* * *
- Как беременна! Что значит беременна?
- Вы что, не понимаете, как это беременна? Ждет ребенка. И с сегодняшнего дня находится в больнице. И будет там находиться еще очень долго. Так что придется как-нибудь обойтись без нее, - стоя на пороге своей квартиры, холодно заявил Андрей Литвак старшему оперуполномоченному майору Банникову. - Кофе выпьете со мной? - все же пригласил он, кивнув в сторону кухни.
Они действительно не спеша выпили по чашке, но ни крепкий кофе, ни настоящий мужской разговор, каким считал майор состоявшуюся между ними краткую беседу, никоим образом не повлияли на решение Литвака.
- Она никуда не пойдет, - отрезал он, глядя на ровную, блестящую поверхность стола. Смотреть на майора Литвак почему-то упорно не желал. Пусть этот майор, здоровенный, как платяной шкаф, сам идет к этому аферисту. Ольгу он ни за что не отпустит. С нее хватит. Он вздохнул с облегчением, устроив ее вчера в отдельной палате. Теперь-то все будет в порядке. А если милиции что-то нужно от его жены - ничего, обойдутся как-нибудь своими силами.
- Ну что ж, обойдемся своими силами, - сказал немногословный майор, вертя в руках маленькую кофейную ложечку. Ложечка в его медвежьих лапах казалась совсем игрушечной. - Я вас понимаю.
- Я очень рад, что вы меня понимаете, - сказал Литвак, выпроваживая майора.
Рабочий день уже давно закончился, и от дома Литваков майор поехал сразу к себе. Там его никто не ждал, и, готовя незамысловатый ужин, Коля Банников снова и снова задавался все тем же вопросом: а если бы его жена была беременна, разрешил бы он ей участвовать в операции или нет? Всего-то и дел, что сказать несколько отрепетированных фраз и передать Хлебникову деньги. К тому же за ее спиной будет столько людей и даже лично он, майор Банников. Но сколько бы он ни раздумывал, ответ у него получался почему-то все время такой же, как и у Литвака, - его беременная жена никуда бы не пошла. Пусть за ее спиной стояли бы министр внутренних дел, взвод спецназа и служебная собака Мухтар, готовая вцепиться в глотку врага, - нет, нет и нет.
Но у Коли Банникова не было беременной жены. У него вообще не было жены с тех пор, как он развелся. Причиной развода стала презираемая второй половиной Банникова низкая зарплата, а вовсе не поздние возвращения, работа в выходные и тяжелый характер майора, как супруга написала в заявлении. Если бы он приносил домой достаточно денег, то жену не раздражали бы его вечное отсутствие, ночные звонки, испорченные праздники или сорвавшийся поход по магазинам. Смешно, но она даже пыталась уговорить его перейти служить к ним в контору. Но место начальника охраны почему-то его не прельстило, хотя денег обещали по крайней мере в три раза больше. Банников вздохнул. Может, надо было согласиться? Уйти к чертовой матери с этой каторжной работы, к которой, казалось, прирос всей кожей, уйти и начать все сначала. Зарабатывать, "как все люди", крутиться, подлаживаться под босса, интриговать, подсиживать, заискивать, жить с оглядкой - как бы не турнули, как бы не лишили сытной кормушки… Вон их сколько, бывших и настоящих ментов, отставных военных, - и всем охота в начальники охраны в солидную, стабильную, процветающую фирму, и у всех жены, дети, тещи, любовницы…
Банников бросил в воду пельмени. Он не одобрял еду всухомятку и считал, что раз в неделю можно потратить два часа, зато вечером прийти домой и поесть горячего. Сегодня горячего поесть не удастся, потому что вчера у него ночевал Лысенко, который прятался здесь от очередной пассии, буквально сторожившей любвеобильного капитана у его дома. Лысенко и съел сегодняшнюю порцию банниковского борща. Но для друга майору было ничего не жаль, тем более что завтра - выходной. Сварит он борщ. Или рассольник. В холодильнике стоит початая банка огурцов. Игореше с перепугу вдруг захотелось соленого огурца, вот и открыли банку. Сам Банников соленые огурцы почему-то не жаловал. И теперь они прокиснут, если не съесть. Банников взял банку в руки, повертел и зачем-то посмотрел ее на свет. Никаких следов плесени пока не намечалось. Тем не менее огурцы нужно как-то доедать. Майор не любил, когда продукты пропадали зря. Пригласить, что ли, Игорешу? Но без бутылки огурцы не пойдут, это точно. А на такое количество одной маловато будет. Но водки почему-то совершенно не хотелось. И борщ он тогда не сварит, и мясо не потушит, как собирался, и целую неделю придется по вечерам есть яичницу.
