- Это я хотел бы знать, что происходит! Где я, кто вы и где тот ублюдок, который врезался в мою машину? Я удавлю его собственными руками!
Девушка невозмутимо поправила загнувшийся край одеяла.
- Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Натальей. Так вышло, что вы у меня в гостях, хоть я вас и не ждала, тем более не приглашала. Авария случилась по вине моего младшего брата, но удавить его вам не удастся, потому что Ванечка в больнице, и положение его очень серьезно. Надеюсь, он будет жить.
- Простите, - буркнул он, - я не знал. Вашего Ваню, конечно, жалко, но кто ж сажает за руль мальчишку?
- Он должен научиться водить машину. Он должен быстрее взрослеть.
- Странное у вас понятие долга, однако. Сажать ребенка зимой за руль и ждать при этом, что он повзрослеет. - Она промолчала. - Могу я отсюда позвонить в Москву?
- Только через пять дней.
- Что?!
- В субботу приедет мой старший брат. Он вас осмотрит и, если у него будет с собой мобильный, даст позвонить. Когда Петр не дежурит в больнице, пользуется телефоном редко, иногда забывает его подзарядить, иногда просто забывает.
- Вы в каком веке живете, ребята? - ошарашенно уставился на девушку Страхов.
- В двадцать первом, - улыбнулась та. - Извините, я по-прежнему не знаю, как мне к вам обращаться.
- Павлом Алексеевичем меня зовут, можно Павлом.
- Чай будете, Павел Алексеевич?
- Да, - девушка кивнула и направилась к двери. - То есть нет. - Она повернулась и вопросительно взглянула на капризного гостя. - Я хочу сказать… Мне надо… Черт, я должен отлить, понятно? И не только.
Хозяйка подошла к кровати, наклонилась, вытащила больничную утку и, не выпуская из рук, выжидательно посмотрела на Страхова. - Вы что же, - растерялся тот, - собираетесь это под меня подкладывать?
- Конечно.
- Да вы в своем уме?! Я не паралитик и не старик. Дайте сюда. - Он попытался выдернуть судно и заскрежетал зубами от боли, пронзившей нутро каленым железом. - Твою мать!
- Не надо ругаться, - спокойно заметила Наталья, - и стыдиться не надо. Если б кто-то другой оказался на вашем месте и так же нуждался в помощи, неужели бы вы отказали? Спустите штаны, приподнимитесь чуток, вот так, - и, ловко подпихнув судно под страховский зад, застыла рядом. От нее приятно пахло молоком с мятой.
- Слушай, да отойди ты от меня Христа ради! Я потом позову.
- Хорошо.
Спустя полчаса довольный и сытый Страхов выслушивал, что с ним стряслось.
- За секунду до того, как Ваня в вас врезался, я успела перехватить руль, поэтому вы остались живы. Счастье, что в тот вечер заехал Петр. В соседней деревне рожала женщина, брат принял роды, а потом решил заскочить к нам. Это же по пути, десять километров всего.
- Неужели в этой глуши еще кто-то рожает?
- Конечно. Люди везде живут. И пока живы - любят.
- А вы-то как здесь оказались?
- Так вот, - проигнорировала Наталья чужое любопытство, - брат срочно повез Ваню в больницу, а вас оставил на мое попечение. После он вернулся, наложил гипс, ввел внутривенно лекарство, велел соблюдать постельный режим и уехал.
- Постойте, вы же говорите, тоже были в машине, неужели ничуть не пострадали?
- Я с детства везучая, - улыбнулась она. - Немного ушиблась и порезала руку осколками, когда вытаскивала вас из "девятки".
- Не понял. Вы что же, тащили на себе несколько километров меня и вашего брата?!
- Павел Алексеевич, какая разница, что делала я? Главное, вы живы. И даст Бог, Ванечка тоже выкарабкается. Он же совсем молодой, организм крепкий, должен выжить, правда?
- Правда, Наташа. - Они помолчали, потом Страхов снова завел свое: - Послушайте, почему у меня ноги в гипсе? Ваш брат что, видит насквозь? Ведь ни один уважающий себя врач без снимка в таких случаях ничего делать не будет. А здесь, как я понимаю, рентгеновского кабинета нет.
