Девушка поглядела на мокрую веревку с одной алюминиевой ложкой для всей группы, засмеялась: здесь явно работала веселая, дружная команда, одна семья, и она, Варя, уже всех любила!
Из холла выходил один-единственный узкий коридорчик с дверями в душ, комнаты отдыха актеров, производственный отдел. По стене, на уровне глаз, от душевой до бухгалтерии тянулась длинная бумажная лента.
"График съемок", – прочитала Варя на ленте. – Ух ты! Вторник. Сцена во дворе. Массовка: две собаки, толстая дворничиха, пьяный сосед в майке, две школьницы, худенькая девушка. Среда. Сцена на танцплощадке".
"А сегодня – какой день? – задумалась Варя. – Вторник или среда?"
– Трехминутная готовность! – вдруг завопил над дверями душевой динамик.
Девушка присела от неожиданности.
– Всем занять свои места! – снова крикнул динамик.
Варя растопырила руки и напряглась: "Ой, сейчас все побегут на свои места, а я? А мне – куда?"
Однако вокруг никто никуда не торопился.
Артист с невероятно знакомым лицом – Варя видела его в каком-то сериале – помешал в стаканчике кофе и бросил ложку болтаться на веревке.
Звукооператоры рассказывали анекдоты.
Костюмер с грудой одежды в руках говорила по мобильнику, уговаривала кого-то утром обязательно разогреть и съесть котлету с пюре.
Из-за двери с надписью "Диспетчерская" тянуло яичницей с луком.
Наконец, наметилось какое-то движение: в холл влетела маленькая худенькая девушка в черном – бейсболка на обесцвеченных волосах тоже была черного цвета.
Девушка то прислушивалась к крошечному динамику в ухе, то кричала в микрофон, дугой огибающий щеку:
– Осветители! Где осветители? Вы где должны быть?!
После вопроса хрупкая сотрудница ввернула крепкое словцо.
Варя порозовела и беспомощно опустила глаза: она терпеть не могла мата!
– Викуша, кончай надрываться! Дай я тебя поцелую! – заявил артист со стаканчиком кофе в руке.
– Отвали! – приказала Вика, выдала еще одну словесную очередь в микрофон – и вдруг почему-то обратилась к Варе: – И на "Няне" работала, и на "Кадетах", нигде такого бардака не было! За две тысячи в месяц парюсь тут ночами как проклятая! Нет, все! На хрен!
– На каждом проекте уволиться угрожает, – подмигнул Варе парень с длинными жидкими волосами. – Викуша, чего такая нервная, как будто в отпуске не была? Ты у себя, в Нижнем, отдыхала или пахала?
– Не твое дело! Зачем мне вообще этот убогий сериал? Меня на "Парамаунт пикчерс" звали…
– Викуша, не бросай нас, ну куда мы без тебя?
– Кручинина! – неожиданно рявкнул динамик под потолком.
Варя вздрогнула и выпучила глаза.
– Ну и где на хрен эта Кручинина? – подпрыгнула Вика и крикнула в микрофон: – А я пасти всех должна? Массовка тоже на мне? А ты тогда чего делать будешь? Какая хоть она на вид? Зеленое платье? Здесь до хрена зеленых платьев. Вон прямо передо мной одна такая зеленая стоит, чистая русалка. Может, на лестнице курит?
– Нет… не курит. – Варя тронула Вику за рукав. – Я… здесь!
– Обломись, не до тебя, – отмахнулась Вика. Пригрозила в микрофон: – Сам ищи! – А потом снова крикнула: – Кручинину кто видел?
– Я! Я – Кручинина!
Вика, наконец, услышала Варины причитания и с шумом втянула носом воздух:
– Хрен ли ты стоишь и молчишь?! У тебя крупный план через двадцать минут. Иди в гримерку! Вон туда!
Варя забежала в комнату, выложенную старомодным кафелем: похоже, когда-то это был туалет, теперь приспособленный под грим-уборные. Прямо здесь же, за хлипкой перегородкой, кто-то принимал душ. В другой кабинке, в углу, виднелся унитаз, уборщица вытряхивала мусорную корзину с санитарными отходами в черный пакет. Под раковиной с креслом для мытья головы стояла лужа.
