Наконец-то рабочий день окончен. В детстве я некоторое время жила у бабушки, маминой мамы. Она была женщина простая, вставала очень рано, много разных дел успевала переделать до вечера, а укладываясь спать, приговаривала: "День – год, день – год". Я тогда не понимала, сейчас мне поговорочка эта очень кстати. Действительно последние сутки какими-то уж слишком перенасыщенными вышли. Вчера приблизительно в это время, приблизительно в этом месте я встретила Виктора. Пригляделась невольно – никого там нет. И если б не его злосчастный мобильник. Кстати, свой мобильник я, кажется, на работе оставила. Не у Венечки ли в кабинете? Хорошо бы. Всё-таки лишний повод поговорить, поулыбаться, заглянуть в глаза. Интересно бы знать, каков он из себя, этот самый супруг. Старший товарищ, чуть ли не отец? Красавец-ровесник – точная Венечкина копия? Высоколобый интеллектуал, навроде антикваров Перевертеса, или туповатая гора мышц, сильный и ненасытный во всех отношениях? Слишком мало ещё тебя знаю, мой ангелочек, трудно представить того, кто мог бы тебе понравиться. Новая у меня забава – сочинять подробности его личной жизни. То есть, я и раньше этим развлекалась, но теперь появилась почва, твёрдое основание на котором могу я строить свои, к сожалению, всё ещё воздушные замки. Лучше, чем ничего. Вот я сейчас домой, а они? В ресторан, наверное, ужинать. Не будут же двое молодых мужчин обременять себя готовкой. Так. Значит, всё-таки молодых. Старичок-отец исключается, до выяснения, по крайней мере. Не хочу отдавать своё сокровище в сморщенные лапы безобразного старца. Пусть они оба имеют цветущий вид. Итак, два молодых красавца входят в ресторан, совершенно не обращая внимания на женщин, которые пожирают их взглядами. Они ведут меж собой неторопливую беседу. Между прочим, вскользь, Венечка упомянет о Тамаре, а вместе с ней и обо мне. Возможно даже повторит кусочек своего дневного монолога о героических старых девах, повеселит возлюбленного. Как они любят друг друга? Хотела бы я знать. Нет, нет, не самый физический процесс, но отношения, глубину чувства. Сказал же он "супруг", именно супруг. Ведь мог же выразиться иначе. К примеру, "мой друг", или "мой парень". Мой партнёр, мой сожитель, мой любовник, в конце концов. Но супруг – в этом столько преданности и нежности, и очарования. Нет, можно быть уверенной: у Гуленьки личная жизнь налажена и стабильна. Супружеством не всякий брак между мужчиной и женщиной зовётся. Этот статус облегчённой форме сожительства никак не присвоишь. Сколько вокруг ресторанов! Мои прекрасные супруги могут быть сейчас в одном из них. Вот так войти и застать врасплох идеальную парочку. Постойте! Это же… С ума сойти! Ну конечно! Как я могла забыть! Это же идеал моего детства. Семейство Караваевых. Так значились они в большой записной книжке, лежащей на тумбочке возле телефона, и в папиной карманной, красного клеёнчатого переплёта. И в сердце моём так значатся до сих пор. "Караваевы звонят!" – весело кричал папа, и мама спешила вырвать трубку у него из рук. "Караваевы в гости зовут!" – радостно сообщала мама, и мы собирались, тоже всем семейством, в гости к Караваевым. Для меня это был всегда праздник, вроде Первого мая, или дня рождения. "Каравай, каравай, кого хочешь выбирай", – обыкновенно распевала я по дороге. До сих пор мне кажется, что во дни посещений этого милого семейства неизменно светило солнце. И неизменно встречали нас шутками, объятьями, поцелуями и улыбками. От них всегда чудесно пахло. Они всегда угощали чем-то диковинным, необычайно вкусным. И с собой ещё нагружали гостинцев. Они любили меня. Своих детей у них не было. Но это естественно. Впрочем, и мне казалось совершенно естественным, что два вовсе не похожих внешне мужчины живут одной семьёй. Это уж позже начала подрастать, задумываться. Тогда же, в светлом детстве моём, высокий стройный брюнет с печальными глазами и маленький, кругленький, мягонький рыжик были просто милым семейством Караваевых, одними из самых близких друзей моей семьи. И я по-детски искренно была к ним привязана. Думаю, они и поныне могли бы играть в моей жизни важную роль, только мне и десяти не исполнилось, когда один из них умер, а другой в Америку уехал. Кто из двоих действительно носил фамилию Караваев, я так и не узнала. Эти двое, а вовсе не родители долгое время были для меня эталоном супружества. Как они были внимательны друг к другу, как нежны. Будь я мужчиной, обязательно стала бы геем. А вдруг причина именно в этом, и я до сих пор не замужем только потому, что мой идеал неосуществим физически?
