Через полчаса я обложилась в туалете десятью разными палочками и гипнотизировала их взглядом. Все они показывали мне две полоски. Все до единой. С разной чувствительностью.
Я БЕРЕМЕННА. Да, черт возьми, я беременна и я знаю с точностью до чисел, когда это произошло.
По щекам потекли слезы, в три ручья. Меня колотило, меня скручивало, мне хотелось орать и топать ногами. Я жду ребенка. У нас с Артуром снова будет малыш. Его малыш. Мой малыш. Егорка вернулся ко мне, как и обещал в моих снах. Господи! Спасибо тебе за это чудо! Спасибо, Господи!
Я смотрела на многочисленные полоски и беззвучно рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. От счастья. Впервые за восемь лет я рыдала от счастья.
Не знаю, сколько я просидела в туалете на полу с тестами в обеих руках. Какой у меня срок? Около десяти недель. Вот почему меня рвет. Девушка-аптекарь – цены тебе нет. Я пошлю тебе букет цветов. Я вскочила с пола и прижала руки к грудям – они побаливали налитые, тугие. Да, так было в прошлый раз.
И вдруг мне стало страшно. Первая радость и эйфория уступили место дикому страху. Если узнает Герман – моему ребенку не жить. Он не даст мне родить от Артура никогда. Я долго смотрела на свое отражение в зеркале.
– На этот раз я буду сражаться, – прошептала я и снова открыла сумочку, достала коробочку со снотворным и повертела в руках. Интересно, что думает по поводу развода госпожа Новицкая?
А еще именно в этот момент я поняла, что готова ждать Артура не только пятнадцать лет, а целую вечность. Мы готовы. Нас теперь двое и мы будем за него бороться.
24
Любовь – это предчувствие счастья.
(с) Сергей Федин
Я смотрела на себя в зеркало, поправляя волосы, уложенные в высокую прическу и не могла сдержать эту счастливую улыбку, которая уже месяц не сходила с лица. Говорят, счастье нельзя потрогать, нельзя коснуться руками, оно бестелесное и такое неуловимое, а мне казалось, что оно заключено в его глазах, когда он смотрит на меня утром и проводит костяшками пальцев по моей щеке, или когда приезжает домой, и в квартиру врывается запах мороза вперемешку с ароматом его дыхания, тела, одежды. Оно разливается горячим кофе, цвета его взгляда, и обжигает язык кипятком, когда делаю глоток из его чашки. Это непередаваемо вкусно - отпить чай именно из нее, чтобы потом прикоснулся губами в том же месте, что и он, а я украду еще раз, вместо куска торта - горько-терпкий поцелуй.
Счастье заливается звонками на мобильный, бесконечными смсками, неожиданными цветами с курьером посреди дня. Оно стонет жадным сексом на рабочем столе и нежными прикосновениями его пальцев к волосИзощренными ласками языка по всему телу, до хриплых криков и отметин на коже, и теплым одеялом, которым укрывал, если возвращался ночью, когда сплю. Поцелуями вдоль позвоночника, утренними оргазмами и шоколадным кремом, которым вывожу буквы его имени у него на губах.
Счастье переливается смехом Карины, когда он смешит её, а я смотрю на них со стороны и глажу его рубашку. Боже! Мне не верилось, что это происходит на самом деле. Но это происходило. И на моем пальце сверкало кольцо, которое Андрей надел мне сразу после того, как мы вернулись из больницы домой. Он сказал, что это то самое, которое купил для меня тринадцать лет назад и оно все это время ждало своего часа. Он не смог его выбросить. Носил с собой в портмоне. Мне казалось, что так не может быть. Все это время я считала, что он забыл обо мне, а он каждый день натыкался на это кольцо и думал, вспоминал.
