- А вот мой отец так не считал, - ответила Джилл. - То есть он соглашался с тем, что книга - это всего лишь плод фантазии автора, но основана она на реальных событиях.
Я уставился на одноклассницу, не веря ушам своим.
- Правда, что ли? - наконец вымолвил я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее.
- Да, - кивнула она. - Папа даже говорил, что мы, Джекелы, являемся дальними родственниками того самого доктора Генри Джекила, чья история легла в основу этого романа. Когда мой дед перебрался в штаты, он изменил букву в фамилии. Понимаешь, он хотел уехать подальше из Англии, где случился весь этот ужас.
Я слишком хорошо знал, о каком "ужасе" она говорит: об этих жестоких преступлениях, совершенных Хайдом, творением доктора Джекила.
- Продолжай, - попросил я, надеясь, что она не уловит напряжения ни в моем голосе, ни в жестах. В то, о чем она говорила, было сложно поверить, хотя она и не рассказала ничего принципиально нового для меня.
- А какое отношение все это имеет к химии? - поинтересовался я. - На основе чего мы будем проводить опыты?
- Ну... ты, может, не поверишь, но в кабинете моего отца стоит старый ящик, и папа уверял, что в нем хранятся бумаги, где подробно описан химический опыт, упоминающийся в книге Стивенсона.
Меня словно током ударило, я чуть не потерял самообладание.
-Джилл, - начал я, глядя на нее как можно равнодушнее. - А ты в этот ящик заглядывала?
Она покачала головой:
- Нет! Мои родители пришли к заключению, что это слишком опасно. Мне запретили даже прикасаться к нему! - И она снова покраснела. - Я понимаю, что звучит это дико, но отец искренне верил в то, что история Джекила и Хайда была правдивой.
Я окинул взглядом футбольное поле, пацанов, которые, наверное, хотели убить меня, чтобы отомстить за то, о чем я даже и вспомнить не могу. Потом я снова повернулся к Джилл, стараясь никак не выдавать своей заинтересованности, хотя колесики в мозгу крутились просто с бешеной скоростью:
- И что именно мы должны, по-твоему, сделать, чтобы получить эту стипендию?
- Я подумала, что можно залезть в ящик и повторить эксперимент, - ответила она. - А потом на основе современных знаний, о химических реакциях и работе мозга мы поймем, мог ли мой предок действительно породить злого мистера Хайда. - Я промолчал, и Джилл беспокойно добавила: - Ты же видишь, Джекел и Хайд - такое совпадение. Одни наши фамилии вызовут огромный интерес.
- Но послушай, если родители запретили тебе вообще трогать этот ящик, почему ты решила сделать это именно сейчас? - Даже если документы настоящие, что почти невероятно, Джилл, похоже, не понимала, насколько опасной может оказаться содержащаяся в них информация. Я резко провел ладонью по шортам, вытирая пот, чтобы нож в моих видениях не выскользнул из такой мокрой руки. - Если ты попросту хочешь превзойти Дарси...
Я понимал, что они конкурентки, но Джилл резко выпрямилась, словно защищаясь:
- Нет! Не в этом дело. В смысле, она тут ни причем.
Это резкое возражение говорило о многом.
- Если причина не в Дарси, то в чем же, Джилл?
Я был уже на грани срыва - ведь рассказы моего деда, похоже, подтверждались, - но Джилл сломалась прямо у меня на глазах.
- Отец, - проговорила она, наклонившись и обняв тонкими ручками собственные колени, - Он... он перед смертью растратил все деньги, которые предназначались на мое образование. Мне не на что дальше учиться.
Ясно было, что вместо "растратил" она имела в виду "спер", и сиди я к ней поближе, я бы наверняка дотронулся до нее, чтобы поддержать, и не только потому, что меня шокировало бессердечие ее отца, но и потому, что ей, очевидно, было нелегко. Делиться со иной наболевшим.
- Очень сочувствую, Джилл.