Вот и добралась до дому. Хорошо, а то уж ум за разум заходит. Сейчас любимая маменька возвратит меня на грешную землю. Часа на три. Потом в постель и снова мечтать, мечтать до провала в сон.
– Ната! Где ты была? Я места себе не нахожу!
– На работе, мам.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Начинается!
– Мама! Я же вчера тебе отчиталась подробно, где, зачем и почему.
– Ты сказала неправду. Почему ты мне не доверяешь, дочка? Разве я тебе враг? Если у тебя отношения с мужчиной, зачем скрывать? Я буду только рада.
– Какие мужчины, мама! При чём тут мужчины? Я у Светки была, успокойся.
– Это очень обидно, Ната, прямо не знаю, чем я заслужила. Но можешь больше не лгать, всё раскрыто. Он звонил мне.
– Кто?!
– Виктор. Он сказал, что твой мобильный у него. Между прочим, очень приятный, обходительный человек.
– Если какой-то мужчина нашёл телефон и набрал чуть не единственный забитый в него номер, чтобы связаться с владельцем, это ещё не значит, что у меня с ним отношения.
– Он сказал, что ты оставила телефон у него.
Так вот он где! Дурёха. Совсем от Венечки голову потеряла. Могла бы раньше догадаться, отчего это мамочка целый день ни разу на трубку мне не отзвонила. Чёрт. Ведь я не собиралась больше с Виктором встречаться. А может, ну его, этот мобильник? Аппарат копеечный, денег на счету – кот наплакал, контакты все известны наперечёт. Новый купить и забыть.
– Что ты молчишь, Ната? Я же тебя не упрекаю.
– Ну, и что он сказал? Когда и как вернёт?
– А разве он не дозвонился? Я дала твой рабочий телефон.
Не знаю, не знаю, по возвращении с исторического обеда никто ничего не передавал.
– Ната! Вы с ним поссорились, да?
Как бы мы поссорились, если не разговаривали почти.
– Ну, не расстраивайся, детка. Он ещё позвонит. Я сразу поняла – очень порядочный мужчина.
Глава 3
В пять часов договорились, в нашем ресторанчике. Как быстро он стал нашим. Как быстро всё вообще переменилось. Вторая юность в самом разгаре. Во-первых, нежданно-негаданно вызвали меня в отдел кадров. Распишись. Будто речь идёт о деле решённом и сто раз оговоренном. А я вообще не в курсе дела. Резонно спрашиваю, под чем это я подпись ставлю. Начальница кадров на меня как на полоумную смотрит:
– Вы на курсы хотите, на медсестру переучиваться?
– Хочу. Но только я...
– Хлопотали? к начальству обращались?
– Не то чтобы хлопотала, и не то чтобы к начальству.
– Ну не знаю девушка, кто за вас просил, но главный врач распорядился лично. Там на курсах и набор уже окончен, занятия начались.
– И что же делать?
– Что делать? Включили вас в группу дополнительно; с завтрашнего дня начнёте.
Так что, я теперь снова студентка.
