- Где ты был? - снова повторила она вопрос, оставшийся без ответа.
- В зоопарке, где же еще. На выставке редких животных. Вот, прихватил с собой один экземпляр. Хотел вас порадовать…
- Алексей, прекрати паясничать! - почти прокричала мать.
Он подошел, легонько обнял за плечи их обеих, заранее зная, что это окажется пустым утешением.
- Ты же ушел, сказал, что в театр…
- Я и шел в театр. Честное слово. А попал в зоопарк. Такое бывает. Да успокойся, мама. Ну вот же я, ничего не случилось. А мы сами разберемся с Людмилой. Правда, Людочка?
Людмила молчала, благоухая "Черутти".
- Пойдем. - Он потянул ее за собой в комнату и снова обернулся к матери. - Мам, прости. Этого кота на самом деле больше некуда было девать. Абсолютно некуда, пришлось взять его с собой. Но он ничего, нормальный кот, мам. Правда, с ним даже дружить можно…
- Ты же сказал, что это кошка?
- Ну кошка, какая разница…
- Большая! Что ты с котятами собираешься делать? Топить?
- Мама! - укоризненно ответил Алексей. - Она же еще не беременная! Она же еще маленькая совсем…
- Маленькая, так вырастет!
- Ну вот когда вырастет…
Анна Сергеевна подняла котенка с пола.
- Шерсть какая-то розовая в когтях… Откуда это?
Людмила метнула взгляд в сторону котенка - короткий, но многозначительный. Алексей поспешил затолкать ее в комнату, сделав вид, что не расслышал вопроса.
- Алеша, ты кушать-то будешь?
- Нет, спасибо, мам, я курицу поел.
- Курицу?..
- Да, что-то мне сегодня захотелось…
Он закрыл дверь, позволив Анне Сергеевне переварить поступившую информацию.
- Может, ты беременный, - послышалось из глубины комнаты.
Он обернулся - Людмила стояла спиной. Она знала, что он терпеть не может куриное мясо. Алексей молчал.
Он на самом деле просто не знал, что сказать. Паяц, проснувшийся в нем на пороге, хихикая и растягивая в кривой усмешке губы, настойчиво нашептывал на ухо: "В слезах отчаянья Людмила от ужаса лицо закрыла - увы, что ждет ее теперь!"
Но это был не вариант. Разыгрывать фарс дальше не хотелось, да и не имело смысла.
- Извини. Ты меня ждала, а я не пришел. Я подлец, наверное.
- Можно было заранее позвонить и сказать, что у тебя другие планы.
- Можно было. Если бы они были, эти другие планы. Но я честно шел в театр.
- Только не говори, что попал в зоопарк.
- Я и не говорю.
- Наверное, скажешь сейчас, встретил старого приятеля.
- Встретил. Приятеля, - согласился он, немного подумав. - Старого.
- И вы с ним немного посидели в баре. Выпили по кружке пива.
- Посидели, - снова согласился Алексей. На самом деле возразить пока что было нечего.
- Это он, твой старый приятель? - Людмила обернулась. Глаза были слегка влажными, в руке - газета. Та самая газета, вчерашняя газета с кроссвордом, которую он и не подумал выбросить или по крайней мере убрать с глаз долой. И вот теперь его приперли к стенке.
- Он. - Возражать показалось бессмысленным.
- Что-то он не слишком старый.
- Не слишком, - согласился Алексей. - Молодой, можно сказать даже.
- Можно сказать даже слишком. - Людмила усмехнулась, пытаясь придать лицу равнодушное выражение. - Слишком молодой. Ты, кстати, знаешь, что в Уголовном кодексе есть статья за совращение несовершеннолетних?
- Да?
- Да.
- Учту, когда буду совращать. - Некоторое время они молчали.
- Это значит - все? - спросила она наконец тихо.
- Не знаю, - откровенно ответил он, почувствовав, что силы окончательно иссякли. Но он на самом деле не знал, что все это значит.
Снова воцарилось молчание.
- А розовый цвет ей, наверное, к лицу. Знаешь, мультфильм такой есть, "Розовая пантера" называется. Дети вообще любят мультфильмы и часто воображают себя их героями. Это возрастное.
