Маддалена отходит, Стэп перелезает через подоконник и попадает в ее комнату.
– Тихо. Мои недавно вернулись.
Маддалена закрывает дверь на ключ и забирается в постель, заворачиваясь в простыни.
– Бррр… Холоду напустил.
Она улыбается ему. Стягивает через голову ночную рубашку и бросает к ногам Стэпа. Тусклый свет луны светит в окно. В полумраке светлеют ее маленькие аккуратные груди. Стэп снимает куртку. На секунду ему снова мерещится запах деревни. Почему-то перемешанный с каким-то еще запахом. Но он не обращает на это внимания. Раздевается и залезает в постель. Вытягивается рядом с девушкой. Маддалена прижимается к нему. Рука Стэпа скользит по ее телу, гладит спину, бока. Возвращаясь, останавливается между ног. Его прикосновение заставляет Мадддлену вздохнуть. Она целует его. Стэп коленом раздвигает ей ноги. Маддалена останавливает его. Тянется к тумбочке. Ощупью находит музыкальный центр. Нажимает REW. Вставляет кассету. Щелчок сообщает, что та перемоталась на начало. Маддалена жмет на PLAY.
Из колонок доносятся ноты песни "Женюсь на тебе, потому что…" Голос Рамаззотти нежно аккомпанирует их вздохам.
Стэп целует ей грудь. Он уверен, Мадда создана для него. Потом он вдруг вспоминает, что это за странный запах от куртки. Это Сагоппе. Он вспоминает даже, чей это запах. И на мгновение, во тьме комнаты, Стэп усомнился.
22
Настойчиво трезвонит будильник.
Паллина выключает его. Бесшумно выскальзывает из постели и одевается. Бросает взгляд на Баби. Та только что перевернулась и спит как ребенок – на спине. Паллина подходит к маленькой полочке на стене. U2, All Saints, Robbie Williams, Elisa, Tiziano Ferro, Cremonini, Madonna. Нужно что-то необычное. Ага, вот. Смотрит на ручку громкости и убавляет. Нажимает на кнопку PLAY. "7000 чашек кофе". Бритти сладким голосом заводит песню. Громкость оказалась подходящей. Баби открывает глаза, переворачивается на живот. Паллина улыбается ей:
– Доброе утро.
Баби поворачивается набок. Голос у нее слегка придушенный.
– Который час?
– Без пяти семь.
– Мир? – Паллина подходит и целует ее в щеку.
– С тебя по крайней мере шоколадный рожок из кондитерской Ладзарески!
– Времени нет, сейчас мама приедет везти меня на анализы. Сегодня ночью ты мощно зажгла.
– Я же сказала, что не желаю об этом слышать.
Паллина разводит руками.
– Ну, как хочешь. Что сказать твоей маме, если она меня засечет?
– "Доброе утро".
Баби, улыбнувшись, снова залезает под одеяло. Паллина подхватывает сумку с книгами и закидывает на плечо. Вот и чудесно, помирились. Баби вообще очень смелая, а теперь еще и "ромашкой" побывала. Паллина тихонько прикрывает за собой дверь, на цыпочках крадется по коридору. Входная дверь еще заперта. Паллина щелкает замком и уже готова улизнуть, как вдруг за спиной раздается голос:
– Паллина!
Это Раффаэлла, в розовом халате, ненакрашенная, бледная и совершенно обалдевшая. Паллина решает последовать совету Баби, и, буркнув "Доброе утро, синьора", слетает вниз по лестнице. Выходит из подъезда и идет к воротам. Ее мать еще не приехала. Паллина в ожидании усаживается на ограду. Прямо перед ней встает солнце, заправщик открывает бензоколонку, какие-то мужчины поспешно отходят от продавца газет, унося под мышкой груз более или менее ужасающих новостей.
Теперь, при свете дня, она уже не сомневается. Ей совсем не хочется, чтобы ее матерью была Раффаэлла. Даже если она пунктуальнее, чем ее собственная мать.
Баби входит в ванную. Встречается взглядом с отражением в зеркале. Да, видок тот еще. Быть "ромашкой" ей явно не идет на пользу. Пускает холодную воду, дает ей немного стечь и плещет себе в лицо.
