Я поняла, что включена громкая связь, когда услышала голос своего мужа:
"- Так кто я? Мальчик? Забыла, как меня называла? Забыла чьи сапоги вылизывала и умоляла кончить тебе в рот?"
Раздался гогот.
- Тихо, придурки. По ходу мадам напросилась на хорошую трепку.
- Да на еб***ю она напросилась. Орет, как резаная. Что он с ней там делает?
- Трахает. Что он еще может с ней там делать? Вот щас… щас она кончит…Аааа… ааа…аааа.
- Не ну бабы - это загадка природы. Я им цветы, деньги, шмотки, а он ее по ходу ремнем, и она воет благим матом НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ?
- Тихо, мля.
- Это кого он там?
- Бывшая его, Тахир слетел надо связи другие налаживать.
- Их у него столько было…
- Тихо я сказал.
- Да выключи. Ну на хер. Пусть наслаждается.
Снова смех и пошлые шуточки. Я медленно сползла по стенке. Впервые в жизни мне казалось, что с меня слазит кожа живьем, все нервы оголены и лопаются от напряжения. Мне никогда не было настолько больно, как в эту секунду. Я задыхаюсь мне невыносимо хотелось сделать судорожный вздох, и я не могу, держусь за горло и с открытым ртом смотрю в никуда. В собственную боль - у нее лицо моего мужа, его синие глаза, его взгляд и наглая, похотливая улыбка… Не мне, не для меня…Оставил меня здесь, чтобы трахать других женщин, чтобы снова быть свободным, чтобы изменять мне в тот момент, когда я тут жду каждую секунду и корчусь в агонии забытая, брошенная, растоптанная, истекающая кровью. Я жду его… жду…Думаю о том есть ли МЫ, а нас и не было никогда. Есть ОН, а я скорее приложение к нему, приложение в котором усомнились и готовы сломать, чтоб не портило и не мешало.
- Дарина Александровна?
Подняла голову, чувствуя, как хочется оглушительно заорать, так чтоб все голосовые связки полопались и не могу. Смотрю на Фиму и задыхаюсь.
- Вам плохо?
Нет, мне не плохо. Я разрываюсь на части. Он не видит, как моя кожа слазит, как лопается изнутри, как кровь капает на пол? Неужели этого не видно?
- Что вы здесь делаете? Вам что-то было нужно?
Подхватил меня под руки, поднимая с пола, оглядывается на своих людей они давятся смехом, а я понимаю, что сейчас сойду с ума. Они все поняли. Поняли, что я слышала и мне хочется разбить их физиономии в кровь. Чтоб не смели ТАК смотреть на меня. Не смели. Как на идиотку, которую запер собственный муж и трахает своих шлюх… как на ту, чьи дни в этом дом и в жизни их предводителя уже сочтены.
- Валите отсюда. Тачки снаружи пробейте, - Фима повел меня наверх по ступеням. Я не сопротивлялась. Снова и снова слышала голос мужа…хриплый, полный похоти на фоне стонов другой женщины и чувствовала, как от адской боли внутри всё дрожит. Мне кажется, что моё тело превратилось в горящий факел, а душа сжимается в камень. Невыносимо. Пусть это прекратится. Хотя бы на секунду, чтобы вздохнуть, но оно не прекращается. Я смотрела на Фиму и мне хотелось заорать ему, чтобы не прикасался ко мне… чтобы исчез. Чтобы все они исчезли. В ушах стоит их издевательский смех. Мужское жестокое удовольствие видеть женское унижение, разделять животное желание испачкать грязью.
Его измена меня раздавила. Мгновенно. Размазала. Каждый вздох обжигает изнутри. Даже когда упрекал, бил, кричал мне в лицо всю эту ложь и грязь, обзывал я не чувствовала себя разодранной на ошметки. Я все еще была целой. А сейчас он разбил меня окончательно.
- Вам принести воды?
Я слышала голос Фимы, но не могла понять ни слова, посмотрела на него и отрицательно качнула головой.
- Мне нечем дышать, - хрипло, едва слышно, сжимая горло обеими руками. - открой окна.