- Так что стипендии мне просто необходима, - Добавила она. - И твоя помощь. И не только твоя фамилия, но и знания. Ты всегда первый заканчиваешь опыты...
Господи! Я хотел ей помочь. Я мало что знал об убийстве доктора Джекела, но слышал, что он был замешан в какой-то мутной истории с "Карсон Фармасьютикалз". Бедняга Джилл, ей, должно быть, не только больно, но и стыдно за отца. И мне действительно захотелось избавить эту милую, нервную девчонку от таких переживаний. Но я не мог позволить себе углубиться в содержание ужасного романа Стивенсона. Мне показалось, что не стоит играть с прошлым, и от этого ощущения дрожь прошла по всему моему телу.
- Джилл, - сказал я, поднимаясь. - Мне искренне жаль, но я, честно говоря, думаю, что твои родители правы. Не стоит трогать этот ящик, надо поискать другой способ раздобыть денег на колледж.
Не дав Джилл ответить, я направился вниз, я хотел скорее вернуться домой и принять душ. Уже спустившись, вдруг подумал о том, что так и не попрощался с ней, но все же не смог обернуться и хотя бы махнуть рукой. Я испугался, что если снова увижу ее лицо - лицо подавленной, преданной и глубоко уязвленной девушки, - то могу передумать. В тот момент мне казалось, что правильнее будет просто уйти, даже если это причинит Джилл еще большую боль.
Но ночью того же дня я был вынужден изменить свое решение.
Глава 11
Тристен
Ночь темна, вода в реке течет медленно и пахнет гнилью. Она стоит передо мной, она ждет. "Тристен... Тристен?" Я сзади, я прижимаю к ладони нож. "Я тут, любимая... я тут..."
Не оборачиваясь, она прижимается к моей груди, ей хорошо, и она доверяет мне. "Тристен..."
Я поднимаю нож... И она замечает его... Она в шоке...
"Тристен? Тристен? Тристен?!"
- Тристен!
- Что такое? - вскрикнул я, резко подскочив с влажных простыней, которые спутали мне ноги - я сидел словно связанный. Кто-то крепко вцепился в мое плечо.
- Тристен! - Отец тряс меня. - Успокойся. Это тебе приснилось.
- Прекрати! - заорал я, отталкивая его. Его рука сжимала меня слишком крепко. Мне было больно. - Хватит!
- Сынок, осторожно! - Он отошел от кровати, чтобы не смущать меня. - Расслабься.
- Господи! - Я изо всех сил старался успокоить дыхание, провел пальцами по взмокшим волосам. - Господи!..
Отец снова положил руку мне на плечо, на этот раз мягко.
- Это всего лишь кошмар, - подбодрил меня он. - Все в порядке.
Я не ответил. Все мои силы ушли на нелегкую борьбу: чтобы не только восстановить дыхание, но и подавить то возбуждение, то желание, которое все еще не угасло во мне. То зудящее вожделение и ту потребность, которые лезли из моего подсознания: я ведь хотел не только заняться с этой безликой девушкой сексом, я жаждал ее крови.
- О, господи!..
Отец не убирал руку с моего плеча.
- Тристен, не бери это в голову.
- Они становятся все ярче, - сказал я, обхватив руками голову. - Я уже чувствую запах реки...
- Быть этого не может, - перебил он, снова отступая от меня. - Нельзя чувствовать запах во сне, Тристен. Ты у себя в комнате. В безопасности. И все с тобой в порядке.
Я поднял на него глаза, и хотя в комнате было темно, я понял, что на нем все еще надета рубашка и галстук.
- Пап? - Я посмотрел на часы. Почти два ночи. - Ты что…
- Спи, сынок, - настойчиво сказал он, направляясь к двери. - Не бери в голову, спи. Дай мне слово.
- Хорошо, - ответил я. Но это удивительно: сам он почему не спит? Так поздно он никогда не засиживался. - Я постараюсь...