За спиной появляется Даниела.
– Рассказывай! Как все было? Как гонки? Это правда так здорово, как говорят? Ты не встречала там моих подружек?
Баби открывает тюбик зубной пасты, выдавливает ее с конца, пытаясь убрать след от пальца Даниелы, которая, наоборот, всегда выдавливает с середины.
– Идиотизм все это. Компания придурков, которые рискуют жизнью, а кое-кому даже удается с ней расстаться.
– А там много народу? А что они делают? А куда идут потом? Ты видела "ромашек"? Это мощно! Они такие смелые! Я бы так, наверное, не смогла.
– А я смогла…
– Серьезно? Ты была "ромашкой"? Bay! У меня сестра – "ромашка"!
– Я тебя уверяю, ничего особенного. И вообще, я умываться пришла.
– Ну вот, так всегда! Никакого с тобой удовольствия. Зачем вообще нужна старшая сестра, если ты мне ничего не рассказываешь? А мы уже с Андреа решили, что на будущей неделе тоже пойдем. И, может быть, я тоже буду "ромашкой"! – Даниела с фырканьем вылетает из ванной.
Баби усмехается про себя, полощет рот и берет щетку для волос. Вот черт. Даниела мстит ей на расстоянии. Между штырьками щетки запутались черные волоски. Баби выдергивает их и швыряет в унитаз. Затем пускает воду и начинает причесываться.
В дверях снова вырисовывается Даниела.
– А где Superga, которые ты вчера у меня взяла?
– Я их выкинула.
– Как – выкинула? Они же совсем новые…
– Как слышала. Выкинула. Они попали в навоз и совсем развалились, так что пришлось их выбросить. Если б не выбросила, Стэп не отвез бы меня домой.
– Ты вляпалась в навоз, а потом Стэп отвез тебя домой? А когда же ты успела побыть "ромашкой"?
– До того.
– Со Стэпом?
– Нет.
Даниела босиком идет за Баби в ее комнату.
– Ну, так ты мне расскажешь, как все было?
– Давай заключим договор. Если ты с сегодняшнего дня, после того как причешешься, начнешь чистить щетку для волос, то через несколько дней я тебе все расскажу. Согласна?
– Согласна.
Даниела уходит к себе в комнату. Баби натягивает форму. Нет, я никогда ей ничего не расскажу. Может, Даниела и почистит щетку пару дней, но надолго ее не хватит. Она вообще несерьезная.
В комнату Баби входит Раффаэлла.
– Паллина что, тут ночевала?
– Да, мама.
– И где?
– В моей кровати.
– Как это? Когда я ночью заходила тебя поцеловать, ты была одна.
– Она пришла позже. Она не могла остаться дома, потому что у ее мамы были гости.
– А где же она была все это время?
– Не знаю.
– Баби, я не собираюсь отвечать еще и за нее. А если бы с ней что-то случилось, а ее мать думала, что она у нас…
– Да, мама, ты права.
– В следующий раз предупреждай, когда она остается ночевать.
– Но я же тебе сказала, перед тем как вы пошли к Пентести. Ты что, не помнишь?
Раффаэлла задумывается.
– Нет, не помню.
Баби, невинно улыбается, как бы говоря "ну что тут поделаешь?"
В кухонное окно радостно светит солнце. Баби доедает диетические хлебцы и допивает кофе с молоком. Даниела выскребает остатки пудинга. Суетливо возит ложкой в стаканчике, пытаясь выскрести из щелочки последнюю капельку шоколада.
– Баби, сегодня чудесный день. На улице солнце, и вроде бы не холодно. Я уже говорил с мамой, она тоже согласна. Думаю, ты уже поняла, о чем я… Можете сегодня поехать в школу на Vespa!
– Спасибо, папочка, вы такие замечательные. Но после того разговора я хорошо подумала… ты, наверное, прав. Ездить с тобой и Даниелой в школу – это уже ритуал, даже, наверное, приносит удачу. И еще вот что: мы можем поболтать, начать день вместе, это же здорово, правда?
Даниела не верит своим ушам.
