Дыхания не хватало, липкий пот заливал глаза, руки и лица были исхлестаны и исцарапаны – все это ровным счетом в данный момент ничего не значило. Можно было подумать, что именно целенаправленное и безостановочное движение к вершине должно было спасти от всех бед и напастей. Мало выпало на их долю приключений, нужно было еще попасть под криминальную раздачу и оказаться точно посерединке между воюющими бандитами!
Наконец, совершенно выбившись из сил, подруги достигли заветной вершины. Минут двадцать они лежали на земле совершенно неподвижно, судорожно ловя губами воздух и непроизвольно вздрагивая всем телом каждый раз, когда до них долетали особенно сильные звуки взрывов.
Немного отдышавшись, они медленно поднялись с земли и стали осматриваться вокруг. Позиция была отличная: перед ними как на ладони раскинулся весь театр военных действий, они же для тех, кто находился внизу, были совершенно незаметны.
Вокруг ангара шел настоящий бой. Пытавшихся удрать на машинах или моторных лодках настигали и расстреливали в упор, если не удавалось это сделать, то в ход шли гранаты. Все вокруг горело и взрывалось, пылали подожженные бараки. Суденышко, вечно болтающееся на рейде, сейчас на всех парах уходило в открытое море, за ним летела моторная лодка с вооруженными людьми.
– Алена, смотри! – толкнула Юлька подругу.
К взлетной площадке бежала группа из нескольких человек. Вертолетный винт крутился изо всех сил, рассекая лопастями воздух. Вертолет был готов принять на борт спасающихся от верной гибели людей. В страшной суете, бесцеремонно толкая друг друга в попытке опередить остальных, каждый из этой кучки старался первым попасть в вертолет, создавая полную неразбериху.
– Вот тебе субординация, дисциплина и уважение, – съехидничала Алена. – Ты только посмотри, Савельева, они сейчас шефа своего затопчут. Собственная шкура-то подороже будет. Вот козлы!
– Дурочка, ты чему радуешься? Тому, что сейчас Карнаухов спасет этих уродов? А как же мы? Смотри, они уже взлетают! На нашем вертолете, между прочим.
Вертолет действительно стал медленно подниматься.
– А я всегда говорила, что Андрею верить нельзя, – подытожила Алена, – пустобрех – он и есть пустобрех. Спасает сейчас свою волчью шкуру, сволочь. Не побежал же он нас спасать-выручать, а сразу прыг в свой вертолет и мяу. Еще неизвестно, что он там нашим набрешет, если такая историческая встреча произойдет.
– Да ну тебя! Его же могли заставить, – возразила Юлька.
– Ой, Чебурашка ты моя, лапшу-то с ушей сними! Он где? Ага, правильно, в воздухе ручкой машет. А мы где? Как всегда в последнее время, в абсолютной заднице. Вечно ты всех оправдываешь и защищаешь, миротворец несчастный. Открой глаза, наконец. Чай, не девочка, а заслуженная мамаша родной страны! Предал он нас, откровенно в очередной раз предал, вот и все. А то "заставили"! Заставь меня сделать то, что я не хочу, замотаешься заставлять.
Подруги провожали глазами поднимающийся в небо вертолет, продолжая беззлобно переругиваться.
– Ален, – вдруг заволновалась Юлька, – ты видишь?
С боковой стороны вертолета явно что-то горело, пламя с каждым мгновением становилось все заметнее и сильнее.
– Юлька! – хватая приятельницу за руку и увлекая ее за собой, что было мочи закричала Алена. – Ложись! Быстро! Сейчас эта керосинка взорвется!
Подруги рухнули на землю. Сначала они почему-то вопреки всем законам физики увидели, как вертолет стал распадаться на отдельные куски и фрагменты, теряя элементы обшивки. Причем все происходило почти бесшумно и было растянуто во времени, как в каком-то сюрреалистическом кино. Умом они понимали, что произошло непоправимое, что в настоящий момент они являются свидетелями истинной катастрофы. Но почему-то было почти нестрашно. Они завороженно следили за разлетающимся на десятки горящих кусков вертолетом и были не в силах отвести глаз. Только спустя некоторое время раздался мощный взрыв, и горящая куча исковерканных железных обломков рухнула с неба на землю.
