***
Ефим откинулся на спинку стула, сплевывая кровь и время от времени прикрывая веки от того, что обильный? пот градом стекал по его лицу, щипля в глазах и застилая взор. Здесь и правда было чертовски жарко. С каждым часом, что он сидел здесь, температуру в помещении повышали еще на несколько градусов.
Я распахнул дверь, прошел несколько шагов и поставил на край стола бутылку с ледяной водой. По запотевшему стеклу бежали вниз влажные струйки, и я увидел, как Фима судорожно сглотнул. Жажда… Она сильнее голода во сто крат. И этот его жест очень ярко продемонстрировал, что он хочет жить. Тело не лжет, наши движения часто неподвластны установкам разума, и он сколько угодно мог орать о том, что не боится смерти, только инстинкт самосохранения не обманешь.
Откупорил бутылку и, наливая воду в два стакана, подвинул один к Ефиму, зная, что он и так не сможет взять его, так как его руки заведены за спину и закованы в наручники.
- Ну что, Фима, как тебе отпуск? Тепло, никаких заданий, начальства… Спасибо не надумал сказать?
- Да иди ты к черту, Граф! - облизал пересохшие губы, задергался на стуле в безнадежной попытке освободить руки.
- В прошлый раз ты был более многословным… - ухмыльнулся и прищурил глаза, - силенки покидают, понимаю… Дерзко, но глупо. Я был о тебе более хорошего мнения. Даже иногда допускал наличие мозгов. А оно вот как… Или ты только чужие указания выполнять умеешь?
- Да мне пофиг, что вы там думаете. Я все сделал, как хотел… И добился своего… - он захохотал, только смех получился каким-то жалким, он сильно ослаб за эти два дня. Надеялся на то, что пристрелю на месте, провоцировал, словами бросался, только просчитался.
- Добился, говоришь? Отомстил за кудрявую шатеночку… В этом смысл твоей жизни? - я швырнул на стол стопку фотографий, на которых крупным планом была изображена мертвая девушка, она покончила жизнь самоубийством, вскрыла вены. А так же прозрачный файл, в котором - окровавленное лезвие. Я знал, что сейчас последует реакция, уверен был. Это выведет его на эмоции.
- Твари! Ненавижу! - он сжал губы и отрицательно замотал головой. Голос дрогнул, еще несколько взглядов на фото - и он сорвется. - Убери! Убери, бл***, я сказал!
Я собрал фото в одну стопку и, обойдя стол, остановился у него за спиной. Рассматривая изображения, выкладывая по одному на стол, прямо перед его глазами, и комментируя.
- Ну почему же убери, Фима, - положил первую фото, - нам же интересны ценности наших сотрудников… - вторая фото легла поверх первой. - Красивая у тебя сестра, правда… Даже здесь… Представляю, какой она при жизни была. Наверное, я и сам не упустил бы такую…
Он еще сильнее задергался, пытаясь встать, порывался ко мне, наивно думая, что эти попытки к чему-то приведут. А я понимал, что должен его сейчас доломать. У него силы на исходе, откинется скоро, и мне порядком надоело тратить на него время.
- Настоящая красавица, - еще одно фото. - Только глупая, уж прости. Куда ты смотрел, Фима, когда она в свои шестнадцать по койкам мужским кочевала, а? Хреновый из тебя брат…
- Да пошел ты на***. Вместе со своим ублюдком Зверем. Это он…он виноват… Из-за него она… Но ничего, я отомстил! Отомстил… За тебя, Танечка, за тебя, моя хорошая… Его сука тоже гниет теперь в земле, - моментальный удар в челюсть, еще один, раз за разом, пока его лицо не залилось кровью.
- Будем считать это предупреждением, - потер кулак и, едва сдерживаясь, отошел на несколько шагов в сторону. Рано еще, Андрей, получишь что нужно - тогда.
