Глава 18
Я готов был сейчас благодарить хоть Бога, хоть самого черта за то, что наконец-то мы нашли хотя бы это подтверждение своим догадкам. След на простыне не соответствовал обуви Дарины. Это была не она! Не она! А ведь мы не зря не могли в это поверить… Нельзя так ошибаться, нельзя притворяться настолько искусно изо дня в день. Рисовать улыбку и изображать на своем лице вот это неподдельный восторг, а глаза наполнить блеском счастья. Я чувствовал себя так, словно мне дали наконец-то вдохнуть, и от глотка свежего воздуха вдруг закружилась голова. Настолько сильно, что пришлось даже присесть. Нас может сбить с ног не только потрясение, но и облегчение, когда тело, сжатое на протяжении длительного времени тисками напряжения, вдруг обмякло, избавившись от ненавистного плена.
Правду говорят, не бывает идеальных преступлений, и зачастую самая на первый взгляд незначительная мелочь может сорвать весь план. Как бы тщательно его не продумывали. А масштаб задумки я оценил по достоинству. Понимал, сколько работы было проделано, и что все это время мы находились под чужим наблюдением. Устроили реалити-шоу, бл***. Маршрут они знали, одежду подобрали, время по секундам рассчитали, чтобы у охраны подозрение не вызвать. День, когда она решила к отцу ехать. Даже тайных ход в соседнюю с примерочной подсобку пробили… Дьявол! Меня передернуло от того, что вся подготовка совершалась практически у нас под носом. На наших глазах, при всех мерах безопасности, к нам смогли подобраться настолько близко. И от этого ощущения мороз побежал по коже, перед глазами сразу Карина возникла, я даже набрал ее номер и смог успокоиться только после того, как услышал ее очередное "Ну па-а-ап, ну сколько мне еще здесь сидеть".
Только самая гениальная часть их плана состояла в создании точной копии Дарины. Они ее слепили, словно из пластилина, придав те же черты лица, изгибы, цвет глаз, даже жесты, а это значило лишь одно - они сутками штудировали видеозаписи, на которых она присутствовала, изучали, чтобы та, вторая, с точностью до миллиметра смогла их повторить. Это была гениально проделанная работа, потому что даже мы не смогли заметить подвох. Смотрели эту чертову видеозапись и не смогли увидеть разницу. Вина на обоих лежит теперь. Что не смогли главного разглядеть.
Вот так, мысль за мыслью, радость сменялась очередной тревогой. Потому что впереди - самое трудное. Найти Макса… Это вопрос времени, только от осознания того, что у меня его нет, хотелось орать и ломать все вокруг. У меня не просто его нет, я могу опоздать. Нет! Этого не случится! Каким бы отмороженным он ни был… Он не сможет причинить ей боль… Не станет! Это же Дашка, с которой он пылинки сдувал, которую на руках готов был всю жизнь носить, прихоти любые исполнял, раньше даже, чем она могла о них подумать. Его сила и слабость одновременно.
Понимал, как жалко сейчас звучат эти мысли, потому что знал, что мог. Еще как мог. Потому что зачастую мы больше всего ненавидим того, кого продолжаем любить. Ненавидим, потому что не можем выбросить из своего сердца за ненадобностью. Ненавидим, потому что с каждым днем лишь больнее. И ужасающая догадка, словно удар в солнечное сплетение, заставляет согнуться пополам, зажимая рукой рот, преодолевая подкатывающую тошноту - а что, если я уже опоздал? Что, если…
Так, хватит! Мысли иногда могут свести с ума. Одних они доводят до самоубийства, других - превозносят до небес. Они способны как убивать, так и воскрешать, как губить, так и обретать себя вновь. Нет большей силы, чем сила мысли, и именно поэтому я не имею сейчас права думать о непоправимом. Мы справимся! И с этим тоже справимся. Заберу сестру оттуда… А с Максом… Потом все, сейчас другое важно! Сжимал в руках телефон, который наконец-то зазвонил:
- Да, Глеб!
- Андрей Савельевич, ваш брат вышел на связь…
- Когда?