* * *
- Осторожнее, осторожнее! Чего вы все руками лапаете? Катька, сломают тебе его!
Катя Скрипковская восторженно вертела в руках подарок - новенький мобильный телефон. Телефончик был замечательный, просто мечта - тоненький, почти плоский, с большим цветным дисплеем, выдвижной клавиатурой, кучей всевозможных функций и даже видеокамерой.
- Это то, на что мы собрали? - шепотом поинтересовался подполковник.
- Тише! Чего вы в самом деле, Степан Варфоломеич? Завидно?
- Да видел я, сколько такая штука стоит. Колись быстро, махинатор, где взял?
- Где взял, где взял… Ну, не украл же! По знакомству достал. Конфискат. Хороший, новый. Даже с коробкой и паспортом. Себе не оставил, вот Катюхе от нас в подарок принес.
- А денежки куда девал?
- Ну, Степан Варфоломеич! - задохнулся капитан от незаслуженной обиды. - Вы что, думаете, прикарманил я ваши денежки? По сколько все сдавали? - Капитан полез в карман и извлек жеваную бумажку. - Вот - сколько собрали, а вот - сколько потратил. Да! Потратил я даже больше! Цветы купил, коробку конфет, пузырек шипучки, четыре бутылки водки, колбаски… Смотрите! - тыкал он бумаженцией в сторону начальства. - Считайте!
- Ну все, все, - успокоительно гудел Шатлыгин. - Все!
- И, между прочим, за этот телефон еще проставился, - никак не унимался Лысенко. - На свои кровные проставился! Хотя мог сделать морду ящиком и забрать, за все, что они мне лично были должны! Но я, между прочим, честный человек, и все это знают…
- Хорошо, хорошо! Честный!
- Так, быстренько садимся! - громко объявил Бурсевич, с гордостью оглядывая старательно накрытый и украшенный им стол - собственно, три канцелярских стола, выдвинутых на середину комнаты и составленных вместе. - Катенька, сегодня сюда!
Лейтенант Скрипковская, порозовевшая от избытка мужского внимания всего собравшегося отдела, смущенно села во главе стола, рядом с букетом ярко-красных тюльпанов. Место, хоть и почетное, было ужасно неудобным - ноги упирались в тумбу, - и Катя пристроилась бочком, как в былое время усаживались в дамском седле наездницы, поэтому дожившие-таки до этого дня колготки были замечательно видны.
- Ножки-то, - добродушно протянул Шатлыгин, отечески поглядывая на сияющую от такого обилия внимания единственную женщину отдела, - ножки-то какие!
Всем отделом выпили за милую даму, потом снова налили и выпили, потому как известно - между первой и второй… И снова налили, и снова выпили. Бухин, после суток дежурства по городу попытавшийся отвертеться от очередного тоста "за проникновение женщин во все сферы правовой деятельности", спросил Лысенко о новой разработке, для которой тот безуспешно подбирал кандидатуру.
- Нет, Сашок, не нашли. И чтоб красивая, и надежная, и толковая… Сам понимаешь, что одним махом какая-нибудь дебилка все дело завалить может! Черт-те кого мне предлагали: то наружницу, считай бабку пенсионного возраста, то практикантку толковую из секретариата. Специально вчера поехал посмотрел. Как увидел я эту практикантку! Бежал, все оглядывался, боялся, что догонит. Может, она в чем-то и толковая, но - на личике горох молотили, шестьдесят последнего размера жопа и ножки, как у рояля… В мини-юбке. Что? А, давайте, давайте! Бухину не забывайте наливать. Вот у Катерины ножки… А что? - Он внезапно завертел головой. - И все остальное очень даже ничего! И голова на месте! Кабанников! Слушай, мне такая трезвая мысль сейчас в голову пришла…
- Такая мысль только в пьяную голову могла прийти. Конечно, Катерина, кто ж еще! И всех фигурантов знает, и чего от кого ожидать можно… Правда, при этом мы человека из отдела теряем… Ну ничего, заменим как-нибудь. Да, идейка неплохая, неплохая…
- Бухин, ты ж после суток. Ты чего домой не поехал? Катерину поздравить хотел? Ну и все, иди! Ты небось еще к зазнобе своей сейчас поедешь? Езжай, а то толку от тебя никакого - спишь на ходу и место рабочее занимаешь.