- Что ты хочешь от меня, - по его лицу бежали слезы. - Что? Вы уже и так все знаете. Все… Все, что сделал. Как в доверие втерся, как докладывал о каждом шаге, информацию передавал…
- Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Вся информация по Ахмеду и Бакиту. И как мне со Славой связаться… Я сейчас не о номере телефона.
- Да хрен тебе, а не Слава, понял! Вынюхал все же, да? А он не в курсе пока…
- Фима, из-за твоей несговорчивости еще одна милая девчушка пострадать может… Или ты думаешь, я не узнал? Интересно, а ребенок чей? Зверю анализ ДНК не придется делать, как думаешь? Но дело твое, думай… Или все втроем - на тот свет, а? Заждалась вас там сестренка…
Он побледнел настолько сильно, что казалось, слился со стеной, которая была выкрашена в кипельно-белый цвет.
- Граф, неужели ты такая тварь, что ребенка тронешь?
- Быстрее, чем ты думаешь, Фима. И кстати, Людмила Сергеевна - просто слабая женщина, как она могла защитить малышку от десятка мордоворотов?
- Не трогай! Не трогай! Я убью тебя! Клянусь, с того света вернусь и убью!
Опять удар в челюсть. Стул зашатался и с грохотом свалился, и Фима, привязанный к нему намертво, оказался на полу. Он поддался панике и дергался из стороны в сторону, полностью потеряв самообладание. Я присел на корточки и, крепко сжав пальцами его кадык, от чего он взвыл от боли, отчеканил:
- Таланты угомони! Разорался, как баба. У тебя выбора нет. Информация мне нужна, и я ее получу. Не от тебя, так от других. Только второй вариант - не в твоих интересах! - и бросил ему фото ребенка, который спал в детской кроватке.
- Я все скажу… Скажу, будь ты проклят… Только ребенка не трогай…
Глава 19
Веревки стягивают запястья, натирая до синяков, Алерикс резко дёргает девушку к себе за бёдра, устраиваясь между её распахнутых ног, и тонкая кожа рук лопается. Аромат крови забивается в ноздри, доводя до конечной точки кипения, ощущение, будто возбуждение готово вот-вот вырваться из тела. Он рывком входит в тесную плоть и стискивает зубы, чтобы не закричать. Зато кричит она, всхлипывает с закрытыми глазами, обхватывая его ногами и выгибаясь на кровати. Её соски такие манящие, искусанные им, синяки на груди, на животе, на ключицах - это его особый рисунок похоти. Самый естественный и потому единственный настоящий. Толчок, еще один, и она стонет в голос, беспомощно дёргая руками.
Лезвие вспарывает кожу рваными движениями, оставляя алые разводы на белоснежном полотне её тела, и Лия ускоряет свои движения, подаваясь бёдрами навстречу ему. Император закидывает длинные ноги себе на плечи и осатанело таранит упругое тело, с силой сжимая сочную грудь. Наслаждение разрывает на части, подводя к самому эпицентру, чтобы после взорвать сознание мощным оргазмом, на куски, на ошмётки бешеной похоти со странной примесью нежности. Нежности, мать её, которую Алерикс почувствовал впервые…Идиотской нежности, когда решил попробовать, каким бывает наслаждение на её губах, и едва не взревел от ярости, пока эта тварь кричала в его губы чужое имя.
- Нееейл… - зажмурившись и изогнувшись под ним. С каплями пота по телу и его запахом на нём.
- Неееейл… - громко, надрывно, пока Алерикс изливался в неё.
За что тут же получила пощёчину. Её голова откинулась назад, и она в недоумении открыла глаза, чтобы тут же истошно закричать и начать вырываться, уже молча, не произнося ни слова. Тщетно, и она понимает это, но с каким-то отчаянным упрямством продолжает извиваться на постели, подобно мухе, попавшей в паутину.