– Баби, ну давай все-таки поедем на мотороллере. С папой можно и за ужином поговорить, и за завтраком.
Баби сжимает ей руку:
– Дани, но правда лучше поехать с папой, – снова жмет ей руку. – И потом, я же говорила вчера вечером, что чувствую себя не очень. На будущей неделе, может, поедем на Vespa, тогда и теплее будет.
Последнее пожатие сомнений не оставляет. Это намек. Даниела понимает все без слов.
– Да, папочка, Баби права, мы поедем с тобой.
Клаудио, довольный, допивает последний глоток кофе. Как все-таки хорошо, когда у тебя две дочки! Не часто тебя так любят.
– Ну что, девчушки, тогда выходим, а то опоздаете.
Клаудио уходит в гараж, а Баби и Даниела остаются ждать его у подъезда.
– Наконец-то до тебя дошло! Надо было руку тебе сломать, что ли?
– Могла бы и сразу сказать!
– Откуда я знала, что нам сегодня разрешат поехать на Vespa?
– А почему ты не хочешь поехать?
– Да потому что ее нет!
– Как – нет? А где же она? А на чем же ты уехала вчера вечером?
– На ней.
– Ну и? Она тоже вляпалась в навоз, и ты ее выкинула?
– Нет, я оставила ее на гонках… а когда мы вернулись, ее уже не было, – не задумываясь врет Баби.
– Не верю!
– Но это правда.
– Не верю! Как это – моя Vespal.
– Между прочим, ее мне подарили.
– Ну да, а кто ее ремонтировал, приводил в порядок? Кто менял коллектор? На будущий год тебе папа с мамой машину купят, и тогда Vespa уже будет моя! Нет, это невозможно!
Перед ними останавливается автомобиль. Клаудио включает электрический стеклоподъемник.
– Баби, а что с Vespa? В гараже ее нет.
Даниела зажмуривается. Теперь придется поверить.
– Ничего, папа, я оставила ее сзади, во дворе. Тебе же так не нравится ее каждый раз объезжать. Вот я и решила оставить там.
– Ты шутишь? Поставь немедленно в гараж. А если ее угонят? Имей в виду, ни я, ни мама не собираемся покупать вам новый мотороллер. Давай ставь в гараж. Вот ключи.
Даниела садится на заднее сиденье, а Баби идет к гаражу, притворяясь, что ищет в связке нужный ключ. Придя во дворик, Баби задумалась. Что же делать? До вечера надо найти Vespa. Если не найду, значит надо будет что-то придумать. Черт бы подрал Паллину, это она меня втравила в неприятности, вот пусть и вытаскивает теперь. Слышит, как Mercedes дает задний ход, и бежит к гаражу. Наклоняется к створке. Как раз вовремя. Mercedes задним ходом выезжает из-за угла и останавливается перед ней. Баби делает вид, что запирает гараж, а потом быстро идет к машине. "Все, поставила". Сыграть ей удалось убедительно, но Vespa все же лучше найти как можно быстрее.
Mercedes отъезжает. Баби с улыбкой возвращает ключи отцу.
– Поставила как надо – близко к стене?
– Очень близко. Тебе точно мешать не будет.
Баби поворачивается к Даниеле. Та сидит мрачная, сложив руки на груди.
– Ну, Дани, поедем на Vespa на следующей неделе.
– Очень надеюсь.
Mercedes останавливается на выезде перед медленно поднимающимся шлагбаумом. Клаудио машет привратнику, а тот делает им знак, чтобы остановились на минутку. Выходит из будки с пакетом в руках.
– Доброе утро, синьор Джервази, извините, тут пакетик оставили для Баби…
Баби заинтересованно принимает пакет. Mercedes осторожно трогается, стекло медленно поднимается. Даниела от любопытства аж вперед подалась. Клаудио и тот одним глазом поглядывает – что там такое? Баби улыбается:
– Кто хочет попробовать? Это шоколадный рожок от Ладзарески.
Баби разламывает рожок.
– Папа? – Клаудио качает головой.
– Дани?
– Нет, спасибо, – может, она надеялась, что в этом пакете новости о Vespa.
