- Вы уж послушайтесь меня, - заговорила она с той убедительностью, которая свойственна прирожденным официанткам маленьких забегаловок, - выпить кофе и не съесть наш сэндвич, - это просто не принято, так что не отказывайтесь.
У меня не было сил вступать с ней в дискуссию, и я принял все, как есть. Выпил кофе и съел сэндвич, оставив на подносе денег в два раза больше, чем полагалось с меня по счету. Мне доставляло огромное удовольствие швырять деньги на ветер, особенно в дурном расположении духа. Это были деньги Генри, которые он с неохотой давал мне раз в неделю, деньги, на которые я мог позволить себе купить три книги или пообедать два раза в дешевом кафе. На все мои просьбы согласиться на то, чтобы я нашел себе работу, он отвечал неизменным отказом, эта мысль приводила его в бешенство.
24 июля 2000
Когда Генри привез меня в первый раз смотреть дом, я сразу же понял, что причиной его покупки является его удаленность от всех мест возможного скопления живых людей. Порою мне кажется, что, составляя своим клиентам гороскопы, прогнозы, проводя спиритические сеансы, Генри ненавидит людей настолько сильно, что с удовольствием избавился бы ото всех контактов, если бы не деньги. Его мучает алчность. Гонорары его растут, а он требует все больше и больше. Приходится сидеть по ночам, чтобы все выглядело весомо, копировать схемы под стекло, в основном, все это он поручает мне.
30 июля 2000
Мы завтракали в "Изиде" перед тем как поехать к супругам Эдвардс. Он молчал, делая вид, что не слышит некоторых моих вопросов, когда же я наконец спросил, что я должен буду делать на сеансе, он жевал еще две минуты, а затем сказал мне:
- То же что обычно, ассистировать мне, мой дорогой племянник.
Мне захотелось возразить ему, что со стороны мое ассистирование выглядит глупо, но промолчал.
- Где ты был вчера? - спросил он меня с явной насмешкой в голосе, - Покупал очередные "Мартирологи" у Барнса?
- Нет, - ответил я. - Я был в парке.
- Разве я не говорил тебе, чтобы ты не бродил по городу, - его тон был сдержанным, но я возблагодарил Бога, за то, что мы были в "Изиде", а не дома.
- Хэлен сказала, что ты ушел около трех, - продолжал он, - ты меня постоянно выводишь из себя, Тэн, смотри, а то ведь тебе и вправду придется идти искать работу без документов и крыши над головой.
Его угрозы повторялись с периодичностью раз в три дня, и я уже привык ним настолько, что единственное, что меня удручало - это невозможность позволить себе то, о чем он говорил.
6 августа 2000
Сегодня я не постеснялся и спросил у Хэлен, с какой целью она регулярно стучит на меня Генри. Она в это время усердно пылесосила ковер в гостиной, и, подняв на меня изумленное лицо, задала встречный вопрос - с чего я это взял.
- Мне сказал Генри, - пояснил я, наблюдая, что произойдет с ее лицом, когда она это услышит. Она улыбнулась как ни в чем ни бывало.
- Какая чепуха, - воскликнула она, - мы даже не разговариваем с господином Шеффилдом.
- Да ну, - протянул я с любопытством, - скажите Хэлен, он вам нравиться?
Девица снова улыбнулась и посмотрела на меня широко раскрытыми полными невинного испуга глазами.
- Конечно, нет, - нашлась она немедленно, - он же старый.
- Да нет, - возразил я, - для вас он как раз с удовольствием вернется к молодости.
Я знал, что она передаст этот разговор Генри. Я сделал это нарочно. Мне хотелось узнать, что он станет делать и вообще подаст ли вид, что он это знает. Вечером он позвал меня выпить с ним бутылку "Бордо" - подарок клиента.
- Как дела, - спросил он меня беззаботно, - ты приготовил схему MC для господина Прайда?
Он сел в кресло и протянул мне бокал.
- Я сделал, - ответил я на своем родном языке.
- Сделай милость, прими мои правила игры, - отозвался он без всякого раздражения в голосе. И тут я задумался над тем, что сказала Хэлен о его возрасте.
На самом деле Генри не только не стар, он выглядит моложе, чем есть на самом деле. Ему не более тридцати восьми, хотя точный его возраст мне неизвестен. У него вид солидного господина с приличным доходом, а если учесть еще, что он всегда прекрасно одет и подъезжает на хорошей машине к дому своих заказчиков, то я попросту не пойму, к чему было так подло врать мне в глаза. Я невольно улыбнулся своим собственным размышлениям.
