Она немного обиделась - она, в конце концов, вошла в его положение, поняла, что ему надо что-то показать начальству, начала рассказывать что-то по делу, чтобы он записал. А он так ничего и не записывал. Да еще и начал цепляться.
- Разве я похожа на человека, у которого могут быть конкретные цели? - поинтересовалась сдержанно. - Я просто живу, понимаете - гуляю, хожу по магазинам, получаю удовольствие. И все…
Он, видимо, услышал перемену в тоне - тут же попятившись назад.
- Нет-нет, я понимаю, конечно. Но мне… нам… Нам ведь факты нужны. Давайте так - в каком часу вы оказались в том переулке?
- Я не знаю. - В глазах была подкупающая честность. - У меня нет часов. Я тут видела одни - "Радо", Швейцария, жутко красивые. Но столько стоят, что просто ужас…
Он уже не смотрел на нее - он тупо глядел на лежащий перед ним чистый лист. Словно впал в кому. И надо было его оттуда вытаскивать.
- Минут за пятнадцать до того, как это случилось, - или за двадцать. Я медленно шла, смотрела по сторонам - а там пусто, даже машин нет, только этот джип. Я его увидела издалека - такой блестящий, красивый. А потом я его увидела - он был такой молодой, такой приятный - что называется, привлекательный мужчина. Конечно, я не могла не обратить на него внимания. И он сам на меня смотрел - ну так нескромно. Понимаете?
- Вы видели, что он был в машине не один?
- Я не знаю. - Это был сложный вопрос, и ответа на него следовало избегать, чтобы милиция не подумала о ней что-нибудь совсем не то. - Я видела водителя - точно. Рубашку видела черную, браслет золотой, цепочку даже. Он повернулся ко мне, понимаете - а за ним я ничего не видела. А потом хлопнула дверь, я обернулась, я думала, что это он - ну, он так на меня смотрел. Я подумала, что вдруг он вылез и сейчас пойдет за мной, - и увидела мужчину, другого, уже у арки. А потом…
Он снова что-то записывал, а потом поднял на нее глаза - серьезные, пытающиеся что-то понять, пытающиеся увидеть в ней свидетеля, а не эффектную женщину.
- Вы сказали телевидению, что тот мужчина, которого вы видели у арки, - это был не водитель, верно? То есть вы обернулись и увидели этого мужчину и водителя тоже - я правильно вас понял? Но вы не можете утверждать, что они как-то связаны - они не переговаривались, не смотрели друг на друга?
- Андрей, какой вы странный! Я же вам говорила, что они оба смотрели на меня - как же они могли смотреть друг на друга? Вот скажите, если бы вы там были - вы бы на кого смотрели, на меня или на мужчину?
В его взгляде появилось нечто вроде отчаяния, и он вздохнул тяжело:
- А сколько времени прошло между моментом, в который вы услышали, как хлопнула дверь, и взрывом?
- Андрей, вы такой невнимательный! - заявила обрадованно, по-детски радуясь тому, что его поймала. - Я вам говорила - у меня нет часов. Так откуда мне знать?
- Но хоть примерно… - Голос его слабел и затихал. - Хоть примерно вы можете сказать?
- Я его увидела - того мужчину. А потом отвернулась. И снова повернулась - я подумала, "что раз кто-то вышел из машины, значит, водитель теперь один. Значит, он… Я не знаю - он так на меня смотрел, он мне, кажется, махал даже, может, даже что-то крикнул. И я подумала, что, может, он теперь освободился, может, он даже специально высадил того, кто с ним сидел, чтобы со мной поговорить… А тот уже ушел в арку, а водитель сидел, смотрел на меня, кажется, он мне махнул - как-то непонятно. И я… я опустила глаза, чтобы он не подумал… Знаете, у мужчин бывает такое ужасное самомнение - вот я и опустила глаза. И тут…
Он громко выдохнул воздух - словно показывая, что ему тяжело. Это было невежливо - она, между прочим, с ним сидела тут уже час, объясняя, что именно видела, вспоминая, напрягаясь в этой духоте и убожестве, но не намекала на усталость.