- Значит, пройдет, - откликнулся Алексей. Людмила поднялась, положила газету на стол. Прошла, задев только облаком аромата, к выходу.
- Позвони, если захочешь. Только не думай, что я буду ждать.
Дверь захлопнулась - немного громче, чем обычно. Совсем немного, но все же громче.
"Да мало ли художников в Саратове?" - подумал Алексей, вспоминая полотна в ящике ее письменного стола. Мысль, однако, облегчения не принесла. Не стало легче и в тот момент, когда он услышал звук захлопывающейся входной двери.
- Алеша! - тут же появилось в дверном проеме лицо матери. - Что же ты Людочку не проводил?
- Она не захотела, мам.
- Не захотела, - усмехнулась Анна Сергеевна. - Поссорились?
Алексей молчал.
- И правильно, и нечего теперь расстроенный вид делать! Прождала тебя весь вечер, волновалась, мы уж чего только не передумали. Ты где был-то?
- Приятеля встретил.
- Приятеля… Эх, ты! Андрюшку, что ли?
- Мам, давай не будем…
- Не будем… - вздохнула мать. Только в этот момент он заметил, что в руках у нее банное полотенце. Заметил, потому что услышал знакомое, только чуть приглушенное карканье.
- Ну чего ты пищишь. Теперь хоть чистая. Хорошая кошечка…
Она наклонилась и выпустила из полотенца ни на что не похожее чудовище с огромной ушастой головой и тонким туловищем, покрытым длинными, торчащими в разные стороны колючками. Зрелище не для слабонервных.
- Рыженькая, - вздохнув, произнесла Анна Сергеевна. - Давай ее Геллой назовем. Рыжая Гелла, как у Булгакова…
- Мам, - Алексей поднялся, подошел, обхватил мать за плечи, прижал к себе, - какая ты у меня замечательная. Как я тебя люблю. Давай, конечно, назовем ее Геллой. Как у Булгакова.
- И нечего меня обнимать. - Посуровев, мать отстранила его от себя. Наклонилась, протянула руку, подняла с пола кошку, которая только что обрела имя, и невозмутимо произнесла: - Иди ко мне, маленький. Иди, мой хороший.
- Мама, - простонал сквозь подступающий смех Алексей. - Мама, скажи, ты Фрейда читала?
- При чем здесь Фрейд? - нахмурилась Анна Сергеевна. - Вечно ты, Лешка, со своими странностями. Это же кошка.
"На самом деле, - подумал Алексей, - это же просто кошка, и Фрейд здесь совершенно ни при чем".
Когда минутная стрелка на циферблате наручных часов доползла до половины седьмого, Алексей, внутренне чертыхнувшись, решил уйти домой. В самом деле, "часов в шесть" - понятие растяжимое. Даже слишком растяжимое, это очень ясно понимаешь после того, как простоишь целый час на холоде, как придурок, возле липы. "Или это все-таки тополь", - в сотый раз, наверное, за вечер подумал Алексей, но к конкретному решению так и не пришел. Единственное, что он решил, что ждет еще пять минут - и уходит. Быстрым шагом, а наперед будет знать, что договариваться о времени встречи нужно более конкретно. Хотя вряд ли так удастся с человеком, у которого нет никаких представлений об обязательности. "Нет, все-таки липа. Тополь должен быть выше. Но может быть, это молодой тополь?" "Или старая липа, идиот, - шепнул, ухмыльнувшись, внутренний голос, который принято называть голосом рассудка, - пять минут уже прошло".
Наконец он ее увидел. Она шла неторопливо по другой стороне улицы, разглядывая пролетающих мимо ворон…
Пролетающих мимо ворон он придумал сам - на самом деле она никого не разглядывала и шла достаточно быстро.
- Привет. Извини, я задержалась.
- Ничего, - выдохнул Алексей, - я сам только что пришел. Как ты думаешь, это тополь или липа?
- Тополь, конечно, - разрешила она его сомнения. - С него летом знаешь как пух летит!
- Ты сегодня замечательно выглядишь.
