Деловой мужской разговор был внезапно прерван: на ступенях лестницы, спускающейся в холл со второго этажа, появилась Деваки. Пораженные ее видом, мужчины смотрели на нее, как завороженные, не в силах отвести глаз.
Ее сильную стройную и гибкую фигуру облегало сари нежных лазурных тонов, переходящих в лунное сияние, затканное нежнейшими золотистыми и серебряными цветами. В тон этому одеянию блистали, подрагивая, серьги и украшения, приспособленные к ее фигуре самой природой Индии. Ее иссиня-черные волосы были расчесаны на пробор, подкрашенный красной краской, синдуром - символом замужней женщины.
Деваки медленно подошла к ним. Все встали. Казалось, неземное создание спустилось с небес. Джавар был полностью сражен. Все в ней было в его духе, в его вкусе, все в его миропонимании и характере. Деваки держалась сдержанно и вместе с тем естественно и непринужденно. Этому искусству девушек учат с детства.
- Вот теперь другое дело! - вырвалось у дяди. - Давно я не видел такой красавицы! Невестушка! - растроганно восклицал он. - Будь счастлива в браке! А ты что скажешь?! - обратился он к племяннику. - Я думаю, твоей жене к лицу этот наряд! Моды меняются, но для женщин лучше красивого сари ничего нет! - торжественно заключил он.
Ананд потупил взор. "В какую бурю ощущений теперь он сердцем погружен!". Он вновь поднял глаза на Деваки, и ему показалось, что она его невеста. Он находился между сном и явью, словно присутствуя на сеансе гипноза.
Раджа тоже, почти лишившись своего компьютерного ума, не отрываясь, смотрел на Деваки - олицетворение женственности, красоты и жизни, вечной, как солнце и луна.
Остаток этого дня прошел оживленно и весело.
Рано утром следующего дня Деваки возилась на кухне, занятая приготовлением завтрака и чая.
Джавар, облаченный в свой великолепный шелковый халат, был в холле.
- Раму, я хочу, чтобы чай подала мне невестка! Я прошу тебя, скажи ей об этом! - попросил он слугу.
Когда Деваки принесла Джавару чай, Ананд уже спускался вниз с папкой в руках. После обычного приветствия он выпил чашку чая и поднялся со словами:
- Ну, мне пора на службу. Раджа уже, видимо, заждался! Масса работы, дядя. Мне надо идти.
- А… а… - Немного замялась Деваки, но, вспомнив о своей роли, сказала: - Но сначала позавтракай!
- Я… я позавтракаю в конторе, - смутившись, ответил Ананд.
- Твоя жена так готовит! - возмутился дядя, выпустив в потолок струю дыма. - Поешь и пойдешь! - приказным тоном сказал он. - С холостяцкими привычками пора уже кончать, дорогой племянничек! - и он обратился к Деваки:
- Накрывай на стол, невестушка!
Дядя встал и подошел к Ананду.
- Это же чудо, что такой осел, как ты, отыскал себе такую прекрасную жену! - со своей обычной прямотой констатировал Джавар.
От этих "справедливых" слов в душе племянника столкнулись разноречивые чувства. И он покорился доводам дяди и логике событий, виновником которых являлся сам.
Третий день находилась Деваки в "чужом" для нее доме. Она настолько "вжилась в роль", которую играла по просьбе Ананда, что порой забывала обо всем на свете.
Доброта, надежность и глубокое понимание жизни, исходившие от Джавара, цельность его натуры, жизнерадостность, жизнестойкость и искренность очаровали Деваки. И то, что она понравилась ему как "супруга" его, племянника, очень льстило ей.
Каждое утро она выходила в сад, чтобы поухаживать за цветником. Она поливала розы, рыхлила почву вокруг кустов. Затем срезала цветы и нанизывала их на нити, делая гирлянды, которыми украшала светло-синюю статую бога Кришны, стоявшую под навесом из четырех резных столбов в левом углу террасы.
Со стороны пологих вершин Западных Гат поднималось круглое, как огненный раджпутовский щит, солнце. Легкий морской туман и мягкая вуаль облачности смягчали знойный и вечный путь светила. Ветер оттеснял туман, и море начинало искриться.