- Ну хорошо, Марина, - а как выглядел тот мужчина, который входил в арку? Возраст примерный, рост, вес, цвет волос - все, что помните…
Она закусила губу - аккуратно, чтобы не смазать помаду, - демонстрируя ему красивые зубы.
- Вообще-то я его не помню. То есть я его узнаю, если увижу, - но не помню. Вы огорчились, Андрей? Но так бывает, знаете, - иногда заходишь в магазин, просто так, посмотреть, и вдруг видишь то, что давно искала. Вот думала перед этим, что что-то мне очень нужно, только вот не знаю что, - а в магазин захожу и вдруг…
Снова зазвонил телефон - но на сей раз он не сорвал трубку поспешно, а взял ее медленно, словно боясь услышать там какой-то очень неприятный голос. И отвечал скучно и однообразно: "Нет, ничего, нет, не помнит, никаких фактов, вообще ничего". А потом кивал долго и сосредоточенно, соглашаясь со всем, что ему говорили. Поглядывая искоса на нее - хотя она и так чувствовала, что речь о ней.
Тут было жарко и душно, но она все же закурила, отодвигаясь подальше от него, показывая, что ей неинтересен его разговор, который и правда не слушала. И уже потушила сигарету в мерзкой стеклянной пепельнице, когда он наконец положил трубку.
Он был такой грустный, что ей даже стало его жаль. Щупленький, съежившийся, поникший, уменьшившийся - даже лицо уменьшилось, сморщившись, превратившись в печальную маску, которую кто-то смял намеренно. .
- Я вас огорчила, Андрей? - поинтересовалась участливо. - Поверьте, я так старалась вам помочь. Но я такая глупая, я ничего не помню и, наверное, не так рассказываю…
Он даже ее не опроверг - хотя должен был бы.
- Начальник звонил - задерживается он, - сообщил бесцветно. - Я вам без него тогда все скажу, ладно? Вы только правильно поймите - у нас из-за вас такие проблемы начались, того и гляди головы нам тут всем поотрывают. Ну то есть не вы виноваты - телевидение это. Им лишь бы ляпнуть что-то, а там хоть трава не расти. И газета то же самое. А с нас теперь требуют расследовать убийство - а никакого убийства, может, и не было. Вы же не видели, из машины тот второй вылез или нет? Может, это ваш водитель выйти хотел, да может, он дверь открыл, чтобы окурок выбросить - да мало ли что, - и сам ее и захлопнул. И взорвался он скорей всего сам - а раз по телевидению прозвучало насчет убийства, теперь с нас ответ требуют, потому как выходит, что скрываем преступление. А если это убийство, значит, заказное - его вообще не раскроешь. Значит, главк начальнику будет выговоры делать, а он нам - да и вообще такое может быть…
Он посмотрел на нее грустно, но что-то еще было в глазах, словно он должен был ей сказать что-то очень плохое и неприятное. Не хотел - но вынужден был.
- В общем… Вы только поймите меня правильно, Марина. Если бы не вы, был бы это несчастный случай, неосторожное обращение со взрывчатыми веществами. Нашли там что-то в машине, кусочки какого-то устройства - но ничего конкретного. Даже если этот второй, которого вы видели, из машины вылез - даже это ничего не значит. Может, погибший у него покупал взрывчатку может, наоборот, ему продавал. А потом начал копаться - ну и прямо в руках… Так что мы бы закрыли дело и все. Если бы не вы - ну, в смысле телевидение…
Она тоже опечалилась и сделалась серьезной, подыгрывая ему. Хмуря брови, но стараясь, чтобы между ними не образовалась некрасивая складка.
- Я понимаю, Андрей - о, я вас так понимаю! Это ужасно - такой приятный молодой человек, такой веселый, хорошо одетый - и вдруг его убивают посреди бела дня. Мне не хотелось создавать вам проблемы - но ведь это неправильно, когда такое происходит…
Он впился глазами в ее лицо, ища там что-то и не находя. Она еще подумала, что, может, он решил, что она издевается, и ищет на ее лице следы усмешки. Но она была искренна.
