Она молчала. Утром, когда она вернулась, на автоответчике их было штук десять, звонков от этого лейтенанта. И она их прослушала - все похожие один на другой по содержанию, но не по эмоциям. Каждый последующий был куда взволнованнее, чем предыдущий, и голос был более отчаявшийся - а последнее сообщение вообще было наговорено подавленным шепотом.
Она прослушала их все - и легла спать. Ей из-за Вики пришлось встать непривычно рано, в восемь, - она боялась, что Вика уйдет без нее, оставив ей ключ и записку. И хотя та ее специально не разбудила, а когда увидела, что Марина встает, начала уговаривать остаться, она героически поползла под душ, а потом тупо пила кофе, не в силах проснуться окончательно.
Она была против издевательства над собой и поощряла свои слабости, но поддаться данной слабости и взять у Вики ключи означало бы вернуться к тому этапу, который они уже проходили не раз. И который она прервала сама несколько месяцев назад, в очередной раз вернув Вике комплект ключей и сказав, что не может мешать ее личной жизни и портить ее существование своим бестолковым поведением. И это вовсе не означает, что она уходит совсем, - она будет приезжать, обязательно, но только по предварительной договоренности. И даже, может, будет оставаться - иногда.
Это было лицемерно, насчет Викиной личной жизни - но та порой забывала, кто придумал для нее эту активную роль, начинала командовать и контролировать, лезть в отношения с родителями и давать советы, проявлять чересчур повышенную заботу и устраивать сцены ревности. Так что приходилось время от времени ставить ее на место - заодно давая ей шанс найти себе кого-нибудь. Какую-нибудь подругу - если уж ей так хочется жить с женщиной.
Хотя Вика и мужчину могла бы себе найти - ведь она, Марина, сделала Вику совсем другой, совсем непохожей на ту, какой она была когда-то. И внешне другой заодно - аккуратно намекнув, что, начав достаточно зарабатывать, она может удалить так смущавшие ее кроличьи зубы и сделать себе нормальные.
А вот научить Вику выигрышно одеваться и краситься ей так и не удалось - та упорно таскала в свой банк брючные костюмы и пользовалась минимумом косметики, словно по-прежнему боялась обращать на себя внимание. Словно старалась как можно меньше походить на женщину. Словно в ту первую их совместную ночь Марина разбудила в ней мужское начало, постепенно вытеснявшее из организма начало женское.
Вот поэтому она и не осталась. А к тому же она знала, что будут звонки, - и, вернувшись домой и убедившись, что они были и что их было много, сочла, что имеет право заснуть. Тем более что она все равно валилась с ног, даже в Викином "опеле" задремала, пока та ее везла до дома, хотя ехать было минут двадцать, - а перед походом в милицию надо было выспаться, чтобы выглядеть свежей и отдохнувшей. Может, конечно, от нее ждали усталого, трагичного, затравленного вида - но она не собиралась оправдывать их ожидания.
А где-то в два она ему позвонила, этому лейтенанту Мыльникову - и даже произнесла удивленное "Вы так мне рады?!" в ответ на его восторженные вопли. И сказала, что вчера, кажется, ей не были столь рады - но если надо, она готова приехать часам к пяти. Именно к пяти - никак не раньше. А то, что его начальство ждет ее в четыре, - это ее, к сожалению, никак не устраивает. У нее есть свои дела.
Она еще подумала, что эти могли бы ее пригласить в ресторан - в конце концов, она единственный свидетель, она может сообщить им нечто очень важное. В каком-нибудь американском фильме так бы и было - над ней бы тряслись, ее бы оберегали, сдували бы с нее пылинки, выполняли бы все ее пожелания, включая самые сумасбродные. Вели бы себя как Вика, в общем. Только той нужно ее общество и тело - а этим ее показания. Вот и вся разница.
Она, разумеется, опоздала - всего на сорок минут, просто чтобы они получше поняли, с кем имеют дело. Потому что при одном взгляде на нее сразу должно стать очевидно, что она просто не может приехать вовремя - и раньше чем через час после назначенного времени ее ждать не стоит. А тут вообще всего сорок минут. Но этот Мыльников начал сокрушенно бубнить, что начальник не дождался и отъехал, должен вернуться вот-вот, - и теперь тянул время, косясь постоянно на дверь, не пользуясь предоставленной ею возможностью ее изучить.