- Буквально несколько минут назад. Видео прислал, просил проверить…
- Что за видео? Звонок отследили?
- Видео для взрослых, Андрей Савельевич. Вряд ли вы таким увлекаетесь, хотя один технический аспект этого видео может вам очень понравится
- Глеб, сюда выезжай. Мне не до загадок…
Я сейчас услышал главное - Макс появился, а значит, найдем его в считанные часы. Давно задание своим дал все звонки отслеживать. Да и если видео слал, тут уже Глеб постарается - не спрячется братец. Хватит бегать! Глаза пора открывать и платить по счетам. У каждого они свои.
Через полчаса мы уже сидели с Глебом в моем кабинете. Он разговор с Максом на диктофон записал - мозги у парня работают без передышки. Видео включил, а мне сквозь землю провалиться хотелось. За те минуты, пока наблюдал, все прочувствовал - ненависть, ярость дикую, и острое желание убить подонка, медленно, полосуя таким же хлыстом по всему телу, пока кровью не изойдет и кожа в тряпку не превратится. Не выдержал, встал из-за стола, невыносимо было смотреть. А как подумал, что это кино Максу показали, то заехал кулаком о стену от злости.
- Бл****, он убьет ее! Если он это видел - он убьет, если уже не убил!
- Андрей Савельвеч, но он проверить просил. Простите меня, конечно, за цинизм, но зачем выяснять, если бы убил уже…
- Понимаю я, Глеб, только он на коксе крепко сидит, хрен его знает, что там в голове его происходит.
- Я хотел отзвониться ему, про след рассказать, только все, пропала связь. До сих пор так и не появился. Сказал, что для экспертизы полтора дня нужно. Только нам-то уже предварительный результат и так известен… Склеили хорошо, но видно, что наспех. Но тут глаз нужен, сами понимаете. Да и по звуку тут нюансы свои… Два разных человека
- Черт! Как не вовремя ты, Макс, решил в подполье уйти. Оклематься он захотел… Отморозок лживый!
Чертыхнулся, заставляя себя замолчать. Все труднее становилось с собой совладать, слова ненужные вырывались сами собой. Это наше, мы разберемся, не стоит лишним ушам знать что-то. Довольно уже нашей изнанки повидал паренек этот тихий.
Я ходил по комнате, матерясь, то вслух, то про себя, в сотый раз звоня ФСБшникам, чтобы услышать наконец-то, что вышли не него. Господи! Она там, с ним. Одна. Беззащитная. С этим больным ею же монстром. Картинки одна хуже другой проносились перед глазами. Не мог справляться уже с их бешеным потоком. Эмоции прорывались сквозь броню трезвомыслия, раздирая на части слабые попытки не думать. Чувствовал, как начинаю терять контроль. Как тело потряхивает и скулы сводит от гребаной беспомощности. Когда теряешь способность рассуждать, думать, анализировать, потому что тебе, бл***, страшно. За нее, за них, за жизни наши разрушенные по чужой прихоти. Да, я боялся, боялся как, наверное, никогда до этого, что опять потеряю. Потеряю того, кого люблю, того, кто стал частью жизни, которая начинала вновь приобретать смысл. Боялся за того, за кого нес ответственность. Да, именно ответственность. Какими бы взрослыми они ни были, но я всегда чувствовал, что должен беречь. Предотвратить. Защитить. Поддержать. А сейчас… сейчас защищать, возможно, уже и некого.
Звонок… опять. Наконец-то! Ответил, не глядя на дисплей. Сейчас мне могли звонить только по одному поводу.
- Да!
- Граф, есть!
- Ехать куда?
- Они в тридцати километрах от города, по ленинградскому шоссе.
- Выезжаем. Людей возьми, несколько машин. И еще, - сделал короткую паузу, еще крепче сжимая в руке телефон, - тот проверенный экипаж реаниматологов от Фаины…
Давал последнее указание, а каждое слово - спазмом в горле, потому что признал сейчас вслух, что готовиться нужно к худшему. Нет в этой истории счастливого конца. Нет. И быть не могло. Сейчас самое главное - просто успеть.
- Андрей… еще одно.
- Что?
- Мы проверили всех, как ты говорил.
