В животе, словно протестуя против решения Дэниела, что-то заурчало. Дэниел окинул взглядом пространство вокруг. Ничего съестного кроме чипсов здесь не завалялось. Взгляд Дэниела задержался на островке зеленой травы. Можно было, конечно, и траву пожевать, и таким образом хоть немного унять голод, но Дэниелу эта идея не понравилась. Он еще не настолько оголодал, чтобы есть траву, особенно когда рядом сумки с продуктами. Дэниел вспомнил про сумку Грега, из которой стащил чипсы. Кроме чипсов там можно было много чем еще разжиться. Ободренный такими мыслями Дэниел собрался, было, вернуться к старику и его сыну, но новая мысль заставила его на какое-то время забыть и о старике, и о его сыне.
Дэниел приблизился к пачке с чипсами и посмотрел на нее сверху-вниз. Чувство удовлетворения вспыхнуло в груди, когда он подумал, что сейчас сделает с этой коробкой. Сейчас он не только удовлетворит чувство мести, но и добудет вполне безопасное питание.
Целую минуту Дэниел стоял и буравил взглядом коробку с чипсами, затем резко подпрыгнул и приземлился прямо на коробку, затем еще раз и еще. Чипсы трещали, фольга шелестела под тяжестью кошачьего тела, но Дэниел все прыгал и прыгал, пока от коробки с чипсами не осталось сплющенное картонное пятно.
Дэниел прекратил прыжки и возрился на то, что некогда было коробкой с чипсами, затем вцепился зубами за фольгу и вытащил ее из коробки. Некогда ровные пластинки чипсов превратились в чипсовый песок. Дэниел засунул голову в дырку в фольге и лизнул содержимое.
"Теперь бояться точно нечего", – подумал Дэниел, глотая чипсовую кашицу, результат смешения чипсового песка и слюны.
Утолив голод, Дэниел выкопал под деревом ямку, спрятал туда остатки чипсов, завернутые в фольгу, и закопал их. Посмотрев на результат проделанной работы, Дэниел довольно кивнул головой и направился к озеру. Обойдя место, где старик с сыном занимались палаткой, Дэниел приблизился к озеру, склонился над его прозрачной гладью и принялся лакать воду, затем, напившись, лег на берегу рядом с кромкой воды и посмотрел на озеро. Из-за деревьев доносились голоса старика и Грега, но Дэниел не прислушивался к тому, о чем они говорили. Их разговоры его мало интересовали, особенно сейчас, когда забота о хлебе насущном отошла на задний план его настоящего.
Подул ветерок, и легкая дрожь змейкой побежала по озеру. Дэниел положил голову на передние лапы и рассматривал рыбок, плавающих у берега. Рядом шелестели заросли тростника. Над головой вилась мошкара, носились с тихим трескотом стрекозы и жуки.
Дэниел перевернулся на спину и пробежался взглядом по голубому небу, кое-где укрытому белой шапкой низко плывущих облаков. За одной из таких шапок скрылось и солнце, видно, решив отдохнуть от излишней суеты окружающего мира. Из воды выползла зеленая большущая жаба и уставилась на Дэниела пристальным немигающим взглядом своих больших глаз.
Дэниел перевернулся на бок, заметил жабу и поднялся с земли. Подойдя к жабе, он поднял лапу и легонько стукнул жабу по голове. Жаба опустила голову, моргнула, не спеша развернулась и прыгнула назад в воду. Раздался тихий всплеск, и по воде побежали круги. Рыбешки, кормившиеся среди водорослей, напуганные жабой, шарахнулись в стороны и скрылись в темной озерной глубине.
Неподалеку, чуть дальше по берегу, послышались голоса. Дэниел повернул голову на звук и увидел старика и Грега. В руках они держали зачехленные удочки. Дэниел знал, что старик взял с собой три удочки. Сейчас же в руке он держал только одну. Впрочем, как и Грег.
"Видать, старик с сыном решили разведать клев, а заодно на вечер уху сварить", – подумал Дэниел, наблюдая за парочкой, спрятавшись за высокой ивой, одной из многих, что росли у озера.
