и не происходило - и когда наконец произошло, то произошло совершенно неожиданно, когда она этого совсем не ждала. И застало ее врасплох. Тем более что ей совсем по-другому описывали то, что произойдет, - уверяя, что все будет именно так, как ей говорят. А все оказалось совсем иначе.
Она не сразу поняла, кто это, - и это было неудивительно. Столько всего произошло вчера, когда ей звонил с угрозами какой-то тип, а потом выяснилось, что сожгли ее машину, а потом она общалась с милицией, да еще и с Мыльниковым. А потом позировала рядом со сгоревшей "восьмеркой" перед телекамерой, а еще позже и перед фотообъективом - а вечером смотрела телепередачу со своим участием и любовалась собой, пусть сюжет был не таким уж длинным. .
А сегодня она встала рано и вышла за газетой - прочитав прямо у киоска обещанную маленькую заметку о случившемся, за которой в завтрашнем выпуске должна была последовать большая статья с ее снимками. И она прочитала ее и пошла домой, думая, что надо позвонить в редакцию, чтобы уточнить насчет завтрашнего материала. И на телевидение еще позвонить - они ей обещали и прошлую, и нынешнюю программу перегнать на видеокассету - ей хотелось иметь такую в личном пользовании, чтобы любоваться собой, когда будет желание. Тем более что оно у нее всегда было.
Она так и планировала провести день - у телефона. Ну полдня минимум. Она ждала, что вот-вот позвонит Вика, которая должна была уже все прочитать и жутко за нее испугаться и сказать себе, что вот она обидела Марину, а с ней такое происходит, такое может случиться, и надо вмешаться, пока не поздно, выпросить прощение, и навязать свою помощь, и ни в коем случае не высказывать ничего вроде "я тебе говорила, что так и будет". Ей не нужна была Викина помощь - по крайней мере пока так казалось, - но узнать впечатление человека со стороны было интересно.
Да и Виктор должен был объявиться - хотя он и предупреждал, что будет ей звонить как можно реже, все же мог бы узнать, чем закончился вчерашний день, мог бы поддержать ее морально. И от Мыльникова вполне можно было ждать звонка - особенно после прозвучавших в передаче слов, что и милиция, и скрывшийся с места преступления убийца давят на свидетельницу, чтобы заставить ее отказаться от своих показаний.
Впрочем, Мыльников мог подумать, что ее нет дома. Он так настойчиво советовал ей вчера уехать куда-нибудь на время, что, кажется, не сомневался, что она так и сделает. Даже перезвонил ей потом, через пару часов после того, как от нее ушел. Ее не было в квартире, она вышла к останкам машины, телевидение как раз подъехало, - а когда вернулась, услышала наговоренное им на автоответчик. "Уезжайте на время, Марина, - и вам так спокойней, и нам. Я тут с начальством переговорил - оно тоже считает, что так лучше всего. Сами понимаете, мы ведь к вам охрану приставить не можем, - а так пересидите неделю-две и на квартиру свою вернетесь, к тому времени все уже нормально будет".
Ей почему-то показалось, что уж слишком настойчив этот совет. Ей его прямо-таки навязывают. Словно им - точнее, хамелеону - очень надо, чтобы она уехала. И хотя у нее с логикой всегда было не очень, она подумала, что так и есть - он потом всегда сможет сказать, что свидетель пропал, вот они и закрыли дело. Им ведь главное закрыть. А сейчас, когда она сидела в ресторане, ей казалось, что и для нее так было бы лучше, - только вот для этого уже было поздновато.
И оставалось только утешаться тем, что теперь хамелеону точно не удастся сделать то, чего он так хотел. Потому что уже была заметка и телепередача, а завтра должно было выйти такое… Она вчера с этим Сергеем из газеты минут сорок разговаривала - рассказав ему, как с ней в милиции беседовали, задавая бессмысленные вопросы, явно пытаясь подловить на чем-то, как пугали бандитами и статьей за лжесвидетельство. И отдала копию кассеты с записью того, что наговорил тот, кто ей звонил.
И он пообещал суперматериал сделать - посвященный целиком и полностью ей, красивой молодой женщине, ужаснувшейся впервые увиденной смерти и решившей, что у нее есть долг перед незнакомым ей покойником. И сказал, что снимок будет огромный - она рядом с "восьмеркой". О которой она не жалеет - потому что увиденное было страшнее, и она бы вспоминала о нем всю жизнь, если бы не сделала того, что сделала.