- Я вас очень прошу, Марина, - и начальство просит. - Голос прозвучал тихо и умоляюще. - Вы не говорите больше никому ничего - хорошо? Мы, естественно, со всем разберемся и вас оповестим - а вы ни с какими журналистами не встречайтесь, ладно? Еще прицепятся - и начнут вас разыскивать. Вы ведь, наверное, этим с телевидения тоже дали свой телефон - а они другим дадут, и начнется. Это и следствию мешает, и ненужное мнение формирует - окажется ведь, что несчастный случай, нехорошо же получится. А так и нам будет лучше, и вам…
Она подумала, не нахмурить ли ей брови, - но вместо этого прибегла к более сильному жесту, распахивая глаза, глядя на него с наивным удивлением.
- Вы понимаете, Марина. - Он понизил голос до шепота. - Только между нами, ладно? Тот, кто в машине взорвался, - бандит был, причем опасный, целый авторитет. Некто Никитенко Александр Васильевич, кличка Никита, главарь преступной группировки. Судимый, между прочим, - за вымогательство. По оперативной информации - это тоже между нами, конечно, - у него в бригаде человек тридцать. Для Москвы не бог весть что - но все же. Рэкет, наркотики, возможно, даже убийства заказные. Полный набор, так сказать. Мы таких отморозками называем - которые на все готовы…
Она не могла так долго держать глаза распахнутыми - выпучатся ведь, вид будет, как у больной базедовой болезнью, противоположный эффект совсем. И потому не стала демонстрировать удивление - вместо этого восприняв его слова абсолютно равнодушно. Почему нет - ну разве может эффектная женщина удерживать в голове такое количество информации, к тому же абсолютно ей не нужной?
- Он был такой приятный, - произнесла задумчиво. - Такой молодой и одет хорошо, и машина красивая. Ужасно, правда?
Он растерялся. Он, может, думал, что она испугается или начнет переспрашивать - но такого не ждал. Специально так много ей рассказывал про покойника - почему-то слишком много, куда больше, чем мог бы, - и тут такая реакция. Она это поняла по его взгляду - что среагировала не так.
- Да вы его не жалейте, - выдохнул наконец после долгого молчания. - За ним знаете сколько всего - чего таких жалеть? Вам еще повезло, что все так вышло, - представляете, познакомились бы с таким, не зная, кто он, в машину бы его сели?
Она представляла - она еще тогда себе все представила, когда он еще был жив, - и потому покивала. Сладко и мечтательно - и естественно, никакого страха.
- В общем, вам так лучше будет - если мы все сделаем тихо. - В голосе уже не было убежденности. - Понимаете, эти же, бандиты его, Никитенко, - они ведь подумают, что вы запомнили того, кого видели. Чего скрывать, у них зачастую возможностей побольше, чем у нас. Подумают так и телефон ваш найдут и адрес - да тех же телевизионщиков прижмут, они и расколются. И начнут к вам приставать - на кого был похож, опиши, нарисуй портрет, все такое. Я-то могу понять, что вы его не запомнили, - а они-то не поймут, решат, что вы специально скрываете. В общем, такое может быть… Не хочу вас пугать, Марина, - но с такими лучше дел не иметь. Им что мужчина, что девушка - понимаете?
- Да, да, конечно! - Она изобразила живейший интерес. - Значит если они мне позвонят - я тут же вам. Вы ведь меня защитите, правда? Вы же смелый, Андрей, - не стесняйтесь, пожалуйста, зачем этого стесняться? Вы мужчина, вы смелый - и мне так приятно, что вы меня защищаете. Они такие злые, с оружием, на меня кричат, требуют ответа, может быть, даже угрожают. И тут вы - и… И они убегают, вы в них стреляете, а на мне может быть даже разорвана одежда. И я вам шепчу: "О, мой спаситель…"
Больше можно было ничего не говорить - с ним что-то случилось такое, словно он был будильник на батарейках и вдруг батарейки сели. Он застыл, глядя на нее тупо, а потом кивал с каменным лицом - и когда она уходила, кажется, продолжал кивать, как этакий китайский болванчик.