- Вы правильно понимаете. - Она взяла с тумбочки градусник и сунула ему под мышку.
- Так в чем же дело?
- Петру не нужен рентген, он видит человека и так.
- Я говорю серьезно, - разозлился Страхов.
- И я, - ответила с улыбкой Наталья. - У Пети уникальная способность видеть то, на что обычный человеческий глаз не способен. Слава Богу, в нашей семье умеют молчать. Даже Ванечка ни разу перед другими не похвастался, что у него брат просвечивает, как рентген. Иначе спокойной жизни пришел бы конец.
- Я не могу в это поверить, извините.
- А вам и не нужно верить. Вы, Павел Алексеевич, лучше об этом забудьте. Пожалуйста. Если Петр узнает, что я проболталась, он будет очень сердиться.
Впервые в жизни Страхов не знал, как реагировать. То ли его водят откровенно за нос, то ли судьба, расщедрившись, подсунула человека, на котором можно, шутя, заработать немалые деньги. И то, и другое ставило в тупик, но означало, что с этой семейкой скучать не придется. Он всмотрелся в девушку, словно только что ее увидел. Светлые волосы, скромно собранные в пучок, большие черные глаза, смуглая кожа, крупный рот и еще что-то неуловимое, непередаваемое, от чего стоило бы держаться подальше. Эта Наталья явно не так проста, какой хочет казаться.
- Могу поспорить, что и в вас, Наташа, скрыто какое-то чудо, - пошутил он.
- Спорить не нужно, Павел Алексеевич. В каждом человеке есть то, что зовется чудом. - Она ловко выудила градусник и присмотрелась к застывшему ртутному столбику. - Тридцать шесть и девять, замечательно. Что-нибудь хотите?
- А что, кроме обычного чая, вы можете предложить?
- Травяной чай.
- Спасибо, я лучше посплю.
Она согласно кивнула, скользнула к окну, задернула простенькие ситцевые занавески.
- Сегодня солнечный день, - и вышла.
Он проснулся, когда совсем стемнело. Часов в комнате не было, время узнать невозможно. По ощущениям где-то около пяти, хотя зимний день и соврет - дорого не возьмет. Из дверной щели просачивался аромат, от которого, как у собаки Павлова, тут же во рту появилась слюна. Страхов сглотнул, внимательно прислушался - никаких признаков жизни. "Интересно, сколько здесь комнат? А этажей? Есть ли сад? Огород? Баня?" Он совсем не владел информацией, кроме той, какую по крупицам выдавала скупая на слова хозяйка. За приоткрытой дверью послышались легкие шаги, вспыхнул свет. Потом кто-то медленно перебрал гитарные струны. Снова наступила полная тишина. "Неужели эта тихоня еще на гитаре играет? К ее стеганке скорее подошел бы баян". И тут в соседней комнате неожиданно выразительный женский голос негромко запел:
- Я поеду далеко,
Не проси, билет не сдам.
Города, как мотыльков,
Наколю на поезда.
Но дороги колдовство
Пересилю и пойму:
Если любит, кто кого,
Если должен, кто - кому.
А вернусь издалека
Под крыло твоей руки,
Города у ночника
Закружат, как мотыльки.
И заляжет по углам,
И запляшет у лица
С книжной пылью пополам
Их уютная пыльца…
Мелодия чирикала, как беззаботная весенняя птаха, перепархивая с ноты на ноту и заражая беспричинным восторгом. Страхову вдруг показалось, что жить - это счастье, несмотря на переломанные ребра с ногами и предательство тех, кому верил, что зло умножать - значит лишаться радости и надежды, что гораздо веселее шагать налегке, чем тащиться с грузом, и что сорок восемь - отличный возраст для перемен.
В доме опять стало тихо.
- Наташа, спойте еще что-нибудь.
Дверь распахнулась, впустив мятно-молочный запах и свет.
- Я вас разбудила?
- Нет, вы порадовали меня. У вас очень приятный голос. Что вы сейчас пели, Окуджаву? - с поэзией у владельца торгового дома были натянутые отношения. Однако в грязь лицом ударять не хотелось, и Павел Алексеевич брякнул единственное, что пришло на ум.