– Господи! Господи! – начала мелко и быстро креститься Юлька. – Царство им всем Небесное. Прости, Господи, их души грешные.
Самое удивительное было в том, что Юлька не знала толком ни одной молитвы. Но сейчас неизвестно откуда у нее находились очень верные слова. Она сама не ожидала от себя такого порыва.
– Нет, Савельева, то, что молишься, – это очень правильно. Только ты слова неправильные говоришь. Надо Бога благодарить за наше спасение, а она об этих подонках беспокоится. Юродивая, честное слово. Мало ты от них нахлебалась? Что-то они о твоей трудной доле не лили крокодильих слез. Они здесь сколько человеческих жизней загубили? Вот то-то же. Да пусть горят ярким пламенем, туда им и дорога, собакам – собачья смерть! – Алена разозлилась не на шутку. Вечно эта Юлька сестру милосердия из себя корчит. Всех ей жалко, всех она понимает, не человек, а сплошной рефлексирующий эмоциональный комок. Нашла кого жалеть. Да сейчас не молиться надо за их души, если были у них эти души вообще, а румбу плясать на вершине проклятой сопки.
– Андрея очень жалко, – тихо проронила Юлька.
– Угу, раньше надо было жалеть. Сам наворотил с три короба, всю жизнь себе изуродовал. Тоже мне, герой гарнизонного масштаба. Если хочешь, чтобы тебе спокойней было, будем считать, что он совершил героический поступок и сознательно взорвал себя вместе со всеми королями мафии. Хочешь – пожалуйста. Может, выступишь с предложением ему Звезду Героя присвоить за подвиг? Только лично я считаю, что, забыв про все на свете, он спасал собственную шкуру и больше ничего. Хватит о нем, нам теперь о себе не мешало бы позаботиться. Мы хоть и живы, но пока еще не у себя дома в теплой ванне отмокаем. Надо еще добраться до этого дома, а ты тут нюни распустила. Жалостная какая девка попалась, обалдеть от тебя, Савельева, можно, честное слово.
– Ну, теперь все потихоньку становится на свои места. Мы живы – и это самое главное. Надо только дождаться, когда вся эта войнушка закончится. А там – в путь, домой. Теперь все дороги для нас открыты. Если, конечно, эти ироды не придумают какую-нибудь новую гадость в виде зачистки, например. Но это маловероятно. Они отомстили обидчикам, победа на их стороне, сейчас добьют всех, кого не добили, и должны по идее убраться отсюда побыстрее. Делать им здесь больше нечего. Все сожгли, разрушили, значит, этот заводик им на фиг был не нужен. Терпение, еще пару часов, и можем двигать до дому, до хаты. – Юлька получала настоящее наслаждение от своих умозаключений. А слово "дом" она готова была произносить каждые пять секунд без остановки.
– Ага, если в своих халатиках не околеем до этого времени. Давай-ка, подруга, будем наблюдать и двигаться, двигаться и наблюдать. А то пока они свои разборки закончат, мы превратимся в два очаровательных, свободных, но очень замерзших трупика. Давай ходи, не стой на месте. Осталось под занавес подхватить какую-нибудь простуду и бесславно погибнуть на океанском побережье. Будет очень несправедливо – пройти все круги ада, а погибнуть от насморка. Теперь нам с тобой нужно себя беречь, не имеем мы права рисковать по мелочам.
Действительно, на улице уже чувствовалась осень, хоть погода была по-прежнему солнечной и теплой, но одежда на приятельницах явно не соответствовала сезону. Пришлось обеим, чтобы не замерзнуть, находиться в безостановочном движении.
Постепенно звуки боя стали затихать, выстрелы слышались все реже и реже. Женщины немного успокоились и просто методично и настойчиво мерили шагами уже практически утоптанную площадку.