Гример, женщина с патронташем, заполненным кистями и тюбиками, на широком, зыбком животе, усадила Варю в кресло перед зеркалом и принялась тонировать лицо, не прекращая разговора с коллегой под душем:
– Вчера солянка точно была прокисшая! Весь день отрыгивалась. Если сегодня опять дерьмо какое-нибудь привезут, надо требовать, чтоб выдавали деньгами!
– Да, не говори, озверели совсем! – донеслось из душа.
Женщина дунула на кисть, прошлась пудрой по Вариному лбу и по-матерински предупредила:
– Ты, вижу, новенькая. Имей в виду, бесплатные обеды часто привозят вчерашние, борщ густят просроченным пюре. Не наваливайся на халяву! Лучше выпечкой и соком в пакетах бери, плюшками хоть не отравишься.
Варя мысленно пискнула от радости: бесплатные обеды! Это же выгода какая! Ведь чем экономнее она будет, тем быстрее снимет квартиру себе и Джульке!
– Спасибо, что предупредили, – улыбнулась Варя. – Но у меня желудок луженый: вы бы видели, что в нашей студенческой столовке давали!
– Могу представить! – откликнулась сквозь шум душа невидимая собеседница.
Из-под кабинки побежал мыльный ручеек.
– Убавь воду! – крикнула гримерша, ругнулась, подпихнула ногой тряпку, и подруги с жаром принялись костерить засоренные стоки и равнодушие администрации к условиям работы простых тружеников.
Варя наслаждалась безмолвным участием в беседе: теперь она, Варвара Кручинина, – часть команды!
После тонального крема, пудры и румян гримерша густо наложила изумрудные тени и перламутровую помаду.
С удовольствием поглядела на Варино лицо и сообщила:
– Готова. Ну просто "Песня-72"!
Варя полюбовалась на себя в зеркало и вышла в коридор.
Вика сидела, вытянув ноги в дорогих черных кроссовках с золотыми полосками, и рассматривала рекламный буклет: такие бросают в почтовые ящики вместе с извещениями о выигранных денежных призах.
– Садись, посиди, – пригласила она Варю. И неожиданно спросила: – У тебя ребенок есть?
– Ребенок? – Варя помолчала, выгадывая время для убедительного ответа. Вспомнила теплый, молочный запах Джульетты, улыбнулась: – Да, дочка, грудная…
– А моему – четыре года, – с нежностью сказала Вика. – Смешариков любит, вся квартира уже в этих смешариках. Раскраски, наклейки, книжки, рюкзак со смешариками – все купили. А по почте все шлют и шлют каталоги, откуда только адрес наш узнали? Наверное, няня какую-нибудь анкету заполнила.
– Наверное. – Варя помолчала для приличия, потом поинтересовалась: – А мне сейчас куда идти?
– Сиди пока спокойно, когда надо будет, я заору, – вздохнула Вика и отвернулась.
Варя поняла: не поддержать разговор о детях – большая ошибка, настоящие мамочки так себя не ведут. Настоящие мамочки с упоением рассказывают про кашки, овощные прикормы, жидкий стул и подлых, недобросовестных приезжих нянек.
Она быстро представила крошечные пальчики Джульетты, ее нежный запах, заулыбалась и спросила:
– У твоего какой смешарик любимый?
– Нюша, – с ласковой улыбкой ответила Вика. – Представляешь, парень, а любит Нюшу.
– Хороший какой мальчик, любит свинку, потому что она добрая, – улыбнулась Варя, припомнив: мамочки всегда нахваливают детей.
И посмотрела на часы.
– Еще шесть минут у тебя, – успокоила Вика. – Как зовут?
– Варвара.
– Красивое имя. В честь бабушки?
– Нет, просто так, – пожала плечами Варя.
– А у меня – Андрюшка, – с придыханием, словно имя было редким и необыкновенным, сообщила Вика.
Варя закусила густо накрашенные губы: выходит, Вика спросила, как зовут ее Джульку? А она, ворона, назвала свое имя: Варвара. Надо исправлять положение!
– Вика, я вас не так поняла, – театрально рассмеялась Варя.