У воды старик с сыном остановились, положили удочки на траву и полезли в карманы штанов за сигаретами. Какое-то время они курили и разговаривали, бегло окидывая взглядами озеро, затем расчехлили удочки, соединили удилища, наживили крючки и забросили их в воду подальше от берега.
Грег что-то сказал отцу, развернулся и направился к палаткам. Спустя минуту-вторую он вернулся, держа в руках два раскладных стульчика. Один отдал отцу, второй оставил себе. Разложив стул, Грег уселся рядом с отцом, достал из кармана куртки две баночки с пивом и протянул одну отцу, затем открыл свою и приник к ней губами. Отпив из баночки, Грег поставил ее на землю возле стульчика, застегнул под горло куртку, поправил на голове бейсболку и вытащил удилище из воды. Проверив наживку, Грег снова забросил удочку.
Дэниел наблюдал какое-то время за Грегом и его отцом, затем решил сменить место наблюдения, перебраться поближе к старику и Грегу. Та часть берега, где они сидели, метрах в тридцати от Дэниела была лишена деревьев. Кроме травы и зарослей осоки там больше ничего не росло. Подлесок, состоящий большей частью из берез, дубов, ольхи и осины, начинался метрах в двадцати от воды. Вот туда Дэниел и направился.
Оказавшись на месте, Дэниел приметил дуб, по стволу добрался до его нижних ветвей, с них перебрался выше и улегся на толстой ветке высоко над землей. Теперь если бы старик или его сын даже и захотели увидеть Дэниела на дереве, вряд ли у них это получилось бы, так как нижние ветви дерева хорошо скрывали маленькое кошачье тельце от любопытных взглядов снизу. Самому же Дэниелу открывался чудесный вид на Лох Ломонд, сидящих на его берегу старика и его сына, проплывающие далеко впереди паромы и корабли, и даже на овец, пасшихся на склонах гор на противоположном берегу озера.
Остаток дня Дэниел провел на своем наблюдательном пункте, наблюдая за стариком и его сыном. Те ловили рыбу, разговаривали и пили пиво. Когда же над озером начали сгущаться сумерки, они сложили удочки, забрали улов и вернулись к палаткам, где выкопали углубление в земле, развели костер и принялись варить уху.
Старик и его сын ушли, но Дэниел остался лежать на дубовой ветке, рассматривая звездный узор, появившийся на темном небе после заката солнца. Тишина стояла над озером. Время от времени она растворялась в многоголосом лягушачьем хоре и стрекоте сверчков, далеком лае собак и шелесте ночного ветра в ветвях. Огромный диск луны, овеянный тусклой желтоватой дымкой, выплыл из-за облаков, и в тот же миг склоны гор по ту сторону озера оказались укрыты тонким, как шелк, призрачным одеялом.
Время бежало, а Дэниел все так же лежал на ветке, слушал звуки ночи и любовался красотой ночного Лох Ломонда. Лох Ломонд даже ночью не утратил своего великолепия. Наоборот, с восходом луны этот днем взбаломошенный и строптивый старик превратился в полную очарования, шарма и таинственности юную леди, ни в какую не желавшую раскрывать окружающему миру всех своих секретов.
Уханье совы в лесной глуши отвлекло Дэниела от созерцания красот ночного Лох Ломонда. Он почувствовал голод, который стал сильнее, когда ветер-шалунишка донес до чувствительного кошачьего носа Дэниела запах ухи, которую варили старик и Грег. Дэниел слез с дерева, обошел стороной палатки и машины, освещаемые ярким светом костра, и остановился у дерева, под которым спрятал остатки прошлой трапезы. Раскопав чипсы, Дэниел быстро их доел, после чего закопал пустую обертку и потрусил к палаткам. Там Дэниел забрался под стариковский пикап, скрутился клубком в тени заднего колеса и закрыл глаза.
Дэниел слушал треск костра и размышлял о своем будущем. Есть ли у него вообще хоть какое-то будущее? Что ждет его, когда старик и Грег покинут Лох Ломонд, отправятся по домам, оставив его в полном одиночестве среди неизвестности и опасностей окружающего мира? Хватит ли ему сил? Да и что это будет за жизнь? Борьба за выживание?