Император оставил её дальше метаться в этой ловушке, спокойно принимая душ, а после одеваясь и выходя из комнаты, не произнося ни слова, успокаиваясь сам. И пытаясь понять, какого дьявола его так задело, что она кричала чужое имя? Он ведь сам создал эту грёбаную иллюзию в её голове, потому что ему надоело трахать бревно, которым она прикидывалась раньше. Это было слишком скучно, но Алерикс взломал её чёртово сознание, и видел её воспоминания, как свои. Видел, как её трясло в оргазме с Нейлом, как она срывала голос под тем недоноском. И Алерикс отчаянно захотел кусочек этого для себя. Не просто иметь её распятую на столе, не драть сзади, полосуя спину стилетом или плёткой. Он захотел её живую, а не тем трупом, которым она становилась для него обычно. Забивалась у изголовья кровати, выставив руку вперед, будто могла помешать ему получить желаемое. Поначалу это даже забавляло: маленькая хрупкая смертная упорно сопротивлявшаяся, царапавшаяся, посылавшая проклятия, но никогда, никогда не умолявшая о пощаде. Именно это и интриговало. Зная о том, что ждёт её, великолепно понимая, зачем он пришёл к ней в первый раз, она даже тогда не просила. Угрожала местью Нейла, отбрыкивалась, но не просила. И даже в прозрачных слезах, струившихся по щекам не было мольбы: ненависть, злость на собственное бессилие и безысходность.
И тогда император захотел сломать её. Захотел заставить умолять, биться в истерике каждый раз, когда она увидит его, услышит его имя. Он захотел не просто чувствовать её страх, он хотел видеть его, хотел слышать, как он звучит её голосом.
Но даже когда она устала бороться, устала плакать, она и тогда не унизилась, лежала сухим поленом, позволяя себя трахать, кусая губы и отвернув в сторону голову. И какую бы боль ни причинял мужчина, эта дрянь впивалась ногтями в ладони, не позволяя себе сорваться. И тогда Алерикс продолжал со злости раздирать её спину, ощущая, как её колотит в агонии, но не слыша, ни разу, мать её, не услышав мольбы.
Тогда он вдруг отчётливо понял, что именно заворожило настолько Нейла, что тот рискнул едва ли не всем ради неё. И он решил получить всю её. По-настоящему. Впервые без слёз и ужаса в глазах. Захотел почувствовать, как она может отдавать. Добровольно. Что ж, Алерикс Мортифер никогда не отказывал себе ни в чём. Он попробовал, и это действительно оказалось лучшее из того, что он знал раньше. Император, искушённый в сексе, извращённый садист, вдруг понял, что никогда за всю жизнь не получал настолько яркого оргазма. Если бы не конечный аккорд этой партии. А, впрочем, он не сильно расстроился - Алерикс запланировал с Лией впереди так много актов, и каждый из них обязательно станет премьерой.
Зашёл к себе в кабинет и поморщился, увидев на столе документ с характерной печатью императорского медицинского центра. Пробежался глазами и отложил его в сторону, прислушиваясь к себе: ни разочарования, ни злости. Всё, как и предполагал. Очередной отчёт, который уже по счёту, а результат всё же один. Откупорил крышку графина и наполнил бокал ледяной жидкостью, опрокинул её в себя, охлаждаясь и приводя в порядок мысли. Когда тебе за тысячу лет, в чудеса давно не верится. И надежда слишком дорогой ценой обходится тем, кто принимает её в расчёт. Алерикс же скорее ожидал именно этого результата. Отрицательного. А это значит, придется вызвать избалованную сучку с куриными мозгами к себе и лично поинтересоваться её мнением относительно результатов теста. Нет, это какой идиоткой нужно быть, чтобы решить оболванить самого императора? Наградить его чужим ребенком и искренне считать, что он проглотит эту наживку, что поверит липовым тестам, сделанным с участием её мамаши? Пусть даже она глава континентального центра. Неожиданная веселость сменила откровенное возмущение. Такого неосмотрительного отношения к себе Алерикс однозначно простить не мог, какой бы страстной эта рыжая тварь ни была в постели. Даже если не брать в расчёт, что прощение никогда не было в списке его добродетелей. Пожалуй, надо будет отправить ей комплект с изумрудами в благодарность за ребенка и приказать явиться во дворец только в нём. А после император собственноручно вырежет этого ублюдка из её чрева на правах "отца". И даже не станет убивать её. Пускай влачит жалкое существование бесполезной пустышки всю оставшуюся жизнь.