Взгляд застыл на сотовом рабочем телефоне, который он положил на комод, пока открывал все окна в моей спальне. Становилось холодно, а я горю. Меня жжет так, что по щекам непроизвольно катятся слезы.
- Вы замерзнете.
- Не замерзну. Там тоже открой, - показала рукой на дальнее окно у кровати, а сама потянула руку за телефоном и спрятала его в складках юбки.
- Так лучше?
- Да. Так лучше. Уходи. Я хочу побыть одна.
Едва он вышел я закрыла за ним дверь на ключ и прислонилась к ней лбом. Сама не поняла, как ломая ногти провела по обшивке, оставляя кровавые полосы.
За что он со мной так? За что, Максим? Что ты делаешь со мной с нами? Ты нас похоронил? Вот так просто…пока я тут… ты с ней. С какой бывшей? Как правильно они сказали - а сколько их у тебя? Бывших, нынешних, будущих. Где я среди них?
Мне стало страшно, жутко, панически жутко от того, что я поняла - он убил меня. В себе. Меня и правда больше нет. Я ничтожная идиотка, которая во что-то верила, а не во что было верить. Не в кого. Не был моим никогда. Только себе принадлежал. Только о себе думал. Изменял и будет изменять. Никогда не буду единственной. И скорей всего не была…
Подошла к окну и дернула решетки. В груди вой застрял. Дикий вопль отчаяния. Но я не закричала нет. Только со сдавленным стоном и рыданием дернула еще раз решетку, прижимаясь к ней лицом, чтобы унять жар. Мне холодно, и я сгораю. Чувствую, как мерзнет кожа, вижу, как изо рта вырывается пар. Я хотела бы замерзнуть сейчас. Покрыться льдом. Стать непробиваемой.
Это не ревность…ревность другая. Она сводит с ума, она монотонна, она ядовита, а я не ревную, я чувствую, что меня опустили с головой в грязь и держат там, давая захлебываться вонючей водой предательства. Я глотаю ее, глотаю и я в ней тону. Одна. Мне не за кого хвататься, тот единственный, кто мог бы меня спаси он же и топит. Обернулась к телефону Фимы медленно подошла и взяла в руки. Сама не поняла, как открыла список вызовов и среди них номер Макса, а совсем рядом номер Бакита. Нахмурилась глядя на оба номера.
"- Все разговоры всегда записываются. Рабочие номера на круглосуточной записи. Полный контроль. Они сами не знают об этом.
- Следишь за ними или за мной?
- Доверять нельзя никому, мелкая. Запомни это очень хорошо. Нет. Я тебя охраняю.
- Или контролируешь?
- Какая разница. И то и другое. Твой муж маньяк. Ты разве не знала?
- Знала. Когда ты вернешься?
- Около двух недель займет, малыш. Может вырвусь на выходные и потом обратно".
Записываются… Я решительно нажала на кнопку вызова номера Бакита. Пошли длинные гудки.
- Хава нагила хава…Что такое, Фима? Мы только вчера говорили с тобой. Он получил переписку?
- Это не Фима!
Несколько секунд молчания. А у меня внутри все стихло. Даже боль притупилась на мгновения. Фима? Звонил Бакиту? О, Господи!
Калейдоскоп вдруг щелчком сложился. Мне аж дыхание выбило. Переписка, о которой твердил Бакит там, на судне, точная информация обо мне, ощущение что в почте кто-то побывал…
- Не узнал?
- Неужели ты? Еще живая?
- Позвонила поздравить - у тебя все получилось. Радуйся. Ты гений. Фиму в помощники взял? Ловко.
- У меня длинные руки, птичка. Очень длинные. Я говорил тебе чтоб ты выбрала меня. Удивлен, как ты все еще разговариваешь.
- Не удивляйся слишком сильно. Они все узнают рано или поздно.
- Ключевое слово рано или поздно, девочка.
- Где ты нашел эту мразь? Сколько денег потратил на то чтобы создать моего двойника?
- Оооо оно того стоило. Ахмед постарался. Похожа да? Ты оценила? Зверь точно оценил. Правда ее уже нет. Ушла на корм рыбкам. Я приду на твои похороны. Обещаю. Если тебя не закопают в какой-то сточной канаве. Какие цветы ты любишь? Ромашки, если не ошибаюсь?