Сейчас на мне надето белоснежное подвенечное платье, конечно не такое, о котором мечтают в юном возрасте, но очень красивое. Больше похожее на вечернее, чем на свадебное. Фата – тонкий прозрачный шлейф, приколотый к искусственным цветам, вплетенным в волосы парикмахером. Она ушла десять минут назад вместе с визажисткой, которая наводила красоту на моем то бледном, то красном от волнения лице. Платье мы выбирали вместе с Кариной и Дашей. Это оказалось довольно сложной задачей. Я яростно сопротивлялась вычурности, а консультанты в свадебном салоне упорно пытались нарядить меня как куклу. Рюшки, фата три метра, куча страз и кружев, как будто мне восемнадцать. В конце концов мы выбрали, после того, как я перемерила весь ассортимент и наконец-то не остановилась на этом. Довольно простом, без рисунка, расшитом по низу белыми цветами и украшенном на декольте мелкими камешками. Очень скромно, но со вкусом. Я знала, что Андрею понравится. Он не любил вычурность. Карина визжала от восторга, а Даша сдержанно похвалила мой выбор. Именно она выбрала фату. После всех предложенных нам и отвергнутых мною она указала пальцем в каталог.
- Я бы хотела именно такую… ну когда-нибудь. Она похожа на облако дыма с каплями росы.
Мне тоже очень понравилась. Карине пришлось смириться с нашим выбором. Хотя я бы вышла за Андрея и в обычном, самом простом платье, без кольца и без всей свадебной мишуры, но мне ужасно хотелось этого праздника. Хотелось так по-детски, так наивно. Я мечтала станцевать с ним первый танец, снять белую перчатку, чтобы он надел мне на палец кольцо, сказать это знаменитое "Да! Да! Да!" перед щелкающими фотоаппаратами и камерами. Я просто была счастлива и мне хотелось завернуться в это счастье, как в кокон, украсить его блестками, камнями, кружевами. Жадно потрогать его пальцами, пропустить по ладоням, по всему телу. Самое обыкновенное женское счастье – выйти замуж за безумно любимого мужчину. Наверное, меня поймут только те, кто чувствовал тоже самое. Карина поправляла мне складки на подоле, трогала цветы в моих волосах и вздыхала:
- Мам! Он обалдеет! Ты такая красивая! Ты, как ненастоящая! Как с обложки журнала! Маммм! Ты меня слышишь? Ты у меня такая красавица. Я бы вечно смотрела на тебя в этом платье. Знаешь, я всегда буду вспоминать тебя именно такой, как сегодня. Счастливой и очень красивой!
Я рассеянно кивала, вспоминая, сколько всего произошло за этот месяц. Как исчез Андрей и я сутки прождала его у нас дома, выкурив пачку сигарет, как мне позвонила женщина по имени Фаина и я помчалась вместе с Кариной в больницу.
Наверное, в эту ночь мне было так же страшно, как и в ту, когда ушла от него и ждала, что приедет, вернет, а он не приехал и вообще исчез из города. Я тогда не могла поверить, что все закончилось. Вот так просто и быстро. Я рыдала и грызла по ночам подушку, бежала к окну, когда подъезжали машины, вздрагивала, когда звонил телефон, пока не поняла – он не вернется. Он ушел из моей жизни. Поверил мне и ушел. Я его потеряла.
Во второй раз я бы, наверное, сломалась. Набирала номер Андрея и каждый раз, когда слышала автоответчик, мне казалось, какая-то частичка меня медленно погружается в агонию. И так по кускам, пока вся не погрузилась в нее целиком. В липкую панику. Ужас от одной мысли, что могу потерять снова. Поймет лишь тот, кто уже терял. Тот, кто знает, что такое пустота и осознание, что это конец. Тот, кто с отчаянием спрашивал себя – как жить дальше? Как учиться просыпаться самой? Как научиться не оборачиваться на его имя, словно на свое собственное? Не плакать, услышав музыку, напоминающую о нем? Я испугалась. До дрожи в коленях и почти не слышного сердцебиения. Карина пыталась меня успокоить, но мне было так страшно, что он исчезнет из моей жизни. Так страшно! Словно я понимала, что больше не переживу этого, не соберу себя по осколкам еще раз. Не смогу без него жить по-прежнему. Недосказанность и неизвестность могут свести с ума даже самого спокойного человека. Фантазия, подпитанная многоточием, настолько виртуозна, что нарисует в мыслях такое, от чего хочется биться головой о стены. И я банально боялась, что он меня бросил, передумал, нашел другую, я ему надоела. Да что угодно. Самые банальные мысли, которые приходят в голову безумно влюбленной женщине. Не зря говорят, что нас нельзя оставлять одних, а то мы такого придумаем, что потом сами же, поверив в это, сойдем с ума.