Лысенко, Банников, Бухин и Скрипковская покинули бурно празднующий отдел и уединились в пустующем кабинете. Из мебели тут остались только два стула; на одном из них Бухин сейчас и пытался уснуть.
- Что? Уже сбежали? - В дверь просунулась голова подполковника Шатлыгина. Черные брови сурово сдвинулись. - Отрываетесь от коллектива?
- Коллектив и без нас отрывается. Степан Варфоломеич, мне вот тут мысля хорошая пришла. Садитесь. Катерина, сиди! Ты что, в такой день! Бухин, отдай стул и иди наконец домой!
- Ну что ж… Мысля, как ты говоришь, однако, хорошая… - высказал свое мнение подполковник. - Квартирку подходящую найдем. Приоденем девочку… Вон, у Марьи Васильевны, у Камышевой, шуба хорошая, богатая есть. Попросим!
- Степан Варфоломеич! - возмутился Лысенко. - Какая там у Камышевой шуба? Это та, что из козлика, облезлая, что ли?
- Из козлика или не из козлика, а никакая не облезлая, вид хороший. А если даже из козлика, то что? Плохая, что ли? Не греет?
- Не плохая, а дешевая. По нашей версии Катерина кто? Шуба должна быть по меньшей мере песцовая или из чернобурки. А еще лучше норковая.
- Да… Если тебя, Игорек, послушать, то уж лучше лета подождать. Дешевле выйдет. Нам на эту операцию лишних денег никто не даст. Тут хоть бы на перчатки выделили, а ты говоришь - шуба! Самим как-то придется… Может, в вещдоках что-нибудь подходящее есть?
- Ага, с восемью дырками от автоматной очереди.
- Тебе что ни предложи, все не так! И чем тебе камышевская шуба плоха?
- Во-первых, Камышева ее не даст, или я плохо Машку знаю. Во-вторых, это все-таки козлик, причем козлик не новый. Старый козел, одним словом. А в-третьих, вы посмотрите на Катерину, а потом пойдите и посмотрите на Камышеву. Сравнили: слона и… трепетную лань!
Трепетная лань подала голос:
- Ушить немножко можно, Игорь Анатольич.
- Ушивать она уж точно не даст. - Банников покачал головой. - Или даст? Может, Игорек, на разведку сходишь? А вдруг у нее сегодня настроение хорошее?
- У нее всегда настроение хорошее, - заверил Лысенко. - Ну что ж, сходить-то можно. Кать, дашь из своего букета цветочек?
Марья Васильевна Камышева сегодня и впрямь была в прекрасном расположении духа. Их отдел тоже уже успел и выпить, и закусить в честь праздника. Правда, у них преобладали как раз женщины, так что приход мужчин, да еще с цветочком и шоколадкой, был встречен взрывом энтузиазма. Марья Васильевна как раз демонстрировала сослуживцам подарок мужа - мобильный телефон, кокетливо висящий у нее на фирменном шнурке посреди роскошного бюста.
- И такой маленький! И, чтобы не замерз, в мороз его можно прямо в декольте прятать!
- В твое декольте, Машунь, можно полевую рацию спрятать, - галантно заметил Лысенко, протягивая Камышевой шоколадку и красный тюльпан. - Действительно, замечательно входит. Теперь покажи, как выходит. О! Ничего себе! Да, совсем забыл, зачем шел. Умеете вы, Марья Васильна, ошеломить, так сказать. С праздничком! Можно поцеловать в щечку?
- Лысенко, ты с чего это такой любезный? Или опять нужно чего без очереди?
- Мы просто поздравить тебя пришли, Маш, правда. - Банников протиснулся вперед. - Ручку поцеловать, поблагодарить за все, что ты для нас сделала…
- Это точно! - Лысенко куртуазно взял Машину отнюдь не маленькую ручку и поднес к губам. - А духи! Просто сказка! Мария, ты дивная женщина! С праздником!