Наконец наступила тишина, оставшиеся бандиты собрались вместе, о чем-то поговорили, посовещались и стали рассаживаться по машинам. Напоследок, правда, они не забыли забросать оставшиеся машины гранатами и даже, уж совершенно непонятно зачем, бросили пару гранат в ангар.
– Нет, вот сволочи! Ты только посмотри, как они все крушат, никак остановиться не могут. Уже всех перебили, так нет, надо еще в ангар гранаты запульнуть! Как будто именно их там мучили и гнобили! Вот вандалы, настоящие варвары. И ни одной машины не оставили. Как будем выбираться, подруга, а? – не удержалась Алена.
– Подумаешь, пешком дойдем, – беспечно махнула рукой Юлька. – Помнишь, нам Владимир Федорович говорил, что завод находится недалеко.
– Да, конечно, недалеко, только от чего недалеко, голова садовая? От коттеджа? Вот так пойдем, пойдем и опять к бандитам в лапы придем, если, конечно, коттеджик тоже не спалили дотла. Скорее всего, спалили, дикари кровожадные. Нет, Юлька, надо хорошенько нам с тобой подумать. Двигать по накатанной машинами дороге, конечно, проще всего, но и очень опасно, можем опять на бандитов нарваться. Идти по побережью – затея тоже не очень, мы же не знаем точно, где находимся. Будем шагать не в ту сторону – за всю жизнь Тихий океан не обойдем. Уходить по сопкам – задача для нас с тобой невыполнимая. Это практически тайга, а мы с тобой про это только в книжках читали. Нам в тайге не выжить. Девушки мы с тобой городские, выросли на асфальте, заплутаем элементарно в трех соснах. Так что кумекай, следопыт. Теперь от этого наша жизнь зависит.
– Знаешь что? Давай пока не будем особо умничать, дождемся темноты, спустимся вниз, а там видно будет, – предложила Савельева.
Так и сделали. Конечно, приятельницы видели сверху практически все, что происходило в округе. Но, когда они спустились вниз и оказались на территории бывшего лагеря, все равно испытали настоящий шок.
Повсюду валялись тела убитых, горело все, что могло и не могло гореть. Воздух был наполнен запахом гари, мгновенно проникавшей в легкие, заставлявшей заходиться в неукротимом кашле.
Подруги медленно обходили территорию, заглядывая в лица убитых. Невероятно, но факт – только им двоим удалось выжить в этой жестокой мясорубке. Тела несчастных рабов и их безжалостных надсмотрщиков и недавних мучителей по страшной иронии судьбы лежали рядом. Теперь они все были равны перед Небом в своей страшной одинаковости и вечной неподвижности.
– Слушай, Ален, – стараясь подавить рыдания, заговорила Юлька, – я лично в ангар по доброй воле ни за какие коврижки не пойду, хоть и вся одежда там. Лучше умру от холода.
– Давай помирай, – легко согласилась та, – подумаешь, одним трупом больше, одним меньше, мне теперь не привыкать, мне это теперь тьфу! Пойдешь как миленькая. Тебя дома сыновья ждут, а ты тут чувствительную барышню будешь из себя корчить? Давай-давай, а я посмотрю. Хватит надо мной издеваться, я тоже не железная. Мы за своей одеждой и не пойдем, нам нужно дойти только до первой раздевалки и подобрать себе теплые вещи. Все, слушать больше ничего не хочу, сейчас совсем стемнеет, и мы с тобой окочуримся. Стоило так трепыхаться, чтобы загнуться из-за отсутствия паршивой телогрейки. Пошли.
Алена подтолкнула дрожащую подругу локтем под ребро и смело сделала первый решительный шаг к ангару. Ей самой было страшно до колик в животе, но выхода не было. Не замерзать же из-за своего собственного страха. Осторожно продвигаясь в полной темноте внутрь ненавистного ангара, подруги кое-как добрели до раздевалки. На ощупь нашли себе теплую одежду и пулей вылетели на свежий воздух. Привычно и споро натянули на себя уродливые телогрейки и брезентовые штаны.