Когда Фаина сказала, что Андрей в больнице - я думала, поседею. Но она добавила, что с ним ничего не случилось. Он привез брата. Тогда я даже не стала задумываться, какого брата, зачем и откуда привез. Я мчалась туда на бешеной скорости вместе с Кариной, которая жмурилась, когда я жала на газ. Увидела его - и вся ярость и отчаяние испарились. Обняла, втянула родной запах, почувствовала его руки в моих волосах и тихое:
"Лена, ты что, милая? Плачешь? Эй… посмотри на меня. Все хорошо. Села батарея. Как только смог, попросил Фаину позвонить. Смотри мне в глаза. А теперь читай по губам - Я. ТЕБЯ. ЛЮБЛЮ. Прочла? Иди ко мне!"
В этот момент Карина тоже его обняла, и я почувствовала, как Андрей вздрогнул, как быстро забилось его сердце под моей щекой и меня прорвало - я заплакала еще сильнее, прижимаясь к нему всем телом вместе с дочерью. Я знала, насколько это было важно для него. Первый шаг от нее. Он не давил и не навязывал ей свое общество, не просил называть его "отцом", но я видела, как блестят его глаза, когда Карина приходит из школы и, поцеловав меня, кивает ему и проходит мимо. Он медленно выдыхает, и я словно слышу его голос вслух:
- Ничего. В другой раз. У нас куча времени.
От счастья хотелось зажмуриться и громко закричать, когда прижал нас обеих к себе. Все вопросы куда-то улетучились, испарились. Я спрошу, где он был, потом. Сейчас я просто хочу домой. Никогда не любила больницы.
А потом я подняла голову и увидела Савелия. Он стоял в дверях палаты и смотрел на всех нас. Когда мы встретились взглядами и я встрепенулась, он быстро отрицательно качнул головой. И в этот момент я вдруг поняла, что вот этот сильный и страшный человек за бортом всеобщего счастья. Он стоит там настолько одинокий, что его даже становится жалко. И именно от этого он вдруг перестает быть жутким Савелием Вороновым, а становится просто человеком, наделавшим столько ошибок, что теперь уже слишком поздно что-то исправить. Андрей никогда не простит его. Видимо, он и сам понимает это. Мы обсуждали с Андреем не раз, и он был непреклонен. Словно стер отца из своей жизни. Вычеркнул жирным черным фломастером, а можно сказать, даже заштриховал маркером. Не оттереть, не смыть. Не важно, насколько человек нам близок, он может считать себя самым незаменимым, необходимым как воздух, и вдруг оказывается, что именно поэтому его вышвырнули из жизни гораздо быстрее, чем чужого. Потому что близким не прощают то, что можно простить чужим. Потому что только близкие знают, куда бить, и делают это изощренно метко, при этом зная, какую боль причиняют. Савелий буквально разорвал Андрея на осколки боли, на атомы, и только мне мой мужчина сказал, насколько это невыносимо понимать, что твой собственный отец превратил твою жизнь в сцену кукольного театра, дергал тебя за ниточки, как марионетку, внушая тебе, что все, что происходит - проклятая судьба, а не четко спланированный сценарий по уничтожению тебя как личности. А мне не хотелось ненависти. Я хотела, чтобы все изменилось. Чтобы они поговорили, поняли друг друга, забыли прошлое. Тем более Савелий болен, и это видно даже со стороны.
"Но ведь он твой отец. Он любит тебя… По-своему. Как-то сложно и не так, как другие, но любит. Ты должен простить его, Андрей. Не будь таким, как он".
"Любит. Как свое приложение и собственность, Лена. Он любит себя, а мной он распорядился как вещью. С моей матерью вообще обошелся, как с диким животным. Он отнял у меня тринадцать лет жизни, он лишил меня возможности смотреть, как растет моя дочь. Он не имел никакого гребаного права так поступать со мной. Пусть остается в одиночестве, в окружении своих дрессированных псов".