- Я не люблю цветы… я люблю еловые венки, которые принесут на твою могилу, ублюдок. Он найдет и убьет тебя. Обещаю. Потом… позже. Он тебя убьет…
"Только вначале он убил меня".
Ручка двери повернулась, и я резко выключила звонок, стирая последний вызов.
- Дарина Сергеевна. Откройте! - голос Фимы, но не громко, словно боится, чтоб не услышали.
- Пошел вон!
- Отдайте сотовый!
- Что такое? Испугался?
- Давайте по-хорошему договоримся!
- Договоримся? Разве ты не договорился уже с Бакитом? Он мне сказал, что у вас полное взаимопонимание. За сколько ты продался, Фима?
Я истерически расхохоталась. Договоримся с кем? И о чем? С этой мразью, которую Макс пригрел рядом с собой? Если бы я могла сейчас… Если бы мне уже не стало все равно… Но он узнает. Позже. Обязательно. Только меня уже рядом не будет.
- Я могу вас вывезти отсюда. У меня есть связи. Вас никто не найдет. Все можно решить. Вы меня слышите?
Я села на пол у стены, телефон рядом положила и глаза закрыла. Вывезти? Зачем? Куда? Мне уже на все наплевать. Он просто этого не понимает. Ему страшно…и мне страшно.
- Открой дверь, сука!
Я продолжала смеяться, а по щекам слезы катятся. Просто уже ничего не имеет значение. НИЧЕГО. Какая разница, что вот оно мое оправдание у меня в руках, какая разница, если Макс меня предал?
- Испугался, Фима? Смерти испугался? Умирать не больно… жить больно… очень больно, - глаза закрыла, тяжело дыша.
- Я тебя закопаю. Ты сдохнешь вместе со мной! Я тебя за собой потяну.
- Фима, что там у тебя? - голос одного из охранников.
- Сотовый стянула и закрылась. Бакиту звонила. Набирай Макса.
Шаги отдалялись, а я снова в окно на небо смотрю - все еще ни одной звезды. Их больше и не будет. Мои звезды закончились. Макс их зажег он же их и погасил.
Больше ко мне никто не приходил, а я часами смотрела на это небо.
Смотрела, как все погружается во мрак, утопает в щупальцах черного марева. Ни звезды, ни лунного света, только фонари. Тогда я думала, что умерла и это тоже забавно потому что я была еще жива. Настолько жива, что я чувствовала каждый удар своего сердца. Потому что билось больно.
К дому снова подъехала машина, но я не пошевелилась…хотя я уже точно знала кто приехал.
Начало лихорадить по мере понимания что он рядом. У меня начали дрожать колени. Сильно дрожать. От звука его голоса. Он отдал приказ всем убираться вон, а я продолжала смотреть на проклятое небо. Больше не возникало вопросов о его решении. Надежда умерла еще несколько часов назад. Да и мне уже не хотелось ничего. Я уже не прощу… и не хочу прощать. Это и правда конец.
Слышала его шаги по лестнице. Очень быстрые. Вышиб дверь с ноги и остановился на пороге, отыскивая меня безумным взглядом. Нашел и замер на какие-то минуты, растянувшиеся на столетия
Когда он сделал шаг ко мне - всё же стало страшно. Страшно и очень холодно. Так холодно, что изо рта вырывались. Я задрожала, обхватывая себя руками… Его взгляд… Пустой. Жуткий. Как сама смерть. Мертвый взгляд. На очень бледном лице. Настолько бледном, что отдавал синевой из-за щетины и темных кругов под глазами.
Но где-то внутри все же почувствовала всплеск радости… Ненормальный. Едва уловимый. Словно я пересохла и изнутри вдруг стала глотками пить его присутствие. Как и всегда, когда видела его после разлуки. Только сейчас смотрю и все разрывается внутри, разламывается, распадается на части. Я уже там, на дне пропасти. Резко завыл ветер, и я вздрогнула.
В его руке хлыст. Почти такой же, как был у Бакита и сжимает он его с такой силой, что мне кажется я слышу, как хрустят кости.
- Я вернулся, - голос скрипит и хрипит, отдает эхом в полупустой комнате.