Убрал отчёт в ящик к десяткам подобным ему. И на каждом из них один и тот же приговор, подписанный рукой разных врачей. Бесплодие. Недостаток, которым не должен обладать правитель. Болезнь, которую так и не смог вылечить ни один из множества лекарей, несмотря на все те возможности, что открыл перед ними их господин.
Алерикс подошёл к окну и посмотрел на картину мрачного парка, раскинувшегося вокруг дворца. Он любил его, если подобные ему вообще умеют любить. Алерикс вообще был очень привязан к этой местности. Он вырос в этом дворце и только здесь чувствовал себя в абсолютной безопасности.
Одной из способностей Высших Деусов было изменять окружающую реальность. Не любую. Только на Едином Континенте. Всю территорию вплоть до Мёртвых земель. Хотя насчёт Мёртвых земель никто не мог сказать точно. Попавшие туда навсегда теряли возможность, а со временем - и способность рассказать об этом оставшимся в цивилизации.
Но на своей земле, на Континенте, пропитавшемся кровью Деусов, воздух которого был соткан их дыханием, небо которого сияло далеко не светом звёзд, а вспышками силы Высших, они могли изменять саму природу. Своеобразные боги этого мира, они могли изменять состав воздуха и воды, сотворить новую маленькую жизнь, чтобы дождавшись, когда Континент взрастит её и увеличит её силы, безжалостно убить, поглощая энергию, в сотни раз большую, чем в ней была.
Континент был настолько же живым, насколько были живыми и они. Парадокс мира, в котором преобладали всё же принципы Смерти.
И сейчас император наблюдал в окно, как Континент, повинуясь воле своего хозяина, порывами шквального ветра услужливо сметает целые кроны деревьев со своей поверхности, как каплями воды с мерзким запахом серы бьётся в прозрачное стекло, выстукивая равнодушно грустную мелодию панихиды.
Высоко на небе корчилась в предсмертных судорогах луна. Это действительно больно, когда не с кем разделить собственное одиночество. Как бы долго ты ни соглашался признать себя таковым. И сейчас Алерикс делил свою агонию с ней, глядя, словно на ускоренной плёнке, как меняется её форма, как сужается испещрённый серыми рытвинами диск, чтобы в следующую секунду превратиться в крошечный круг и исчезнуть с небосвода. И Единый Континент погрузился в абсолютную тьму, сродни той, что царила в душе императора.
Алерикс склонил голову набок, наблюдая, как ветер бросил об стекло сразу нескольких птиц. Чёрные, как и практически все живые существа этого мира, они, словно оголтелые, бились крыльями об окна, широко раскрыв клювы с острыми зубами. Императору вспомнилась его пленница. Он распахнул створку и рывком схватил одну из птиц. Закрыл окно и усмехнулся, глядя, как забилась она в его руках, коготками впиваясь в его пальцы. Маленькое создание напомнило ему Лию. Такая же отчаянная, как та, которую он так и оставил голой на своей кровати. Из нескольких десятков спален во дворце император мог позволить содержать нихила в любой другой, но ему странно нравилось видеть её именно там.
Птица пронзительно закричала, и Алерикс поморщился. Крик о помощи. Движение пальцев - и ее тушка замертво падает на пол. Нет. Совершенно не похожа на его нихила.
***
Алерикс спускался по лестнице, любовно разглядывая стены своеобразной тюрьмы Нейла. По сути тюрьмой являлся огромный подвальный комплекс под дворцом. Чёрный обсидиан со вкраплениями серого цвета по всему периметру подвала надёжно заглушал силы Деусов. Алерикс провел рукой по стене, почти ласково погладив её ладонью. Сегодня у него было отличное настроение несмотря ни на что. Им владело предвкушение. Оно дразнилось, обжигало словно пламенем языками нетерпения, едва ли не подгоняя вперед.