- Нет, это Виноградов. А с пением мы пока закончим, я приготовила обед. Есть хотите?
- Гречку?
- Мясное суфле и суп с фрикадельками, - улыбнулась хозяйка. - Немного вам можно, даже нужно, будете?
- Тащите, сколько не жалко, - счастливо вздохнул он.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ начался с ванильного запаха, который остался в памяти от первой жены, Наташка часто баловала его пирогами.
После утренних процедур и завтрака (без пирожков?) Страхов почувствовал себя крепким, свежим, как огурец, сорванный с грядки. Конечно, оставались проблемы. Тяготила зависимость, малейшее движение отзывалось сильной реберной болью, в беспомощного обрубка превращали ноги, бревнами подвешенные к спинке кровати. Однако в целом дела продвигались неплохо. А главное - срастались не только кости, заживала душа. В этой скромно обставленной, маленькой комнате он обрастал покоем, как первой щетиной - юнец. И радовался, и гордился, и важничал доказательством своего возмужания. Словом, Павлу Алексеевичу здесь почему-то нравилось очень.
- Я вас потревожу немного, - в комнату ввалилась хозяйка с полным ведром воды и куском мешковины. Закатанные по колено линялые джинсы открывали стройные ноги, в старый свитер спокойно влезли бы еще двое, надвинутая на лоб косынка вызывала сходство с комсомолкой тридцатых годов из старых советских фильмов. И при всем этом она запросто дала бы фору любой голливудской звезде.
- Уборкой решили заняться?
- Прикройтесь одеялом, надо проветрить.
Он послушно натянул до подбородка ватное одеяло и с интересом стал наблюдать, прикидывая, сколько же лет не видел женщину за уборкой - молодую, красивую, с изящными руками и длинными тонкими пальцами. Нет, что-то здесь не то, не может такая добровольно прозябать затворницей на отшибе.
- А вы давно тут живете? - выдвинул нос любопытный "обрубок".
- Давно. - Она мыла полы не хуже домработницы Антонины, хотя у той умение наводить чистоту стало профессией.
- Можно узнать, как давно?
- Нет.
- Понял, извините. А родились в Москве?
Наталья выжала тряпку, прошлепала босиком по свежевымытым коричневым доскам, закрыла форточку.
- Не боитесь застудиться? Пол-то холодный.
- Нет. Через час могу напоить вас чаем. Будете отдыхать или хотите общаться?
- Конечно, второе!
- Предупреждаю, собеседник из меня никакой. Точнее, скучный, я говорю мало.
- Значит, интересный. Мы, мужики, предпочитаем тех, кто умеет слушать.
Она молча подхватила свои причиндалы и исчезла, оставив после себя неистребимый аромат молока с мятой. Павел Алексеевич задумчиво уставился в потолок. Ситуация непростая, можно сказать, хреновая: человек бесследно исчез. Не бомж, не алкаш, не беженец из ближнего зарубежья без прописки и каких-нибудь прав - солидный бизнесмен, чье присутствие для многих означает стабильность. Скорее всего, его давно ищут, обрывают телефоны, наверняка и Светланка уже в курсе, что ее брат провалился сквозь землю. Не вернул машину в прокат, сам не вернулся, не выполнил задуманное - сплошные "не". Странно, но это было по барабану, как говорит молодняк. Наоборот, Страхов чувствовал себя мальчишкой, спрятавшимся от всех в забытом чулане, куда никто не догадывался заглянуть: жутковато, весело, интересно и никакой злости или обиды. Это для тех, кто ищет, тревога, а для него - забава. И счастье, что легко отделался, в такой аварии мог бы запросто отправиться на тот свет. Павел Алексеевич улыбнулся, довольно вздохнул и перевел взгляд на дверь, за которую надеялся когда-нибудь выйти. Чуток еще поразмыслив, окончательно пришел к выводу, что выходить быстро отчего-то не хочется. Страхов подозревал, что проще найти ответ на "когда", чем определить - почему.