- Крысу нашли?
- Да!
- И кто это?
- Не по телефону… Хитрожопый больно - вдруг спугнем. Но я дал необходимые указания. От нас не уйдет!
- Если уйдет - то ты знаешь, кто уйдет вслед за ним. Отбой!
***
Мы действовали настолько быстро, что нам позавидовал бы самый вышколенный отряд спецназа. Несколько машин остановились у ворот особняка, а через какие-то мгновения мы были уже внутри. Послышались выстрелы, каждый, кто посмел поднять ствол, валялся в луже собственной крови, а те, кто поумнее, просто молча выходили со вскинутыми вверх руками. Я бежал по коридору, заглядывая то в одну комнату, то в другую, со злостью захлопывая двери, потому что не мог найти сестру и Макса.
- Да что за чертов лабиринт! Сколько здесь этих гребаных комнат…
Мечась от одной двери к другой, расстегивая пуговицы воротника и чувствуя, как по лицу стекают капли пота. Когда напряжение отдает болью в груди, судорогой в мышцах, когда хочется спешить, и в то же время ноги становятся ватными, отказываясь делать очередной шаг. Чтобы оттянуть тот самый момент. Хотя бы несколько минут отсрочки. Потому что там, вот за той или за следующей дверью можно найти… Найти то, чего никогда в жизни не захочешь увидеть опять.
Только я увидел. Пришлось… Нельзя уйти от того, что сам же ищешь. Увидел и оторопел, понимая, что к такому невозможно подготовиться. Что лучше ослеп бы, чем так. Первый, кого заметил - Макс, который засунул револьвер себе в рот и смотрел перед собой, не говоря ни слова. Он сидел, упершись о стену, смотрел в одну точку и даже не дрогнул, когда я ворвался в комнату. Он не видел меня, смотрел куда-то в сторону и ничего вокруг не видел, не слышал ни звука, а глаза - пустые, неживые, словно ненастоящие. Как будто не человек перед тобой - а манекен, обтянутый человеческой кожей. Я выбил ногой пистолет из его рук и пнул подальше в сторону, в глаза его смотрю - а он не реагирует. Вообще. Ни слова, ни движения, ни сопротивления. Я готов был к драке, ругани, борьбе, я даже замахнулся, чтобы заехать ему в челюсть, только тут не с кем было драться. Он сейчас был не здесь, шевелил губами, повторяя что-то про себя. Опять и опять, снова и снова. И мне казалось, что вот так вот выглядит крайняя грань безумия. Не того, яростного, которое сметает все на своем пути, а опустошающего, того, которое превращает человека в жалкую оболочку. Ты можешь делать с ней что угодно - больше не страшна никакая физическая боль, потому что вся она - внутри. Она - это все, что осталось. Она разливается внутри, вытесняя все… чувства, эмоции, мечты, сожаления - все. Заполняя собой нутро, сжирая, обугливая, кромсая… медленно, изощренно, не позволяя выплескивать себя наружу. Боль, которая становится тобой.
Его моментально увели… Приказал отвезти в загородный дом и закрыть… Теперь у тебя, Макс, будет много времени, чтобы "оклематься". Потом поговорим. Позже. Обязательно поговорим.
А после того, как увидел сестру, тут же пожалел, что сам не пристрелил ублюдка этого больного. Будь он проклят! Проклят тысячу раз! Потому что то, что он с ней сделал… Так не поступают даже с самой последней дрянью.
Это не человек. Это психопат, который не заслуживает теперь даже того, чтобы просто смотреть в ее сторону.
Бл***! Как же больно! Смотреть больно, а что же пережила она! У Меня руки задрожали от того, что увидел! Застыл на месте на миг, словно парализовало меня, сделать шага не мог, надеясь, что с ума сошел и мои же глаза сейчас меня обманывают. Что мираж это… что мне, бл***, самого героином накачали и сейчас я вижу какие-то галлюцинации.
