- Знаете, Полин, у вас очень красивые ноги.
"Да уж, не кривые, как у твоей предыдущей подружки!"
Мысленный ответ родился сразу, но вслух Полин не нашла что сказать.
- Да и вообще вы такая красивая женщина…
Николас придвинулся к ней поближе и двумя пальцами откинул прядь волос с ее лба. В первое мгновение Полин неподдельно смешалась, но почти сразу же сообразила: это наилучшая реакция - причем без всякого самопринуждения.
"Я растеряна. Я смущена. Меня можно брать голыми руками. Нужен лишь заключительный аккорд. Не сиди, как трухлявый пень, петушок, поцелуй меня!"
Николас поступил куда изощреннее. Он осторожно поправил запутавшуюся в ее волосах сережку, чуть пригладил локоны над ухом, слегка подвернул ворот джемпера, чтобы серебряные завитушки не цеплялись за шерсть, а потом неторопливо убрал руку. Его пальцам удалось не притронуться к ее шее; Полин ощутила только их тепло и содрогнулась, словно к ней вплотную поднесли, а затем отвели в сторону раскаленную кочергу. Из головы вылетели все заготовленные уловки, сейчас ей хотелось каким угодно способом утолить жажду прикосновения: лучше всего было бы прижаться к нему, чтобы его короткопалые лапы стиснули ее до хруста в ребрах. Однако этот демон-искуситель и не думал заключать ее в объятия. Продолжая улыбаться, Николас спокойно поднялся и навис над ней, как скала.
- Что ж… К сожалению, я не могу просматривать новые материалы здесь, я должен быть у себя. Думаю, вы быстро разберетесь с настройками. А если не получится отправить полосы на печать, просто перекиньте их на мой компьютер. Как бы то ни было, жду вас в своем кабинете.
Когда он вышел, Полин швырнула листы на стол. Черт! Вовсе он не примитивен. Все ее ухищрения видел насквозь. Похоже, они поменялись ролями? Кто кого соблазняет? Полин потерла лоб и велела себе сосредоточиться на работе. В конце концов, нельзя полностью о ней забывать. Обольщение, демонстрация собственного интеллекта - это прекрасно, но сейчас она напомнит Николасу о своем профессионализме.
- Так, - пробормотала она, глядя на экран, - мини-раковина, угловая раковина… Коллекция, производитель… Размеры… Предполагаемая цена на рынке - красным цветом. Все на месте. Скоро сможете полюбоваться, мистер Андерсон, - в вашем кабинете.
Через десять минут Полин молча положила готовые полосы перед Николасом, вернувшим себе обычный непроницаемый вид, и уселась в кресло. Он поднес к носу очки и, как через лорнет, стремительно начал проглядывать один лист за другим. Он еще никогда не изучал представленные материалы с такой скоростью: можно было подумать, что ему дела нет до качества будущих буклетов. Наконец он отбросил в сторону последний лист, положил очки, испытующе посмотрел на Полин и побарабанил пальцами по столу. Она уже знала эту его привычку: Николас обдумывал некую тираду.
- Просто замечательно. Лучше, я потом посмотрю повнимательнее, - время терпит. Уж, коль скоро мы сегодня так… неформально общаемся, я хотел бы сказать о другом. В последние дни я много думал о вашей теории этапов в истории музыки. Я ведь увлекаюсь классическим джазом, в особенности творчеством Гершвина. Но, поговорив с вами, я понял, что мои знания однобоки, - я совершенно не знаю танцевальных мелодий тридцатых годов, о которых вы с таким увлечением рассказывали. Понимаете? Мне кажется, вам следует восполнить пробел в моем музыкальном образовании.
- С удовольствием. У меня есть диск с этими мелодиями - на нем примерно двадцать популярных танцев. Хотите, я вам его принесу в следующий раз?
- Конечно, спасибо. Но вряд ли этого будет достаточно. Вы поражаете меня многогранностью своих познаний, Полин. Вы прекрасный дизайнер, вы великолепно разбираетесь в музыке…
- …А в живописи еще лучше.