Веерные листья арековых пальм шурша, царственно колебались. Над беломраморным храмом реял трехцветный стяг. В саду было уютно и свежо.
Деваки в светлом сари, с гирляндой белых цветов на затылке, сидя на корточках, поливала из лейки цветы и напевала:
Будь навеки счастлив, мирный дом!
Солнце, озари его лучом!
Будет надежен и счастлив твой дом,
Дни твои ясными, если любовь
И чистоту в сердце своем хранишь…
Услышав ее чистый и мелодичный голос, Джавар, который только что проснулся, вышел на балкон. Как зачарованный, он слушал и любовался Деваки. Довольный, он улыбнулся. Перед ним была жизнь природы и человека среди нее, полная гармонии.
Ему нравилась эта девушка, жена его племянника. Он чувствовал, что Деваки очень подходит Ананду. Она подкупила Джавара не только своей красотой, но и своим глубоким, до мельчайших нюансов пониманием и исполнением дхармы. И она удивительно гармонично соединила их разорванный и увядший венок домашнего очага…
"Дом без хозяйки подобен лесу… Женщина сияет - весь дом сияет, женщина мрачна - весь дом погружен во мрак", - вспомнились ему слова из "Махабхараты".
Ананд проснулся и посмотрел на часы. Стрелки показывали четыре часа тридцать минут. Он открыл дверь и вышел на балкон, потянулся. Затем, опершись на балюстраду, стал прислушиваться к пению Деваки, беззаботно и легко работающей в саду, словно истинная хозяйка. Он уже начинал привыкать к ее присутствию.
"Неужели я влюблен? - подумал он. - А, впрочем, что здесь такого страшного? Не я первый, не я последний! Его Величество Господин Случай! Дядя - человек умный, опытный и знающий. И то, что эта девушка понравилась ему, не поверхностное умозаключение, а его основательное убеждение, в этом нет сомнения!"
Ананд любовался Деваки, восходом солнца, наслаждаясь пением птиц и девичьим голосом. Слова ее песни затронули давно уснувшие в его душе струны. Он вспомнил мать, ее колыбельные и обрядовые песни… Справа Ананд увидел поблескивающие серебром волосы дяди.
- Сурья, намаскар! "Здравствуй, солнце!" - сказал Ананд.
- Сурья, намаскар! - повторил Джавар.
Спустя полчаса Джавар, Ананд и Раджа собрались на террасе первого этажа.
В калитку постучался нищий - авара, и Деваки насыпала ему рису. Нищий, кланяясь и шепча благодарные слова, довольный, удалился.
Джавар опустился на аджину - шкуру черной антилопы и, приняв позу "лотос", предался медитации.
Ананд и Радж поспешили удалиться.
Деваки совершала утреннюю пунджу - богослужение, посвященное Вишну перед шестым воплощением его Богом Кришной. Она осыпала статую Бога, играющего на флейте, лепестками роз, напевая санскритские молитвы - мантры. Затем зажгла благовонные палочки - агарбатти и поставила на пьедестал сосуды с рисом и цветными порошками.
Мужчины смиренно стояли поодаль, молча участвуя в пундже, сложив ладони рук у лица. На небольшом подносе, где были насыпаны зерна пшеницы, Деваки зажгла жертвенный огонь и три раза обошла вокруг алтаря, а затем поочередно подошла с огнем к Джавару, Ананду и Радже. Те, как и положено по правилам богослужения, обнимали ладонями пламя жертвенного огня - символа вечного Разума, света Бога Истины, и прикладывали ко лбу ладони, напитавшиеся этим вечным Светом Разума, как бы перенося его в свое сознание.
Когда пунджа закончилась, Джавар, глядя на Деваки сквозь облако благовонного дыма затуманенными глазами, сказал, слегка откашлявшись:
- Ты подарила этому дому радость и свет. Он озарился солнцем, как в твоей песне, дочка! - Джавар посмотрел на Ананда и Раджа, которые застыли, как изваяния, и продолжал, с трудом подбирая слова - подступившие слезы сжимали ему горло: Ты вошла сюда и превратила наш дом в храм, и сама ты похожа на богиню… - Джавар достал из кармана батистовый носовой платок и промокнул глаза.