- А шеф уже из себя вышел, знаете… - Он снова посмотрел на дверь. - Передача эта - просто кошмар! Они такие, журналисты, - им все перевернуть ничего не стоит. Так вдобавок еще и статья вышла - вы не видели? Маленькая такая, "Бомбы рвутся уже в центре Москвы" называется. Представляете, как звучит - можно ведь подумать, что на Красной площади рвануло! А произошло-то где на самом деле - тихий переулок, ни магазинов, ни ресторанов поблизости, старенькие домишки, по большей части выселенные, даже машины не ездят. А в статье что - чудом не пострадали мирные жители, а милиция выбирает в качестве версии несчастный случай, чтобы лишнее преступление на себя не вешать. И про вас - есть свидетельница, которая утверждает, что видела, как незадолго до взрыва из машины вышел другой мужчина. Тут такое было - шеф рвал и метал! Теперь вот в главк на ковер его вызвали…
- А вот скажите мне… - Она отодвинулась подальше от стола, закидывая ногу на ногу, зная, как сексуально выглядит сейчас в том же кожаном наряде, в котором была вчера. - Скажите - у вашего начальника проблемы в личной жизни? Вчера он был так невежлив со мной, просто кошмар, - я обычно нравлюсь мужчинам, а тут… И я слышала, что он вам шепнул про меня. Он всегда такой грубый с женщинами - или ему не понравилась именно я? Может быть, я плохо выглядела - или со мной было что-то не в порядке?
Он поперхнулся, издав какой-то неопределенный звук, потянувшись к графину с водой. Мутному, захватанному пальцами, сто лет не мытому ни снаружи, ни изнутри. И сделал жадный глоток из такого же мутного стакана - уже потом молча предложив его ей.
- Да нет… Там же… Вы же видели, что там было - а это наш район, нам теперь с этим… А у нас… Это ж теперь… Вот он и…
Кажется, он пытался ей что-то объяснить - но она не заметила связи между случившимся и таким отношением к ней. Но оценила его желание оправдаться - придя к нему на помощь.
- О, это ужасно - женщина всегда должна выглядеть великолепно. Оправданий быть не должно - совсем. А я так нервничала - это было так ужасно. В общем, это моя вина - что он был со мной так невежлив. Но вот скажите - а сегодня я хорошо выгляжу? Пожалуйста, не стесняйтесь - для меня это очень важно…
Она встала, изобразив на лице желание понравиться и детскую доверчивость, - и покрутилась перед ним своим совсем не детским телом, давая ему рассмотреть все. И он сначала смотрел ей в глаза - встревоженно и ошалело, - а потом глаза опустились на шею, на красивый итальянский крестик на каучуковом обруче, на полуоткрытую грудь, на которой задержались. И снова поползли вниз - сначала по голому животу, а потом по шортам, затормозив как раз в том месте, где они переходили в плотные колготки. Насчет попки она не видела - но не сомневалась, что он ее тоже изучил.
- Да, да - с вами все в порядке, Марина… не знаю отчества, простите. То есть вы отлично выглядите, да.
Она стояла перед ним, оглядывая саму себя с показной критичностью - долго рассматривая специально выпяченную для осмотра грудь, наклоняясь ниже. А потом прикусила губу.
- Нет, конечно, есть мужчины, которым я не нравлюсь, - правда. Знаете, кому-то рост нужен побольше, кому-то ноги подлиннее. А некоторых моя грудь не устраивает - им, видите ли, третий размер подавай, а то и четвертый. - В голосе прозвучало нечто вроде обиды. - Я даже думаю - может, операцию сделать? Ну знаете, когда силикон закачивают? Вам самому какая грудь больше нравится - маленькая или большая?
Он смутился окончательно. Но не пытался сменить тему, прервать ее - он слушал внимательно каждое ее слово. И она похвалила себя за то, что все-таки заставила его посмотреть на себя не как на свидетеля, а как на женщину.