Но Вика швырнула каталог на соседний стул, прижала палец к уху, другую руку приподняла, мол, не мешай, а через секунду заорала в микрофон:
– Кручинина, дворник, собаки – на площадку!
Возле двери с объявлениями о неведомом кровожадном Прохорове оказались: Варя, очень толстая женщина с метлой, в штапельном халате, мужских носках и галошах и девушка с двумя лохматыми собаками. Псины добродушно обнюхали Варины ноги и, поскуливая от радости, ринулись в съемочный павильон. Как потом узнала Варя, собачки числились штатными артистами компании "Мосфильм-кинология", еду получали только после съемки и поэтому спешили отработать сцену с первого дубля.
Варя перешагнула порог цеха, дверь с лязгом захлопнулась, ассистент запер задвижку.
Девушка во все глаза уставилась на съемочную площадку: высоченный потолок скрывался в темноте, стены затягивали черные занавеси, деревянные мостки высились над пучками кабелей… Софиты, огромные вентиляторы, декорации городского двора…
Вдоль противоположной стены, как купе в плацкартном вагоне, шли по очереди комната и кухня со старомодной мебелью, кусок школьного класса, угол продуктового магазина.
Жар от мощных ламп мгновенно расплавил тело, по спине потек пот. Варя подула на ладони, двумя пальцами осторожно разделила ресницы: они норовили слипнуться от жирной, теплой туши. Чтобы спасти грим, она изо всех сил таращила глаза и, стараясь не моргать, неуверенно стояла за плечом девушки с собаками.
Лохматые артистки вывалили языки и тяжело дышали.
За столиком под огромным вентилятором сидел режиссер. Во всяком случае, так было написано на спинке кресла.
– Все заняли свои места, – сказал он в микрофон.
Артисты со знанием дела распределились среди декораций двора: собаки бросились к скамейке и сели возле нее, виляя хвостами, дворник принялась заметать мусор на траву под кустами.
Варя стояла ни жива ни мертва.
– Девушка в зеленом платье, да, вы, вы! Вы где должны быть? Вадик, где должна быть девушка?!
Мужчина с пачкой листов глянул в текст и бодро сообщил:
– Девушка должна идти на работу: у нее утренняя смена на химзаводе.
– Ты уверен, что на химзавод ходили в брошках? – с угрозой спросил режиссер. – Где она ее взяла? Это же импортная брошка, польская. А у нас действие происходит в глубокой провинции, в дыре, в куриной заднице!
– В провинции тоже модные девушки были. Брошку она купила в ГУМе, – не уступал ассистент. – В отпуск ездила дикарем в Гурзуф и проездом, в Москве, отхватила брошку и сумочку.
– Уговорил. Девушка, как вас зовут? Варвара, у вас замечательное имя, объясняю: чудесное летнее утро, вы, молодая, модная, с брошкой, выходите из подъезда и идете на работу на химзавод. Вы счастливы, потому что пребываете в таком возрасте, когда даже смена на химзаводе и комсомольское собрание после нее не могут испортить настроения. Понятна задача?
– Да, – ответила Варя.
Через отсутствующую стену она "вошла" в "подъезд" и встала за дверью на крыльцо.
– Приготовились! Начали!
"Не спи, вставай, кудрявая, в цехах звеня, страна встает со славою навстречу дня!" – услышала Варя веселый папин голос: это была его любимая песня!
Варе сразу стало ясно, как она пойдет в цех, в котором звенела юность ее родителей.
Она легко шагнула из подъезда, вдохнула утреннюю свежесть, зажмурилась от счастья и, радостная, легкая, пошла через двор на автобусную остановку. Впереди были ударная смена, вечерний сеанс в кино, межцеховые соревнования по бегу с эстафетой, поход по Домбаю, огромная любовь, югославские босоножки. Да мало ли что еще было впереди у советской девушки в ярко-зеленом кримпленовом платье!
– Снято! Молодцы! Всем – спасибо. Участники сцены свободны!
Варя пробралась между фанерными стенами домов и пошла к выходу из павильона.
Все произошло так быстро и обыденно!