Он был не в ее вкусе, но все равно было бы приятно подумать, что он кивает вот так, на самом деле представляя себе описанную ей сцену спасения - в которой была опущена лишь концовка, акт любви между спасителем и спасенной. Однако она не стала вводить себя в заблуждение - ей показалось, что он думал совсем о другом. О своей работе - и о встрече со своим начальником.
Наверное, ему все-таки не хватало воображения. Он был слишком приземленным и никак не мог от этой земли оторваться. Пока. Но она знала, что они встречаются не в последний раз, а значит, у него есть шанс развить свои способности. И ему лучше его не упускать. Потому что обретенное воображение как минимум оживит его наверняка пресную супружескую жизнь - и она будет совсем не против, если в нечастые ночи секса с женой он будет представлять в темноте, что обнимает ее, Марину.
Если ему так будет приятнее жить - то она не против…
4
- Слушай, я телевизор включу - пять минут, а? Чемпионат мира же, и так не поехал, шеф не отпустил, так хоть увидеть, что там. О'кей?
Она кивнула - ну разве она могла не согласиться с тем, что хочет мужчина? Она всегда соглашалась - это входило в ее образ. И ее не смутил тот факт, что она прекрасно знала, что ее согласие не требуется, - он и говорил-то, повернувшись к ней спиной, и, не дождавшись ее ответа, плюхнулся в кресло и нажал на пульт.
- Марин, ты открой там себе шампанское, о'кей? А мне водку принеси - все там, в пакете, в коридоре. Посуда на кухне, найдешь. Заодно в холодильнике пошуруй - в плане легкой закуски…
Шампанское было абсолютно теплым, и она засунула его в морозилку, туда же отправив и водку. И коробку с конфетами, которую он тоже купил для нее, - она не просила, но в его понимании это, видимо, был джентльменский набор, шампанское и конфеты. Она не любила ни то, ни другое - когда-то шампанское казалось ей очень порочным, греховным напитком, но она тогда не очень разбиралась в спиртном. И с огромным удовольствием пила сладкую спиртсодержащую газировку с громким названием "Ив Роше".
А потом начала кое-что понимать - ей достаточно было что-то увидеть или услышать один раз, она быстро училась. Не химии и не физике, конечно, - но вот таким вещам. И стала предпочитать сухое вино. Но когда полчаса назад, притормозив по пути из ресторана у супермаркета, он спросил, что ей купить, она пожала плечами - даже в таких мелочах она не любила просить. И он купил то, что счел нужным. И она собиралась это выпить - хотя ему было бы безразлично, если бы она отказалась.
В холодильнике царили бардак и запустение - почти как в ее собственном. Она уже бывала здесь - тоже когда его мама уезжала в отпуск - и наблюдала эту картину. Какие-то открытые и испортившиеся банки, закаменевший хлеб, вздувшиеся пакеты с кефиром, якобы таким полезным для его изношенного журналистской запаркой желудка.
Но на сей раз хоть отыскалась банка красной икры - которую вопреки обыкновению пришлось открывать самой. Его сейчас трогать было бесполезно - а ее навыков ведения хозяйства для открывания банки как раз хватило, хотя и то чуть не порезалась.
Она аккуратно вывалила икру на блюдце, извлекла из застекленной полки рюмку и бокал, на удивление чистые - то ли мама уехала совсем недавно, то ли уже какая-то девица наводила тут порядок, - и отнесла все это в комнату, ставя на журнальный столик. Он даже не обернулся - он был весь в футболе. Но ее это нисколько не задевало - он всегда был такой, даже в тот первый раз, когда она у него была. Кончил, причем в нее, даже не спросив, можно ли, - и она поспешно убежала в душ, а когда вышла, он сидел и смотрел футбол или хоккей, в общем, спорт какой-то, в котором голы забивают. И кажется, не заметил, что она вернулась, - хотя у них это было в первый раз.