- Вижу, - так же хрипло, глядя на него и понимая, что не узнаю. Чужой. Совершенно чужой. За какие-то сутки. Не знаю я его больше. А может и не знала вовсе.
Никогда раньше не чувствовала запах смерти, а сейчас мне начало казаться, что ею пахнет каждая пылинка в этой комнате. Не моей смертью, а НАШЕЙ. Всё умирает …все то, что связывало меня с Максом. Умирает так болезненно, что я ощущаю, как веет могильным холодом и агония разрывает виски. Мне так страшно…Ни одного вздоха и ни одного удара сердца. Словно и там, внутри меня становится пусто. Вихрями гуляет отчаяние и обреченность с тяжелой обоюдной ненавистью.
Он меня ударил не сразу, вначале швырнул на колени, расстегивая ширинку и хватая меня за волосы. Я не сказала ни слова. Смотрела снизу-вверх в его глаза и не видела в них его…а только смерть. Нет… не ту смерть, а нашу. Теперь я отчетливо понимала, что нас больше нет.
- Бакит, Ахмед… кто еще? Сколько их было? Под кого ты ложилась? Под скольких, сука?
- Сколькие валялись под тобой?
И тогда ударил по лицу. Сильно. Так сильно, что в глазах потемнело.
А потом начался ад. Он сдирал с меня одежду, рвал в лохмотья, цепляя кожу, оставляя ссадины, опуская мне на спину хлыст.
Я даже не сопротивлялась из моих глаз просто молча катились слезы. Я отползала от него, а он шел следом и бил. Поднимала к нему лицо, залитое слезами. В каждой слезе кусочек нашей любви. Это она …уплывает куда-то по моим щекам, под его рычание и мое понимание, что это конец…Да, я хорошо его знала. Я больше для него не маленькая девочка, не малыш. Я обычная шлюха, которую можно драть на части пока она не сдохнет. И он раздерет…каждый кусок меня. Раздерет и отымеет, помечая и предъявляя права, пока я буду корчиться в агонии. Живой я отсюда не выйду…а умолять пощадить не хочу.
Смотри мне в глаза, Макс, убивай и смотри. Видишь там тоже пусто? Видишь там свое отражение? Я уже не плачу потому что мне больно, я плачу потому что ты убиваешь мою безоговорочную, абсолютную любовь к тебе…это её ты сейчас унизительно поставил на колени и обрываешь ее бабочкам крылья. Она так кричит. Ты больше не слышишь ее? Она так громко кричит…Весь смысл моей жизни состоял в ней…когда ты убьешь её, что останется у меня? Что останется мне, Макс? Тогда убей нас обеих…Сегодня. Позже я пойму, что ты и пришел меня убивать.
Это не секс…это начало смертельной пытки, и я смотрела на это лицо, чувствовала его пальцы в своих волосах, захлебывалась и задыхалась от толчков его члена во рту и понимала, что больше эти руки никогда не прикоснуться ко мне, чтобы любить меня…они будут убивать. Изощренно, до дикости больно. Отправят меня в ад мучений. Он умеет сделать это так извращенно, что я превращусь в кусок сырого мяса… Если я выживу, Максим, если ты не убьешь меня сегодня… я никогда тебя не прощу.
И я видела в его глазах иную похоть, не ту, к которой привыкла, а безумие и жажду моей смерти и боли. Он мог бы убить меня за секунду, но этого слишком мало. Зверь хотел получить свою долю наслаждения перед тем как я умру и самое страшное, что оно не приходило. Он будет увеличивать дозу, он будет искать этот кайф, а до тех пор не убьет. А найдет ли? Возможно, я об этом никогда не узнаю. Да, я плакала. Громко, навзрыд, но не кричала. Пока не кричала. Пока не развернул на живот и не ворвался в мое тело. Жестоко. Грубо. Я не могла поверить, что тот, кто заставлял меня орать от наслаждения способен причинить мне такие адские муки. Он меня насиловал с такой жестокостью, так зверски, что мне казалось я слепну от боли. Полосовал хлыстом, вдирался в волосы, бил по лицу. Он что-то хрипло кричал, а я не слышала. Я просто хотела, чтобы это побыстрее закончилось.