- Я не знаю… Нет, у вас - у вас все здорово, полный порядок. Я хотел сказать - вы мне нравитесь такая.
- Правда? - Она просияла. - О, я так польщена! Так приятно услышать комплимент от понимающего в женщинах мужчины. Да, кстати, - может, мы не будем так официальны? Давайте познакомимся наконец - вы знаете, как меня зовут, а я знаю только вашу фамилию. Это даже неудобно - беседовать с приятным мужчиной, не зная его имени…
Может быть, он раздумывал еще, издевается она над ним или на самом деле идиотка, но в любом случае не успел прийти к выводу - ее комплимент встал на пути его мыслей, переводя их в другое русло.
- Лейтенант Мыльников. Андрей Иванович Мыльников, - пробормотал скороговоркой, рассматривая ее, тут же косясь тревожно на дверь. - Можно Андрей. Но… не при начальстве.
- Спасибо - я оценила. - Он был на ее стороне, и теперь оставалось закрепить победу. - Хотите сигарету, Андрей? "Собрание", "Блэк Рашн" - вам нравится?
Он замотал головой, глядя, как она достает из красивой пачки черную сигарету с золотым фильтром. У него, конечно, не хватило ума дать ей прикурить - но она не собиралась ждать, пока он сообразит. Прикуривая сама, замечая, как он поморщился, почувствовав дым.
Он молчал, лейтенант Мыльников с симпатичным полудетским лицом и ясными бледно-голубыми глазами. Старающийся не встречаться этими самыми глазами с ее взглядом - и рассматривающий ее исподлобья. И тем самым заставляющий ее вести себя максимально кокетливо.
Похоже, это был ее тип мужчины. В смысле тот тип, которому она нравится, который способен ее оценить. Тот тип, который понимает, что она предназначена для других и лично у него с ней ничего не будет, - и который воспринимает это как должное.
Конечно, ей ничего от него не было надо в плане личном - хотя против милиции она ничего не имела, но в любом случае милиционер в качестве любовника ее не устраивал, и этот милиционер тем более. Он был худенький такой, невысокий - и очень молодой. Наверное, ее ровесник, может даже, на год помладше, она бы себя с ним в постели чувствовала бы как с ребенком - а ей не хотелось совращать малолетних, она предпочитала мужчин старше себя, и чем старше, тем лучше. Но посмущать его было приятно.
- Может быть, мы начнем? Нет, я понимаю, что вы ждете того невежливого мужчину - но вы ведь тоже начальник, правда? О, я совсем не разбираюсь в этом - звания, звездочки, - но мне показалось вчера, что он был с вами так уважителен. И у вас такой красивый кабинет…
Кабинет, надо признать, был убогий - маленький, душный, захламленный, с грязными окнами. И она уже пожалела, что сказала об этом, - но он, к счастью, не счел это издевательством.
- Ну да… Начальство меня ценит, конечно. Я ведь это - оперуполномоченный уголовного розыска. Вот такое, как вчера было, - как раз моя специфика.
- О! - Она широко распахнула глаза. - И вам не страшно? Это ведь так ужасно - убийства, кровь, трупы! Вы не боитесь, вы такой смелый…
- Да вчера что - пустяки! - Он приободрился, оказавшись на знакомой ему территории. - Такое бывает, знаете, - расчлененка вот, когда голова в одном мусорном баке, а ноги… Ой, извините - вам зачем об этом…
Он покосился на нее испуганно, но кажется, решил, что она то ли не расслышала, то ли не поняла такое мудреное слово, как "расчлененка".
- Вот начальник приедет сейчас…
Он явно не знал, о чем с ней говорить, и ждал начальника - и напрягался от тишины. Она, не напрягаясь, сколько угодно могла молчать, тем более когда была возможность поизучать кого-то, - а он напрягался. Потому что ее общество ему нравилось - но одновременно смущало. В другой обстановке он, может, ощущал бы себя по-другому - но ей не нужно было встречаться с ним в другой обстановке. По крайней мере пока.