- Да? Ну, вот видите. Здесь у нас совершенно нет времени общаться, а если признаться честно, тот разговор в машине произвел на меня неизгладимое впечатление. Понимаете? Я все думаю: может, нам стоит встретиться, посидеть в каком-нибудь уютном заведении и поболтать на разные темы?
Полин была готова завопить от радости.
- Я второй раз скажу: с удовольствием.
- Суббота вас устроит?
- Нет, только не в субботу. Моя дочь учится в пансионе, она бывает дома с середины пятницы до середины воскресенья. Давайте в воскресенье, в пять?
- Отлично. А где?
- Может быть, для начала просто погуляем? Свежий воздух располагает к разговорам. Мы могли бы встретиться в Королевском парке.
- Если погода позволит, то у меня нет никаких возражений. Я позвоню вам в воскресенье утром, Полин, хорошо?
- Только не очень рано: мы с Кати любим поспать.
* * *
В воскресенье днем Полин разнервничалась. Провожая Кати, она пыталась заглушить волнение болтовней и подробно пересказывала дочери недавно прочитанное интервью со знаменитым фигуристом прошлых лет. Наконец Кати не выдержала:
- Мама, мне это совершенно неинтересно.
Полин осеклась:
- Да? Но ты вроде интересуешься фигурным катанием.
- Я знаю тех, кто выступает сейчас. Что мне за дело до какого-то типа, катавшегося в семидесятые годы?
- В восьмидесятые. Но это не важно, согласна… Кати, умоляю, звони мне ежедневно, я ведь беспокоюсь.
- Хорошо.
- Ты каждый раз говоришь "хорошо", а потом опять не звонишь. Ты обещаешь?
- Обещаю. Нечего беспокоиться. Я, как и мои подружки, не курю травку и не сплю с мальчиками.
- Кати! Не говори всякие ужасы.
- Что тут ужасного? Линда уверяет, что занимается и тем и другим. Про второе врет, наверное, - она такая страшная. У нее физиономия всегда лоснится, как будто она ее маслом мажет. Она ведь плохо видит, а очки принципиально не носит, поэтому все время щурится. А глазки у нее и так маленькие, поэтому наша Линда очень напоминает свинью. Я говорила, что она покрасила волосы в красный цвет? Теперь она похожа еще на головку сыра, политую кетчупом…
Полин посмотрела на часы:
- Детка, давай прощаться. Мне надо бежать. И ради бога, не бери пример с Линды.
- Я похожа на чокнутую? Умру, но не возьму пример с этой мерзкой уродины.
- Ты меня успокоила. Пока, милая.
Полин чмокнула дочь, получила ответный поцелуй и постояла у ворот школы, пока Кати не скрылась в дверях. Потом отошла в сторону, чтобы не столкнуться с другими учениками, вытащила из сумочки пудреницу, аккуратно стерла со щеки жирный след от дешевой клубничной помады и старательно напудрилась. Рассказ про Линду, только усугубил ее волнение. Полин пробормотала нечто малопристойное, сочно характеризующее юную распутницу, и резво устремилась в Королевский парк.
Торопиться совершенно не стоило. Оказавшись в парке за двадцать минут до назначенного срока, Полин обвинила себя в извечном неумении точно рассчитывать время. Она отыскала укромную боковую аллею и уселась на скамью рядом с молоденькой девицей, сосредоточенно изучавшей толстую тетрадь.
Можно было ни секунды не сомневаться: это студентка, штудирующая очередную порцию лекций. Полин искоса разглядывала девушку - ее видавшие виды джинсы, толстый свитер, грубые ботинки. Неровно подстриженные ногти покрывал слой яркого, наполовину облупившегося лака, из двух нелепых косичек выбивались короткие пряди. Однако невыразительное лицо без капли косметики определенно было отмечено печатью особого одухотворения, присущего почти всем университетским питомцам. Полин попыталась незаметно заглянуть в тетрадь, желая понять, что за предмет изучает ее соседка, но не сумела. Вскоре в конце аллеи появился худосочный патлато-бородатый парень, одетый в том же псевдобродяжническом стиле. Он приблизился почти бегом и, запыхавшись, остановился возле скамьи.