- Ты хочешь поехать со мной на два дня в горы? - услышал я вопрос Генри, - нас приглашают к мадам Лорен в субботу.
- Нет, - тут же ответил я, - ни за что, я не поеду слушать бред, который она привыкла нести безостановочно, и смотреть, как ты льстишь ей.
Генри встал с кресла и подошел к камину. Он встал ко мне спиной, такова была его обычная манера, когда между нами разгоралась очередная ссора.
- Хэлен сегодня сказала мне о твоих замечаниях в мой адрес, - произнес он, не поворачиваясь, - ты действительно считаешь, что я способен приставить к тебе прислугу, чтобы она следила за тобой? Еще раз повторяю, этого не было и не будет.
- Тогда почему ты не хочешь дать мне документы, которые ты сделал в Швейцарии? - спросил я, искренне надеясь услышать его ответ на мой вечный вопрос.
- Тебе совершенно не нужны документы, а если учесть твое прошлое, то для тебя просто опасно иметь документы на руках, - сказал он и возвратился в кресло, уже видимо овладев собою.
- А если я когда-нибудь не вернусь, как это было однажды, до нашей встречи, - спросил я пристально глядя ему в глаза.
- Ты не сделаешь этого, - ответил он с уверенностью оскорблявшей меня всегда больше всего, - тебе некуда идти от меня, своего учителя, своего избавителя, своего родственника, наконец, - он с удовлетворением поставил бокал на стол.
Наверное, он был прав, мне некуда было идти.
12 августа 2000
Генри уехал. Напоследок он сказал мне, чтобы я ни о чем не беспокоился, потому что у Хелен есть ключи от всех комнат, кроме его маленькой комнаты, где он принимает "избранных" клиентов. В этой комнате я был дважды. Не могу сказать, что она показалась мне приятным местом. Там вообще не было окон. В связи с этой ее особенностью я вдруг вспомнил тюремные коридоры. Стены комнаты были обиты голубым шелком. Такой она была, когда он купил дом, и ничего переделывать он не захотел. Свет, обычный электрический свет, он никогда там не включает, горят только свечи, обычно в большом количестве, отчего находится там долго практически невозможно - становится трудно дышать. Посередине стоит круглый стол, его Генри купил уже после переезда на аукционе вместе с тремя стульями. Я знаю, что иногда Генри остается там ночью, я неоднократно слышал, как он выходил из комнаты и спускался по лестнице к себе. Однажды я спросил его, почему он не пригласит мастера и не закажет роспись на шелке, с изображением соответствующих атрибутов мистических и астрологических, это бы производило более сильное впечатление на клиентов, но он категорически отказался.
Когда-нибудь он обнаружит мой дневник. Я не боюсь этого, но я знаю, что после этого он меня всерьез возненавидит. Мне запрещается приводить кого-либо в дом, но у меня нет друзей, да и откуда им взяться, если я ни с кем не встречаюсь. Когда мы жили на Р*** в центре города, я познакомился с продавцом одного из книжных магазинов. Молодым человеком, весьма воспитанным и неглупым, он давал мне книги на время, поскольку покупать их я не мог из-за отсутствия денег, а пользоваться библиотекой без документов невозможно. Вместо благодарности, когда он узнал, что я неплохо рисую, он попросил меня написать портрет его девушки. Кажется, ее звали Ада. Я согласился и попросил его купить все необходимое мне для работы и отвезти туда, где ей будет удобно мне позировать. Он так и сделал, и мы на следующей неделе поехали к нему домой. Ада была очень хороша, не той современной бессмысленной красотой, а какой-то древней, ветхозаветной, хотя сама она, кажется, страшно стеснялась нас обоих. На третий раз они устроили в честь меня маленький обед, мы засиделись допоздна и я не вернулся к Генри. Я приехал только вечером на следующий день. Это не нравилось Генри, он вообще был против того, чтобы я куда-либо уходил и с кем-либо встречался, объясняя это тем, что я подвергаю себя опасности расхаживая по городу без документов. Но документы мне не отдал. Вот тогда-то я подумал, что, возможно, он и вовсе их не стал делать. Но мы слишком много переезжали с места на место, чтобы можно было обойтись без них.