Она лежит на полу… Не двигается, ладонь маленькую в кулак сжала, а я смотрю на ее пальцы, перепачканные кровью, ногти, обломанные до мяса, бурые разводы крови на полу, и не могу пошевелиться. Понимаю, что пульс нащупать нужно, а руки словно не мне принадлежат. Боюсь, бл***, что прикоснусь - и не почувствую биение жилки, что тело ее коченеть начинает…
Гребаное дежавю… Еще одна женщина, которую любил, лежит в луже крови и умирает у меня на глазах. Смотрю на сестру - и свадебное платье вижу, волосы вместо темных светлыми стали, на губы безмолвно сжатые смотрю - а они шептать начинают… Замотал головой, рассеивая это видение. Я начинаю сходить с ума. От этой боли, от вины, от страха, что поздно уже… От злости на самого себя, что не уберег. Еще одну! Дернулся наконец-то и приложил пальцы к шее. Еще раз и еще раз, убеждаясь, что это не игра моего воображения. Жива! Жива! Словно из кошмара вынырнул.
- Врачей сюда. Быстро! Быстро, я сказал!
Они вбежали в комнату, а я орал на них, чтоб аккуратнее там, чтобы боль не причинили, и хотелось смеяться над самим собой. Какая боль? Что может быть больнее? Да и не в сознании она, не чувствует ничего. Только хотелось сейчас с ней, как со статуэткой фарфоровой, аккуратно, бережно, словно вину свою искупая за то, что не успел вовремя.
Они унесли ее, прикрыв тело простыней. Белоснежной, чистой, как ее душа, и на ней сразу же проступили красные пятна. Как проклятие. Ткань пропиталась ее кровью, только эти раны ничто по сравнению с тем, что она почувствует, когда проснется…
Потом, спустя время, когда я буду перематывать в голове этот день бессчетное количество раз, я пойму, что заставило меня возненавидеть Макса. Да, у меня было много причин для этого, но щелчок произошел в тот момент, когда посмотрел на ее кожу. Она была настолько бледной, тонкой и чувствительной, что Дарине всегда приходилось прятаться от солнца, чтоб не обгореть, за это Карина шутливо дразнила ее, называя аристократкой. А тогда я не увидел на ней ни одного живого места. Ублюдок закрасил эту хрупкую бледность кровавыми узорами ссадин и увечий, исполосовал до месива, превратив в кусок мяса. Когда прибежали врачи и начали перекладывать ее на носилки, я вздрагивал каждый раз, когда к ней кто-то прикасался. Потому что там не осталось тела - оно превратилось в одну сплошную рану.
Я спустился вниз по стене и крепко сжал голову руками. Что же ты натворил, Макс? Что ты, бл***, наделал. Я не дам тебе сдохнуть, я тебе с того света вытащу, чтобы ты жил с этим. Один. Чтобы каждый день перед глазами у тебя все это кровавой пеленой стояло, чтобы ни один крик не затихал в голове и сводил с ума. Только рядом никого не будет. У тебя больше нет ни брата, ни жены, никого. Ты сам так захотел. Сам выбрал…
Какой тварью нужно быть, чтобы совершить это! Лучше убил бы! Одним выстрелом. Горло перерезал. Казнил. Но вот так… как последнюю дрянь. Надругался. Унизил. Растоптал. Цинично ломал, наслаждаться ее криками, болью и страданиями…
На полу - тоже все в крови. Казалось, что вся комната залита ею. Даже стены. На них - брызги алого цвета, они еще не успели побагроветь, слишком свежие. Словно еще один удар: "Вот, смотри, Андрей, что он с ней делал. Смотри!" Дьявол, как же тяжело. Невыносимо тяжело. Да лучше бы не отыскалась она тогда. Выживала, как умела, в том интернате. И выжила бы, выжила. Потому что там всегда готова была к удару, там ни к кому спиной не повернешься, не говоря уже о доверии. Там она смогла бы противостоять опасности, потому что знала каждую из них в лицо. И что получила в итоге? Картинку идеальной семьи? От счастья парила, чтобы потом в собственной крови захлебнуться.
Мы спасем ее. Спасем. Иначе все это не имеет смысла. Только проклянет она нас за это. Что вытащили ее с того света. Не захочет жить, а придется. И в этом ее личный ад будет. Продолжать жить…