Ананд был потрясен до глубины души. Раджа молчал, что случалось с ним крайне редко.
Деваки, смущенная так искренне сказанными высокими словами и растроганная глубоким пониманием и такой оценкой ее этой особенной и большой личностью - Джаваром, опустила голову; на широких крыльях ее бархатных ресниц, как утренняя роса на лепестке лотоса, заискрились крупные слезы и, сорвавшись, обожгли ей руку.
- Спасибо вам за доброту, дядя! - тихо сказала она. - Но я… не заслужила ее, - виновато добавила она с расстановкой, вспомнив о своей "роли". Ей было стыдно. Но вместе с тем, среди этой лжи существовала правда, правда мгновения, правда быстротекущей жизни, сущность настоящего…
- Ты себе цены не знаешь! - возразил ей Джавар. - И это счастье, что ты вошла в нашу семью! Я бы не смог найти Ананду лучшей жены, чем ты!
Воцарилось неловкое молчание. Ананд, сраженный словами дяди, поглядывал на сникшего и уничтоженного Раджа.
Джавар пошагал туда-сюда по террасе и, сверкнув глазами, воскликнул:
- Да благословит Бог вас обоих, дети! Будьте счастливы! - он отвернулся и смахнул слезу.
После завтрака, который обслуживал слуга Раму, Джавар поднялся со стула, раскурил сигару и сказал, обращаясь к Ананду и Деваки:
- Я прожил у вас три дня, и мне было очень хорошо! Я убедился в том, - он стряхнул пепел с сигары и, немного поколебавшись, резко раздавил ее в хрустальной пепельнице, - я убедился в том, что вы очень счастливы! - Деваки и Ананд переглянулись и опустили глаза. - И я надеюсь, что в будущую нашу встречу, - Джавар прищурился, - вы порадуете меня потомством, - подчеркнул он, сделав ударение на последнем слове.
Блеск больших, стыдливо опущенных глаз Деваки прятался в тени длинных ресниц, но эта тень не могла скрыть печали во взгляде.
- Раджа пусть проводит меня до аэропорта.
- Конечно, с радостью! - отозвался тот.
- Дядюшка! И я вас провожу! - растерянно предложил Ананд.
- Не нужно, Ананд! - строго и деловито запротестовал дядя. - Я не люблю этих прощальных минут и всего такого! - грустно промолвил он и направился к выходу.
Слуга вынес чемодан и кейс к машине. Мотор "премьера" заурчал, и машина, управляемая Раджой, помчалась, унося Джавахарлала в аэропорт.
Деваки поднялась в отведенную ей комнату. Переоделась в свое сари, сложила в коробки украшения, сари, подаренные Джаваром ей, как жене Ананда, а в действительности, совершенно постороннему и чужому человеку, и, грустная, спустилась в холл. Ее душу заполнили уныние и пустота. Она упала с небес на землю. Только сейчас она поняла, насколько безнравственно поступила, с одной стороны, по отношению к Джавару, а с другой - к своему отцу, больному и беспомощному.
"Как я позволила себе так забыться!" - подумала она. Досада и раскаяние начинали угнетать ее.
Ананд, опустошенный, неподвижно стоял у окна. Ему было тяжело, словно с похмелья. Деваки подошла к нему, бледная и тихая, как зимняя луна, держа в руках две коробки.
- Я вам возвращаю, - тихо произнесла она, - вот эти украшения и все, что дядя привез вашей жене в подарок. Пожалуйста! - и отдала ему коробки. - Я ухожу! - растерянно бросила она и направилась к двери.
Ананд, сбитый с толку внезапным отъездом дяди, сраженный резким прекращением "спектакля", который перерос в действительность, в реальную жизнь, был на грани нервного срыва.
- Постой! - остановил он Деваки.
- Что? - спросила она, глядя на него грустными глазами.
- Э… э, - заикаясь, начал он, - ты не вернешься?..