Дэниел вздохнул.
"Все это неважно, – подумал он. – Я одиночка. Я никому не нужен, и мне никто не нужен. Останусь пока возле Лох Ломонда, а там видно будет. По крайней мере, здесь красиво, спокойно, а когда уедет старик с сыном, будет и безлюдно. Во внешнем мире я всего лишь жертва, маленький беспомощный кот, за которым гоняются все кому не лень. Здесь же я могу быть свободным. Здесь я не чувствуя себя жертвой, а это самое главное.
Лучше быть одиноким и свободным, чем не одиноким и зависимым. Да, именно так, – Дэниел зевнул. – Ну его все к черту. Чему быть, того не миновать, а чего не миновать – тому быть. Что его думать да гадать, как оно будет. Вдруг я завтра превращусь в форель, меня выловит рыбак и сделает из меня уху, или даже стану привидением. Буду жить в каком-нибудь древнем замке и пугать туристов. Это было бы здорово. Привидению не надо заботиться о пропитании. Его кормят страхи других, – Дэниел снова зевнул. – Пора спать. Спокойной ночи, мир. Если ты завтра захочешь меня снова в кого-то превратить, то преврати, пожалуйста, в привидение. Оно никого не боится, а вот его боятся все".
Мгновение спустя Дэниел уже спал, убаюканный треском дров в костре, да неуемным потоком собственных мыслей. Ночь распростерла над миром свой темный плащ, погрузив его в сон. Лягушки, оглашавшие до недавнего времени окрестности громким кваканьем, и те затихли, словно боялись спугнуть тишину, воцарившуюся на озере. Все живое спало, усыпленное тихим шелестом ветра в ветвях деревьев, только старик и его сын не спали, слушали тишину, разговаривали, попивали пиво да ели свежесваренную уху.
Глава 15. Голод
Дэниел сидел на берегу Лох Ломонда и вглядывался в прозрачную воду озера, туда, где у корней водяного растения замерла, едва шевеля хвостом, стайка маленьких рыбок. Дэниел приподнялся на задних лапах, чтобы лучше их рассмотреть. Спина черноватая, с голубым отливом, бока серебристые, спинной и хвостовой плавники зеленоватые с красноватым оттенком. Дэниел проглотил слюну. В животе заурчало.
"Знаю, что голоден, – буркнул мысленно Дэниел, обращаясь к желудку. – Не обязательно урчать".
Вчера во второй половине дня старик с сыном покинули Лох Ломонд, отправились по домам. На озере они пробыли пять дней. Пока они были здесь, Дэниелу не составляло большого труда стянуть у них что-то из съестного. Но сегодня утром он доел остатки бекона и хлеба, украденные вчера, и теперь искал, чем бы насытить желудок.
Солнце, скрытое серой ватой, медленно плывущей по небу, должно было уже пересечь невидимую линию, разделяющую небо на две части, и двигаться к горизонту. Налетевший порыв ветра пустил рябь по воде, на мгновение скрыв от глаз Дэниела рыбок, выбраных им в качестве своих жертв.
Кто бы мог подумать, но Дэниел действительно охотился. В какой-то миг своей жизни он вспомнил, что неплохо бы воспользоваться новым телом для добывания пропитания. Как-никак, его тело было кошачьим, а, как известно, все кошачьи – это хищники и великолепные охотники. Но, несмотря на это, Дэниел все же был не совсем представителем семейства кошачьих. Тело-то у него было кошачье, тело охотника, но вот разум оставался человеческим, разумом современного человека, большей частью способного охотиться только на то, что лежит в холодильнике. По правде говоря, Дэниел ничего не смыслил в кошачьей охоте, а вернее, рыболовле, которой он решил заняться от безысходности положения. Единственное, что он знал, что у него тело охотника, а еще несколько воспоминаний из прошлого о передачах Би-би-си касательно жизни животных, виденных им по телевизору. Дэниел не раз видел, как львица валит антилопу гну в африканской саванне, или как это делает гепард с газелью. Он, конечно, был не львом и даже не гепардом, а всего лишь домашним котом, по всей видимости, никогда даже не ловившим мышей, тем не менее, Дэниел надеялся, что это обстоятельство не помешает ему поймать маленькую рыбку на ужин.