Зазвонил телефон, и он вздрогнул, хватая трубку, рывком поднося к уху.
- Слушает лейтенант Мыльников! Да, да, здесь. Понял! Помню, помню - все как вы велели. В восемь? Нет, я тут, конечно - сразу доложу…
Трубку клал и смотрел на нее после телефонного разговора уже совсем другой человек - суровый, каменный прямо, важный и крайне серьезный.
- Начальство задерживается - проблемы возникли в главке в связи с этим делом. Начнем, Марина… как, простите, ваше отчество?
Она промолчала - не было нужды напоминать ему, что они называют друг друга по имени, и отступать с завоеванных позиций.
- Значит, давайте по порядку, Марина. - Он взял со стола простенькую дешевенькую ручку, положил перед собой стопку желтоватых листов бумаги. Вчера он не собирался ничего записывать - да он даже на нее не смотрел. Ему явно сказали, чтобы он отвел ее в сторону, изобразил, что внимательно ее слушает, а потом отправил ее подальше. А вот сейчас он был готов писать, и это был хороший знак. Показывающий, что ее как свидетеля и в самом деле оценили. - Все по порядку - как и во сколько вы оказались на месте происшествия, что именно увидели, и так далее, во всех деталях.
- О, Андрей, - это было ужасно. У меня было такое прекрасное настроение - знаете, у молодой одинокой девушки всегда столько проблем, и так непросто от них отвлечься, но был такой чудесный день, я обо всем забыла и гуляла…
Она мечтательно посмотрела в потолок, грязно-желтый, закопченный, словно тут по вечерам готовили шашлыки на открытом огне или даже жарили допрашиваемых. А потом перевела взгляд на него - смотрящего на нее сосредоточенно, нервно постукивающего ручкой по столу.
- Но вы ничего не пишете, Андрей! Вы что, все запоминаете?! О, я бы хотела так уметь - но вы же знаете, что говорят про девичью память…
Похоже, он уже от нее дурел - и она чувствовала, что ему, такому важному сейчас, хочется четко выполнить начальские указания. Но это была его проблема - ему предстояло привыкнуть к ней и ее манере общения и подстроиться под нее.
- В общем, Андрей, все это было ужасно. Такой чудесный день, такое настроение - я себя ощущала лет на пять моложе. Мне ведь уже столько лет, даже не хочется об этом думать. Как по-вашему, на сколько я выгляжу? Нет-нет, лучше не говорите - мужчины такие прямолинейные…
Он нервно качнул головой. Ей показалось, что у него такое состояние сейчас, что он либо взорвется, либо сломается. Он пытался по-другому себя вести после звонка она не давала. И что-то должно было произойти - что-то, что определит их отношения на будущее. И он или сдастся, или…
- Вы помните, какое было солнце? - продолжила со всей непосредственностью. - А там, в переулке, там так прохладно было, такая тень. А я, кстати, как раз весной купила себе темные очки - жутко дорогие, но такие красивые. Одинокой девушке так тяжело - все так дорого стоит… Вам нравятся мои очки?
Он обмяк - буквально сдулся на глазах. После звонка он даже стал больше в размерах, нависал над столом - а тут осел, расползаясь по стулу.
- Марина, я вас очень прошу - давайте по порядку, - произнес слабо, сдаваясь.
- Ну вот, я так и знала… - Она огорченно пожала плечами. - Знаете, я так часто говорю глупости - вот и вам уже надоела…
- Нет-нет, что вы! - Он был на ее стороне, она все-таки выиграла этот поединок, заставив его подстроиться под себя. - Скажите - а что вы делали в этом районе? Вы ведь не здесь живете? Вы ведь, судя по телефону…
- Иногда так хочется просто прогуляться. - Она смотрела ему в глаза и улыбалась, словно ей было очень приятно с ним разговаривать. - Знаете, иногда хочется забыть обо всем, обо всех мелочах, проблемах и просто прогуляться. У вас такого не бывает?