– Юль, послушай, нам же с собой нужно хоть еды какой-нибудь раздобыть, а? Может, икры с собой захватим на всякий случай?
Бандура была абсолютно права. Неизвестно еще, какие испытания ждут их впереди и сколько понадобится слабых женских сил, чтобы дойти до желанной финишной прямой. Продуктовый запас точно не помешает.
– Ни за что! Хоть убей, и не говори мне вообще таких слов никогда, слышишь, никогда не говори! – заорала Юлька как ненормальная.
– Юль, что с тобой? Каких слов? – опешила Алена, понимая, что с подругой началась самая настоящая истерика.
– Я тебя предупреждаю, если я услышу от тебя хоть когда-нибудь слова "икра" и "рыба", я за себя не ручаюсь! – продолжала кричать и плакать Юлька. Ее душили рыдания, с которыми она не могла справиться.
– Все, все, успокойся. Сейчас что-нибудь придумаем, мы же с тобой всегда что-то придумываем, правда? И здорово это у нас получается, да, Юль? Ну вот, полегчало, мой хороший? И правильно, и замечательно. Теперь все будет хорошо. Хватит нам уже хлебать горе большим половником. Только нужно еще чуть-чуть постараться, и этот кошмар закончится.
Юлечка, мы уже почти дома, ты об этом сейчас думай, только об этом.
Всему наступает конец, слезы все-таки закончились, сил кричать и биться в истерике тоже не осталось. Юльке стало по-настоящему стыдно. Нашла время страдать и истерить. Можно подумать, что Алене легче. Но ведь находит где-то силы держать себя в руках. Она последний раз шмыгнула носом и тихонечко выдавила из себя тихое: "Прости, Ален". Та в ответ только великодушно махнула рукой.
Перед тем как тронуться в путь, подругам все равно пришлось совершить самый настоящий подвиг. Они немного посовещались и пришли к единодушному мнению, что, как бы их ни мутило и ни корежило, а собраться в дальнюю дорогу необходимо. Пришлось еще раз совершать скорбный обход. Они старались не смотреть на лица погибших, когда приходилось обыскивать неподвижные тела в поисках нужных вещей. Юлька ощущала себя мародером. Она так сжимала зубы, чтобы вновь не заплакать или не закричать, что у нее онемела челюсть.
Выдвигались приятельницы от побережья, как настоящие коммандос: превозмогая страх, они забрали у погибших охранников по пистолету. В сгоревшем доме утех им удалось обнаружить несколько искореженных огнем банок тушенки. Банки были здорово изуродованы, но, посоветовавшись, все-таки решили взять их с собой. Но самым лучшим приобретением для предстоящего возвращения домой был настоящий армейский фонарь, который они нашли совершенно случайно.
Бывшие пленницы уходили все дальше и дальше от места их рабского заточения, которое теперь превратилось в страшное поле побоища и смерти. Шли быстро, как только могли, ни на секунду не останавливались. Ни одна из них ни разу не оглянулась назад.
Идти было тяжело, потому что из опасения быть замеченными (мало ли как могли еще повернуться события, кто их этих бандитов знает!) решили двигаться не по накатанной дороге, а параллельно ей.
Задачка была не из легких, проходилось буквально продираться сквозь густые заросли кустов и деревьев. И в то же время нужно было постоянно следить за тем, чтобы не уклониться в сторону от дороги. После всего пережитого, когда судьба благосклонно посылала им, наконец, реальный шанс на спасение, было бы просто бездарно и очень обидно заблудиться среди бесконечных сопок.
Подруги не обращали внимания на усталость, тяжелую одежду и неудобную обувь. Они продвигались вперед с какой-то маниакальной настойчивостью. Им казалось, что идут они быстро, но уже через пару часов тяжелого пути женщины еле переставляли ноги. Поминутно спотыкаясь о кочки и коряги, падали, поднимались и вновь устремлялись к дому…
Темнота заставила расположиться на ночлег, вернее, остановиться и упасть на землю. В целях безопасности единодушно решили костер не разжигать. Несмотря на страшную усталость и предельное нервное перенапряжение, уснуть не смогли. Так и просидели всю ночь, прислонившись друг к другу спиной. О пережитом даже не вспоминали, до самого рассвета говорили только о доме, своих родных и близких, грезили о ласково-пенной ванне, домашнем уюте, чашечке настоящего кофе.