Он разглядывал ее лицо. Она снова над ним потрудилась - ресницы тяжелели под тушью, губы аккуратно прорисованы и покрыты бледно-розовой помадой. Тот же розовый джемпер и приглаженная прическа, которая, подумал он, делает ее какой-то недосягаемой, немного чужой.
- Только прическа… Знаешь, ты мне больше нравишься лохматой.
Она усмехнулась - было понятно, что не поверила.
- Как наша кошечка?
- Прекрасно. Она оказалась пушистой, когда высохла наконец. Мама назвала ее Геллой.
- Как у Булгакова, - одобрила она.
- Ты и Булгакова читала?
- Кто ж его не читал. Ну пойдем.
- Пойдем, - согласился он, согнул руку в локте, втайне надеясь, что она отвергнет его предложение и схватится, как вчера, за мизинец. Даже оттопырил его слегка непроизвольно, но она и думать забыла о мизинце. - Куда мы идем? - поинтересовался он, поняв, пройдя несколько шагов, что на этот раз не он, а она ведет его куда-то.
- Мы идем в гости.
- В гости? - Он даже остановился от неожиданности. Совсем, совсем не хотелось идти ни в какие гости, сидеть среди незнакомых сопливых парней-подростков и девочек с прыщами на лице. Он ясно представил себе эту компанию тинэйджеров, собравшихся, видимо, с единственной целью - поглазеть на новый кадр их подружки Маши. Представил даже, как они будут обсуждать его, хихикая, обмениваясь скабрезностями, после того как он уйдет. Нет уж, только не это, что за глупая затея, стоило ради этого полтора часа торчать под деревом!
- Я не хочу в гости. Не пойду в гости. - Он врос ногами в землю, как упрямый ослик, которого никакими уговорами с места не сдвинешь.
- Да почему?
- Не хочу. Знаешь, ты сходи в гости без меня.
- Очень интересно, наверное, ходить к самой себе в гости без тебя. Как-нибудь попробую сходить, только в другой раз, а сейчас…
- Только не говори, как сильно нас там ждут твои приятели. Наверное, нужно было сначала у меня спросить…
- Да нет там никаких приятелей!
- Нет приятелей? - опешил Алексей, и воображение в тот же миг нарисовало перед ним новую, еще более нелепую картину. - Так ты что, с родителями меня познакомить решила?
Она молчала, и он принял ее молчание за знак согласия, разозлившись еще сильнее.
- Интересно, в качестве кого ты меня им представишь? Как своего нового гувернера, или репетитора по немецкому, только учти, я в школе английский изучал, или, может быть…
Она молчала, смотрела пристально каким-то новым взглядом - сколько же у нее в запасе этих взглядов, подумал Алексей, когда она успела их накопить, и замолчал, подавленный ее молчанием.
- Да что с тобой сегодня, Алеша? Нет там никаких родителей. Там вообще никого нет.
- Вообще никого, - повторил Алексей, поняв наконец, в чем кроется подвох: там вообще никого нет.
Там вообще никого нет, а это значит - только он и она, и это был удар уже совсем ниже пояса, он просто представить себе не мог, что все это могло значить. Только он и она, ей пятнадцать, а ему двадцать два, он думает о ней не переставая уже третьи сутки, у нее зеленые глаза и лохматые белые волосы, и не нужно было стоять полтора часа под тополем, чтобы понять, что Фрейд не имеет к кошкам никакого отношения. Где же они, тоскливо заныло сердце, эти сопливые подростки, он бы расцеловал их всех, если бы они появились, он с огромной радостью разделил бы с ними этот вечер, он бы травил анекдоты, он бы покурил с ними травки, он сделал бы все, что угодно…
- Ты похож на большой вопросительный знак, который стоит почему-то в начале предложения. - Ее голос вернул его в реальность, с сопливыми подростками пришлось расстаться и снова смотреть и видеть перед собой ее накрашенные зеленые глаза. - Только знаки препинания обычно ставят в конце, тебе не кажется?