- Я понимаю. - Он закивал, соглашаясь, может, решив, что с ней именно так надо разговаривать, как с душевнобольной. То есть не спорить, со всем соглашаться и с надеждой ждать, не ответит ли она на поставленный вопрос, задавая его снова и снова. - То есть - просто гуляли?
- Просто гуляла. - Она кивнула ему радостно, словно благодаря за то, что он понял наконец, что она все делает неосмысленно, как дитя природы.
- А вот если вспомнить весь вчерашний день - можете вспомнить? Давайте восстановим его полностью, с самого утра - хорошо?
- Ну конечно! - Она расцвела, но тут же погрустнела, морща лоб. Она нечасто это делала - все-таки существовала опасность, что образуются морщины, - но это смотрелось очень выигрышно. Бессмысленная наивная девица пытается что-то вспомнить - открыто показывая, с каким трудом ей дается мыслительный процесс. - Я проснулась, кажется, в десять. Да, точно - даже раньше. Я обычно поздно встаю, а тут так душно было - я проснулась от духоты. Представляете, лежу вся мокрая - какой тут сон. И это при том, что я сплю голая - а если бы… Вот ваша жена - она в ночной рубашке спит или без?
- Конечно. - Вопрос застал его врасплох, но он ответил на него автоматически, даже не поняв толком, о чем речь. - Да, в рубашке.
Она так и чувствовала, что у него есть жена - такие, как он, женятся лет в восемнадцать, и обязательно на одноклассницах, и рано заводят детей. На таких чистеньких и скромненьких одноклассницах, отличницах с косичками и в белых блузочках - таких трогательных в своей чистоте. Тьфу!
- Бедная - жарко ей, наверное. Представляете, если я сплю голая и мне жарко, то каково ей? А у вас есть дети, Андрей?
- Сынишка - полгодика уже. - Ей показалось, что он сейчас начнет показывать ей фотографии, но он спохватился, вспомнив, зачем она здесь. - Значит, вы встали в десять или даже в полдесятого. А дальше?
- Принимала душ - ужасно люблю воду. Я еще маленькая была, меня из ванной невозможно было вытащить - а уж потом… Знаете, мама даже заставляла меня оставлять открытой дверь - думала, что я там… Ну понимаете? Ну самоудовлетворением занимаюсь…
Мыльников покраснел. Может, он сам рукоблудил в детстве в ванной и был застигнут родителями - а может, представил ее без одежды. Лучше бы, конечно, последнее - и она уже решила развить тему, но он посмотрел на часы и решительно кашлянул.
- Давайте продолжим - вы в каком часу вышли из дома?
- Так я вам и рассказываю, Андрей, - или я опять отвлеклась на глупости? - На лице появилось беспомощное выражение. - Простите - я понимаю, со мной трудно. С женщинами вообще трудно. Мужчины такие практичные, такие расчетливые - а женщины…
Он промолчал, мерзавец. Мог бы сказать, что она не такая, как все женщины, но оказался недостаточно тонок.
- Вот. Я постояла полчаса под душем, потом пила кофе - знаете, "Айриш крим", ароматизированный, очень вкусный. А потом красилась и собиралась - еще часа два, наверное. У меня столько времени уходит на то, чтобы привести себя в порядок. Ваша жена долго красится?
На этот вопрос он даже не попытался ответить - наверное, его жена вообще не красилась, предпочитая естественность.
- Если честно - приходится прилагать столько усилий, чтобы хорошо выглядеть. Мужчинам в этом плане так легко - а женщине…
Он молчал, и она снова изобразила раздумья.
- Наверное, я вышла в час. Я на Покровке живу - недалеко. А вы сами где живете?
- Так как вы оказались в этом районе, Марина?
- Ну… Я хотела пойти по магазинам, уже не помню по каким - я такая бестолковая, у меня такая плохая память. Представляете, с утра думаю о чем-то - что сделать, куда поехать, - а уже через час забываю. В общем, я села на трамвай, хотела доехать до Новокузнецкой, что-то мне там было надо, не помню, - а вылезла на остановку раньше, со мной такое бывает. И пошла пешком по набережной - к Садовому кольцу. А там свернула во дворы. А там…
- То есть у вас не было конкретной цели?