Я лег на мокрые от пота простыни, безуспешно стараясь успокоить разыгравшееся воображение, я слышал, как отец пошел в свою комнату, потом он открывал и закрывал шкафы. А когда он пошел в душ, я встал и подошел к полке с книгами, нашел "Сновидения" Карла Юнга - отец дал мне эту книгу, когда у меня начались кошмары.
- Это придаст тебе уверенности - пообещал он. - Сны действительно что-то говорят о внутреннем мире человека, но они не являются истинно в последней инстанции.
Как и уверял отец, временами книга действительно меня успокаивала. Но сегодня я отложил "Сновидения" в сторону и полез за романом, который был спрятан за ними. За первым изданием "Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда", которое дедушка подарил мне накануне - в прямом смысле этого слова - своей смерти.
Я нащупал знакомый надрез на кожаной обложке - словно кто-то надругался над этой полной насилия книгой. Я достал ее. Включил лампу и открыл первую пожелтевшую страницу, где дед оставил свою подпись: "Тристену с благодарностью за его силу в минуту моей слабости".
Там было еще и пятно. Отпечаток пальца. Иногда я прикладывал к нему собственный палец, проверяя, подходит ли он, и гадал, на кого указывает этот перст - на деда или на меня? И если я действительно замешан во всей этой путаной истории, то чем она обернется для меня - и для девушки из моего кошмара?
Ночь, река и она. И тот вечер с дедом. Сломанная рука Флика. Кошмар, который действительно становился все более реальным и ярким. Бумаги, о которых сказала мне Джилл Джекел...
Я смотрел на темное пятно в книге, вспоминая о предложении одноклассницы... и ее саму - на трибуне, она казалась такой маленькой и робкой. И очень умной. А еще у нее были документы, невероятно ценные документы.
Вдруг туман и дымка над рекой точно рассеялись, я принялся листать книгу, терзая страницы в поисках дословной цитаты, вспыхнувшей вдруг в моем мозгу. Наконец нашел ее и с выражением прочел вслух:
"Поспешив назад в кабинет, я снова приготовил и испил магическую чашу... и очнулся..."
Я закрыл книгу, мысли вихрем проносились у меня в голове.
Препарат Джекила не только породил Хайда…
Джилл хотела, чтобы я ей помог, но, может, и она окажется мне полезна?
Идея казалась почти абсурдной. Но я был готов ухватиться за самую тонкую соломинку. Стоя в спальне, слушая, как отец посреди ночи принимает душ, вспоминая жажду крови, с которой я очнулся от кошмарного сна, и осознавая, сколько страшного я не мог - или, быть может, не хотел - вспомнить, вдруг внезапно и четко осознал, что если в том ящике, которого я еще не видел, не скрыто решение моей проблемы, то я обречен.
Глава 12
Джилл
Я передвинула мольберт поближе к окну в гостиной, чтобы успеть поработать, пока солнце еще не село. Работа застопорилась. Я писала автопортрет - это было самое серьезное задание в этом году, и оценка за год на двадцать процентов зависела от него.
Я подняла повыше свою прошлогоднюю школьную фотку, с которой рисовала, сделала шаг назад, чтобы посмотреть на холст под другим углом, сравнить рисунок с фотографией. Где моя ошибка? В улыбке? В глазах?
Мисс Лэмпли, моя преподавательница, согласилась с тем, что что-то в портрете не так.
- Технически у тебя все верно, как всегда, - задумчиво прокомментировала она, подойдя ко мне на уроке. - Но сущности Джилл Джекел тебе уловить не удалось. Чего-то не хватает.
Я смотрела в глаза собственному портрету. Мне пришлось очень постараться, чтобы передать их непростой каре-зеленый цвет, который никогда мне не нравился. Но попадания в цвет оказалось недостаточно.
В чем моя "сущность"?
Я разочарованно вздохнула и попыталась прикрепить снимок к холсту, но, услышав громкий стук в дверь, уронила его.
Я резко развернулась в сторону прихожей, удивившись и насторожившись.
Не открывай, сказала себе я. Уже вечерело, к тому же я обещала маме, пока она на работе, никого без спроса домой не впускать.