Дверь распахнулась, на пороге появилась хозяйка с подносом - к мяте с молоком присоседился ванилин. Горка румяных пирожков в тарелке, пара чашек на блюдцах, чайник, молочник.
- А я уж думал, вы не придете, - пожаловался гость, скрывая восторг.
- Почему?
- Прошло часа два, а вы обещали, что будем пить чай через час.
- Кабы знала, что вы так цените пунктуальность, задержалась бы на пятнадцать минут, потому что до целого часа не хватает еще четверти, - Наталья поставила поднос на стол у стены и вышла.
"Неужели обиделась?" - огорчился "обидчик". Через пару минут она вернулась с подушкой, подошла к изголовью, просунула между двух мешков с перьями еще один. Страхов тут же ощутил себя падишахом на троне.
- Так удобно?
- Отлично!
- Ну что, будем пить чай?
- Давно мечтаю об этом!
На пирожки хозяйка оказалась гораздо щедрее, чем на слова. Он доедал уже пятый, рассказав свою жизнь от рождения до идеи создать "Миллениум", когда она внезапно призналась:
- А мне всегда тоже хотелось иметь что-то свое, что приносило бы деньги и пользу. - Задумалась, потом уточнила: - Пользу и деньги.
- Так зачем же дело стало? Я уверен, у вас получится все, за что бы вы ни взялись. Наверное, любовь помешала? У девушек часто из-за этого рушатся планы. И кто же этот счастливчик, если не секрет? - неуклюже пошутил Страхов.
- Рак.
- Не понял?
- Меня полюбил рак, - невозмутимо пояснила Наталья. - Я сильно болела.
- Простите, никогда бы не подумал. У меня мама умерла от рака. Тогда такой диагноз был приговором.
- Сейчас в большинстве случаев тоже.
- К счастью, не в вашем.
- Да.
- Извините, давно это было?
- Два года назад.
- И тогда вы решили поселиться в деревне? Свежий воздух, парное молоко, чистая вода, травяные чаи. Правильно, в русских деревнях народ здоровее, крепче, душевнее. Бояться деревенской жизни не надо.
- Бояться не надо просто жизни. - Ее улыбка освещала лицо, как свечка - матовый подсвечник-бокал: непонятно, когда догорит, но видно, что светит. - Я до болезни все время шла только прямо - прямо и вверх. Школа с золотой медалью, красный университетский диплом, интересная работа с неплохой перспективой. А потом заболела, и все рухнуло.
- А вы по профессии кто?
- Искусствовед.
- Надо же! А я, как раньше говорили, торгаш. Правда, одно время поруководил комсомолом, до сих пор как вспомню, так вздрогну.
- Торговле покровительствовал Меркурий. Его почитали древние римляне, и никто не смел даже в мыслях относиться к Меркурию свысока или презирать тех, кого опекал этот бог. А у эллинов покровителем торговцев считался Гермес и тоже был в большом пиетете.
- Да нет, - смешался преемник негоциантов, - я с уважением отношусь к своему бизнесу. Просто люди, близкие к искусству, всегда кажутся особенными, не такими, как все. У меня сестра девчонкой бредила о театре, даже в театральное поступала.
- И как?
- Провалилась на первом туре. Проревела два дня, а потом подала документы в строительный. Сейчас возглавляет крупную фирму, строит отличные дома и радуется, что… - Павел Алексеевич ухмыльнулся: - А не знаете, случайно, кто крышует театр?
- Театр, как вы изволили выразиться, "крышуют" девять муз.
- И кто из них постарался в этом случае?
- Если учесть, что для вашей сестры неудача при поступлении была трагедией, то в тот момент ее "крышевала" Мельпомена.
- Значит, она и сберегла нашу Светку от карьеры артистки, - развеселился Страхов. - Помню, мать очень радовалась провалу. Все говорила, что теперь и помереть не страшно, дескать, дочка пошла по правильному пути, не собьется. Договорилась, бедная, - вздохнул он, - через год не стало. А ваши родители живы?
- Погибли.
- Что, оба?
- Да.
- Давно?
- В позапрошлом году.