- Привет… Прости, я замотался… Давно ждешь?
- Пошел к черту.
- Ну, прости… Я не успел.
- К черту, к черту.
Выдержка девицы, даже не поднимавшей глаз, заслуживала всяческого одобрения. Парень присел рядом и заискивающе заглянул ей в лицо.
- Уф-ф-ф… Ну, пожалуйста… Извини. Я так бежал… Пойдем, а?
Девица молча захлопнула тетрадь, затолкала ее в рюкзачок, украшенный многочисленными значками, потом неожиданно обвила шею парня руками и одарила его страстным поцелуем, на который последовал столь же пламенный ответ. Полин, несколько обескураженная, столь внезапным поворотом событий, деликатно отвернулась. Эти молокососы могут одеваться, словно оборванцы, совершенно не следить за своей внешностью, вытворять что угодно - а все равно будут желанны и любимы. Господи, каким бескрайним игристым счастьем напоена жизнь в двадцать лет! Но молодость утечет, все развалится, рассыплется, простое начнет казаться сложным, потом неразрешимым. Блаженные парочки обратятся в сварливых одиночек - от превратностей судьбы никто не застрахован. Давно ли она сама была юной студенткой, и грядущая жизнь рисовалась сплошным триумфом? Ну почему годы промчались с такой пугающей скоростью? Она и опомниться не успела. Ведь до сих пор в идущих навстречу молодых людях ей порой мерещатся бывшие соученики. И только потом приходит осознание факта, что те, кого она знала, тоже должны были… возмужать. Немного измениться.
Полин снова повернулась, но студенты уже успели ретироваться. На их месте теперь восседала благообразная полная дама и читала журнал. На сей раз, Полин без труда заглянула на раскрытую страницу. Почтенная дама поглощала статью с увлекательным названием "Как раскрепостить мужчину в постели". Однако, подумала Полин, поистине мир чуден и многообразен. Она в сотый раз за сегодняшний день посмотрела на часы: семь минут шестого. Семь минут можно было считать классическим эталоном опоздания. Полин вновь изучила свое отражение в зеркальце, встала, расправила плащ и размеренным шагом направилась к месту встречи, с удовольствием слушая перестукивание собственных каблучков по асфальту и против обыкновения даже не пытаясь делать прогнозы на предстоящий вечер. Волнение куда-то исчезло. Возможно, этому способствовала дивная погода: сильный, но не холодный ветер разогнал облака, и в неярких лучах опускающегося солнца липы кутались в золотое кружево, клены пылали огнем, дубы смягчали агрессию красного и желтого густыми медными тонами.
Николас ждал ее на условленном месте, держа в руках - черт возьми! - изумительный цветок безупречной коралловой окраски. Мог бы принести и дежурную розу, такой антишаблон, положительно стоило отметить.
- Бог мой, спасибо. Какой потрясающий цвет…
Николас улыбнулся. Пожалуй, сейчас он держался куда более раскованно и непринужденно, нежели в своем кабинете.
- Яркой женщине - яркие цветы. Это амариллис.
- Впервые слышу такое название.
- Его еще называют красной лилией, хотя это неверно. Он действительно похож на лилию, и тоже из семейства луковичных, но на самом деле даже не является ее родственником… Да, понимаю, тема вопиюще неинтересна. Просто я так давно не назначал свидание молодой женщине, что совершенно не представляю, о чем говорить.
- Ничего страшного, я одна могу говорить за пятерых. Однажды в детстве меня и мою подружку повезли за город, за рулем сидел ее отец. Я болтала, и болтала без умолку; наконец, минут через сорок, моя подружка жалобно сказала: "Папа, останови машину. Меня укачало". Он спросил: "Почему? Тебя ведь никогда не укачивало?" А она ответила: "От болтовни Полин меня сейчас стошнит".