Тут снова постучали, на этот раз еще громче, и я тихонечко пошла в прихожую, чтобы проверить замок, убедиться, что дверь заперта. Но едва я протянула к ней руку, как услышала:
- Джилл? Ты дома?
Раздался знакомый голос, и я заколебалась. "Никого не впускать" однозначно подразумевало "не пускать парней".
- Джилл, я знаю, что ты там. Я тебя слышал, - сказал он. - Открой, а?
Ну неужели сейчас я должна послушаться маму, а не Тристена Хайда, который стоял на крыльце с сумкой через плечо, скрестив руки, и ждал? Я открыла и увидела его высокую, внушительную фигуру.
- Э, вообще-то мне не положено...
Но Тристен уже шагнул через порог и объявил:
- Джилл, я еще раз подумал над твоим предложением по поводу конкурса. Считаю, что за это стоит взяться. - И хотя я так и стояла у него на пути, он прошел мимо меня и направился в гостиную. - Давай обсудим.
- Тристен, погоди... - Я поплелась за ним. - Мамы нет дома, и...
Но Тристена это не беспокоило, мне показалось, что его заинтересовало что-то в гостиной.
Поначалу я подумала, что он смотрит на картину, и у меня внутри все похолодело.
-Я еще не дорисовала, - выпалила я, защищая свое творение от возможной критики. - Я понимаю, что с выражением лица тут что-то не так!
Но когда Тристен повернулся ко мне, я осознала, что он смотрел не на портрет. Он показал в дальний угол комнаты и спросил взволнованно:
- Джилл, это то, что я думаю?
Глава 13
Джилл
И хотя мне хотелось поговорить о конкурсе, а ответила, что наш старый рояль не настроен, но Тристен решительно направился к нему, пройдя мимо мольберта и даже не обратив внимания на портрет. Инструмент, на котором мы с мамой складывали всякое барахло, точно магнит притянул его к себе.
- Джилл, это же старинный "Стэйнуэй", - сказал он, бросив свою сумку на пол, и убрал со стула стопку журналов.
- Хороший? - поинтересовалась я, следуя за ним. Проходя мимо мольберта, я спрятала свою работу, повернув ее лицом к стене.
- О, да. - Тристен поднял крышку, обнажив клавиши, которые не видели света уже несколько лет. - У меня дома тоже "Стэйнуэй". Миньон. Есть что-то в этих древних инструментах... - Он вопросительно посмотрел на меня, уже коснувшись пальцем клавиши. - Можно?
-Да, - сказала я, вспомнив ту прекрасную мелодию, которую слышала на компьютере. - Хочу еще раз послушать, как ты играешь.
У Тристена изогнулись брови.
- Еще раз?
Я осознала, что проговорилась, и лицо мое вспыхнуло.
- Я слышала запись у тебя на "МайСпейсе", - призналась я.
- Правда? - На его губах обозначилась улыбка. Та же самая улыбка, которую я видела в первый день этого учебного года в кабинете химии, когда Тристен подумал, что я за ним наблюдаю. - Слышала?
- Я... То есть Бекка открыла твою страницу. - Я свалила все на подругу, снова краснея.
- Ах да, Бекка. - Улыбка его угасла, и он повернулся к роялю.
Я вдруг вспомнила, что она начала рассказывать о том, как виделась с Тристеном прошлым летом. Но не закончила. Что тогда между ними произошло?
- Посмотрим, на что годится этот заброшенный инструмент, - сказал Тристен, меняя тему, и уселся за рояль.
Я стояла посреди комнаты, единственная слушательница, и чувствовала себя крайне неловко. Я ждала, когда Тристен заиграет ту чудесную мелодию, которую я слышала прежде. Чего я не предполагала, так это того, что Тристен так сильно преобразится.
Он закрыл глаза, поднял руки над клавиатурой, напряг пальцы. И когда заиграл, легко ударяя по клавишам, извлекая из них нежную мелодию, показалось, что он здоровался с инструментом, предлагал ему свою дружбу. Мне стало ясно - он очень необычный человек, и все, что он делает, похоже на... волшебство.