Солнечные лучи на мгновение прорезали облачную занавесь и заискрились на поверхности озера. Рыбки ожили, дружно взмахнули хвостами и как по команде покинули корни водяного растения, ринулись ближе к поверхности, словно решили погреться на солнышке.
"Так-то лучше, – подумал Дэниел. – Теперь можно и прыгать".
Дэниел поджал лапы, взгляд его пробил толщу воды и гарпуном впился в тельце одной из рыбок, самой большой из всех. Воды у берега было немного, поэтому Дэниел не боялся утонуть. К тому же он хорошо плавал. В детстве он часто проводил выходные на берегах Форта. Его даже не отпугивало от задуманного то, что тело у него не человеческое, а кошачье, как и то, что кошки ненавидят воду и всячески ее избегают. Так или иначе, но Дэниел был необычным котом. Ему были неведомы кошачьи страхи, только человеческие, и в эти минуты наблюдения за рыбками его сознание было спокойно и не видело опасности в том, чтобы попытаться поймать плавающий ужин. Несколько десятков сантиметров глубины для человеческого сознания – это была не глубина.
Откуда-то сверху пришел крик вороны, пронесся над озером и сгинул. Коротко крикнула чомга и умолкла, будто испугавшись, что своим криком потревожила покой старого Лох Ломонда. Ветер зашелестел верхушками ив, росших на берегу, взъерошил шерсть на затылке Дэниела и снова пробежался по воде, заставляя ее дрожать. Дэниел подождал, пока пройдет рябь, затем приготовился и прыгнул. Уже в полете пришла мысль, а как, собственно, он собирается схватить рыбу, лапами или зубами? Но тогда придется погружаться под воду с головой. Страх проник в сознание и заставил его заволноваться. Но что-либо менять было уже поздно. Дэниел пулей вошел в воду, передние лапы вытянуты вперед, задние – назад. Именно так он нырял, когда был мальчишкой. Руки вперед, за ними голова и тело.
Голова Дэниела устремилась за передними лапами, навстречу стайке рыб, греющихся в лучах теплого июньского солнца. Рот открылся, острые кошачьи зубы обнажились, готовые схватить беззащитное чешуйчатое тельце рыбки. Но не тут-то было. Едва кошачье тело оказалось в воде, рыбки бросились врассыпную, и спустя мгновение на том месте, где совсем недавно была целая стая, не оказалось ни одной рыбки. Зубы Дэниела схватили пустоту, рот мгновенно наполнился водой, а тело сковал холод.
Дэниел отчаянно заработал лапами, пытаясь как можно быстрее оказаться на поверхности. Ужас смерчем ворвался в сознание. Не хватало еще утонуть, отправиться в прямом смысле на корм рыбам, возможно, тем самым, которых совсем недавно он выбрал в качестве своих жертв.
Кошачье тело торпедой вылетело из воды, рот принялся выплевывать воду и судорожно хватать воздух, глаза принялись искать спасительный берег. Вот он! В каком-то полуметре от Дэниела. Фыркая и интенсивно работая лапами, Дэниел поплыл к берегу, желая только одного, как можно скорее выбраться на берег и не испытывать больше того ужасного холода, что пробрал его до самых костей.
Старым тюленем Дэниел вполз на травяной берег. Грудь его тяжело поднималась и опускалась. Вода бежала из носа, изо рта, и даже из ушей. Мышцы ныли, судорога одна за другой хватала то за одну лапу, то за другую. Некогда прекрасная шерсть обвисла, измазалась береговой грязью и превратилась в жилище для всяких там травинок, веточек и водяных жуков.
Очутившись на берегу, Дэниел замер. Глаза его закрылись, а тело обмякло. Некогда красивый пушистый хвост, гордость любого кота, потемнел, покрылся грязью и теперь больше походил на крысиный, а не кошачий.