Открыл дверь и увидел мужчину, который сидел на полу, прислонившись к стене спиной и схватившись за голову. Вначале Алерикс даже опешил, поняв, что узник, погруженный в свои мысли, даже не почувствовал его приближения.
- Ай-ай-ай, Нейл, теряешь хватку. - правитель широко улыбнулся, когда Мортифер резко вскинул голову и выпрямился.
- Проваливай, Лер, - устало произнёс Нейл.
- Как некрасиво, - скривил свое идеальное лицо Алерикс, - дядя пришёл проведать своего любимого племянника…впрочем, ты всегда был неблагодарным, мальчик мой.
Мортифер усмехнулся, чувствуя, как изнутри поднимается склонившая голову во время одиночества жажда убийства. Он представил, как кидается на императора и одним движением руки вырывает его вонючее сердце из груди, и один только дьявол знал, чего стоило Нейлу продолжать сидеть на месте и не поддаться искушению. Только понимание того, что он ещё не проиграл игру. До тех пор, пока жив, у него есть все шансы поставить на колени и Алерикса, и весь Континент. И рисковать сейчас, поддавшись эмоциям…Нейл всё больше ощущал, как отпускает его их последняя встреча. Встреча, подробности которой он похоронил глубоко в своей памяти, оставив лишь её противный горький привкус. Он старался не вспоминать подробности, но не забывал имён своих врагов. Всему своё время, и время Нейла Мортифера станет последним часом жизни и императора, и его шлюхи.
- Приехал сообщить мне о дате судебного заседания, Лер? Я весь обратился в слух.
- А, - император взмахнул рукой, давая понять, что суд - не более чем досадная формальность, - я бы даже не стал утруждать себя подобным Нейл.
Он вдруг почувствовал отголоски ненависти, которую усердно прятал племянник. У правителя задрожали ноздри, втягивая аромат ярости, который всё больше распространялся по небольшой камере.
Алерикс подошёл к узкой кровати и сел на нее, закинув ногу на ногу. Огляделся по сторонам.
- Довольно удручающая обстановка. Нужно будет поручить Ксавьеру поменять интерьер.
Паршивец лишь вздёрнул бровь, откинув голову на стену и молча выжидая. Абсолютно беспристрастный снаружи, но Алерикс мог заложить собственную голову, что тот еле сдерживает себя, чтобы не наброситься на него. Императора самого едва ли не затрясло крупной дрожью от эмоций родственника.
Снаружи раздались шаги стражников, и тут уже широко улыбнулся Нейл.
- Лер, только не говори, что решил пытать меня?
- Но ведь ты даже под страхом смерти не расскажешь мне всего, что я хочу знать, Нейл?
- Тогда почему ты решил, что я расколюсь на допросе, Алерикс?
- Потому что страх смерти - всегда не более чем иллюзия, тогда как физическая боль и есть её любимый предвестник, племянник.
Но император глубоко ошибался, считая так, пусть даже он и не ожидал того, что страдания быстро развяжут Нейлу язык.
- Как долго шла подготовка к переходам?
- Не имею понятия, о каких переходах речь!
- Сколько переходов было совершено за последние двадцать лет?
- Не имею понятия, о каких переходах речь! - удар со злости по лицу, и ублюдок хохочет окровавленной улыбкой, раскачиваясь на железных крюках, концы которых торчали из его груди.
- Через какой центр шла информация о порталах? - страж схватил Нейла за волосы, пристально вглядываясь в глаза, выпивая остатки энергии Мортифера, наполняя его своей собственной, от которой лицо заключенного перекосило. Вот так Деусы вливали боль.
- Не имею понятия, о каких порталах речь, - уже гораздо тише, стиснув зубы, боясь вздохнуть, чувствуя, как нечто острыми когтями сжимает лёгкие, превращая каждый вдох в настоящую вакханалию боли.