Я смотрела Андрею в глаза, разглаживая кончиками пальцев морщинки между бровей. Наверное, я была слишком счастлива, чтобы принять хоть каплю ненависти. Мне хотелось счастья для всех. Даже для сурового Савелия, который в свое время разрушил наши жизни.
Домой мы приехали с этой странной темноволосой девочкой. Дариной. Андрей явно не знал, как с ней общаться и слегка растерялся, но ненадолго. Когда я прошла из кухни в гостиную, они уже над чем-то смеялись, глядя в монитор его ноутбука. Не знаю, как ему это удается - очаровывать всех, кто к нему приближается, всех, кто соприкасается с ним. Позже, когда мы все поужинали и я стояла на балконе, вдыхая зимний запах ночного города, кутаясь в полушубок, Андрей обнял меня за плечи.
- Устала? Такой вкусный ужин приготовила.
- Нет. Просто смотрю на ночной город и думаю о том, что всего лишь в прошлом году зиму провела без тебя и даже не мечтала, что ты вернешься ко мне.
- То есть ни разу обо мне не мечтала?
Я усмехнулась, чувствуя, как он щекочет губами мою шею.
- Мечтала. Слишком часто мечтала.
- И о чем ты мечтала, Лена, - укусил за мочку уха и я, запрокинув голову, нашла его губы.
- О том, что я бы все на свете отдала, чтобы вот так стоять с тобой на балконе, смотреть на снежинки и чувствовать, как ты обнимаешь меня горячими ладонями.
Я бы умерла ради того, чтобы хотя бы один раз оказаться в твоих объятиях и снова услышать, что ты меня любишь.
- Никто не даст тебе умереть, глупая. Ты будешь встречать со мной тысячи закатов и тысячи рассветов, пока я не надоем тебе.
- Ты не можешь мне надоесть.
- Никогда-никогда?
Жадно нашел мои губы, захватывая в поцелуе, зарываясь пальцами в мои волосы.
- Никогда, - прямо в губы вместе с паром дыхания.
- То есть ты согласна встречать со мной рассветы до самой смерти?
- Даааа.
- Точно?
- Точно, Воронов. Это что за допрос с пристрастием?
Он вдруг сплел свои пальцы с моими. Потом чуть отстранился, а уже через секунду надел мне на палец кольцо. Я шумно выдохнула, а он снова прижал меня к себе спиной, зарываясь лицом мне в затылок и шумно втягивая мой запах.
- Моя. Теперь точно моя.
- Твоя, - закрывая глаза.
- Давай сбежим на пару часов… - забираясь руками под полушубок, сжимая грудь ладонями и учащенно дыша мне в ухо, - я хочу тебя.
Взгляд тут же поплыл и закатились глаза, пока его пальцы играли с сосками, а язык обводил мочку уха.
Мы лихорадочно одевались под взглядом Карины, вздернувшей одну бровь и даже не делающей вид, что она поверила тому, что в десять часов вечера мне понадобилась новая сумочка, потому что в моей сломалась змейка.
- Ну-ну. Удачных поисков сумочки. Вы до завтра или вернетесь?
- Вернемся, конечно.
Мы не доехали ни до одной гостиницы, а занялись сексом прямо в машине под какую-то сумасшедшую мелодию, сигналы машин, визг покрышек и завывание ветра. Разгоряченные, в одежде. Жадно, быстро, на грани какого-то помешательства, словно голодали целую вечность. Когда ехали обратно, я рассматривала следы от своих пальцев на лобовом стекле и думала о том, что люблю его так сильно, что от счастья мое сердце готово разорваться. И мне так мало слов. Кажется, говорю ему об этом, а слова какие-то ненастоящие, пластмассовые. Они не дышат тем сумасшествием, от которого порхает моя душа.
Пришлось, кстати, купить какую-то дурацкую сумочку в одном из магазинов, работающих круглосуточно, чтобы дочь ничего не подумала. Андрей смеялся, когда я рассматривала этот кошмар ярко-коричневого цвета с рыжими вставками.
- У меня и вещей таких нет, - в отчаянии сказала я.
- Ну ничего скажешь, что решила приобрести.
- Ужас.