- Не всегда, - буркнул он, поняв, что она разгадала его мысли, но сочувствия не проявила. - Бывают еще запятые и всякие многоточия, которые ставятся посередине.
- Давай не будем проводить урок русского языка.
- Давай, - согласился он, но с места не сдвинулся. Она посмотрела на него исподлобья, повернулась и пошла вперед. Вспомнив ослика - того самого, которого Шурик в "Кавказской пленнице" с места не мог сдвинуть и который шел только вслед за симпатичной девушкой, Алексей медленно поплелся следом.
Она обернулась. Дождалась, пока он ее догонит, просунула руку под локоть, улыбнулась чему-то, не дав никаких пояснений.
- А где ты живешь? - Услышав свой голос, Алексей подумал: наверное, именно с такой интонацией преступник произносит слово "виновен", признаваясь в своих злодеяниях, лелея лишь последнюю надежду на то, что чистосердечное признание облегчает наказание. Слабую, призрачную надежду.
- Да вон в том доме, я же тебе вчера показывала.
Он посмотрел в ту сторону, куда она кивнула. Обыкновенный, ничем не примечательный, ничуть не зловещий дом. И правда, на кой черт они ему сдались, эти прыщавые подростки?
"Фотографии, - промелькнула спасительная мысль. - Мы будем смотреть фотографии. Это вполне естественно, так всегда бывает, когда первый раз приходишь в гости. Мне очень интересно посмотреть, какая она была в детстве. То есть совсем маленькая. Потом, может, попьем чаю с печеньем. Можно посмотреть телевизор, пожалуй… Мультфильмы…"
- Эй, что тебя так рассмешило? - Она требовательно дернула его за рукав. Мелькнула на лице легкая тень обиды, как будто ее забыли пригласить на веселый праздник, оставили дома одну учить надоевшие уроки.
- Ты мультфильмы смотришь вообще?'
- Мультфильмы? Вот еще. Даже в детстве не смотрела.
- Даже в детстве, - повторил он. - Странно как-то.
- Скажи, что я чокнутая. Ты уже говорил, скажи еще раз.
- Извини…
- Да нет, я не обиделась. Сейчас направо. Вот мы и пришли.
"Приплыли", - обреченно простонал внутренний голос, Алексей вздохнул и запретил себе, дал честное слово, что больше не будет думать об этом. О чем "об этом" - было в общем-то не совсем понятно…
Она включила в прихожей свет, и Алексей присвистнул от удивления:
- Ничего себе!
- Все, когда первый раз приходят, так говорят. - Она окинула равнодушным взглядом просторный, огромный холл, который только подлец или недоумок мог бы обозвать прихожей. - Говорят, что такие только в журналах бывают. А мне плевать.
Алексей в который уже раз за время их общения понял только то, что он ничего не понял.
- Это он под заказ планировку делал. Когда дом только строился, вместо двух квартир, которым здесь положено быть, сделали одну. Дизайнера из Москвы выписывал, плитку вот эту из Италии привозили… Тебе правда это очень интересно?
- А он - это вообще кто? Господь Бог?
- Мамин муж, - откликнулась она уже из глубины квартиры. - Но это почти одно и то же. Да проходи же ты, чего застрял на пороге!
- Это который Сергей?
- Сергей, Сергей, он самый. Идем.
Он послушно шел за ней, озираясь по сторонам.
- Ты, похоже, не из бедной семьи девочка.
Она застыла, медленно обернулась к нему. И он почувствовал себя подлецом - последним из последних, самым состоявшимся на земле подлецом. Даже дышать трудно стало.
- Откуда ты берешь эти свои взгляды, скажи мне…
Она ничего не сказала. Наверное, потому, что не смогла расслышать слов, которые, как крик, прозвучали только в его сознании. Вместо этого, не в силах молчать, он произнес первое, что пришло в голову, первое, что шло вслед за тем, что было невозможно выразить словами:
- Умойся наконец, а?
Она распахнула дверь:
- Вот моя комната. Проходи.
И проскользнула мимо, потом скрылась за каким-то поворотом немыслимого изгиба стены и исчезла.