Камышева растаяла.
- У вас что, своих баб нет, что вы к нам приперлись, - нежно проворковала она. - А, у вас Скрипковская, - вспомнила она. - Рыжая такая. И что вы ей подарили?
- Мобильник вот Игореша классный где-то достал…
Лысенко легонько пнул друга ногой.
- А, старье. Конфискат. До твоего, Машунь, как до Киева рачки. У тебя обалденный. Со вкусом, со вкусом вещь. И тебе к лицу очень. К глазам. То есть, я хотел сказать, к губной помаде.
Телефон действительно был ярко-красный, с легким металлическим отливом.
- Может, шубу наденешь? - предложил Лысенко. - Хочется глянуть, как он с шубой.
- Так его под шубой не видно будет, - недоуменно пожала мощными плечами Камышева.
- Ты надень, Маш, - уговаривал капитан, увлекая ее к вешалке, на которой виднелась знаменитая шуба. - Надень. Две красивые вещи - это не одна красивая вещь. Представляешь, идешь ты по Сумской, шуба распахнута, мех на солнце играет, а на груди - еще и телефон. А грудь… - Лысенко прикрыл глаза, как бы в ослеплении от неземной камышевской красоты.
- Ну как? - осведомился он у стоящего позади Банникова. - Как, Коль?
- Ничего, - сдержанно ответил Банников. - По-моему, неплохо.
- Чего неплохо? - повернулась к нему фасадом Камышева.
- Говорит, что сзади вообще отпад. Фигурка - закачаешься. Маш, а ты нам шубку на полчасика не одолжишь?
- Это зачем еще? - насторожилась Камышева.
- Да Бармалей своей жене шубу купить хочет, так мы ему покажем, какая у тебя шуба классная. И пошита хорошо…
- И сидит замечательно, - подхватил Банников.
- Так формы какие! Фемина! Нимфа! - Лысенко поцеловал кончики пальцев. - Дай, Маш. Мы тебе сейчас же вернем в целости, так сказать, и сохранности. И пирожком угостим.
- Пирожком я тебя сегодня и сама угощу. У нас девки полный стол пирожков нанесли…
- Ну, тогда конфеткой.
- Ой, Лысенко, да бери так, без конфетки. Только чтоб через полчаса принес. А то знаю я тебя, домой соберешься - и иди голая.
- Если ты голая идти соберешься, то только свистни. Такого ни в одном стриптизе не увидишь. Маш, я ж в лучшем смысле… Памела Андерсон отдыхает…
- Язык что помело, - нежно произнесла Камышева, сбрасывая шубу на подставленные руки.
- Да, - горестно констатировал капитан через десять минут. - Дерьмовая шубейка. Никуда не годится. Тут вот вообще лысая. Рукав пришит криво. Подкладка вся уже полезла…
- А по-моему, вполне ничего, - сказал Шатлыгин. - Издали так вообще хорошо. - Он отошел в самый конец комнаты и оттуда созерцал камышевскую шубу. - Ну-ка, Катюш, повернись!
Лейтенант Скрипковская покорно, как первоклассница на примерке школьной формы, повернулась.
- Нет, никуда не годится, - вынес вердикт Банников. - Плечи не на месте, рукава висят, спереди тоже все черт знает как…
- А зеркала нет? - жалобно спросила Катя. - Я же себя не вижу.
- Вот и хорошо, что не видишь, - утешил Лысенко. - Такого лучше и не видеть. Подол по полу волочится, плечи на локти сползли, а там, где у Камышевой грудь… Чтобы эта доха хоть как-то на Катерине сидела, ее всю надо распороть и перекроить. После чего Камышева найдет киллера - и конец моей молодой жизни. А поскольку денег у Камышевой на приличную вещь нет, то и на хорошего киллера тоже не найдется. И буду я умирать долго и мучительно. Или останусь инвалидом. Впрочем, она меня сама инвалидом сделает. Безо всякого киллера. Снимай!
- Ничего, Кать, снимай. У меня идея получше, - сообщил Банников. - Сейчас переговорю кое с кем, - загадочно произнес он, - и, я думаю, шуба будет. И не только шуба, но и дельный совет…
* * *
- …и не только шуба! Что ты думаешь, Коля, какая-то там шуба враз все изменит? Не-ет, дорогой мой, так не бывает. Нужно все менять, от нижнего белья до макияжа! До выражения лица и, извини меня, до жеста, которым она будет прикуривать сигарету!