Я ни о чем не просила, все что можно было попросить уже вымаливала раньше и понимание, и шанс…дать мне хотя бы один шанс оправдаться.
Но с таким судьей, как Макс, уже нет никаких шансов. Он же и есть Палач, и приговор вынесен, он просто приводит его в исполнение с какой-то чудовищной отсрочкой.
От боли я грызла губы и кусала запястья, от слез ничего не видела. От криков сорвала горло. Я только слышала его рычание, чувствовала толчки внутри своего тела и свист хлыста, которым полосовал мою спину. Жутко от того, что это же он мог это сделать иначе, жутко от того, что умел разогреть до невыносимого возбуждения…Что именно он опытный, чуткий любовник, умеющий дарить дичайшее наслаждение… сейчас изуверски насиловал мое тело и душу. Моментами мне казалось, что я умру от боли, потому что он не останавливался, ему не нужна была передышка, он убивал меня и растягивал это удовольствие на бесконечность…точнее он гнался за ним, но наверняка понимал, что, когда кончит - я уже буду мертва. Так быстро не входило в его планы. Я боялась открыть глаза и посмотреть…Боялась увидеть себя утопающую в собственной крови.
Он брал меня везде. Врывался в каждое отверстие в моем теле. Вертел, как как тряпичную куклу уже разодранную и изломанную.
Почти теряя сознание, вынырнула из марева боли от рывка за волосы. Я не слышала, что он говорит, только смотрела в обезумевшие глаза и больше не видела Макса, от него ничего не осталось, я видела зверя. Он хохотал мне в лицо и стало страшно…Впервые я его возненавидела.
Пнул в спину, опрокидывая на пол и вдавил голову в пол, продолжая вдалбливаться в мое тело, обездвиживая и разрывая изнутри.
- Шлюха Бакита, Ахмеда… и моя. Наша общая шлюха. Что такое? Тебе не нравится так? Не нравится настоящая боль? Давай покричи, как для них.
- Макс, - собственный голос похож на хриплый треск, еле шевеля разбитыми губами, - убей меня. Пожалуйста, - слезы опять потекли по щекам, смешиваясь с кровью, - убей меня. Ради…,- он слышал… я знаю, но продолжал вдалбливаться и бить, боль ослепляла, и я не могла уже нормально говорить, - ради того…что…было между нами…убей.
Я не хотела после этого выжить. Уже не хотела. Я слишком любила его, чтобы потом жить с этими воспоминаниями. Такое не забывают. Лучше смерть. Так лучше для нас обоих.
Я вдруг перестала чувствовать, есть, наверное, физический предел, когда человек перестает воспринимать реальность, утопая в диких мучениях. Морально Макс уже убил меня, растоптал и вытер ноги о мою душу. Я слышала собственные крики, я кашляла и захлебывалась слезами. Не могла вздохнуть, но и не хотела открывать глаза. Я боялась увидеть его и запомнить таким. Я боялась, что последнее что отразится в моих глазах будет его лицо, искаженное отвратительной похотью и безумной ненавистью ко мне. Я боялась увидеть на нем наслаждение от моей смерти. Я хотела где-то там… Очень глубоко, где наше счастье истекало моей кровью, верить, что ему жаль. Жаль нас. Только моя любовь умирала, а я все еще была жива. Я не хочу больше выныривать из мрака, там хорошо. Там темно и холодно. Там уже не страшно.
Последнее что я помню это собственный вопль дикой боли и нехватку кислорода. Его пальцы на моем горле сжимаются все сильнее.
- Я же любил тебя, сука… я так любил тебя…любил…любил, тварь. Слышишь? Я любил тебяяяя… - хриплым рыданием.
Я погружалась во тьму. Медленно, с мучительной агонией от каждого выныривания, раздираемая им на части, потому что он рвал меня везде, и облегчением от беспамятства, когда тьма накрывала с головой. Когда поняла, что больше не смогу открыть глаза, что еще одного вздоха не будет и я иду на дно, собрала все свои силы, чтобы очень тихо, едва шевеля губами прохрипеть:
- Не любил… Я дышала только тобой… а ты не умеешь. Не прощу…никогда…не прощу.