- Нет! - резко ответила Деваки. - Я свою "роль" сыграла, - больно уколола она Ананда его же словом. - Ваш дядя был доволен.
- Конечно! Ты меня просто спасла! - затараторил Ананд, хотя на самом деле ему хотелось сказать ей совсем другие слова. - Я бесконечно благодарен тебе! - произнес он банальность, но в ней звучала искренняя нежность, боль и отчаяние…
- Благодарить не за что, - отрешенно ответила девушка и взялась за ручку двери.
От растерянности Ананд полностью отупел. Он не знал, как поступить. Но знал только одно - он не может и не хочет потерять ее. Его чувства не находили слов. И чтобы удержать Деваки, он сказал:
- Стой! Вернее, - опомнился он, - я хочу сказать, выпьем чаю? - и улыбнулся, обрадовавшись своей находке.
Деваки грустно усмехнулась:
- Мы пили уже.
- Верно! Я забыл, - смутился Ананд.
- До свидания! - ласково сказала она и посмотрела ему в глаза. Ананд, не выдержав ее взгляда, отвел свои в сторону.
- А… постой! Машина вернется из аэропорта, и я тебя отвезу, - уговаривал ее Ананд, изыскивая возможность удержать ее хотя бы ненадолго, чтобы высказать ей хотя бы частицу того, что он чувствовал к ней и что с такой силой овладело всем его существом, повергая в ужас при одной мысли о том, что пути их разойдутся.
- Спасибо, мне здесь недалеко. Быстрее пешком дойти! - отказалась она.
- Возьми, в таком случае, хотя бы… деньги! - предложил Ананд, в душе ругая себя за то, что не сумел по-хорошему поговорить с ней.
- Деньги? - удивленно переспросила Деваки. - За что?
Ананд смутился, поняв, что совершил ошибку, предложив деньги, и поспешил оправдаться, искренне заверив ее, что очень хотел бы каким-то образом отблагодарить за такой благородный по отношению к нему поступок…
- Мне хочется сделать для тебя что-нибудь хорошее за твою доброту, - упавшим голосом проговорил он.
- Мне ничего не надо, я получила сполна, - решительно отказалась Деваки от его намерений, - даже сверх меры! Ведь для меня отношение вашего дяди, его участие - лучший подарок! - сквозь набегающие слезы промолвила она и, немного помедлив, вышла за дверь…
Ананд стоял, как пораженный громом. Когда затихли ее шаги, он встрепенулся, намереваясь догнать ее, но ноги не повиновались ему. Обессиленный, он опустился в кресло и, сжав голову руками, долго сидел неподвижно.
"Какое благородство духа, ум и высокое чувство достоинства, глубочайшее понимание сути жизни", - думал он о ней.
Вспомнив слова Конфуция "жизнь это распространение света, который для блага людей сошел в них с неба", он впервые в жизни почувствовал свою ущербность как человека.
Глава четвертая
Солнце высоко стояло над островом Бомбей, разливая свой жар по всему Малабарскому побережью. Оно уже начало клониться к острову Солсетт, когда Деваки пришла домой после трехдневного отсутствия.
Отец полулежал на высокой подушке на своем неизменном в последнее время ложе-чарпаи и очень обрадовался ее возвращению.
- Дочка, ты ездила на гастроли в Пуну, да? - спросил он.
Нет, папа, я потом тебе все расскажу.
- Ладно, - сказал отец, - иди, поешь, небось, проголодалась.
Деваки вошла в свою прохладную комнату. Не успела она прийти в себя, как ворвалась мачеха и набросилась на нее.
- Явилась, подлая! Ты где была? - грубо и развязно выкрикнула она. Нашла себе какого-нибудь мерзавца, да? Отвечай!
Мачеха не могла простить падчерице того, что она не отдала ей найденный кошелек с деньгами. А деньги эти, по ее убеждению, она использовала по своему усмотрению, на развлечения.
- Ты где, негодяйка, таскалась?! - брызгая слюной, завопила мачеха и вцепилась Деваки в волосы, как дикая кошка.
- Не надо, мама! Я ни в чем не виновата! - защищалась та.