Ему так собственные слова понравились, что он прям затрясся. "Вот так и напишу - вкусно, да?" И она кивнула с деланным восхищением. Она так прочно вошла в роль, что ее даже от всегда ненавистного пафоса не мутило. И она не улыбнулась ни разу, слушая выспренние бредни - забыв о том, что она на самом деле абсолютно бездушна и главная ее забота - это она сама. Главная и единственная - так уж вышло.
Судя по его словам, там действительно нечто супер должно было выйти. По накалу страстей и эмоций - почище любого "Титаника", так он сказал. "Титаник" она не смотрела, естественно, - слезные мелодрамы были ей ненавистны, в них ничего не было от реальности. Но его фраза прозвучала многообещающе.
Вот об этом она и думала, когда шла домой. Поэтому и не заметила этого типа - то есть не сразу заметила. Потому что уж слишком непривычно это было - идти по улице в такую рань, да еще и думать.
Вообще вся ее жизнь из-за этой чертовой истории изменилась. Она, как правило, ложилась поздно, и вставала не раньше одиннадцати, и дни проводила бездумно, красясь, одеваясь, гуляя по магазинам и бутикам, встречаясь с кем-нибудь, слушая музыку, листая яркие журналы, не вчитываясь особенно в текст. А тут все время мысли были в голове. И даже когда гуляла, не глядела по сторонам как обычно, не улыбалась про себя, представляя, как смотрится со стороны и какое впечатление производит на окружающих, не отмечала взглядом засмотревшихся на нее мужчин, не предвкушала приятный вечер и, возможно, не менее приятную ночь с кем-нибудь из них.
Нет, теперь она постоянно думала. В основном, конечно, о приятном. О том, как фантастически смотрится ее фото в газете, и как классно она выглядела на экране, и что лучше бы надеть в следующий раз перед съемкой - а она не сомневалась, что съемки еще будут обязательно, - и какую фотографию отдать в газету для следующей статьи и в другие газеты, которые ею наверняка уже заинтересовались, просто как найти ее, не знают. Но и не совсем приятные мысли тоже, увы, проскальзывали. И все вместе напрочь забивали ее не привыкшую думать голову.
Так что она не заметила этого типа - и чуть не врезалась в него. Хотя он-то наверняка давно ее заметил.
Как только она появилась в поле его зрения. И стоял у ее подъезда и смотрел, как она приближается, определяя, она это или нет.
- Ну ты даешь - людей-то сшибать! - Парень, на которого она подняла глаза - высокий, худой, в черном костюме с черной рубашкой и узких темных очках, - ухмылялся. - Не, я не против - классная девчонка, врезайся сколько хошь, мне по кайфу. А кого другого верняк бы сшибла - только так, на раз-два-три.
- О, простите. - Она сняла очки, улыбаясь ему в ответ, изображая смущение. - Одинокой девушке так непросто живется, у нее столько мыслей…
Она чисто по привычке с ним кокетничала - так сказать, стереотип поведения. Правда, одет он был неплохо, в Версаче, судя по пуговицам, и стоял около большого черного джипа - но все равно был не в ее вкусе. Слишком худой, слишком высокий. И слишком молодой вдобавок - этот минус для нее был важнее всех остальных. Но привычка - великое дело, и потому она не торопилась огибать его, загораживающего ей дорогу к подъезду. Выдавая выверенный временем и опытом набор слов про одинокую девушку, которой нелегко, - немногочисленных слов, но вполне достаточных для того, чтобы дать собеседнику всю необходимую информацию, получив и переварив которую он мог сделать при желании первый шаг. Но этот шагнул совсем не туда.
- Слушай, это не тебя по телевизору показывали - ну что ты взрыв видела? Не, точно ты - один в один. Угадал?
- О, это так приятно, когда тебя узнают… Парень осклабился, вдруг хватая ее за локоть, подталкивая к джипу.
- Но…
- Поехали прокатимся - за жизнь поговорим, покушаем… - Он оглянулся быстро по сторонам, словно ему важно было убедиться, что дворик перед домом по-прежнему пуст. - Ну и вообще…