Глава 13
Дни и ночи тянулись как в дурманном кошмаре. Очень хотелось верить, что Малышев поможет им в беде, но сидеть сложа руки осиротевшие мужья были просто не состоянии. Наконец, спустя долгие трое положенных суток, у них в милиции приняли заявление о пропаже двух женщин, их любимых и единственных, но от этого не стало легче. Они прекрасно понимали, что никто не сможет помочь им в их беде.
Ожидание сводило с ума. По гарнизону поползли гаденькие сплетни, но это меньше всего волновало мужчин. Главное было не в этом.
С каждым днем становилось все тяжелее, надежды на счастливый исход этого затянувшегося детектива таяли, как весенний рыхлый снег.
Савельев не понимал, почему он еще жив. Он не мог спать, есть, разговаривать. Он находился на грани помешательства от собственного бессилия. Что могло произойти с его девочкой? Почему он не в силах ей помочь? Он, такой большой и смелый, самостоятельный, решительный мужик, топчется по дому и не знает, что делать. Честное слово, даже на войне было легче. Он в тысячный раз казнил себя и терзал душу запоздалыми обвинениями. Зачем он разрешил ехать жене в Китай! Будь проклят тот день и час! Где она, что случилось, что с ней происходит в эту минуту?
Мальчишки сладко спят и не понимают, какая беда пришла в их дом. А он, как загнанный зверь, не находит себе места, мечется по их уютной квартире, в которой каждая вещь дышит Юлькой.
Пепельница набита до краев, сердце выскакивает из груди. Больше нет сил. Кругом сплошные тупики. Подкинула тебе судьба сюрприз, майор. Казалось, мог в этой жизни все. Тебе покорна и послушна сверхсовременная техника. Даже небо не сопротивляется, когда ты взрываешь его покой своим истребителем. И вдруг удар ниже пояса. За что? Почему? Тысячи вопросов и ни одного ответа.
Тягучие минуты не торопятся складываться в часы, которые, в свою очередь, равнодушно и страшно медленно отсчитывают сутки. Еще одни сутки без Юлечки. С каждым днем отчаяние все сильней. Неизвестность убивает, а бездеятельность потихоньку сводит с ума. Невыносимо. Неужели он больше никогда не увидит свою любимую и не узнает, что произошло тем роковым днем?
Наконец среди ночи затрезвонил телефон. Еще не очень хорошо соображая спросонья, Савельев взял трубку и услышал спокойно-деловой голос Егора:
– Собирайтесь оба, через десять минут я буду у вас.
Михаил не успел задать ни одного вопроса, в трубке уже раздавались только равнодушные короткие гудки. Натянув на себя одежду, он помчался к Бандуре. Тот уже торопливо выходил из подъезда, на ходу застегивая куртку.
Не успели они дойти до КПП, как перед ними развернулась и резко затормозила видавшая виды вишневая "нива", за рулем которой сидел Малышев. Мужчины сели в машину, сухо поздоровались, с трудом сдерживая волнение. Егор кивнул в ответ и ударил по газам.
– Значит, так, мужики. Дела наши неважнецкие. Я тут покопался и кое-что нарыл, сейчас поедем в одно место, если я прав, то ваши жены там. Но действовать нам придется нелегально, не привлекая к себе внимания и без всякой посторонней помощи. Вы ребята боевые, долго объяснять вам ничего не надо, будем действовать по обстановке.
– Послушай, Егор, а ты можешь поподробнее, без всяких завихрений и многозначительности? Мы и так извелись от ожидания, а ты ходишь вокруг да около. Нельзя поконкретнее? – не выдержал Савельев.
Малышев мотнул головой и усмехнулся:
– Хорошо, я вам расскажу кое-что, только институток из себя не строить, в обморок не падать и недоверием не блистать, господа офицеры, договорились?