- Девка продажная! Опозорить нас хочешь! Я тебе покажу! - И она стала наносить Деваки удары по голове. - Вот тебе! Получай! Будешь знать, как позорить меня! - не унималась разгневанная фурия.
Деваки закричала, вырвалась из ее рук и попыталась выскочить из комнаты, но мачеха своей огромной тушей загородила выход. Озверев, она схватила падчерицу левой рукой за косу, а правой нанесла сильный удар ей в грудь. Деваки отлетела, стукнулась о платяной шкаф и зарыдала.
Услышав такой страшный шум, отец, с трудом оторвавшись от ложа, хромая, вошел в комнату. Его седая голова тряслась от волнения.
- Что ты! Она ведь вернулась! Не бей ее! - умолял он взбесившуюся супругу. - Не смей ее трогать! - строго добавил он, помутневшими глазами глядя на пылающее лицо воительницы.
- Она не работала целых три дня, ленивая тварь! - закричала мачеха. - Она, наверное, развлекалась с дружками, а ты ее защищаешь! - упрекнула она мужа, сверкая круглыми глазами.
Деваки неподвижно стояла у шкафа. Слезы обиды ручьями бежали по ее щекам.
- Ты позоришь меня! Вот тебе! - вновь принялась избивать ее мачеха.
- Я ничего плохого не сделала, выслушайте меня! - вся в слезах просила девушка, заслоняя лицо руками.
- Не бей мою дочь! - попытался приказать мачехе отец, но та не слушала его. - Я умоляю тебя, пожалей ее, не бей! - хрипло взывал он к взбесившейся бенгалке, которая продолжала бить его беззащитную дочь.
Дрожащими руками отец хотел было удержать супругу, но она резко оттолкнула его, и больной упал, ударившись головой о шкаф.
Моментально сообразив, что хватила через край, мачеха вихрем выбежала из комнаты со словами: "Разбирайтесь сами!".
Деваки склонилась над отцом, который лишился чувств. Приподняв ему голову, она отчаянно причитала:
- Папа! Папа! Папа! Что с тобой?..
Но отец не подавал никаких признаков жизни. Глаза его закрылись. Сердце не билось.
- Он умирает! - закричала Деваки, тщетно призывая на помощь мачеху, и слезы ручьями хлынули из ее глаз.
Оставив отца на полу, Деваки опрометью выскочила из дома: она бежала за врачом, еще не зная о том, что ему уже ничто не поможет.
Врач констатировал смерть.
Убитая горем, Деваки стояла около тела умершего отца. Мачеха хранила злобное молчание, зная, что не без ее помощи отец Деваки отправился на тот свет.
Умершего, обернутого пеленой и привязанного к носилкам, на плечах внесли в ворота шмашана - места сожжения мертвых. Деваки с ужасом поняла, что это последний этап и что через несколько минут уже ничего не останется от этого дорогого ей тела, тела ее отца, несчастного и любимого ею, хранящего в ее воображении свой неповторимый облик, особенный и единственный, свои черты лица, тело - все то, в чем билась его жизнь, что знала и любила она, ее мать, его родные и знакомые.
Тело отнесли к реке и окунули вместе с носилками в воду - последнее омовение. Затем отвязали от носилок, сбросили пелену и переложили на длинные поленья на одну из платформ. Отбросив с его лица саван, положили к губам кусочек дерева, смоченный водой, снова закрыли лицо, присыпали тело землей и поспешно возвели над телом двухскатное сооружение из толстых сухих дров и обложили дрова щепками и соломой.
Двоюродный брат отца Деваки, самый близкий родственник по мужской линии, как главный плакальщик, держа в руке длинную палку с пучком горящей соломы на конце, со всех сторон поджег дрова, обойдя пирамиду вокруг. Дрова вспыхнули, как спичка, и сгорели очень быстро. Все кончилось.
Читрагупта - писец в царстве мертвых, ведущий запись всех греховных и добрых поступков людей, дописал последнюю страницу его "книги жизни".
Каких дел было больше у бедного, старого и больного отца Деваки - ведает один Бог.
Прошло три дня после погребения.