У дверей ее нагнал ассистент режиссера:
– Оставишь свои данные в производственном отделе, в бухгалтерии, у Вики, телефон и все такое, чтобы всегда была на связи: завтра с крупного плана переходишь на эпизоды. Молодец, поздравляю!
Варя молча, как засватанная, вышла в холл и снопом осела на рваный кожаный диванчик.
"Переходишь на эпизоды!" Неужели это не сон?! Неужели это все происходит с ней?! Еще вчера она мечтала о должности уборщицы в общежитии театрального училища, а сегодня – как актриса поразила режиссера с первой же сцены?
– Паспорт с собой? – рявкнул бригадир. – Иди в бухгалтерию, получи оплату: за крупный план шестьсот рублей и бутерброды в перерыв. Сегодня у тебя все. Не боишься маньяков – иди до метро сама, бегом успеешь. Или жди до утра, автобус отъезжает в пять и в шесть.
Варе показалось, что кричит он очень добродушно.
Она молча кивнула, прошла в бухгалтерию, достала из сумки и с неразборчивым мычанием, пылая, протянула паспорт.
Девушка была уверена: сейчас выяснится: происходящее – какая-то ошибка, и денег ей не дадут. Разве так бывает, чтобы за полчаса работы платили шестьсот рублей, не считая бутербродов?!
Однако через пять минут все еще плохо соображавшая Варвара получила пятисотку и сотню, временный пропуск в офис студии, два бутерброда с копченой колбасой в прозрачной коробочке и несколько листов, распечатанных на компьютере: отрывок из сценария на завтрашний день, вернее, на завтрашнюю ночь.
Девушка выбралась из здания и, едва касаясь асфальта, понеслась к метро.
Через полчаса она вышла на "Смоленской"
Асфальт на площади источал жар летнего дня, теплый воздух колыхался струями, высокие здания со светящимися окнами золотились в густой ночи, словно соты, наполненные медом.
Рекой текли машины, красивые, богатые люди сидели в ресторанах, на уличных террасах, смеялись и пили шампанское.
И никто не догадывался, что она, Варя, шла с киностудии! Она – актриса, она снималась в фильме!
Варю распирало от восторга: как и вся богемная Москва, она теперь по ночам не спала, а жила полной жизнью! Это только в Кириллове в десять вечера все двери на замках, скука! В Москве началась совсем другая жизнь: яркая, запоминающаяся.
Наслаждение, золотисто-персиковое, как любимое Варино мерцающее молочко для тела, обволакивало кожу. Возбуждение от удачи, хорошо сделанной работы растекалось по телу, как горячий чай из трав и экзотических плодов. По рукам бежали мурашки, веселые, как пузырьки фанты, в воздухе даже запахло апельсинами!
Варя вспомнила ковер с зеркальными осколками и улыбнулась: "Лейла, ты была права: зеркала принесли счастье!"
Варвара простучала каблуками по тихой Плющихе, без страха нырнула в темную аллею ясеней. Тень листьев смешивалась с желтым светом фонарей, и Варе казалось, асфальт устилали шкуры леопардов. По стенам домов плыли желтые рыбы. Варя однажды видела такие виртуальные картины на вечеринке, в ночном клубе в Ярославле.
Возле подъезда поглядела на часы – почти час ночи, придется всех будить! Осторожно нажала кнопки домофона. Маргарита Святославовна ответила неожиданно быстро.
"Еще не ложилась? Неужели Джулька не давала спать?" – виновато подумала Варя.
Она улыбнулась сонной консьержке, перешагнула порог квартиры и прислонилась к стене, сияя от счастья.
Маргарита Святославовна стояла в халате, суровая и грозная.
– Как успехи, Варвара? – вежливо, но сухо спросила она.
– Все так хорошо, что даже страшно! – почти пропела Варя. – Сегодня я работала крупный план, а завтра – уже играю эпизод! Вернее, завтра репетиция, а послезавтра съемка. Там через день…
Варя взглянула на хозяйку и осеклась: Маргарита Святославовна слушала с каменным лицом.
– Рада за тебя, – ровно сказала дама.
– Джулька плакала, спать не давала? – догадалась Варя.