А во-вторых (впрочем, вот именно это для меня стоит первым номером, потом уж курсы), мы с Венечкой очень сдружились в последнее время. В-третьих, ещё Виктор. Но это так, можно сказать, в-десятых. Не знаю, зачем мне эти отношения. И он, вроде бы, не слишком заинтересован, однако продолжаем встречаться. Необъяснимое явление эти встречи. Главное, сама ему звоню. И потребности никакой не испытываю, но как-то номер сам собой набирается. Ему не приходится долго со мной заигрывать, чтобы лечь в постель – тоже само выходит, так естественно. Почти ничего при этом не чувствую, иногда неприятно даже, но продолжаю отдаваться. Духовно мы не близки, всё, что происходит между нами холодно, почти до отчуждения. Однако, ни он, ни я не делаем усилий для прекращения этих странных отношений. Ни один из нас не берёт на себя труд, сказать последнее прости. Ну, вот я и на месте, в пять часов, как штык. Венечка в своём репертуаре – предоставляет возможность лишний раз подумать о нём. А я и так о нём об одном и думаю. Меня буквально распирает от нежности. Сердце готова из груди вынуть и отдать, когда золотой мой мальчик мне улыбается. Сейчас придёт и поцелует в губы. Разумеется, "поцелует" слишком громко сказано – чмокнет символически. А мне эта безешка лёгкая дороже самой изощрённой ласки другого, немилого. Я моментально поняла его игру и включилась в неё. И добилась успехов, оставив далеко позади всех девиц и женщин нашей клиники. Полагаю потому, что они инстинктивно ещё на что-то надеются, мои же надежды давно позади. А игра его – легкий флирт с особами женского пола. Умея не скатываться до дешёвой панибратской разухабистости, типа "между нами девочками", он создает иллюзию некоей особой близости. Всегда дружелюбный и вежливый, он так заглядывает в глаза, улыбается и делает такие замечания, что тут же хочется абсолютно ему довериться. Многие девушки клюют на эту удочку, ожидая продолжения "банкета", которое, естественно, не наступает – он предпочитает оставаться в приятельских отношениях. В отличие от своих разочарованных конкуренток, я за эту дружбу уцепилась мёртвой хваткой. Пропускаю занятия на курсах, с удовольствием и совершенно бесстрашно. Потому, что Венечка принял надо мной шефство. Он не только с легкостью восполняет любой пробел в моих знаниях, щедро нашпиговывая мозги теорией, но и берёт с собой так сказать, в полевые условия. Решил устроить мне курс молодого бойца. Заставил ассистировать ему на перевязках, в операционную пускал пару раз посмотреть, в процедурную к своей приятельнице пристроил "на подхват". Осуществились наяву мои медицинские грёзы. Курсов ещё не окончила, а уже реальное дело в руках. И что же? – Разочарование. Лучше бы мечты мои так и оставались мечтами. Сначала думала – с непривычки. Потом поняла, не приносит мне это дело удовлетворения, на которое я рассчитывала. Та же прозаическая повседневность, что и в регистратуре. Никакого романтизма. Те же люди, пациенты и коллеги, на том же уровне взаимодействие. Медицинские манипуляции – рутина. Уколы капельницы, забор крови – одно и то же по кругу. Ещё не принялась, как следует – уже надоело. Я не отчаялась, рук не опустила, Венечка скрашивает собой мою унылую действительность. Если бы не он, всё была бы серость, как ни старайся. Карма у меня, видать, такая, серая. И он один на ней ярко-рыжее пятно.
Репутация моя в коллективе заметно повысилась. Никто не скрывает – только за счёт его покровительства. Помнится, в школе у меня две подружки были, одна популярная девочка, неформальный лидер в классе, другая изгой, общий объект для издёвок. Я попеременно то с той, то с другой сближалась, не могу теперь объяснить, от чего меня так перебрасывало, но зато прекрасно помню, как резко менялось отношение ко мне одноклассников. Их настроение, обращение, выражения лиц, словно лакмусовая бумажка, погружённая в кислоту, или щелочь давали мне всё почувствовать. И в клинике у нас то же самое. Прежде я сама была отверженной, как та несчастная девочка. Теперь, в качестве лучшей подружки "звезды", ловлю приветливые взгляды, сладенькие улыбочки. Самые последние сплетни шепчут не за спиной, а прямо мне в ухо. Хотела признаться Венечке, что медицина, по-видимому, не моё призвание, что правильно увела меня в другую сторону жизненная дорога, но как-то язык не повернулся. Объявить ему такое – значит потерять всё, что нас связывает. Немыслимо. Вот он идёт, моё солнышко! Боженьки! Зачем это он! Витые яркие локоны были чистейшим образцом чистейшей прелести. Где они?
– Венечка! Что ты натворил?
– Надоело причёсываться. Ничего, отрастут обратно.
– Тебя домой-то хоть пустят в таком виде?
– Ха! Ну, во-первых, на сегодняшний вечер так вопрос не стоит, поскольку я дежурю, а во-вторых, есть козырь в рукаве, – он взял меня за руку, – потрогай, какой затылочек.
Я несколько раз провела ладонью от макушки до ямочки на шее и обратно, против шёрстки. Велюровая поверхность, наслаждение тончайшее.
– Как?
– Все возражения снимаются.
Особенно если он будет периодически позволять мне вот так погладить. Нет, он нисколько не подурнел. Черты лица обострились, сделались прямо-таки вызывающе красивыми.
– Что так смотришь? Я категорически неузнаваем?
– Почему же, вполне…
Милый мой, я не смотрю, я пялюсь. Пожираю глазами. Спасибо, что остановил, привёл немного в чувства, а то уж я почти провалилась.
– Ты ела?
– Нет, тебя ждала.