Он вошел внутрь. Вошел и снова удивился, отстранение подумав, что пора бы уже и прекратить каждый раз удивляться, иначе под конец дня с ума сойти можно будет или умереть с застывшей на лице улыбкой идиота. Комната была - как осколок погибшей шлюпки, который из жалости тащили на берег, свалив на палубе большого корабля. Обои в квадратик, определенно производства Саратовской обойной фабрики, причем не самый шикарный образец, выцветший коврик на полу, диванчик, обитый гобеленом, письменный стол - коричневая, потрескавшаяся местами полировка такого же цвета, как на двустворчатом платяном шкафу в углу, - стопка учебников в уголке, затертые корешки книг на полках. Стул в углу, на столе - покрытый пылью старый аккордеон. Не хватало только таблички с надписью: "Здесь в конце прошлого века жил и работал…", чтобы успокоиться наконец и понять, что ты просто попал в музей. Где она откопала всю эту рухлядь?
- Таким образом подростки демонстрируют свой протест. Против пошлости и бездуховности окружающего их мира. Яркая иллюстрация. Не будем судить их строго, подростков, ведь они, в сущности, еще не люди, атак, подростки… - прокомментировал увиденное знакомый голос за кадром. Алексей обернулся и попал в кадр - она стояла на пороге, прислонившись к дверному косяку, пытаясь улыбаться. Трудный ребенок. С ясным взглядом и чистым, без малейших следов косметики, лицом.
Захотелось схватить ее и прижать к себе, вырвать из этого странного мира, из пространства, которое ее окружало, из времени, из ее возраста, чтобы она снова стала маленькой девочкой - совсем маленькой девочкой, или пусть стала бы взрослой, пусть постарела бы лет на пять, черт с ними, с годами. Пусть семь, десять, пусть двадцать, двадцать пять, но не пятнадцать. Только не пятнадцать…
- Нравится?
- Нравится, - честно ответил он, потому что в тот момент, когда она появилась, этот "музей боевой славы" показался райским уголком.
- А мне кажется, без косметики я совсем как бледная поганка.
- Ты не бледная и не поганка. А я вообще-то про комнату говорил.
- Про комнату? Что же здесь может нравиться? - Она не поверила.
- Все… - он оглянулся по сторонам, - вот все, что здесь есть. Ты на баяне играешь?
И остановил свой взгляд на ней - дальше взгляд почему-то не двигался, как тот самый ослик, в который раз подумал Алексей.
- Это аккордеон.
Она смотрела на него долго и пристально, почти без выражения, как будто просто отыскала для взгляда комфортную точку, дала ему отдохнуть. Совсем как Алексей два дня назад пялился на лестницу.
- Эй! - Он щелкнул пальцами в воздухе. - Ты где?
- Я на кухне. Сейчас приду.
Она снова скрылась, оставив его в одиночестве. Он нерешительно прошел вперед, по инерции - к книжным полкам. Там была по преимуществу русская классика - Тургенев, Толстой, Достоевский, мелькнули Гюго и Агата Кристи. Набокова он не приметил, ничего из современной прозы, которую он так любил, тоже не было. Одна книга заинтересовала его своим странным - не то чтобы странным, а несколько неуместным в окружении "Анны Карениной" и "Идиота" - названием: "Молекулярно-цитологические основы закономерностей наследования признаков".
Он взял ее в руки - книга была старая, семьдесят восьмого года издания. Открыл наугад: "В стадии анафазы к полюсам клетки расходятся по одной гомологичной хромосоме каждой пары, причем сочетание негомологичных хромосом, отошедших к тому или иному полюсу…" Не понял ни слова, закрыл книгу.
- Поставь на место, пожалуйста, - услышал он и обернулся.
Она появилась с большим подносом в руках, на котором стояла бутылка вина, два тонких стеклянных фужера и небольшая овальная тарелка с нарезанным сыром. Прошла на середину комнаты и опустила поднос прямо на пол.
- Ты не против? Ну не сидеть же нам за письменным столом…
Он был не против.
- Хорошо. Только скажи, откуда в пятнадцать лет человек может знать, что к красному вину подается сыр?
- Понятия не имею. Ты у него и спроси.