7 сентября 2000
Я мог бы получить место дизайнера, но Генри никогда не согласиться на это. Его вполне устраивает то, что я являюсь его личным дизайнером. Вчера он принес мне странную схему, ее пространство было рассечено на двое, но между двумя половинами был узкий коридор, по длине его тянулись знаки, явно представляющие собой какой-то древний алфавит, но при всех своих знаниях, я не мог даже приблизительно определить что это. Одна половина пространства изображала мир человеческий, такой каким его всегда изображают в мифах - полный радостей и бед, мир рождения и смерти, смены сезонных циклов, войн и поисков красоты. Женская фигура, символизировавшая последнюю стояла на вершине горы, излучая сияние. Другая половина не изображала ничего конкретного, она лишь вся была покрыта запутанной графической сеткой, но приглядевшись мне начало казаться, что я вижу там вещи подлинно ужасные, внушающие отвращение и страх тем больше, чем сложнее было выделить их точные очертания. Я вздрогнул от звука голоса Генри.
- Ну что там с тобой, опять замечтался, - он сказал это с тем презрением, которым сопровождались все его комментарии в адрес моих увлечений. - Сделай мне точную копию, и смотри ничего не перепутай, особенно вот это - он указал на графическую сеть и буквы неизвестного алфавита.
- Это срочно, - спросил я, чувствуя, что у меня нет ни сил, ни желания браться за эту работу.
- Конечно, - ответил он. - очень срочно. Ты, что, не доволен?
Я молчал.
- Послушай, не будь упрямым ослом, Тэн, я дам тебе за это нормальные деньги, тебе их хватит на твои талмуды, и вообще поедем в магазин, тебе следует прилично одеться.
- Я не хочу это делать. - довольно твердо ответил я.
- Даже речи быть не может, или убирайся вон отсюда, - он повысил голос. - Иди прямо сейчас.
Мне смертельно захотелось воспользоваться случаем и выбежать из дома, поймать такси и уехать отсюда как можно дальше.
- Погоди, я дам тебе все шансы, - внезапно сказал Генри и стремительно вышел из комнаты.
Через несколько минут он вернулся и швырнул передо мной на стол небольшой конверт.
- Вот твои документы, забирай и катись куда хочешь, - произнес он с выражением лица, которое появляется у азартных игроков в момент, когда делаются решающие ставки.
Я вспомнил, как мы познакомились с ним в поезде. У меня не было ни билета, ни вещей, ни денег, я сел в первый попавшийся вагон с надеждой, что меня обнаружат и отведут в ближайший полицейский участок. Генри сел напротив меня и стал бесцеремонно изучать мой внешний вид. Он сам прекрасно выглядел, был одет в безупречный серый костюм и по началу я принял его за банковского работника. Лицо восточного типа с непроницаемой маской самоуважения. Затем он отвернулся, как мне показалось, довольно брезгливо, и посмотрел в окно. Пришли проверять билеты, он подал свой и ко мне обратился вопрошающий взор контролера.
- Молодой человек со мной, я не успел купить ему билет, - внезапно сказал Генри, с таким видом, словно я действительно был его младшим родственником. - Сколько я должен?
Подозрительно окинув меня взглядом оценщика краденного, контролер назвал сумму и тотчас же получил ее. Мы остались одни, я сидел напротив Генри, не шевелясь.
- Я люблю помогать людям, - сказал он без всякого самодовольства, - вы ведь попали в нехорошую историю, друг мой.
- Спасибо вам, - наконец с трудом выговорил я, - только зря вы это сделали.
- Ну уж так прямо и зря. - возразил он.
Больше он не произнес ни слова за время нашей поездки. На самом деле всей душой жаждал, чтобы он поскорее вышел, но он ехал до конечной станции. Иногда он с еле заметной улыбкой смотрел на меня, и меня это несказанно раздражало.
- Давайте познакомимся на всякий случай, - сказал он, когда наконец поезд подъехал к Л***, - Генри Шеффилд.
Он протянул мне руку.
- Стэнфорд, - нехотя произнес я и пожал его руку.
- Вот вам мой телефон, - он протянул мне визитку, и я ее взял скорее из вежливости, чем из любопытства. Мы вышли и разошлись в разные стороны. Я пошел на стадион. Там было пусто, только рабочие убирали мусор, оставшийся от вчерашнего матча. Достав визитку, я прочитал на ней: "Генри Шеффилд, астрологические прогнозы, индивидуальные спиритические сеансы. Тел 867–413". Я бросил визитку под лавку и пошел бродить дальше. Это был второй день без пищи, позавчера мне еще посчастливилось обнаружить кое-что в урне около "Макдоналдса". Но появляться там слишком часто становилось опасно. Я лег на скамейку в парке и уснул. Проснулся я уже в сумерках. Мне безумно хотелось позвонить домой, но это означало бы поставить на себе крест, близких друзей у меня не было, а Томас был недосягаем.