"Наловил рыбки, – тихий вздох вырвался из полуоткрытого рта Дэниела. – Гори оно все синим пламенем. Ни ногой больше в Лох Ломонд. Даже если вся рыба всплывет вверх брюхом, и тогда не полезу в воду. Едва спасся. А говорят, коты не плавают. Еще как плавают, особенно когда вопрос касается жизни и смерти. Что же делать-то? Чем набить этот ненасытный желудок?"
Дэниел лежал на берегу озера, слушал недовольное ворчание желудка, крики чаек, кружившие в небе, будто падальщики в ожидании скорой смерти умирающего путника, голоса людей с проплывающего недалеко от берега парома, и думал, а не послать ли Лох Ломонд к чертям и не вернуться ли к старикам Колнерам. У них, по крайней мере, не надо было заботиться о пропитании.
"У Колнеров сыр вкусный и молоко то что надо – теплое, свежее, – еще один вздох вырвался из груди Дэниела. Дэниел открыл глаза и уставился взглядом в полосу леса перед собой. – Если бы они жили поближе, можно было бы вернуться. Но далеко до Колнеров, да и слишком людно там. А еще конкуренция большая, – Дэниел вспомнил семейство кошачьих, жившее у стариков Колнеров. – Нет, про Колнеров можно и даже нужно забыть. Надо искать иной выход", – взгляд Дэниела поднялся выше, оставил внизу верхушки деревьев и коснулся гор за лесом. Высокие, местами покрытые деревьями, словно волосами, похожие на зубы неведомого гиганта, они тянулись дальше на север.
"Грампианские горы. Am Monadh, – Дэниел вспомнил гэльское название Грампианских гор. – Может, и правда, двинуть на север. Людей там мало. Можно прибиться к какому-то пастуху, пожить у него какое-то время. Здесь-то мне ловить точно нечего. Только с голоду помру", – крик какой-то птицы привлек внимание Дэниела. Он навострил уши. Приподнялся на передних лапах и оглянулся. Осознание змейкой скользнуло в сознание. –
"Эх, чего же до меня раньше не дошло! Тогда бы и не пришлось лезть в Лох Ломонд. Я же могу птиц ловить. Ближе к горам, да и в самих горах дичи всякой хватает. Куропатки, перепела, тетерева, фазаны, зайцы и кролики. Ешь – не хочу. А еще же есть и птичьи яйца. Да я на одних яйцах жить смогу! За яйцами-то в воду прыгать не надо", – Дэниел встал на все четыре лапы, оглянулся и посмотрел на Лох Ломонд. Взгляд его пробежался по зеркальной озерной поверхности, задержался на корме уплывающего вдаль парома, на парочке шумных корабликов с туристами, плывущих на юг. Решение созрело быстро. Сомнений больше не было.
"Прощай Лох Ломонд. Рядом с тобой хорошо, но там, – взгляд Дэниела устремился в сторону Грампианских гор, – должно быть лучше".
"Завтра, как только солнце взойдет на небосклоне, отправлюсь к Грампианским горам, – думал Дэниел, разглядывая верхушки далеких гор. – А сейчас надо отдохнуть и набраться сил перед дальней дорогой. А еще подумать, чем же все-таки набить желудок. Хотя, после того как нахлебался воды в озере, кушать не так уж и хочется. Но это сейчас, а через какое-то время опять захочется", – Дэниел отошел от берега и лег под высокой сосной.
Начал накрапывать дождик. Ветер утих. Солнце снова спряталось за облаками. На горизонте плотность облаков была ниже, чем над Лох Ломондом, и Дэниел мог видеть желтые островки света, отсветы солнечных лучей с обратной стороны облаков.
Дождь зашелестел среди ветвей, тихо зашлепал по поверхности озера. Дэниелу стало холодно, и он свернулся клубком, надеясь на то, что так будет теплее. Но мокрая шерсть не грела и сейчас казалась совершенно бесполезной.
Озеро притихло. Ничто и никто не осмеливался нарушить воцарившееся над ним безмолвие. Прогулочные кораблики, лодки, паромы – все куда-то пропало, исчезло, будто смытое первым летним дождем.