- Стошнило?
- Нет. Я умолкла, и ей стало легче.
- Надеюсь, мой вестибулярный аппарат покрепче, чем у вашей подружки, - я выдержу. Меня долгое время тренировал собственный сын: он, на редкость треплив… Мы так и будем здесь стоять? Может, пойдем?
Они двинулись по широкой аллее, наступая на пятки собственным долговязым, истощенным теням.
- Ваша дочь уже отправилась в школу?
- Да. Я проводила ее до ворот.
- А вы не боитесь еженедельно терять ее из виду на целых пять дней?
- Вы имеете в виду, не боюсь ли я потерять контроль над ситуацией? Нет. У школы хорошая репутация, а Кати, очень положительная девочка. Если сформулировать точнее… у нее нет опасного подросткового стремления, портиться.
- Это же прекрасно. Она тоже намерена заняться дизайном? Или музыкой?
Полин засмеялась, очень довольная тем обстоятельством, что Николас сам завел беседу о ее дочери.
- К сожалению, Кати не умеет рисовать, и слуха у нее тоже нет. Зато у нее логико-математические способности. Не исключаю, что ее ждет блестящее будущее в какой-нибудь компьютерной фирме. А может, она займется научной или преподавательской деятельностью. Хотя для этого нужно иметь хорошо подвешенный язык, а Кати не любит болтать. Она пошла не в меня: ее отец некогда был очень толковым программистом. Правда, теперь он занимается каким-то бизнесом, связанным с компьютерным обеспечением спортивных и торговых центров. По его словам, это очень прибыльно.
Николас явно колебался, не осмеливаясь задавать более детальные вопросы, и Полин решила сама прояснить все обстоятельства:
- Мы разведены уже одиннадцать лет. Он ушел, когда Кати еще и год не исполнился. Видимо, такая развязка была неизбежной - мы оказались слишком разными людьми. От его материальной помощи я не отказалась, но всякое общение прекратила.
- А дочь поддерживает с ним отношения?
- Иногда он ей звонит, и она честно отвечает на все его вопросы. Но по большому счету, им не о чем беседовать.
Полин чувствовала, что разговор пошел немного не в ту сторону, Николас, вероятно, ощутил то же самое и сменил малоприятную тему:
- Мой сын тоже не в меня. Мне и в голову не могло прийти, что у него обнаружатся актерские способности. Вообще все решила одна случайная реплика. К нам как-то заехал муж моей старшей сестры. Мы о чем-то говорили, а Том слонялся вокруг и громко декламировал наизусть безумно длинное стихотворение. Он его специально не учил: просто прочел и запомнил. Он так запоминал целые книжки.
- Как я вам завидую! Для Кати выучить стихотворение, всегда было проблемой.
- Ну вот. Наконец мой шурин, совершенно озверевший от этой декламации, сказал: "Слушай, отдай мальчишку сниматься в кино. Тогда хоть дома тихо будет".
- И вы послушались?
- Как ни странно, да. И, слава богу - Том нашел свое призвание… Знаете, я чувствую себя виноватым перед вами, Полин.
- Какой неожиданный переход! Вы о чем?
- Понимаете, неделю назад состоялась премьера фильма, где Томми сыграл главную роль. В прошлую среду, когда мы уже подъехали к вашему дому, я хотел предложить вам пойти на премьеру вместе со мной, но почему-то не решился.
- Может, оно и к лучшему? А что бы сказал ваш сын, появись вы в компании какой-то незнакомой дамы?
- Ничего бы он не сказал. У нас обоих есть право на личную жизнь. Томми, кстати, получил это право очень рано. Я сожалею о собственной нерешительности: мне бы хотелось, чтобы вы высказали свое мнение об этой картине. Вы ведь обо всем судите очень остро и здраво. На меня, честно говоря, фильм произвел гнетущее впечатление.