Она его знала уже почти полтора года. Можно сказать, что Вика их свела - когда загорелась идеей устроить ее на хорошую работу. Она как раз после того лета, в которое познакомилась с Викой, перевелась на вечерний, но, естественно, никуда не устраивалась и в институт толком не ходила. А Вике хотелось помочь, ей хотелось быть к Марине как можно ближе, проявить в деле свои чувства, показать свою полезность - вот через какое-то время она и предложила идею с газетой.
Марина ей сама ее подала - признавшись, что если бы и хотела кем-то быть, так это актрисой, ну а в крайнем случае телеведущей или журналисткой, но такой, которая на виду. Чтобы писать о чем-нибудь типа моды или кино, чтобы светское общество посещать, вечера всякие и презентации и просмотры. Вот Вика и начала искать - и через пресс-службу банка, в котором работала, нашла телефон некоего Саши Бреннера, заведующего отделом одной из крупнейших московских газет.
Она, правда, тогда заметила Вике, что писать не умеет, не пробовала никогда и у нее скорее всего не получится - но Вика ее убедила в обратном. Это то ли такой воспитательный был момент - убеждать прекрасно знающую себя Марину в том, что у нее высочайшие способности, - то ли она сознательно вводила себя в заблуждение.
Если бы Вика предвидела, что из этого выйдет, она бы этот самый телефон разорвала и сожгла клочки, а пепел съела бы - она жутко была ревнивая. Но видимо, не предполагала, что за тип этот Бреннер, - да к тому же она совершенно не знала мужчин. И настояла, чтобы Марина позвонила, и пришлось позвонить - просто потому, что неудобно было перед так старавшейся Викой.
Причем ведь дозвонилась еще только на третий, что ли, день - . то занято, то никого нет, прямо горит человек на работе. А когда он наконец снял трубку, то долго не мог понять, от кого ему звонят. И голос у него был странный - наглый, но в то же время тихий, словно у них в газете все давали обет не нарушать тишину. Она уже позже поняла, что он в тот момент выпивал у себя в кабинете, запершись и делая вид, что в комнате никого нет, - а может, затащил очередную девицу и пользовал прямо на рабочем столе.
Он ей понравился, когда она его увидела, - вроде ничего особенного в человеке в плане внешности, но наглость и самоуверенность привлекали. Сразу понятно было, что он жуткий бабник и любитель выпить, - но наглость его окружающими воспринималась легко и с улыбкой. Она это заметила, когда они шли по редакционному коридору и он при ней и еще куче народа ущипнул какую-то блондинку за зад, бросив ей что-то вроде "когда отдашься?" - а та отмахнулась, смеясь, под понимающие улыбки тех, кто был рядом.
Но в кабинете - крошечной комнатушке, прокуренной насквозь и заваленной подшивками газет и компьютерными распечатками, - он стал очень серьезен. Какое-то время рассуждая о роли их газеты и ее значении, о том, каким должен быть журналист и что должен делать, чтобы подняться, - он все это время рассматривал ее. Она тогда сняла пальто и сидела перед ним в обтягивающих джинсах и водолазке, как всегда выгодно подчеркивая все свои достоинства. И он их, видимо, оценил - потому что вдруг прервал важную беседу, предложив продолжить ее в ресторане.
, Все кончилось в постели у него дома. Они посидели где-то, и он не умолкал ни на секунду. А потом предложил поехать к нему и продолжить вечер - хотя был день, часа три. И она согласилась, понимая, о чем идет речь, и когда приехали, практически сразу пошла в душ - хотя он не говорил комплиментов и ей по большому счету ничего от него не было нужно, что-то в нем было.
Причем совершенно непонятно что - потому что в постели он был хотя и опытен, но жутко ленив, и даже в тех редких случаях, когда был здорово возбужден, делал это бурно и активно максимум один раз. А потом уже активность должна была проявлять женщина - садиться сверху или делать ему минет. Ей иногда даже казалось, что женщины ему вообще неинтересны - устал он от них, переимев огромное количество, - а секс для него примерно то же, что еда и сон, и даже если не особо хочется, но вроде надо.