– Замечательно. Сейчас закажем всего и побольше. Поужинаю хорошенько и перейду на кофе до утра. Кстати о кофе, у меня теперь не жилище, а натуральная кофейня на паях. Супруг купил кофеварку какую-то новомодную, не отходит от неё. Такой смешной, меня не подпускает. Вся квартира провоняла, все шмотки. На площадке у лифта запах чувствуется.
– Скажи спасибо, что он копчением рыбы не увлёкся.
– А! Ну, спасибо!
Он состроил одну из своих умилительных рожиц и мы засмеялись оба. Когда, вот так, мы вместе хохочем, я чувствую себя абсолютно юной и бесконечно счастливой…
– Не ешь так быстро, Вень.
– Угу. Иногда забываюсь. Привычка осталась с тяжелых детских времён. Потом искоренял её специально, но окончательно не победил.
– У тебя, правда, было трудное детство?
– Как сказать, сначала ничего, но в один ужасный момент всё безнадёжно испортилось.
До такого уровня откровенности я ещё не добиралась. Расспросить? Вызнать побольше? Нет. Чувствую, нельзя. Здесь болевая точка, опасная зона.
– Наташ, ты никогда не думала о самоубийстве?
– Господи, Венечка! Что у тебя стряслось?
– Погоди, я не о себе. В принципе, у тебя не возникало желание покончить? Жаловалась ведь как-то, что недовольна.
– Нет. То есть, были минуты слабости. У каждого, я думаю, бывает. Но серьёзно нет, не думала. И вообще, моя мать без меня не выживет.
–Воот! Я ж говорил, что ты героиня, способная к самопожертвованию ради близких. Ценнейший экземпляр рода человеческого. Не все такие.
– Что я слышу? Сарказм?
– Отнюдь. Простая констатация факта.
– Слушай, а что если я сегодня с тобой на дежурство останусь? Удобно это?
– Удобно, но смысла нет. Делать нечего. Промучаешься зря.
Не понял моего порыва, или сделал вид, что не понял. Ладно, не стану навязываться.
– Ты чего приуныла, Натуль? Всё пустяки. Как один мой знакомый выражается, не бери в голову, бери метром ниже. О! Знаю, чем тебя повеселить. Представляешь, встречаю пару недель назад своего одноклассника, ещё в началке вместе учились. Солидный такой стал дядечка, лысенький, полненький, все дела. Как я его узнал, ума не приложу. Короче, поболтали минут десять, телефонами обменялись. Он такой весь занятой, я тоже вроде того, что деловой доктор, ну не в этом суть. На прощание так, шуточкой бросил: "целоваться не будем", и пошёл. А сегодня утром он мне звонит, говорит, всё это время заморачивался, нужно было всё-таки меня поцеловать, или нет. Умереть можно со смеху.
– Да уж, зацепил ты его.
– Честное слово, невольно. Я ж без всякой задней мысли, пошутил.
– В следующий раз будь осторожней.
– В следующий раз я его опять лет через двадцать встречу. Ну что? Ты домой?
– Наверное. Если не берёшь меня с собой.
– Не беру, отдыхай. Лучше к Танюшке по утрам заглядывай. Она рада радёхонька, что я ей помощницу нашёл.
– Вень, мне так неловко, позволь я хоть разок сама заплачу́.
– Ни-ни! Даже не думай. Наташ, я тебе серьёзно говорю, мне это ничего не стоит.
В очередной раз поддалась на уговоры. Хоть и зарекалась. Что поделать, ресторанчик дорогой. И дело не только в деньгах. Мне приятно, что он за меня платит, всёж-таки, может это значить, что я ему действительно небезразлична.
Когда мы вышли на улицу, сбоку от нас кто-то свистнул, коротко так фюить-фюить, но очень пронзительно. Обычно подобного рода свистки не имеют ко мне никакого отношения, и я давно научилась не реагировать на них, будто вовсе не слыхала. И сейчас даже бровью не повела. Венечка тоже принял безучастный вид, но с лица изменился, еле уловимо, так что до меня не сразу и дошло.
– Натусь, давай с тобой здесь попрощаемся. – Он потянулся чмокнуть меня в щёку. Я, всё ещё ничего не понимая, растерялась. Мы, вроде как, вместе должны были до ворот больницы дойти, и оттуда он в отделение, а я на автобус.
Только рот открыла спросить – возле нас, как гриб из под земли, возник очень странный и очень неприятный тип.
– Да, давайте уже, попрощайтесь. – Заявил он презрительно-развязным тоном.