– Ну как хотите, мне больше достанется. Вы не представляете, от чего отказались…
Паллина – настоящее чудо, знает, как заслужить прощение. Теперь осталось только до восьми часов найти Vespa.
23
У входа в школу девочки болтают в ожидании звонка. Баби и Даниела выходят из машины и прощаются с отцом. Mercedes вливается в общий поток на пьяцца Эуклиде. К ним тут же подбегает стайка девчонок.
– Баби, ты правда вчера пошла на гонки и была там "ромашкой"?
– А правда, что за тобой гналась полиция?
– Полицейский схватил тебя за волосы, Стэп его вырубил, и ты уехала с ним на мотоцикле?
– А правда, двое парней разбились?
Даниела потрясенно слушает. Да, Vespa пропала недаром. Это же настоящая слава. Баби не верит своим ушам. Откуда они успели все узнать? Хотя нет, не все. История с навозом пока что осталась тайной. Выручает звонок на урок. Поднимаясь по лестнице, она рассеянно отвечает на вопросы подружек поближе. Наконец-то все. В этот день к ней пришла известность. Даниела нежно прощается с сестрой:
– Пока, Баби, до перемены!
Невероятно. С тех пор как они ходят в школу вместе, та сказала такое впервые. Баби провожает Даниелу взглядом, сестра идет в окружении подружек. Они со всех сторон бомбардируют ее вопросами. Она тоже наслаждается своими пятнадцатью минутами славы. Наверное, все же надо было вернуть ей кроссовки. Только бы она не рассказала про навоз!
На кафедре – молодой священник из соседней приходской церкви. Первый урок – Закон Божий. Любимейшее времяпрепровождение на нем – ставить преподавателя в затруднительное положение вопросами о сексе и добрачных отношениях. Обычно при этом раскрепощенные девочки приводят в пример загадочных ужасных подруг, впрочем, почти всегда имея в виду самих себя. В общем, урок Закона Божьего превращается в самый настоящий урок сексуального воспитания, единственный предмет, на котором все получают полное удовлетворение.
Баби листает дневник. Следующим уроком греческий.
Джаччи будет спрашивать. Надо закрыть последний триместр перед выпускными экзаменами. Когда станет ясно, по каким предметам будут экзамены, опросы закончатся. Звонок. Молодой священник уходит, унося с собой чемоданчик из мягкой темной кожи и последние сомнения. Однако походка выдает его с головой. Если в молодости он и грешил, то повинны были в этом явно не девушки.
– Привет, Баби!
– Паллина! Как ты?
Паллина ставит сумку с книгами на парту Баби.
– Ну, неплохо, без литра крови!
Паллина закатывает рукав голубой форменной рубашки, открывая бледную руку.
– На вот, смотри! – указывает она на пластырь с пятнышком крови посередине. – Это тебе не просто так. Врач битый час искал мне вену, прикинь? Исколол все вокруг и все руки исщипал – говорил, чтобы вена показалась! А по-моему, он меня просто ненавидел и хотел сделать больно. Да, кстати, а ты получила мой пакетик?
– Да, спасибо тебе.
– Я заслужила прощение?
– Почти.
– Как почти? Что, надо было купить два рожка?
– Нет, надо будет вернуть мне к восьми часам Vespa.
– Vespa? А как? Кто ее знает, где она? У кого? Кто взял? Я-то тут при чем?
– Я придумала. Vespa можно не искать, во всяком случае, так срочно.
Паллина улыбается.
– Уже хорошо. А то поставила невыполнимое условие. Но как ты это сделаешь? Что ты скажешь папе, когда он вернется и не найдет Vespa?
– A Vespa там как раз будет.
– Как?
– Очень просто. Твою поставим.
– Мою?
– Ну да, папе все едино, он и не заметит.
Джаччи стучит кулаком по кафедре.