- Я не курю, - тоненьким голоском пропищала Катя.
- Очень плохо! Такая женщина просто обязана курить. Если уж лепить образ, то с начала и до конца. Нельзя делать что-либо наполовину! А уж тем более ограничиваться деталями. Ну что толку, что мы просто напялим на Катеньку шубу? Ничего ведь не изменится.
- Как что толку? Да ты гляди, Наташ, уже и сейчас совсем другая девушка получилась!
Катя Скрипковская, огорченная тем, что ей, видимо, придется научиться курить, стояла посреди комнаты в действительно роскошной шубе. Даже она, не искушенная в мехах, понимала, что эта шуба - невесомая, сшитая в виде длинного английского пальто с капюшоном и большими накладными карманами - ни в какое сравнение не идет с тем, что надевали на нее днем.
- А что это? - спросила она, украдкой поглаживая подбородком нежный мех.
- Стриженая норка, - отрывисто бросила женщина, еще не остыв от спора.
- А с виду и не поймешь, - изрек Банников. - То ли мех, то ли бархат, то ли кошка…
- Много ты понимаешь в кошках. - Лысенко, вальяжно развалившийся в кресле, с видом знатока разглядывал шубу. - В этом-то весь шик. Знающий человек, как я, например, с одного взгляда разберется, норка это или кошка. И, пардон, сколько это чудо стоит, Наташенька?
- Что?! - Лысенко выпучил глаза. - Это в долларах? Или в гривнах?
- В английских фунтах.
- Ничего себе! - Капитан даже присвистнул и приподнялся в кресле. - Фунт - это ж полтора доллара!.. на полтора… о-о-о!
Катя осторожно, как стеклянную, сняла с себя бесценную норку и пристроила ее на ручку кресла.
- Николай Андреич, - шепотом позвала она, - а если мы ее испортим?
- Катенька, - веско сказала Наталья Антипенко, парикмахер-модельер экстра-класса, бывшая одноклассница Николая Банникова, а теперь владелица сети престижных косметических салонов, сауны, бассейна и прочая, прочая, прочая и, кроме всего, еще и женщина с большим вкусом. - Катенька! Я Кольке по гроб жизни обязана. Он мне самое дорогое вернул, что у меня только в жизни есть… Ладно, пустой треп. И если вдруг раз в сто лет он является и говорит, что нужно помочь, то я все сделаю, и даже то, чего он не хочет и от меня не требует. Вот так. А шуба - что шуба! Шуба - тьфу. Сегодня есть, а завтра моль съела или Гринпис краской облил. Тем более что эта мне не нравится. И велика, и цвет совершенно не мой. Год уже висит, не ношу. Вон, даже бирка магазинная. Можешь посмотреть, Лысенко, а то от любопытства скоро задымишься. Антошка в Лондоне без меня купил - польстился, что распродажа.
- Я не понял, это что - вообще дешевка? - протянул Лысенко, сделав обиженную мину. - Не-е-т, граждане, так не пойдет, нам уцененки всякой не надо. Нам шуба нужна дорогая, хорошая…
- Привет, Коля! - В комнату не спеша вошел сам хозяин дома. - Привет, Игорек! - Он за руку поздоровался с мужчинами. - Здравствуйте, девушка. - Галантно поцеловав ручку Кате, он представился: - Антон Борисыч!
- Катя! - зарделась Катерина.
- Очень приятно! Наташка вам что, шубу нелюбимую спихнуть хочет? За полцены? Не любит она моих подарков, ох, не любит! - Он завертел крупной круглой головой.
- Антоша! - состроила милую гримаску жена. - Во-первых, она мне большая…
- Щас, большая стала! - хмыкнул Антон Антипенко. - Если б ты не худела все время, как дура, на своих диетах! Стоит только мне за дверь, как она жрать перестает! А в последний раз - так вообще! Насколько ты похудела? На двенадцать?
- На тринадцать, - с гордостью ответила Наталья Антипенко. - Два размера.
- Ну и дура. Здоровье свое гробишь. За писюшками восемнадцатилетними угнаться хочешь? Чтоб в гробу красивей всех лежать? Что ты только с собой сделала…
- Антоша!