Я чувствовал, как боль в горле, возникшая еще вчера, начинает усиливаться, больше всего я боялся заболеть. В моем положении это было бы чудовищно. Все мои усилия пропали бы даром, и я вернулся бы туда, откуда начал свой путь. Эта мысль привела меня в отчаяние. Я вспомнил телефон Генри и пошел поискать какой-нибудь магазин с телефоном. Магазинов не было. В этом районе были только огромные складские помещения. У одного из ангаров стоял мужчина и разговаривал по телефону. Я постоял и подождал, пока он прекратит разговор. Затем подошел к нему и попросил позвонить. Он посмотрел на меня и спросил:
- Тебе надолго, парень?
- Нет, два слова сказать.
- Ну, тогда звони, - великодушно согласился он и протянул мне телефон. - А то знаешь, тут как начнут девке названивать, так на полчаса, а я плати за их базар.
Генри взял трубку не сразу, но и когда я объяснил ему, кто я, он продолжал довольно прохладно:
- Рад вас слышать. Я занят сегодня.
Я понял, что если сейчас не попрошу его о помощи, то завтра окажусь рядом с Томасом.
- Я не могу ждать, господин Шеффилд, я боюсь, что меня отвезут в больницу, а мне нельзя туда попадать, это станет моим концом. Я очень плохо себя чувствую.
- Ну, хорошо, - неохотно согласился он, - подойдите к зданию Супермаркета X*** и ждите там. Я приеду на машине, часа через четыре, никуда не уходите.
Я отдал телефон моему благодетелю, а он коротко пожелал мне удачи.
Ожидание у супермаркета было настоящей пыткой. Я чувствовал, как заболеваю все сильнее, голова горела, и я едва мог держаться на ногах, сесть на ступеньки я опасался, чтобы не привлекать к себе внимания. Пошел дождь, мне казалось, что скоро я все-таки умру. Но Шеффилд приехал. Он вышел из машины и подбежал ко мне, несмотря на все свое отвратительное самочувствие, я с некоторым удовлетворением проконстатировал, что ему не безразлично мое существование на этом свете. Уж не знаю почему, но лицо у него было взволнованное. Мы сели в машину и поехали к нему. Я попросил его не вызывать врача.
- С чего вы взяли, мой друг, что я собираюсь вызывать вам врача. Я и сам в состоянии оказать куда более действенную помощь.
- Мне вообще не надо никакой помощи, - ответил я.
- Ну, кое-какая вам все-таки пригодиться, - настаивал он, - вы давно странствуете? - он спросил это с тем равнодушным любопытством, с каким он впоследствии спрашивал своих клиентов о здоровье их жен, собак, кошек, попугаев.
- Две недели, - соврал я, однако, не сильно преуменьшив срок своих приключений.
- Вот видите, - заметил он, - мне вас сам Бог послал.
Я не знаю, кто меня ему послал, но положа руку на сердце можно сказать, что если бы не он, я был бы еще несчастнее. Все эти воспоминания с неимоверной быстротой пронеслись в моей голове.
Я отодвинул от себя конверт и взглянул на Генри. Он сидел в кресле и курил. Мне показалось, что он хорошо знает, о чем я только что думал.
- Я сделаю эту копию, - сказал я и потянулся за сигаретой. Но он подал мне свою.
Это означало, что он больше не имеет ко мне претензий.
30 декабря 2000
Хелен получила в подарок "Амаркорд" и ушла весьма довольная. Она не придет до конца праздников. Генри занят и раздражителен до крайности. Он посылает меня каждый день относить заказы, их становится все больше и больше, после того как он дал объявление еще в двух журналах. Он постоянно говорит о каком-то заказе, который принесет ему годовой доход двести тысяч долларов. Возможно, он просто одержим деньгами. У меня из головы не выходит та схема, которую я копировал в начале осени, кто ему ее дал? Работа над ней стоила мне огромных усилий, словно мое сознание вытесняло все, что имело к ней отношения. Я не мог думать ни о чем, кроме нее. Я не стал говорить об этом с Генри. Он повесил ее в своей спальне. Мне же запретил подходить к телефону, уверяя, что меня еще могут найти. Мне кажется, чем меньше у меня шансов от него освободиться, тем лучше. Но когда-нибудь ведь это прекратиться.