Рояль был явно не настроен, некоторые ноты звучали диссонансом даже на мой невзыскательный слух, но почему-то это не имело никакого значения. Я завороженно слушала, а Тристен играл невообразимо грустную, красивую мелодию. Даже фальшивые ноты не портили ее - он как шеф-повар добавлял горькие травы в сладкое блюдо, чтобы создать совершенный вкус.
Как под гипнозом я подходила все ближе, и мрачная мелодия, которую играл Тристен, зазвучала с какой-то полной безнадегой, руки его сместились в левую часть клавиатуры, плечи напряглись. Но сам он был расслаблен, лицо казалось умиротворенным.
Он выглядел божественно, просто божественно.
Бекка права. Тристен действительно красавчик. Но когда он сидит у рояля и играет, его можно назвать только "божественный". Не "милый", не "привлекательный", и даже не "красивый". Во время игры его внутренняя сила становится мощнее, "ослепительнее".
Я подошла ближе, но Тристен уже заканчивал эту горько-сладкую композицию, в которой чувствовались уверенность и мощь, такие же, как в его походке или жестах. Пальцы уже скакали по клавиатуре, крещендо ускоряюсь и становилось громче, грохотала в толстых оштукатуренных стенах нашей гостиной, он начал стучать по клавишам, играя захватывающе и яростно. Это было мощнее бури, разыгравшейся несколько дней назад.
Когда я уже думала, что Тристену ничего больше не выжать из нашего старого рояля, что композиция почти закончилась, с довольным и даже каким-то блаженным лицом он провел пальцами по клавишам и полностью смазал концовку. И я едва не вскрикнула от ужаса, словно этим можно было как-то спасти испорченное впечатление. Но Тристен... улыбнулся.
Я была просто ошарашена. Я никогда не видела, чтобы человек радовался, испортив что-то. Особенно когда это что-то было столь прекрасным.
А потом он повернулся ко мне, открыл глаза, и я увидела синяк и - отблеск того мрака, в котором родилась эта композиция.
- Тристен... супер!.. - Я не знала, что тут еще можно сказать. Ни о музыке, ни о том, что я увидела у него в глазах. - Супер!
Тристен, похоже, воспринял это как комплимент.
- Спасибо. - А еще он кивнул в направлении мольберта: - Твоя работа мне тоже понравилась.
Я снова почувствовала, как щеки покраснели, и бросила взгляд на портрет, который я наскоро попыталась спрятать, придвинув к стене.
- Я думала, ты не видел.
- Сходство очень точное, - прокомментировал Тристен, и я поняла, что он снова надо мной смеется. - По крайней мере, очень на тебя похоже, хотя я успел взглянуть на него только мельком, прежде чем ты его развернула.
Так, значит, он и это заметил. Мои щеки стали совсем пунцовыми.
- Он еще не закончен.
Меня смутило то, что он заметил мою попытку спрятать картину, но еще я поняла, насколько бледны мои попытки творчества в сравнении с даром Тристена. Никто никогда не подумал бы глумиться над тем, что он только что сыграл, никто не сказал бы ему, что тут "не отражена сущность автора". Я его едва знала, но, когда слышала его игру, понимала, что вижу его самого. Даже то, что он скрывает ото всех.
Я снова смущенно уставилась на мольберт.
Так вот чего не хватает в моей работе! В глазах! Тьмы, которая, я знаю, проскальзывает иногда. Но ее просто не могло быть на прошлогоднем портрете, его сняли еще до того, как убили отца... еще до того, как на меня стала наваливаться настоящая чернота, когда я узнала, что отец меня обокрал.
Не думаю, что кому-то было бы интересно увидеть ее в картине? Мою потерю и мою злость... они отвратительны. Разве нет? Это та часть меня, которую надо не только скрывать, от нее надо избавиться.
- Джилл. - Голос Тристена вернул меня к реальности. Он встал и вышел из-за рояля.