- Как он называется?
- "На свету". Видите ли, это такая модная нынче интеллектуальная драма о темных сторонах секса. По логике авторов, чем человек тоньше и образованнее, тем он извращеннее. На мой взгляд, подобный бред надуман от начала до конца, но образ, воплощенный моим сыном, меня по-настоящему напугал. Понимаете, существуют канонические кинозлодеи, к которым, даже испытываешь своего рода симпатию…
- Например, доктор Ганнибал Лектер?
- Возможно… Но здесь Томми сыграл хорошо воспитанного приятного юношу, который на деле оказывается законченным подлецом и садистом. Апофеозом всего этого ужаса стала десятиминутная сцена, где он избивал женщину. Она лежала на полу, а он бил ее ногами. И при этом у него были такие глаза: ледяные, жестокие… Конечно, я не полный кретин, мне прекрасно известны все их технологии. Но сколько бы я ни убеждал себя, что возможности монтажа безграничны, этой шокирующей, подминающей тебя массе насилия психологически противиться невозможно. Она давит, топит. На подсознательном уровне все равно воспринимаешь увиденное как целостную реальную картину. И невольно отождествляешь исполнителя с его героем. Понимаете? Смотреть этот эпизод было слишком тяжело - до сердечной боли. Я знаю: Том хороший веселый мальчик и никогда в жизни не ударит женщину. И глаза у него совсем другие, это мне тоже хорошо известно… Но, видите ли, Полин, мне стало страшно: вдруг сыгранная роль может каким-то образом повлиять на психику? Ну, как оружие заставляет своего владельца им воспользоваться. А вдруг Тому захочется проверить, нет ли в его душе подлинной жестокости? Понимаете?
- Понимаю. У Джерома есть замечательная фраза: "В каждом из нас спит дикарь: опаснее всего его будить и тем более подкармливать".
- Вот именно! Томми, конечно, меня высмеял. Он сказал, что на съемках этой сцены в перерывах он и актриса, игравшая его жертву, рассказывали друг другу анекдоты и хохотали до колик, - таким образом, они расслаблялись. И вообще: по его словам, все это лишь голый профессионализм, а самые яростные эмоции - такая же имитация, как и искусственная кровь на их лицах.
- Он прав, вам совершенно не о чем беспокоиться. Я напрасно сказала о дикаре, эта фраза не имеет отношения к актерской игре. Мне понятен ваш страх - страх отца за своего ребенка, но уверяю вас, Николас, в данном случае жертвой стали только вы. Жертвой искусства в самом доподлинном смысле, как бы высокопарно мои слова ни звучали. Единственное чувство, которое вы должны сейчас ощущать, - это чувство гордости. Пусть своей игрой - несомненно, талантливой - сын заставил вас страдать, но если и другие зрители при просмотре фильма будут испытывать страдания или хотя бы дискомфорт, их души немножко очистятся от всякого рода шелухи.
- Полин, вы нашли именно те слова, которые я хотел услышать! Жаль, что вас не было со мной, - вы бы оказали мне моральную поддержку прямо на месте.
- Не жалейте. Я слишком экспансивна и патологически боюсь жестокости. А если бы я разрыдалась или упала в обморок? Лучше скажите, как все прошло.
- Великолепно. Публика приняла картину на ура. А после просмотра дама, которую только что на экране избили до полусмерти, подошла ко мне и стала рассыпаться в комплиментах в адрес Томми. Выглядела она просто восхитительно, рядом стоял ее вполне довольный супруг… И все же, не сочтите меня безумцем, но мне стало легче, только когда я увидел, как Том нежничает со своей подружкой.
- Вы одобряете его выбор?
- Вполне… Она старше его и, судя по всему, обладает прагматичным умом, твердым характером и играет первую скрипку в их отношениях. Мне кажется, Том в ней нашел не только возлюбленную. Я, ничего не имею против.
- В ваших словах нет уверенности.