– Варюша, ты не видела медальон с рубином? – вместо ответа, задала вопрос хозяйка. – Я утром давала его играть Джульетте, а потом повесила на рамку с фотографией родителей. Он там больше десяти лет висел, со дня смерти мамы.
Варя вынула ноги из туфель, встала по стойке "смирно", поджала босые пальцы.
Свет софитов, суета съемок, теплая ночь, запах апельсинов растаяли в темноте.
– Может быть, вы только подумали отнести его на место, а потом закрутились и забыли? Может, он на кухне остался? – испуганно пролепетала она. – На холодильнике лежит? Давайте вместе поищем.
Варя ринулась по коридору.
– Не сейчас! – сдавленно крикнула Маргарита Святославовна. Поправила перстень и продолжила ровным голосом: – Я посмотрела, где могла, даже корзинки с кремами в ванной переворошила. Впрочем, оставим это до утра. Ты, наверное, устала, ложись. Медальон найдется, я уверена: лежит где-нибудь поблизости.
Маргарита Святославовна развернулась и скрылась в своей комнате.
Глава 8
Подозреваются все!
Варя вошла в ванную, стянула с волос резинки, воткнула в слежавшиеся кудри расческу и отпрянула: из зеркала смотрело чужое грубое лицо – жирная перламутровая помада, густые тени на веках. Из-за сумрачного освещения – лампа висела над шкафчиком и светила в спину – театральный грим казался особенно пошлым и безвкусным. Такая деваха – вульгарная, вызывающая, приезжая искательница счастья – вполне могла украсть медальон!
Варя дернула расческой спутавшиеся, залитые лаком волосы и заскулила: боль смешалась с обидой, обожгла душу. Тихонько подвывая, девушка открыла кран, подставила саднящий висок под прохладную воду.
Холодный ручей ворвался в горло, в нос, с болью обрушился на лоб.
"Она думает, это я украла медальон! Я – украла! Прямо так и сказала: лежит где-то рядом, спрятан в моих вещах…"
Варя дернула ворот платья – верхняя пуговица отлетела и ударилась о стиральную машину. Неловко стянула дешевые трусики, свернула жалким комочком, залезла под душ и зарыдала.
Когда от слез опухли глаза, девушка выключила воду, завернулась в полотенце, всхлипывая, села на край ванной.
"Папа, я так и знала: что-то случится, уж очень все хорошо сложилось. И квартира нашлась в центре города, и работа в сериале. Вот теперь – расплачиваюсь! Вот тебе и сто осколков счастья! Папа, я не брала этот медальон!"
"Я знаю, дочка, ты ведь у меня честная! Помнишь, как в третьем классе стерла двойку в дневнике, всего полчасика постояла в углу и призналась?"
"Тебе все шуточки, тебе наплевать, что меня воровкой считают! Я утром уйду отсюда, уйду!"
"Успокойся, рева-корова, не пори горячку! Если ты сбежишь, все будут считать: смылась, значит, украла. А медальон наверняка завалился в какую-нибудь щель. Ложись спать, утром еще раз хорошенько поищи. А уж если не найдешь, сядь и спокойно, за чаем, обдумай: кто мог его взять? Кстати, может, и нечаянно унесли, такое тоже бывает. Кто в тот день был в квартире? Всех до одного вспомни, составь список, подумай: какие причины для того, чтобы взять медальон, могли быть у каждого?"
"Себя я тоже должна внести в список подозреваемых?!"
"Почему – нет? Могла случайно сунуть медальон в карман, под салфетку? Вполне могла. Зубы почистить не забудь, кулема! Все! Спят усталые игрушки, мишки спят!"
"Одеяла и подушки ждут ребят", – уныло продолжила Варя, последний раз судорожно всхлипнула и кое-как поводила щеткой по зубам. Из последних сил, почти с закрытыми глазами, постирала трусики, замочила в тазу полотенце и, наконец, пошатываясь, пошла в свою комнату: "Спать!.. Спать!.."
Но едва задремала, Джульетта заворочалась, закряхтела, громко заплакала.
Варя протянула руку и, не открывая глаз, принялась трясти колыбельку, потом ощупью дала девочке бутылочку с водичкой, сунула соску. Малышка выплевывала пустышку, надрывалась и сучила ножками.