- Ну тут или пострадает мнение о твоем вкусе, или мнение о нашей благопристойности. Выбирай.
- Черт с ним, со вкусом.
Мы оба рассмеялись. А потом ходили по ночному городу. По парапетам, с ним за руку. Я не помню, о чем мы говорили. Обо всем и ни о чем. Иногда просто молчали. Оказывается, он почти не смотрел фильмы все эти годы и не ходил в кино. Я вспомнила, как много лет назад мы вместе смотрели какой-то шедевр, а он доводил меня пальцами до оргазма, пока я дрожала, спрятав лицо у него на плече, а потом сам же и подначивал, что я совершенно не смотрела и не знаю сюжет.
Когда вернулись за полночь, Карина сказала, что Даша ушла. Андрей хотел кинуться следом, но дочь нас успокоила - она снова поехала к Максу, её отвез Лёня. Карина ему сама позвонила. Моя умная девочка. Леня там присмотрит за Дариной. Андрей его набрал сразу же. Я тогда восхитилась спокойствием Андрея, он решил не давить на Дарину, позволить той самой вливаться в семью. И если на данный момент она считает, что с Максом ей комфортнее (не скрою, что я так совсем не считала), то пусть будет с ним.
Даша вернулась на следующий день. Она закрылась в одной из комнат. Я слышала сдавленные рыдания, а когда захотела к ней пойти, Карина меня удержала. Наверное, она была права. Не все любят показывать свои слезы посторонним. Если Даша захочет, она сама потянется к нам, а если нет, то придется как-то приспосабливаться. Довольно трудно ужиться в доме с подростком, который не рос в нормальной семье. Нам всем будет непросто. Но ни у кого даже не возникло мысли, что Даша может находиться где-то в другом месте.
Девчонка не выходила около суток, а потом, когда вышла, попросила поесть. Они так поладили с Кариной, что у меня душа радовалась. Как сестры. Андрей часто сидел с ними обеими и о чем-то беседовал, узнавал каждую из них. Когда выбирали, кто из девочек будет с мной, а кто поедет с Андреем, они тянули жребий, и Даша впервые взвизгнула, когда ехать с ним выпало ей. Хотя я подозревала, что дело не только в Андрее, но и в Максе. Я видела, как это "голубоглазое чудо", как называет ее Андрей, смотрит на своего так называемого дядю. Воистину, иногда первая любовь делает шокирующий выбор. Не то чтобы мне не нравился Макс, но я считала, что он должен быть последним, кем стоит увлечься не только в шестнадцать, но и в тридцать тоже. Такие, как он, проедутся по таким, как Дашка, катком и не заметят. Впрочем, вряд ли она представляла какой-то интерес для Макса, и слава Богу.
Я надела на шею колье и Карина застегнула сзади.
- Папа балует тебя подарками.
Я резко повернулась к ней.
- Как ты его назвала?
Карина пожала плечами, поправила светлые пряди волос за уши:
- А как я его назвала?
Она растерялась, а я рассмеялась.
- Да ладно, мам. Тебе послышалось.
- Назвала-назвала.
- Не может быть, - Карина намотала прядь моих волос на палец.
- Назвалааааа.
- Но ты же ему не скажешь?
- Еще как скажу!
- Мама! Я сама… я назову. Когда смогу. Я обещаю.
Я улыбнулась и обняла ее, прижала к себе, потом отстранилась и обхватила лицо Карины ладонями.
- Я такая счастливая, милая. Такая счастливая, что мне даже больно.
- Я вижу. Ты так его любишь, - дочка прижалась лбом к моему лбу, - а я счастлива, потому что ты счастлива и наконец-то улыбаешься, мама. Ты столько смеялась, как никогда за всю нашу жизнь.
- Ты же хочешь, чтобы мы с ним жили вместе? С ним и с Дашей? Скажи честно.
- Конечно, хочу. Он мне нравится. Ты же знаешь. Очень нравится. А Дашка. Она конечно странная, но с ней интересно. Разберемся, мам. Все хорошо будет. Ты сегодня не об этом должна думать.
- Обязательно, все хорошо будет. Я точно знаю.
На глаза навернулись слезы.