- Кто же воспитывал вашего Ваню? Извините, - спохватился Павел Алексеевич, - если вам неприятно, я затыкаюсь. - Он быстро прикинул в уме: где-то в это время Наталья и заболела. Значит, младшего брата воспитывал старший. Два мужичка, два корешка от дерева, на котором болталась только чахлая ветка. Не позавидуешь, но зауважаешь. - Я уверен, когда Иван станет взрослым, нарожает вам кучу племянников. А вы всех будете обожать, баловать и твердить, что их отец вырос приличным человеком, потому что воспитан был в строгости.
- Спасибо, - в черных глазах вспыхнул благодарный огонек.
- Послушайте, Наташа, вы говорили, что хотели бы иметь свое дело. Можно узнать, какое?
- У меня было много маниловских планов, последний - открыть школу-студию для одаренных сирот. Человек на десять, не больше. Но если с моей легкой руки эта десятка потом чего-то добьется в искусстве, я буду думать, что выздоровела не зря.
- Вы и так - не зря, - вырвалось у Страхова. - Только почему маниловских?
- На все нужны деньги. Большие.
- А если они у вас будут?
- Шутите?
- И не думаю. Я давно хочу вложить деньги в нечто подобное, - брякнул неожиданно для себя владелец торгового дома. - Составьте мне бизнес-план, сможете?
- Смогу.
- Сколько вам на это потребуется времени? День? Два? Неделя?
- Мне нужна пара минут, чтобы убрать чашки и выключить свет, - улыбкой охладила "плановик" его пыл. - Если вам что-то нужно, прибавим еще несколько минут.
- Умеете вы шмякнуть человека об землю, - проворчал Страхов. - Конечно, нужно, я же выдул несколько чашек. А можно спросить, чем от вас так приятно пахнет?
- Молоком и мятой, - улыбнулась она и наклонилась за уткой.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
- Сегодня я вас побрею сама, - весело заявила Наталья, входя в комнату. В одной руке - небольшая миска с помазком и мылом, в другой - чайник, из-под мышки выглядывает замшевый серый пенал, с плеча свисает льняное полосатое полотенце. - Будем бриться по всем законам, - поставила миску на стол, осторожно опустила рядом чайник, подошла к "клиенту", раскрыла футляр. На черном бархате сверкнуло плоское лезвие - таким можно резать и воздух. Страхов невольно поежился. - Испугались? - рассмеялась хозяйка. - Не бойтесь, не зарежу. Это бритва моего деда, вчера нашла в чулане. После войны дедушка привез ее из Германии. Брился до конца только ею, не признавал безопасных. И правильно делал. Вот вы, например, совсем не умеете бриться: то поляны оставляете на щеках, то выскабливаете прогалины. А скажите-ка, дорогой купец, - хитро прищурилась внучка солдата Второй мировой, - известно ли вам, кто выпускал этот товар? Обратите внимание на сталь, ничуть не хуже дамасской. - Она впервые смеялась, впервые шутила и даже кокетничала, в первый раз он видел ее такой оживленной. Рядом не свечка мерцала - костерок полыхал, греться у этого костерка оказалось весьма приятно.
- Позвольте взглянуть, сударыня? - так, по мнению бизнесмена, должен был бы вести себя солидный купец. Наталья протянула футляр. - М-да, неплохая штуковина, можно сказать, превосходная. - Он провел большим пальцем по лезвию.
- Осторожно! С вас довольно и переломов, порезы - это уже перебор.
Павел Алексеевич всматривался в бритву, пытаясь разобрать мелкий латинский шрифт на слоновой кости.
- Не подглядывать!
Однажды мальчишкой в отцовском книжном шкафу сын искал энциклопедию, чтобы полюбоваться скелетом, который увидел на одной из страниц. Естественное любопытство подростка заставило примерить бритву, попавшую под руку, к своей щеке. Шрам от этой "примерки" остался до сих пор. Вот тогда Паша и услышал от отца звонкое "золинген".
- А мне нет нужды жульничать, чтобы ответить на ваш вопрос, сударыня. Это - золинген, делали немцы. В сорок пятом наши солдаты пачками привозили их из Германии. У моего отца была такая же, даже футляр точь-в-точь.