– Тишина! Начинаем опрос. Сальветти, Риччи и Серванти, вы последние, кого я опрашиваю. Потом мы на время оставим греческий и займемся латынью. Да, хотелось бы вам сообщить: наверняка латынь пойдет на экзамен…
Открыла Америку, – думает большая часть класса. И только одна девочка думает сейчас о другом. Это Сильвия Феста. Почему Джаччи не вызвала ее? Сегодня ведь ее очередь, а не Серванти. Может, Джаччи что-то замышляет? Положение у Сильвии не из легких. У нее уже стоят две пятерки, и незачем это еще усугублять. С другой стороны, учительница не могла ошибиться. Джаччи никогда не ошибается. Это одно из незыблемых правил в Фальконьери.
Сильвии отчаянно нужно, чтобы ее спросили в третий раз. Более того, так и должно было быть. Она незаметно зовет Баби.
– Не знаю, что и сказать, извини… У меня записано, что спросить должны тебя.
– Что ты хочешь сказать? Что Джаччи ошиблась?
– Может быть. Но ты же ее знаешь. Лучше уж промолчать.
– Да, но если ей не сказать, меня не допустят до экзаменов.
Баби разводит руками: "Ну не знаю я…" Она и правда расстроена. Начинается опрос. Сильвия ерзает за партой, не знает, как себя вести. Наконец решает вмешаться. Поднимает руку. Джаччи замечает ее:
– Что вы хотите, Феста?
– Извините, синьора Джаччи, что перебиваю. Но мне кажется, что меня еще не спрашивали в третий раз.
Феста улыбается, пытаясь затушевать то, что она фактически обвиняет учительницу в том, что та ошиблась. Джаччи вздыхает.
– Сейчас посмотрим.
– Феста… Феста… Ах, вот. Опрошена 18 марта, и, естественно, с плохой оценкой. Довольны? Да, и кстати, – просматривая остальные оценки, – не думаю, что вас допустят до экзаменов.
Еле слышное "спасибо" слетает с губ Сильвии. Она пропала. Джаччи с довольным видом возобновляет опрос. Баби снова проверяет дневник. 18 марта. Но в этот день спросили Серванти! Вне всякого сомнения. Джаччи ошиблась. Но как это доказать? Ее слово против слова учителя. И кончится это еще одним замечанием. Бедная Феста, какая же непруха. Чего доброго, на второй год оставят. Она открывает страницы других предметов. 18 марта. Это четверг. Проверяет другие уроки. Как странно: в тот день Феста вообще не спрашивали. Может быть, это случайность, но может, и нет. Она высовывается из-за парты:
– Сильвия…
– Что такое? – вид у Феста убитый. Но правда скорее на ее стороне.
– Дай мне дневник.
– Зачем?
– Надо кое-что посмотреть.
– Что?
– Потом скажу. Давай сюда.
На миг в глазах Сильвии загорается слабая искорка надежды. Она отдает Баби дневник. Баби раскрывает его где-то в конце. Сильвия уже полным надежды взглядом следит за Баби. Та улыбается. Поворачивается к ней и возвращает дневник. "Тебе повезло!" Сильвия вымучивает улыбку. Она все еще не верит.
Неожиданно Баби поднимает руку.
– Извините, синьора Джаччи…
Джаччи поворачивается к ней.
– Что такое, Джервази? Вас что, тоже не опросили? Сегодня вы, девушки, как-то особенно надоедливы. Ну, говорите же!..
Баби поднимается. Секунду молчит.
– Я хотела сказать, что вы ошиблись.
Шум приглушенного говора наводняет класс. Девочки поражены. Баби спокойна.
Джаччи багровеет от злости, но берет себя в руки.
– Тихо! И в чем же это?
– 18 марта вы никак не могли спросить Сильвию Феста.
– Это почему? У меня в журнале записано. Хотите посмотреть? Вот, 18 марта, неуд Сильвии Феста. Мне кажется, вам понравилось получать замечания.
– Это оценка Франчески Серванти. Вы просто не туда ее вписали.
Джаччи, кажется, сейчас взорвется.
– Вот как? Я знаю, что вы все заносите в свой дневник. Но это всего лишь ваше слово, ничем не подкрепленное, против моего. Раз я говорю, что в тот день опрашивала Феста, значит, так оно и было.
– А я говорю, что нет. Вы ошиблись. Вы не могли 18 марта вызвать Сильвию Феста.
– Вот как? Это почему же?
– Потому что 18 марта Феста отсутствовала.